Ткань кровати уже превратилась в пепел, когда сэра Гарри положили на нее.— Да, правда, — Гарднер сделал нетерпеливый жест рукой. — Значит, речь идет о пятидесяти минутах — часе, как минимум.— Точно. Этот убийца или убийцы не спешили.— Решено, — сказал Гарднер, кивая.Он все еще был одет как турист с Дикого Запада. Зеленая с коричневым ковбойка, короткий галстук и твидовые штаны нелепо выглядели на фоне белого песчаного пляжа и огромного голубовато-зеленого океана.— Да, и потом я не думаю, что они сожгли кровать, облив ее керосином или бензином, — сказал я, подхватывая пепельницу и унося ее в номер. — Может, чем-нибудь на спиртовой основе.— А почему, Нат?В ванной я включил воду и подставил под струю тлеющие угольки.— Вы когда-нибудь видели, как горит бензин, Эрл? Если бы ту кровать облили бензином, пламя было бы восемь-девять футов высотой.Гарднер щелкнул пальцами.— И потолок в спальне был бы черен, как в аду.Я тщательно промывал пепельницу.— Или весь проклятый дом сгорел бы до последнего бревна. О'кей, на чьей машине поедем — де Мариньи или «Хирста»?— Позвольте «четвертой власти» подвезти вас.— Ну, не знаю, — сказал я, но все-таки решил предоставить руль Гарднеру, а самому следить на этот раз за временем. Но вначале нам надо было добраться до места старта нашего эксперимента, — дома де Мариньи на Виктория-стрит. Штурманом был я, указывая Гарднеру дорогу.На стоянке перед отелем мы увидели «Линкольн».— Похоже, Нэнси уже дома, — прокомментировал я.— Может, зайдем поздороваться?— Многого хотите, — сказал я, зная, что Гарднер захочет взять у нее интервью. — Поехали, пресса.Когда арендуемый Гарднером «Форд» свернул с Виктория-стрит на оживленную Бэй-стрит, я засек время.— Де Мариньи вместе с женами пилотов выехал из дома около часа ночи, — сказал я. — Граф говорит, что, высадив их у «Хаббардз», он возвращался домой тем же маршрутом, через Бэй-стрит. Приехав назад, де Мариньи отогнал свою вторую машину, «Шевроле», с дорожки на газон, чтобы поставить «Линкольн» в гараж. Потом он поднялся наверх, в комнаты над гаражом, постучал и поговорил со своим другом, Джорджем де Висделу, предлагая отвезти шестнадцатилетнюю мисс Бетти Робертс, с которой у того было свидание, домой.— Шестнадцатилетнюю?— Да, очаровательную блондинку, круче мисс Америки.Гарднер поглядел на меня, нахмурившись. Сейчас мы медленно ехали по Бэй-стрит вслед за лошадью, везущей повозку с неумолкающим колокольчиком.— И кто этот де Висделу?— Второй маврикиец... кузен де Мариньи, любимчик женщин — жиголо без видимых средств к существованию, хотя он, вроде, из богатой семьи — у них сахарная плантация или что-то в этом роде. Называет себя «маркиз» и, в отличие от нашего друга Фредди, не стесняется пользоваться своим титулом. Хиггс сказал мне, что у маркиза, графа и первой мисс де Мариньи была пресловутая «жизнь втроем» в конце концов разрушившая брак, но не дружбу между мужчинами.— Как по-европейски, — сказал Гарднер с таким выражением лица, будто хотел выплюнуть что-то кислое.— Так вот, потом де Мариньи спустился назад к дорожке, поднялся на крыльцо, вошел в дом и «придавил подушку».— А его слуги все еще были в доме?— Да, и они подтверждают его версию, — сказал я.— Они постоянно живут в этом доме?— Нет, они задержались тогда, убирая после вечеринки. Они ушли около двух часов ночи. А в три часа собака, принадлежащая де Мариньи, и кошка де Висделу подрались друг с другом, кошка прыгнула на кровать Фредди и разбудила его. А вскоре он услышал, как де Висделу заводит «Шевроле», чтобы отвезти свою подружку домой.— Шестнадцатилетних блондинок обязательно нужно отвозить домой до рассвета, — иронически сказал Гарднер.— Естественно, иначе их предки забеспокоятся. Ну вот, де Висделу вернулся через пятнадцать минут, запарковал машину на дорожке, и Фредди крикнул ему зайти и забрать свою чертову кошку.Повозка свернула на Роусон-сквер, и мы наконец набрали скорость. Гарднер задумался.— Каково приблизительно время смерти Оукса?— Баркер и Мелчен говорят, между часом тридцатью и тремя тридцатью утра.Мы оба помолчали. Значит, в час тридцать или, самое позднее, час сорок Фредди видели его слуги на Виктория-стрит и де Висделу разговаривал с ним.Скоро впереди показались резные черные ворота «Вестбурна». Сегодня около них уже не было полицейских: по-видимому, все «ненужные» улики уже были уничтожены.— Тринадцать минут, — сказал я.— Умножьте это на два, — сказал Гарднер, нажимая на тормоз и останавливая машину перед воротами. — И вы получите двадцать шесть минут: время на поездку туда — обратно.— И погода сейчас отличная. В ту ночь был настоящий потоп.— Да, но тогда не было всех этих повозок и тележек с губками, — сказал Гарднер, перекрывая гул взревевшего двигателя. — Черт, Геллер, вы же ехали здесь той же ночью, в то же время, — сколько времени заняла у вас дорога?— Не обратил внимания, — сказал я. — Думаю, полчаса — в оба конца.— Значит, у Фредди просто не было времени убить Оукса, поджечь кровать, раскидать перья и вовремя вернуться домой.— И близко не было. Не хватает, по меньшей мере, десяти минут. А то и больше.Гарднер дал задний ход, развернулся, выехал на Вест-Бэй-стрит, и мы направились обратно в город.— Но у него было время с двух часов, когда ушли слуги, до трех часов ночи, когда его приятель повез свою Ширли Темпл домой.Я покачал головой.— Де Висделу и его девушка не спали. Разве Фредди мог рисковать, зная, что де Висделу может услышать, как он уезжает или подъезжает к дому?— Может и так, — сказал Гарднер, изумленно вскинув брови. — А, может, он рассчитывал, что его друг в это время был слишком занят с девушкой?!Я засмеялся.— Да, но ведь он не знал, когда Джорджу надоест его блондинка, и ему захочется отвезти ее домой.— Я так понимаю, Нат, вы хотите сказать, что кузен Джорджи наверняка бы заметил, что «Линкольн» исчез? Конечно, если бы де Висделу вспомнил об этом, Фредди мог бы и соврать, сказав, что «Линкольн» просто был в гараже.— Тоже верно. Но, все равно, это чертовски рискованно. Как Фредди мог быть уверен, что не встретит де Висделу по дороге, неважно, возвращаясь или уезжая?Гарднер кивнул.— Кроме того, езда в «Вестбурн» заняла бы полчаса, плюс само убийство — еще минимум 50 минут.— Это очень натянутая цифра, но пусть даже так, всего получается час двадцать, а у Фредди просто не было столько времени, чтобы проделать все это.— А что, если время смерти определили неверно? Что, если парень сделал это после того, как де Висделу отвез свою подружку и вернулся домой?Я подумал об этом, а потом сказал:— Это было примерно в три пятнадцать, «Линкольн» стоял в гараже, так что Фредди пришлось бы отогнать «Шевроле» или воспользоваться им. Весь вопрос в том, оставил ли де Висделу ключи в салоне или еще где-то, откуда Фредди мог незаметно их взять? Или у него были свои ключи?— Как бы то ни было, — сказал Гарднер. — Многое зависит от показаний этого кузена де Мариньи. Я надеюсь, этот жиголо станет нашим свидетелем.Я мог его понять. Мне самому нужно было поговорить с маркизом, который после ареста де Мариньи съехал с Виктория-авеню и переехал в меблированные комнаты над баром Грязного Дика на Бэй-стрит — место, где всегда было полно туристов и завсегдатаев. Попасть в жилище маркиза можно было только по деревянной лестнице в узком, пахнущем нечистотами проходе между баром и соседней пивной.Я постучал в деревянную, когда-то белую, облупившуюся дверь. Гарднер стоял позади меня на небольшой площадке. Он пообещал не записывать ничего из того, что услышит, и я ему верил.— Там кто-то есть, — сказал писатель. — Слышите, внутри разговаривают?Тут я тоже услышал приглушенные голоса. Я постучал опять, и от двери отлетело несколько кусочков краски.Звуки внутри прекратились, но по-прежнему никто не открывал.Наконец, с третьего захода, дверь распахнулась. На меня с негодованием смотрел одутловатый, с нездоровой бледностью в лице, смазливый маркиз де Висделу. Его темные глаза метали молнии. У него были густые брови, слабый подбородок, завитые черные волосы. Он был одет в белую шелковую рубашку с расстегнутым воротником и темные брюки. В белой, изнеженной руке он держал большой стакан. По-моему, виски со льдом.Его маленькие кларк-гейбловские усы подергивались, когда он заговорил с французским акцентом, хотя и не таким сильным, как у де Мариньи:— Я не хочу, чтобы меня беспокоили. Пожалуйста, уходите.— Извините, но это важно, — сказал я. — Меня зовут Геллер, и я работаю на вашего кузена Фредди, чтобы помочь адвокату вытащить его.Почему-то это известие заставило де Висделу съежиться от страха. Он нервно заморгал, его длинные, почти женские ресницы задрожали. Он смотрел мимо меня, на Гарднера.— А это кто с вами?— Он помогает мне.— А. — Он поджал губы. — Хорошо. Я сделаю все для Фредди. Он повысил голос, как будто то, что он говорил, предназначалось не только нам. — Пожалуйста, заходите, джентльмены.Мы так и сделали, и оказались в изящно меблированной гостиной; здесь были вполне гармонировавшие друг с другом диван из орехового дерева с мохеровым пледом, мягкие стулья с цветастой обивкой, кофейный столик, восточный ковер, торшер. Над заполненным напитками мини-баром висела картина, изображающая багамское море. Сквозь открытое окно доносился шум Бэй-стрит и бриз развевал занавески над диваном.— Простите мне эту безвкусную обстановку, — сказал маркиз, обводя вокруг рукой. — Мне пришлось снять меблированную квартиру, а администрация здесь старается угождать только вкусам туристов.— Как это, должно быть, неприятно для вас, — сказал я.Он не обратил внимания на мой сарказм.— Садитесь, где пожелаете. Что-нибудь выпьете, джентльмены?— Обязательно, — сказал я. — Коктейль с кока-колой, если у вас найдется. Эрл?— Присоединяюсь, — сказал он.Де Висделу, снисходительно улыбаясь, подошел к бару и долил себе в стакан виски, а нам налил по бокалу «Бакарди» с кока-колой. Мы с Гарднером присели на стулья.Он подал нам бокалы, поднял свой стакан и, сказав что-то по-французски, сделал глоток. Мы поступили так же, только молча. Де Висделу сел на диван, где он мог откинуться на подушки. Он казался очень спокойным, но это была лишь видимость: небольшой тик бился в уголках его настороженных глаз.— Мне бы так хотелось помочь Фредди, — вздохнул он.Я взглянул на Гарднера, потом пристально посмотрел на маркиза.— Вы говорите это так, будто у вас есть какие-то сомнения.Он снова поджал свои ханжеские губы и сделал еще глоток.— Мне звонил мистер Хиггс. Я ему ничего не сказал, но собираюсь просить его не вызывать меня в качестве свидетеля защиты.— Почему это?— Я уже был в полиции и сделал заявление. Оно, как это по-английски?.. подтверждает показания Фредди, каждую деталь. Но свидетельствовать на суде, перед публикой... Да я лучше без шума уеду с этого острова, чем стану присягать на суде.Я наклонился вперед. Глаза Гарднера блестели из-под золотой оправы. Я понимал, как он корит себя за то, что согласился ничего не записывать.— В чем дело, де Висделу? Вы что, соврали в полиции, покрывая Фредди?Он отвел в сторону глаза. Казалось, он сейчас заплачет.— Какого черта вы сказали, что не будете присягать?Де Висделу шумно вздохнул; казалось, он смотрел в сторону, но его глаза беспокойно бегали по моему лицу.— Боюсь, в показаниях Фредди есть детали, которые... не совпадут с тем, что мне придется сказать.— Например?Он наклонился к кофейному столику и открыл серебряный портсигар; вынул сигарету, вставил ее в мундштук и зажег серебряной зажигалкой в форме лошадиной головы. Лошадиная задница.Он взмахнул зажженной сигаретой.— Та, с кем я провел тот вечер... молодая леди... отвез ее домой намного раньше, чем заявил Фредди. Мы с Гарднером переглянулись.— Насколько раньше? — спросил я.Он пожал плечами; ветер развевал его шелковую рубашку.— Сразу после вечеринки.— До или после того, как граф повез жен пилотов домой? — спросил я, надеясь подловить его.— После... сразу после этого. Мы уехали приблизительно в одно и то же время, но я вернулся намного раньше него, потому что... моя подруга живет... в нескольких минутах езды от Виктория-стрит.— В пятнадцати минутах, — сказал я.— Да, точно.— Значит, вы не уезжали около трех утра из дома, чтобы отвезти ее? И, раньше, Фредди не стучал в вашу дверь, чтобы предложить подвезти ее?Он улыбнулся, как будто был рад подтвердить хотя бы часть алиби своего друга.— Нет, он действительно постучал в мою дверь около часа тридцати... просто, чтобы пожелать мне «спокойной ночи».Лицо Гарднера исказилось в замешательстве, но, по-моему, я понимал, что происходит.— Вы ведь дворянин, не так ли, маркиз?— Я себя им не считаю, — сказал он с чуть заметной улыбкой, показывавшей, что конечно, черт возьми, он себя им считал.Он затянулся сигаретой.— И у вас, естественно, есть свой кодекс чести, сохранившийся со дней благородных рыцарей и прекрасных дам?Мой насмешливый тон наконец разозлил его: улыбка исчезла с его лица.— О чем вы говорите...— О том, что вы покрываете ту маленькую блондинку. Ей шестнадцать лет, и, наверное, у нее в городе родители, вот вы и не хотите под присягой объявлять всему миру, что вы сожительствовали.— Это самая возмутительная вещь, какую мне когда-либо говорили!Я усмехнулся.— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что я даже могу представить себе те возмутительные вещи, которые вы слышали, говорили и делали в вашем дурацком трусливом придуманном мирке.— Мне не нравится ваш грубый тон.— А мне не нравится ваше извращенное понятие о чести. Вы собираетесь подставить вашего кузена вашего лучшего друга; собираетесь затянуть чертову петлю на его шее, — и все для того, чтобы защитить «доброе имя» какой-то маленькой шлюшки?— Он прав, Джорджи, — раздался вдруг голос.Сладкий, уверенный женский голос.Мы обернулись: она стояла у двери в спальню, которая теперь была распахнута настежь. В руках она нежно держала черную с серым кошку.Бетти Робертс была хорошенькой девушкой со светлой кожей и длинными, ниспадающими на плечи льняными волосами, которые закрывали часть ее лица, в стиле Вероники Лэйн; шелковисто-гладкие, они касались у плеч ее голубой в белый горошек блузки, подчеркивавшей высокую грудь. Белая мини-юбка заканчивалась чуть выше колен; ее ноги смотрелись на миллион долларов.— А, — сказал де Висделу, — моя кошечка.Я посмотрел на Гарднера, а он — на меня. Если бы мы сейчас пили «Бакарди», то наверняка забрызгали бы друг друга, когда одновременно фыркнули.Маркиз поднялся, подошел к Бетти и погладил кошку.— Моя маленькая кошечка...Мы с Гарднером улыбнулись и тоже встали.— Я — Бетти Робертс, — сказала блондинка, передавая де Висделу кошку. Девушка уверенно шагнула к нам: ей было не больше шестнадцати лет, но у нее уже были манеры деловой двадцатипятилетней женщины. Бетти протянула мне руку, и я пожал ее.Я представился ей, как и Гарднер (писатель назвал лишь свою фамилию и тоже пожал ей руку), и сказал:— Это, должно быть, та самая кошка, которая разбудила тогда де Мариньи в три утра.— Ага, — улыбнулась она. — Джорджи! Давай присядем и поговорим начистоту.Де Висделу подошел к нам, лаская кошку, и присел на диван, рядом с этой улыбчивой девушкой. Она подогнула свою юбку так, чтобы мы могли оценить ее ноги. Потом посмотрела прямо на меня своими детскими голубыми глазами.— Вы должны извинить Джорджи. У него несколько старомодные понятия. Поверьте, это не я подговорила его на такую глупость.— Но, дорогая, — сказал он. — Скандал в свете...— Не будь ослом, Джорджи, — девушка улыбнулась мне; у нее был большой рот и ярко-красная помада на губах. — Я живу с мамой, мистер Геллер, и она не всегда одобряет мои поступки... но это — ее проблема.— У вас интересный взгляд на вещи, мисс Робертс.Бетти откинула голову назад, и ее светлые волосы заколыхались.— Мне плевать, что люди подумают обо мне. Не безразлично только то, что думаю о себе я. Может, мне еще и нет двадцати одного года, но я — белая, свободная девушка и могу полностью обеспечить себя сама.— Она — кассир в кинотеатре «Савой», — несмело сказал де Висделу.— Не волнуйтесь насчет того, что Джорджи скажет на свидетельском месте, — продолжала она. — И передайте мистеру Хиггсу, что мы оба — Джорджи и я — хотим и готовы стать свидетелями защиты. Каждое слово в показаниях Фредди — это правда, и мы можем подтвердить это.— Очень рад это слышать, — сказал я.Маркиз смотрел на нее со страстью и восхищением.— Ты — милый ребенок, Бетти.Почему-то я сомневался, кто в их отношениях был ребенком.Де Висделу передал Бетти кошку; она стала ласково гладить ее, и та замурлыкала.— Мисс Робертс права, — сказал он, выдвинув вперед свою слабую нижнюю челюсть. — Как бы высоко я ни ценил ее доброе имя, я не могу подвергнуть жизнь моего кузена опасности.— Отлично, — сказал я. — Я передам это Хиггсу. И спасибо за «Бакарди».Я поднялся, то же сделал Гарднер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40