– По сравнению с его долгами мои просто пустяк, и к тому нее я заставляла раскошеливаться нашу дорогую мамочку. Здесь же для нашего фамильного состояния, кажется, наступили тяжелые времена.
– Он по-прежнему настаивает, чтобы ты была повнимательнее к полковнику Веймоуту?
Мадлен знала, что брат Барбары подталкивает ее в направлении самого подходящего холостяка в Саванне.
– Виконт Лейсестер каждое утро поет мне дифирамбы. Бог мой, мне больше нет нужды слушать заутрени в церкви, – смущенно сказала Барбара. – Полагаю, с практической точки зрения мы бы прекрасно подошли друг другу. Он богат, скоро продаст свой патент и возвращается в Лондон, где сотни девушек из знатных семейств будут, без сомнения, из кожи вон лезть, чтобы заполучить его. Он в самом деле находит меня восхитительной.
– И если ты выйдешь за него замуж, решится проблема с долгами Монти?
Мадлен видела ответ на гордом, прекрасном лице Барбары. Какую боль, должно быть, доставляет ей слабость брата.
– Я этого, конечно, не сделаю. Я хорошо видела, к чему привел брак моих родителей. Ах, какая выгодная партия! Он соответствовал всем требованиям – политическим, экономическим и общественным… Они ненавидели друг друга.
Мадлен почувствовала, как боль железным обручем сжала ей сердце. Ей слишком хорошо было известно, к какой ненависти и страданию может привести брак по расчету. Она ласково похлопала сжатые кулаки Барбары.
– Тебе не обязательно выходить замуж за Веймоута, Барбара.
Внезапно Барбара поняла, что говорит Мадлен, и осознала свой ужасный эгоизм.
– Ради бога, прости меня, мой друг. Я заговорила о вещах, давно погребенных в моем прошлом, и причинила тебе боль. Давай-ка забудем обо всех неприятностях на этот вечер и немного поиграем в вист.
Глаза ее весело заблестели, когда она подвела Мадлен к карточному столику, расположенному в другом конце комнаты.
– Мы будем играть на булавки. Между прочим, эти карты прибыли прямо из Англии, и за них не было заплачено ни пенса пошлины!
Они начали играть, смеясь и болтая о всяких пустяках, и Барбара скоро выиграла у Мадлен двенадцать очков, поскольку та была новичком в игре.
Наконец Мадлен набралась смелости и сказала:
– Я бы очень хотела отослать письмо моему мужу, Барбара. Я попыталась использовать связи, которые имею с его друзьями – мятежниками. Никто не доверяет мне.
– Ты хочешь сообщить ему о ребенке? – сочувственно спросила Барбара.
– Да… но более того я хочу узнать, что он жив и здоров.
Барбара задумалась, а Мадлен в это время, наконец, выиграла очко.
– Монти регулярно принимает здесь офицеров и чиновников. Я очень многое слышу. Дай-ка мне сообразить, какая информация может помочь тебе отправить записку Квинтину Блэкхорну, где бы он ни находился.
Апрель 1781 года
Внутренние районы Джорджии
Девон Блэкхорн устал от войны, устал от вони и крови, устал от бессмысленных жертв, когда народ раздирает себя, словно бешеный зверь, который в муках вырывает свои внутренности. Он пнул ногой холодный пепел хижины и выругался.
Мак-Гилви побывал здесь. Среди обгоревших руин того, что когда-то было аккуратной и процветающей фермой, лежали изуродованные тела мужчины, его жены и троих детей. Они были убиты за их скот и несколько бушелей сухой кукурузы. Конечно, налетчики вовсю поиздевались над женщиной и двумя ее дочерьми, так что смерть показалась тем избавлением.
Девон вспомнил, как тот пытался сделать это же с Барбарой, и кровь застыла у него в жилах. «А сейчас этот ублюдок совершает налеты совсем рядом с Саванной». Он должен – посадить ренегата на мель, прежде чем тот узнает, что светловолосая женщина Девона живет в городе. Одному богу известно, что подонок сделает, если снова доберется до нее. Известно, что Мак-Гилви часто бывает в саваннском порту, так что это временное назначение Девона в город было, в конце концов, не так уж плохо. Конечно, возможная встреча с Барбарой будет очень болезненной, но зато он сможет спасти ей жизнь.
Судя по тому, как сейчас развиваются события, она, вероятно, скоро вернется в Англию со своим братом. Военная стратегия лорда Жермена не давала положительных результатов. Роялисты, желающие воевать с мятежниками, не пополняли действующей британской армии. Многие колонисты сохраняли нейтралитет, в то время как другие яростно боролись за свою независимость.
Леса, болота и реки, пересекающие южные колонии, были хорошо известны партизанам, которые могли совершать набеги на чересчур растянутые британские линии и снова укрываться среди дикой местности, сжигая за собой мосты и паромы. Люди, подобные Пикенсу и Кларку, стали бичом Джорджии, а Марион и его новый товарищ по оружию неуловимый Чарлз Ли разбивали в Каролине один плацдарм за другим.
Тактический гений маленького гугенота великолепно сочетался с дерзкими кавалерийскими набегами Ли. Даже такой мастер кровавой бойни, как Банастр Тарлетон, который окрестил Мариона Болотной Лисицей, был не в состоянии поймать его.
– Даже если мы проиграем эту проклятую войну, Мак-Гилви я все равно не упущу. Он заплатит за все свои преступления, – поклялся Девон, делая знак своим людям садиться на лошадей и продолжать путь. Рано или поздно, но он убьет Мак-Гилви.
Колокол громко трезвонил в центре Эллис-Сквер, возвещая об открытии рынка. Оглядывая толпящихся, суетящихся людей и изобилие товаров, Мадлен не могла не удивиться, как мало это место было затронуто войной. Корабли из Лондона по-прежнему разгружались в устье реки, снабжая город, окруженный мародерствующими бандами мятежников, всевозможными предметами роскоши. Партизаны немного ограничивали приток сырья и продуктов в Саванну, но все же большинство фермеров и купцов были больше заинтересованы в прибыли, чем в политике. Они привозили свежие овощи и скот вместе с выделанными шкурами и теплым мехом в обмен на импортные товары, начиная с железной кухонной утвари и кончая соленой селедкой. Проходя между деревянными прилавками, заваленными горами дорогих лисьих и бобровых шкур, корзинами со свежий репой, фасолью и оленьими окороками, висящими в прохладном воздухе, Мадлен оглядывала толпящихся людей в поисках знакомой крупной фигуры Полли в ярко-красных юбках и накрахмаленном белом чепце. Они встречались на рынке, ибо это было удобное место, где Полли регулярно закупала провизию для таверны. В первый раз в ноябре, когда Мадлен случайно наткнулась на женщину, Полли разговаривала с ней довольно прохладно, но после того как Мадлен, рискуя вызвать ярость Роберта, приехала в «Лебедь», чтобы уверить свою подругу в том, что она невиновна в предательстве Квинта, Полли поверила ей.
Вскоре через Барбару Мадлен узнала о связях Полли с мятежниками. Она поспешила сообщить Полли, что британцы следят за ее таверной, но, как выяснилось, Полли Блор уже знала об этом и была действительно преданной патриоткой. Сейчас, когда на счету партизан было уже так много побед, Полли больше не скрывала, на чьей она стороне, выражая открытое сожаление по поводу того, что больше не может прятать беглецов-мятежников. Однако она проказливо добавляла, что, поскольку для британских патрулей с каждым днем становилось все рискованней отъезжать так далеко от Саванны, ее услуги в этом отношении уже не так необходимы.
Чувства Полли были понятны Мадлен больше, чем что-либо другое в этой грязной гражданской войне. Обе женщины молили бога о том, чтобы получить известие, что Квинт жив и здоров. До сих пор не было ничего, но вчера Полли прислала ей зашифрованную записку, что получила о нем какую-то информацию. Мадлен должна была встретиться с ней на обычном месте, в лавке мясника, принадлежащей зальцбургскому колонисту, где Полли покупала великолепную копченую колбасу для своей таверны.
– Ну, вот и ты, дорогуша! И выглядишь прекрасно. – Полли сердечно обняла Мадлен, затем окинула взглядом ее сильно округлившийся живот. – Вижу, что эти травяной чай и пирог сделали свое дело.
– Если ты имела в виду расстройство желудка и желание раскормить меня до немыслимых размеров, то да, – весело ответила Мадлен. – Я чувствую себя, как огромная, неуклюжая свиноматка.
Изысканно одетая жена британского офицера, в сопровождении слуг проходящая мимо, презрительно посмотрела на беременную женщину, которая посмела появиться на людях.
– Ты выглядишь здоровой будущей мамашей. Побольше двигайся и не позволяй никакому дураку убедить тебя оставаться в постели.
– Доктор Уизерспун не дурак, и он согласен с тобой. А теперь, Полли, скорее расскажи, что ты узнала об отце моего ребенка.
Мадлен затаила дыхание, когда Полли запустила руку в карман своего передника. Лицо женщины было угрюмым, но ее слова сразу же успокоили Мадлен.
– Этот молодой шельмец жив и здоров. Насколько можно быть здоровым в тех проклятых болотах. Ему, наконец, удалось переслать мне письмо. Кажется, Соломон Торрес вернулся к своей работе связного, теперь уже не такой опасной, – бурчала она себе под нос, в то время как Мадлен уже сжимала в руках письмо.
Она почувствовала, что горячие слезы жгут ее. Он написал Полли, но не ей. Не жене, которая, он был уверен, предала его. Она сжимала письмо, боясь обнаружить там какие-нибудь пренебрежительные слова о себе.
Почувствовав ее страх, Полли похлопала ее по руке.
– Он не говорит почти ничего личного, просто рассказывает, как мы, патриоты, поддаем жару вам, роялистам. Но поскольку старик Корни понес такие потери в округе Гилфорд, что вынужден был убраться назад в Виргинию, то, держу пари, ты уже знаешь об этом.
Мадлен выдавила неуверенную улыбку.
– Да, ты права. Все, о чем брат Барбары и его люди могут говорить, это что генерал Корнуоллис планирует предпринять дальше.
Полли обняла ее и подмигнула:
– Если случайно выяснишь, непременно дай мне знать! А теперь отправляйся и читай о своем муженьке.
Мадлен на мгновение заколебалась, затем сказала:
– Ты упоминала о мистере Торресе… Как ты думаешь, не мог бы он передать письмо от меня Квинту? Я хочу, чтобы он знал о ребенке.
Полли задумчиво потерла свой мясистый подбородок.
– Не знаю, удастся ли ему. Это не первое письмо Квинта, но первое, которое дошло до меня. Но ты напиши, а я посмотрю, что могу сделать.
– О, Полли, думаешь, он когда-нибудь поверит в меня снова? Когда-нибудь полюбит меня?
– Когда на свет появляется плоть от плоти его, мужчина обычно меняется.
– Если только он верит, что это его ребенок, – горько сказала Мадлен.
Полли взяла Мадлен под руку и повела вдоль прилавков сквозь толпу людей.
– Нам нужно сесть и поговорить. Я знаю одно место.
Место оказалась маленькой свечной лавкой, расположенной напротив Эллис-Сквер. Владельцем был некий мистер Брустер, давний завсегдатай заведения Полли. Он ввел их в маленькую гостиную, скромная обстановка которой состояла лишь из деревянной кушетки на шести ножках и двух мягких стульев с высокими спинками, а в воздухе стоял тяжелый пряный запах лавровых ягод. Хозяин поинтересовался, не хотят ли они чего-нибудь выпить.
– Это было бы замечательно, Этан. И, кроме того, было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты принес лишний кусочек сахара для кофе молодой мамы.
Когда они остались одни, Полли помешала свой кофе и посмотрела на Мадлен.
– Я никогда никому этого не говорила, дорогая, но после всего, что ты перенесла, полагаю, ты имеешь право знать. В общем, Квинт и старый Роберт…
– Что мой муж не сын Роберта? Да, он рассказал мне, но велел не говорить об этом ни единой живой душе. Просто он выплеснул это мне в порыве ярости наутро после нашей свадебной ночи.
– Он не знает, что рассказал мне. Он был пьян до беспамятства. Тогда ему было всего шестнадцать, и он ужасно страдал. – Полли покачала головой, затем остановилась, чтобы взять себя в руки. – Этот старик – настоящий дьявол, черт меня побери, если это не так. Квинт говорил совершенно бессвязно о том, каким одиноким он рос в том огромном доме на плантации.
– С окружавшей его горечью и злобой Роберта, – добавила Мадлен.
– Ты не можешь представить даже половины этого. Я хочу, чтобы ты поняла, почему Квинт не может доверять тебе, не может доверять ни одной женщине, и меньше всего той, которая запала ему в душу так, как ты. Роберт ужасно печалился о своей английской леди, но ее измена доводила его чуть не до безумия. Он не позволял Квинту даже произносить вслух ее имя или расспрашивать кого-то о своей матери. Он убрал из дома все ее вещи и запер их в мансарде, хотя у него не хватило духу избавиться от них.
– Но почему, Полли? Почему она так ужасно поступила?
Полли беспомощно развела покрасневшими от работы руками.
– Я только знаю, что она оставила своего ребенка сносить наказание за ее грехи – и старый Роберт преуспел в этом, видит бог. Как-то поймал мальчика в мансарде, где держал ее вещи, когда Квинту было всего семь лет. Ты же знаешь, как дети бывают любопытны, особенно если им что-то запрещают делать. Так вот, он бил мальчишку кнутом – одним из тех, которыми надсмотрщики бьют рабов на плантации.
Мадлен содрогнулась от отвращения.
– Как мог он быть таким монстром? Квинт не похож на нее? Неужели он не напоминал ему ее?
– Нет, насколько я знаю, леди Анна была похожа на твою подругу, леди Барбару, ее племянницу – белокурая, голубоглазая и светлокожая. Побои Квинт бы перенес. Даже тогда он был крепким малым. Нет, то, что Роберт сказал, ранило куда больнее. Назвал мать Квинта грязной шлюхой, а ее сына мерзким ублюдком, недостойным носить имя Блэкхорна, даже если он щенок Аластера.
– Он сказал это семилетнему ребенку?
– Объяснил все об отвратительных фактах жизни так, что нельзя было не понять. Именно тогда Квинт убежал к своему дяде Аластеру. К тому времени у Аластера уже была жена-индианка, и он оставил свою плантацию. Он отправился с ней на крикскую территорию. Квинт никогда не говорил, что Аластер рассказал ему. Возможно, у него не хватило смелости спросить, он ли его отец. Я не знаю. Он жил с ними почти год, а потом люди Роберта нашли его и связанного привезли обратно в Блэкхорн-Хилл. Роберт запер мальчика в одной из больших комнат на третьем этаже, там, где были свалены вещи госпожи. Держал его на хлебе и воде, ожидая, что мальчик станет умолять выпустить его.
– Но Квинт отказался, – сказала Мадлен. Слезы душили ее, когда она представила маленького черноволосого мальчика, одинокого и испуганного, избитого и умирающего с голоду, но не сдающегося.
– Да. Наконец, когда он едва не умер, старик сдался и привел доктора. Когда мальчик поправился, Роберт сообщил ему, что он его единственный наследник. Он унаследует Блэкхорн-Хилл и все, что построил Роберт, но если он кому-нибудь проболтается, что он незаконнорожденный, то Роберт отдаст все старшему сыну Аластера Эндрю.
– И Квинт не проговорился. Могу себе представить, как он возненавидел свою мать, виня ее за то, что Роберт сделал с ним. Ненависть Роберта ко всем женщинам распространилась и на него.
– Когда Квинт рос, старик использовал любой шанс, чтобы сломить его, устыдить, словно хотел, чтобы Квинт сдался и признал, что он недостаточно хорош для того, чтобы унаследовать Хилл.
– Неудивительно, что он так ревнует к Эндрю. Если бы он сломался от жесткостей Роберта, все его страдания оказались бы напрасными, и то, что принадлежит ему по праву рождения, перешло бы его кузену.
– Но он не сломался и не стал таким подлецом, как Роберт. Он хороший человек, Мадлен. Напуганный и одинокий, боящийся доверять – особенно тебе. Я наблюдала за ним с тех пор, как он привез тебя сюда. Ни одна женщина никогда не имела над ним такой власти.
– Серена Фаллоуфилд, кажется, великолепно имитировала возбуждение его страсти, когда я застала их вместе на балу у губернатора, – сдержанно сказала Мадлен.
Полли фыркнула.
– Он прекрасно знает, кто она есть, но вот она имела на него виды, это точно. Возможно, он использовал ее, чтобы возвести стену между вами. Никогда не думала об этом?
– Ну, что ж. Это сработало. Я пришла в ярость и обвинила его во всех смертных грехах в ту ночь. А на следующий день он был объявлен преступником в розыске и обвинил в этом меня.
– Ты прочтешь то, что он пишет о жизни на войне, а потом напишешь ему, что он скоро станет отцом. А уж я найду способ сделать так, чтобы письмо дошло до этого сорвиголовы, или мое имя не Полли Блор!
Мадлен читала письмо, которое ее муж прислал Полли. Оно было длинным, торопливо нацарапанным на оборванных листках, а строчки расплывались от пыли и сырости во время трудного пути из каролинских болот. Ужасные и опасные условия, в которых люди жили и сражались, пугали ее, особенно когда она догадалась, что он намеренно преуменьшает силу противника, чтобы успокоить страх Полли.
Квинтин служил под командованием знаменитого партизана-мятежника Фрэнсиса Мариона, Болотной Лисицы, которого все роялисты Юга проклинали за его безжалостную и успешную тактику набегов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44