Я уже давно подыскивал предлог, чтобы поскорее отделаться
от этого болтуна, но последние его слова меня заинтересовали.
Однако мне был хорошо известен строптивый нрав старого
греховодника; я знал, что стоит только проявить интерес к его
рассказу, как он замолчит, и поэтому спросил совершенно
равнодушным тоном:
- Наверно, опять браконьерство?
- Ха-ха! Нет, друг мой, тут дело гораздо серьезнее. А
что, если оно касается беглого каторжника?
Я так и вздрогнул:
- Вы знаете, где он прячется?
- Точного места, может быть, и не знаю, а навести полицию
на его след могу. Неужели вам не приходило в голову, что
изловить этого человека удастся лишь тогда, когда мы узнаем,
кто носит ему пищу, и проследим за ее доставкой?
Старик был настолько близок к истине, что мне стало не по
себе.
- Да, правильно, - сказал я. - Но почему вы думаете,
что каторжник все еще прячется на болотах?
- Потому что я собственными глазами видел того кто носит
ему еду.
У меня сжалось сердце при мысли о Бэрриморе. Если он
попадет во власть этого злобного, пронырливой старикашки, его
дело плохо. Но, услышав дальнейшее я вздохнул свободнее.
- Представьте себе, еду носит ребенок! - продолжал
Френкленд. - Я каждый день его вижу в подзорную трубу, которая
у меня на крыше. Он ходит одной и той же дорогой, в одно и то
же время. К кому? - спрашивается. Конечно, к каторжнику!
Вот она, удача, наконец-то! Но я даже виду не подал,
насколько это меня интересует. Ребенок! Бэрримор говорил, что
нашему неизвестному прислуживает какой-
то мальчишка. Значит, Френкленд напал на след этого
человека, а каторжник тут совершенно ни при чем. Если б я мог
выпытать у старика все, что ему известно, это избавило бы меня
от долгих и утомительных поисков. Но моими козырями в игре
по-прежнему оставались недоверие и полное равнодушие:
- А мне кажется, что это сын какого-нибудь здешнего
пастуха. Наверно, носит обед отцу.
Малейшее противоречие выбивало искры из властного старика.
Он злобно сверкнул на меня глазами и весь ощетинился, словно
разъяренная кошка.
- Вам так кажется, сэр? - И, протянув руку, он показал
на расстилавшиеся перед нами болота: - А тот гранитный столб
вы видите? Так! А невысокий холм позади него, с кустами
терновника? Это самое каменистое место на всех болотах. Что там
делать пастухам? Ваше предположение просто нелепо, сэр!
Я кротко согласился, что не учел этого обстоятельства. Моя
покорность понравилась Френкленду, и он пустился в дальнейшие
разглагольствования:
- Можете быть уверены, сэр, что я никогда не делаю
поспешных заключений. Я вижу этого мальчишку с узелком не
впервые. Каждый день, а то и два раза на дню он... постойте,
доктор Уотсон!.. Это обман зрения или же по склону вон того
холма что-то движется?
И действительно, я даже на расстоянии нескольких миль
разглядел на тускло-зеленом склоне маленькую темную точку.
- Пойдемте, сэр, пойдемте! - крикнул Френкленд, кидаясь
вверх по лестнице. - Вы увидите его собственными глазами!
На плоской крыше стояла укрепленная на треноге подзорная
труба весьма внушительных размеров. Френкленд припал к ней и
разразился восторженным воплем:
- Скорей, доктор Уотсон, скорей! Пока он не скрылся за
холмом!
В самом деле, вверх по склону медленно карабкался мальчик
с узелком за плечами. Вот он выбрался на гребень холма, и я
совершенно ясно увидел, как его нескладная фигурка, одетая в
отрепья, выступила на холодной синеве неба. Мальчик украдкой
огляделся по сторонам, видимо, проверяя, не следят ли за ним, и
скрылся за холмом.
- Ну что, прав я или нет?
- Действительно, мальчик, и, вероятно, у него есть
причины пробираться туда тайком.
- А что это за тайные причины, об этом догадался бы даже
полицейский констебль. Но я им ни единым словом не обмолвлюсь,
и вас, доктор Уотсон, тоже прошу - молчите. Понимаете? Ни
единого слова!
- Как вам будет угодно.
- Они пренебрегают мной самым возмутительным образом.
Когда все обстоятельства дела "Френкленд против полиции"
выплывут на свет божий, по стране пронесется волна негодования.
Нет, пусть не рассчитывают на мою помощь! Они бы палец о палец
не ударили, если б эти мерзавцы вздумали сжечь вместо чучела
меня самого... Как, вам пора уходить? Неужели вы не поможете
мне распить вот этот графин в честь такого радостного события?
Но я не поддался ни на какие мольбы, а когда старик
заявил, что хочет проводить меня домой, уговорил его отказаться
от этого намерения. Пока он мог видеть меня, я шел по дороге,
но потом к тому каменистому холму, за которым скрылся мальчик.
Все складывалось как нельзя лучше, и я поклялся мысленно,
что если мне не удастся воспользоваться счастливым случаем,
дарованным судьбой, то виной этому будет все что угодно, только
не отсутствие энергии и настойчивости с моей стороны.
Когда я взобрался на вершину, солнце уже садилось, и
пологие склоны холма с одного бока были золотисто-зеленые, с
другого - тонули в серой тени. Вдали, над самым горизонтом,
низко стлалась мглистая дымка, из которой проступали
фантастические очертания Лисьего столба. Кругом ни звука, ни
движения. Только какая-то большая серая птица - не то чайка,
не то кроншнеп - высоко парила в синем небе. Она и я - мы
были единственными живыми существами между огромным небосводом
и расстилающейся под ним пустыней. Голые просторы болот,
безлюдье, неразгаданная тайна и важность предстоящей мне задачи
- все это пронизало холодом мое сердце. Мальчугана нигде не
было видно. Но между холмами, у самых ног, ютились древние
каменные пещеры, и в середине их круга была одна, уцелевшие
своды которой могли служить защитой в непогоду. У меня забилось
сердце, когда я увидел ее. Вот в этой норе, должно быть, и
прячется тот человек. Наконец-то моя нога ступит на порог его
убежища - он у меня в руках!
Я крадучись подходил к этой каменной дыре - точь-в-точь
как Стэплтон, когда его сачок уже занесен над бабочкой! И,
подойдя ближе, с удовлетворением убедился, что место здесь
обжитое. К отверстию, служившему входом, вела еле заметная
среди камней тропинка. Из самой пещеры не доносилось ни звука.
Неизвестный или притаился там, или же рыщет по болотам. Нервы у
меня были натянуты до предела в ожидании предстоящей встречи.
Отбросив в сторону папиросу, я сжал рукоятку револьвера, быстро
подошел ко входу и заглянул внутрь. Пещера была пуста.
Но чутье не обмануло меня: тут явно кто-то жил. На
каменном ложе, где когда-то почивал неолитический человек,
лежали одеяла, завернутые в непромокаемый плащ. В примитивном
очаге виднелась кучка золы. Рядом с ним стояли кое-какие
кухонные принадлежности и ведро, до половины налитое водой.
Груда пустых консервных банок свидетельствовала о том, что
здесь живут уже не первый день, а когда глаза мои привыкли к
полутьме, я разглядел в углу железную кружку и початую бутылку
виски. Посередине лежал плоский камень, служивший столом, а на
нем - маленький узелок, вероятно тот самый, который я
разглядел в подзорную трубу у мальчишки за спиной. В узелке был
хлеб и две консервные банки - одна с копченым языком, другая с
персиками в сиропе. Осмотрев все это, я хотел было положить
узелок обратно, как вдруг сердце у меня так и °кнуло: на камне
лежал листок бумаги, на котором было что-то написано. Я взял
его и, с трудом разобрав карандашные каракули, прочел
следующее:
Доктор Уотсон уехал в Кумби-Треси.
Минуту я стоял неподвижно с запиской в руках и раздумывал
над смыслом этого краткого послания. Выходит, что незнакомец
охотится не за сэром Генри, а за мной? Он выслеживает меня не
сам, а приставил ко мне кого-то другого - может быть, этого
мальчика? И вот его последнее донесение. С тех пор как я живу
здесь, за каждым моим шагом, вероятно, ведется слежка. Ведь все
это время меня не оставляло ощущение, что здесь действуют
какие-то невидимые силы и что они осторожно и умело стягивают
вокруг нас тончайшую сеть, легкое прикосновение которой мы
чувствуем на себе лишь изредка, в самые критические минуты.
Эта записка, вероятно, не единственная. Я огляделся по
сторонам, но ничего больше не нашел. Не удалось мне обнаружить
и какие-либо следы, по которым можно было бы судить об этом
человеке, избравшем себе столь странное жилье, или о его
намерениях. О нем можно было сказать только то, что он,
по-видимому, спартанец в своих привычках и не придает особого
значения жизненным удобствам. Вспомнив ливни последних дней и
посмотрев на зияющую дыру в своде пещеры, я понял, насколько
этот человек поглощен своим делом, если ради него он мирится
даже с таким неуютным пристанищем. Кто же он - наш злобный
враг или ангел-хранитель? И я дал себе клятву не выходить из
пещеры, не узнав всего до конца.
Солнце уже пряталось, и небо на западе горело золотом.
Отсветы заката ложились красноватыми пятнами на разводья
далекой Гримпенской трясины. Вдали поднимались башни
Баскервиль-холла, а в стороне от них еле виднелся дымок,
встающий над крышами Гримпена. Между ним и Баскервиль-холлом,
за холмом, стоял дом Стэплтонов. Золотой вечерний свет придавал
всему столько прелести и безмятежного покоя! Но мое сердце не
верило миру, разлитому в природе, и трепетало от той страшной
неизвестности, которую таила в себе неминуемая, приближающаяся
с каждой секундой встреча. Нервы у меня были натянуты, но я
сидел, полный решимости, в темной пещере и с угрюмым упорством
ждал возвращения ее обитателя.
И наконец я услышал его. Вот камень попал ему под каблук.
Еще раз... еще... шаги все ближе, ближе... Я отскочил в самый
темный угол и взвел курок револьвера, решив не показываться на
свет до тех пор, пока мне не удастся хоть немного рассмотреть
этого человека. Снаружи все смолкло; по-видимому, он
остановился. Потом шаги послышались снова, и вход в пещеру
заслонила чья-то тень.
- Сегодня такой чудесный вечер, дорогой Уотсон, - сказал
хорошо знакомый мне голос. - Зачем сидеть в духоте? На воздухе
гораздо приятнее.
Глава XII. СМЕРТЬ НА БОЛОТАХ
Минуту или две я стоял, не веря своим ушам, и не мог
перевести дух от неожиданности. Потом дар речи вернулся ко мне,
и я почувствовал, как огромная тяжесть спала у меня с плеч.
Этот холодный, язвительный голос мог принадлежать только одному
человеку во всем мире.
- Холмc! - крикнул я. - Холмc!
- Выходите, - сказал он, - и, пожалуйста, поосторожнее
с револьвером.
Я вылез из пещеры и увидел его. Холмc сидел на камне и с
озорным блеском в серых глазах смотрел на мою изумленную
физиономию. Он сильно похудел за ото время, но вид у него был
бодрый, спокойный, лицо - бронзовое от загара. Строгий
спортивный костюм, кепи - ни дать ни взять турист,
странствующий по болотам! Он даже остался верен своему поистине
кошачьему пристрастию к чистоплотности: гладко выбритые щеки,
рубашка без единого пятнышка. Как будто все это происходило на
Бейкер-стрит!
- Кто другой мог бы так обрадовать меня своим появлением!
- сказал я, крепко пожимая ему руку.
- А заодно и удивить?
- Да, вы правы.
- Но, уверяю вас, друг мои, удивились не вы один Я и не
подозревал, что вам удалось найти мое временное пристанище, и
никак не думал застать вас здесь. Это выяснилось всего лишь за
двадцать шагов до пещеры.
- Вы узнали мои следы?
- Нет, Уотсон! Боюсь, что это непосильная задача -
различить ваши следы среди множества других, которые существуют
на свете. Если же в будущем вы захотите как-нибудь провести
меня, то советую вам сначала переменить табачный магазин, ибо
стоит только мне увидеть папиросу с маркой "Бредли.
Оксфорд-стрит", как я сразу же догадаюсь, что мой друг Уотсон
находится где-то поблизости. Вон он, ваш окурок, валяется около
тропинки. Вы, вероятно, бросили его в ту минуту, когда решили
взять приступом мое пустое жилье?
- Совершенно верно.
- Так я и думал... И, зная ваш дотошный характер,
догадался, что вы устроили в пещере засаду и ждете возвращения
ее обитателя, держа револьвер наготове. Так вы в самом деле
приняли меня за преступника?
- Я не знал, кто вы такой, но решил выяснить
- Великолепно, Уотсон! А как вам удалось отыскать мое
жилье? Вы, вероятно, увидели меня во время погони за
каторжником, когда я по собственной оплошности позволил луне
светить мне в спину?
- Да, я вас увидел тогда.
- И стали обыскивать все пещеры подряд, пока не
наткнулись на эту?
- Нет, меня навел на след ваш мальчишка - за ним тут
кое-кто наблюдает.
- А! Старый джентльмен с подзорной трубой! Я видел, как
солнце поблескивает на ее линзе, и сначала не мог догадаться,
что это за штука. - Он встал и заглянул в пещеру. - Ага,
Картрайт уже побывал здесь. Что это за бумажка? Так вы ездили в
Кумби-Треси?
- Да.
- Повидаться с миссис Лаурой Лайонс?
- Совершенно верно.
- Прекрасно! В своих розысках мы с вами, очевидно,
двигались по параллельным линиям. Что ж, теперь надо поделиться
добытыми сведениями, и тогда у нас будет более или менее ясное
представление об этом деле.
- Я страшно рад, что вы здесь! У меня уже нервы начали
сдавать под бременем всех этих тайн и ответственности, которая
лежала на мне. Но как вы сюда попали и что вы здесь делаете? А
я-то думал, что Холмс сидит на Бейкер-стрит и трудится над
делом о шантаже!
- Я хотел, чтобы вы именно так и думали.
- Значит, вы пользуетесь моей помощью и в то же время не
доверяете мне! - рассердился я. - Это незаслуженно, Холмс!
- Друг мой, и в теперешнем деле и во многих других ваша
помощь была для меня бесценна. Если вам кажется, что я вас
как-то надул, умоляю, не сердитесь! Откровенно говоря, я пошел
на это отчасти ради вас же самих. Я чувствовал, что вы
подвергаетесь опасности, и приехал сюда лично расследовать это
дело. Если б я был вместе с сэром Генри и с вами, моя точка
зрения ничем не отличалась бы от вашей, да и противники наши
были бы начеку. Приезд в Баскервиль-холл меня очень связал бы,
а так я мог действовать совершенно свободно, оставаясь за
кулисами и готовясь выступить на сцену в самую критическую
минуту.
- Но зачем вам понадобилось скрываться и от меня?
- Если б вы знали, что я здесь, это ничему бы на помогло
и, может быть, даже кончилось моим разоблачением. Вам, наверно,
захотелось бы рассказать мне что-нибудь или же вы, по
свойственной вам доброте, вдруг вздумали бы обставлять меня
здесь удобствами. Зачем подвергаться ненужному риску? Я привез
с собой Картрайта - помните мальчугана из Рассыльной конторы?
- и он великолепно обслуживает меня. А вы знаете мои скромные
требования: кусок хлеба, чистый воротничок, что еще человеку
нужно? Кроме того, Картрайт - это лишняя пара глаз и лишняя
пара ног, весьма быстрых. То и другое оказалось для меня просто
кладом.
- Значит, все мои отчеты писались впустую! - сказал я
дрогнувшим голосом, вспомнив, сколько труда и гордости этим
трудом было вложено в них.
Холмс вынул из кармана пачку писем:
- Вот ваши отчеты, друг мой, изученные самым тщательным
образом, в чем вы можете не сомневаться. Я так хорошо все
устроил, что они попадали ко мне с опозданием только на один
день. Примите мои горячие поздравления. Упорство и
наблюдательность, которые вы проявили в таком необычайно
трудном деле, выше всякой похвалы.
Я все еще никак не мог примириться с тем, что меня так
ловко провели, но теплые слова Холмса рассеяли мою досаду.
Кроме того, в глубине души я чувство вал правоту моего друга и
признавал, что в интересах дела мне не следовало знать о его
появлении в здешних местах.
- Ну, то-то же! - сказал он, глядя на мое просветлевшее
лицо. - А теперь расскажите мне о своем визите к миссис Лауре
Лайонс. Я сразу догадался, к кому вы поехали, ибо теперь мне
уже ясно, что это единственный человек в Кумби-Треси, от
которого мы можем кое-чего добиться. Откровенно говоря, если б
вы не по бывали там сегодня, я, по всей вероятности, отправился
бы к ней завтра сам.
Солнце уже спряталось, над болотами сгустились сумерки. В
воздухе сразу похолодало, и мы перешли в пещеру. И там, сидя в
полутьме рядом с Холмсом, я рассказал ему о своем разговоре с
миссис Лайонс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145