И все-таки, если бы я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, я
была бы ему верной женой. Мы не вольны в нашей любви, но
управлять своими поступками в нашей власти. Я шла с ним к
алтарю с твердым намерением исполнить свой долг, насколько это
было в моих силах. Но вообразите себе, что я почувствовала,
когда, подойдя к алтарю и оглянувшись, вдруг увидела Фрэнка. Он
стоял возле первой скамьи и смотрел прямо на меня. Сначала я
подумала, что это призрак. Но когда я оглянулась снова, он
по-прежнему стоял там и взглядом словно спрашивал, рада я, что
вижу его, или нет. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Все
кружилось передо мной, и слова священника доносились до меня,
точно жужжание пчелы. Я не знала, как быть. Остановить брачную
церемонию, решиться на скандал в церкви? Я снова взглянула на
него и, должно быть, он прочитал мои мысли, потому что приложил
палец к губам, как бы советуя молчать. Потом я увидела, как он
торопливо пишет что-то на клочке бумаги, и поняла, что эта
записка предназначалась мне. Проходя мимо него я уронила букет,
и он, возвращая цветы, успел сунуть мне в руку записку. В ней
было всего несколько слов: он просил, чтобы я вышла к нему, как
только он подаст знак. У меня, конечно, не было и тени
сомнения, что теперь мой главный долг - повиноваться ему и
делать все, что он скажет.
Придя домой, я все рассказала моей служанке, которая знала
Фрэнка еще в Калифорнии и очень любила его. Я велела ей молчать
обо всем, сложить кое-что из самых необходимых вещей и
приготовить мне пальто. Я знаю, мне следовало бы поговорить с
лордом Сент-Саймоном, но это было так трудно в присутствии его
матери и всех этих важных гостей! И я решила, что сначала
убегу, а потом уже объяснюсь с ним. Мы просидели за столом
минут десять, не больше, я вот, глядя в окно, я увидела Фрэнка,
стоявшего на противоположном тротуаре. Он кивнул мне и зашагал
по направлению к парку. Я вышла из столовой, накинула пальто и
пошла вслед за ним. На улице ко мне подошла какая-то женщина и
начала рассказывать что-то о лорде Сент-Саймоне. Я почти не
слушала ее, но все же уловила, что у него тоже была какая-то
тайна до нашей женитьбы. Вскоре мне удалось отделаться от этой
женщины, и я нагнала Фрэнка. Мы сели в кэб и поехали на
Гордон-сквер, где он успел снять квартиру, и это была моя
настоящая свадьба после стольких лет ожидания. Фрэнк,
оказывается, попал в плен к апачам, бежал, приехал во Фриско,
узнал, что я, считая его умершим, уехала в Англию, поспешил
вслед за мной сюда и наконец разыскал меня как раз в день моей
второй свадьбы.
- Я прочитал о венчании в газетах, - пояснил американец.
- Там было указано название церкви и имя невесты, но не было
ее адреса.
- Потом мы начали советоваться, как нам поступить. Фрэнк
с самого начала стоял за то, чтобы ничего не скрывать, но мне
было так стыдно, что захотелось исчезнуть и никогда больше не
встречать никого из этих людей, разве только написать несколько
слов папе, чтоб он знал, что я жива и здорова. Я с ужасом
представляла себе, как все эти лорды и леди сидят за свадебным
столом и ждут моего возвращения. Итак, Фрэнк взял мое
подвенечное платье и остальные вещи, связал их в узел, чтобы
никто не мог выследить меня, и отнес в такое место, где никто
не мог бы их найти. По всей вероятности, мы завтра же уехали бы
в Париж, если бы сегодня к нам не пришел этот милый джентльмен,
мистер Холмс, хотя каким чудом он нас нашел, просто уму
непостижимо. Он доказал нам - очень убедительно и мягко, -
что я была не права, а Фрэнк прав и что мы сами себе повредим,
если будем скрываться. Потом он сказал, что может предоставить
нам возможность поговорить с лордом Сент-Саймоном без
свидетелей, и вот мы здесь. Теперь, Роберт, вы знаете все. Мне
очень, очень жаль, если я причинила вам горе, но я надеюсь, что
вы будете думать обо мне не так уж плохо.
Лорд Сент-Саймон слушал этот длинный рассказ все с тем же
напряженным и холодным видом. Брови его были нахмурены, а губы
сжаты.
- Прошу извинить меня, - сказал он, - но не в моих
правилах обсуждать самые интимные свои дела в присутствии
посторонних.
- Так вы не хотите простить меня? Не хотите пожать мне
руку на прощание?
- Нет, почему же, если это может доставить вам
удовольствие.
И он холодно пожал протянутую ему руку.
- Я полагал, - начал было Холмс, - что вы не откажетесь
поужинать с нами.
- Право, вы требуете от меня слишком многого, - возразил
достойный лорд. - Я вынужден примириться с обстоятельствами,
но вряд ли можно ожидать, чтобы я стал радоваться тому, что
произошло. С вашего позволения, я пожелаю вам приятного вечера.
Он сделал общий поклон и торжественно удалился.
- Но вы-то, надеюсь, удостоите меня своим обществом, -
сказал Шерлок Холмс. - Мне, мистер Маултон, всегда приятно
видеть американца, ибо я из тех, кто верит, что недомыслие
монарха и ошибки мистера3, имевшего место в давно минувшие
годы, не помешают нашим детям превратиться когда-нибудь в
граждан некой огромной страны, у которой будет единый флаг -
англо-американский.
- Интересный выдался случай, - заметил Холмс, когда
гости ушли. - Он с очевидностью доказывает, как просто можно
иной раз объяснить факты, которые на первый взгляд
представляются почти необъяснимыми. Что может быть проще и
естественнее ряда событий, о которых нам рассказала молодая
леди? И что может быть удивительнее тех выводов, которые легко
сделать, если смотреть на вещи, скажем, с точки зрения мистера
Лестрейда из Скотланд-Ярда!
- Так вы, значит, были на правильном пути с самого
начала?
- Для меня с самого начала были очевидны два факта:
первый - что невеста шла к венцу совершенно добровольно и
второй - что немедленно после венчания она уже раскаивалась о
своем поступке. Ясно как день, что за это время произошло
нечто, вызвавшее в ней такую перемену. Что же это могло быть?
Разговаривать с кем-либо вне дома у нее не было возможности,
потому что жених ни на секунду не расставался с нею. Но, может
быть, она встретила кого-нибудь? Если так, это мог быть только
какой-нибудь американец: ведь в Англии она совсем недавно и
вряд ли кто-нибудь здесь успел приобрести над ней такое
огромное влияние, чтобы одним своим появлением заставить ее
изменить все планы. Итак, методом исключения мы уже пришли к
выводу, что она встретила какого-то американца. Но кто же он
был, этот американец, и почему встреча с ним так подействовала
на нее? По-видимому, это был либо возлюбленный, либо муж.
Юность девушки прошла, как известно, среди суровых людей в
весьма своеобразной обстановке. Все это я понял еще до рассказа
лорда Сент-Саймона. А когда он сообщил нам о мужчине,
оказавшемся в церкви, о том, как невеста переменила свое
обращение с ним самим, как она уронила букет - испытанный
способ получения записок, - о разговоре леди Сент-Саймон с
любимой горничной и о ее многозначительном намеке на "захват
чужого участка" (а на языке золотопромышленников это означает
посягательство на то, чем уже завладел другой), все стало для
меня совершенно ясно. Она сбежала с мужчиной, и этот мужчина
был либо ее возлюбленным, либо мужем, причем последнее казалось
более вероятным.
- Но каким чудом вам удалось разыскать их?
- Это, пожалуй, было бы трудновато, но мой друг Лестрейд,
сам того не понимая, оказался обладателем ценнейшей информации.
Инициалы, разумеется, тоже имели большое значение, но еще
важнее было узнать, что на этой неделе человек с такими
инициалами останавливался в одной из лучших лондонских
гостиниц.
- А как вы установили, что это была одна из лучших?
- Очень просто: по ценам. Восемь шиллингов за номер и
восемь пенсов за стакан хереса берут только в первоклассных
гостиницах, а их в Лондоне не так много. Уже во второй
гостинице, которую я посетил, на Нортумберленд-авеню, я узнал
из книги для приезжающих, что некто мистер Фрэнсис X. Маултон,
из Америки, выехал оттуда как раз накануне. А просмотрев его
счета, я нашел те самые цифры, которые видел в копии счета.
Свою корреспонденцию он распорядился пересылать по адресу:
Гордон-сквер, 226, куда я и направился. Мне посчастливилось
застать влюбленную пару дома, и я отважился дать молодым
несколько отеческих советов. Мне удалось доказать им, что они
только выиграют, если разъяснят широкой публике и особенно
лорду Сент-Саймону, создавшееся положения Я пригласил их сюда,
пообещав им встречу с лордом, и, как видите, мне удалось
убедить его явиться на это свидание
- Но результаты не блестящи, - заметил я. - Он бы не
слишком любезен.
- Ах, Уотсон, - с улыбкой возразил мне Холмс, -
пожалуй, вы тоже были бы не слишком любезны, если бы после всех
хлопот, связанных с ухаживанием и со свадьбой, оказались вдруг
и без жены, и без состояния. По-моему, мы должны быть крайне
снисходительны к лорду Сент-Саймону и благодарить судьбу за то,
что, по всей видимости, никогда не окажемся в его положении...
Передайте мне скрипку и садитесь поближе. Ведь теперь у нас
осталась неразгаданной только одна проблема - как мы будем
убивать время в эти темные осенние вечера.
Перевод Д. Лифшиц
Примечания
1 Цитата взята из дневника американского писателя Генри
Давида Торо (1817-1862).
2 Серпентайн (Змейка) - пруд в Гайд-парке, в Лондоне.
3 Холмс имеет в виду английского короля Георга III
(1738-1820) и премьер-министра Фредерика-Норта (1732-1792).
Политика Георга III и Норта привела к конфликту, а затем к
войне с американскими колониями.


Артур Конан-Дойль. Пестрая лента
Просматривая свои записи о приключениях Шерлока Холмса, -
а таких записей, которые я вел на протяжении последних восьми
лет, у меня больше семидесяти, - я нахожу в них немало
трагических случаев, есть среди них и забавные, есть и
причудливые, но нет ни одного заурядного: работая из любви к
своему искусству, а не ради денег, Холмс никогда не брался за
расследование обыкновенных, будничных дел, его всегда
привлекали только такие дела, в которых есть что-нибудь
необычайное, а порою даже фантастическое.
Особенно причудливым кажется мне дело хорошо известной в
Суррее семьи Ройлоттов из Сток-Морона. Мы с Холмсом, два
холостяка, жил тогда вместе на Бейкер-
стрит. Вероятно, я бы и раньше опубликовал свои записи, но
я дал слово держать это дело в тайне и освободился от своего
слова лишь месяц назад, после безвременной кончиты той женщины,
которой оно было дано. Пожалуй, будет небесполезно представить
это дело в истинном свете, потому что молва приписывала смерть
доктора Гримеби Ройлотта еще более ужасным обстоятельствам, чем
те, которые были в действительности.
Проснувшись в одно апрельское утро 1883 года, я увидел,
что Шерлок Холмс стоит у моей кровати. Одет он был не
по-домашнему. Обычно он поднимался с постели поздно, но теперь
часы на камине показывали лишь четверть восьмого. Я посмотрел
на него с удивлением и даже несколько укоризненно. Сам я был
верен своим привычкам.
- Весьма сожалею, что разбудил вас, Уотсон, - сказал он.
- Но такой уж сегодня день. Разбудили миссис Хадсон, она -
меня, а я - вас.
- Что же такое? Пожар?
- Нет, клиентка. Приехала какая-то девушка, она ужасно
взволнована и непременно желает повидаться со мной. Она ждет в
приемной. А уж если молодая дама решается в столь ранний час
путешествовать по улицам столицы и поднимать с постели
незнакомого человека, я полагаю, она хочет сообщить что-то
очень важное. Дело может оказаться интересным, и вам, конечно,
хотелось бы услышать эту историю с самого первого слова. Вот я
и решил предоставить вам эту возможность.
- Буду счастлив услышать такую историю.
Я не хотел большего наслаждения, как следовать за Холмсом
во время его профессиональных занятий и любоваться его
стремительной мыслью. Порой казалось, что он решает
предлагаемые ему загадки не разумом, а каким-то вдохновенным
чутьем, но на самом деле все его выводы были основаны на точной
и строгой логике.
Я быстро оделся, и через несколько минут мы спустились в
гостиную. Дама, одетая в черное, с густой вуалью на лице,
поднялась при нашем появлении.
- Доброе утро, сударыня, - сказал Холмс приветливо. -
Меня зовут Шерлок Холмс. Это мой близкий друг и помощник,
доктор Уотсон, с которым вы можете быть столь же откровенны,
как и со мной. Ага! Как хорошо, что миссис Хадсон догадалась
затопить камин. Я вижу, вы очень продрогли. Присаживайтесь
поближе к огню и разрешите предложить вам чашку кофе.
- Не холод заставляет меня дрожать, мистер Холмс, - тихо
сказала женщина, подсаживаясь к камину.
- А что же?
- Страх, мистер Холмс, ужас!
С этими словами она подняла вуаль, и мы увидели, как она
возбуждена, какое у нее посеревшее, осунувшееся лицо. В ее
глазах был испуг, словно у затравленного зверя. Ей было не
больше тридцати лет, но в волосах уже блестела седина, и
выглядела она усталой и измученной.
Шерлок Холмс окинул ее своим быстрым всепонимающим
взглядом.
- Вам нечего бояться, - сказал он, ласково погладив ее
по руке. - Я уверен, что нам удастся уладить все
неприятности... Вы, я вижу, приехали утренним поездом.
- Разве вы меня знаете?
- Нет, но я заметил в вашей левой перчатке обратный
билет. Вы сегодня рано встали, а потом, направляясь на станцию,
долго тряслись в двуколке по скверной дороге.
Дама резко вздрогнула и в замешательстве взглянула на
Холмса.
- Здесь нет никакого чуда, сударыня, - сказал он,
улыбнувшись. - Левый рукав вашего жакета по крайней мере в
семи местах забрызган грязью. Пятна совершенно свежие. Так
обрызгаться можно только в двуколке, сидя слева от кучера.
- Все так и было, - сказала она. - Около шести часов я
выбралась из дому, в двадцать минут седьмого была в Летерхеде и
с первым поездом приехала в Лондон, на вокзал Ватерлоо... Сэр,
я больше не вынесу этого, я сойду с ума! У меня нет никого, к
кому я могла бы обратиться. Есть, впрочем, один человек,
который принимает во мне участие, но чем он мне может помочь,
бедняга? Я слышала о вас, мистер Холмс, слышала от миссис
Фаринтош, которой вы помогли в минуту горя. Она дала мне ваш
адрес. О сэр, помогите и мне или по крайней мере попытайтесь
пролить хоть немного света в тот непроницаемый мрак, который
окружает меня! Я не в состоянии отблагодарить вас сейчас за
ваши услуги, но через месяц-полтора я буду замужем, тогда у
меня будет право распоряжаться своими доходами, и вы увидите,
что я умею быть благодарной.
Холмс подошел к конторке, открыл ее, достал оттуда
записную книжку.
- Фаринтош... - сказал он. - Ах да, я вспоминаю этот
случай. Он связан с тиарой из опалов. По-моему, это было еще до
нашего знакомства, Уотсон. Могу вас уверить, сударыня, что я
буду счастлив отнестись к вашему делу с таким же усердием, с
каким отнесся к делу вашей приятельницы. А вознаграждения мне
никакого не нужно, так как моя работа и служит мне
вознаграждением. Конечно, у меня будут кое-какие расходы, и их
вы можете возместить, когда вам будет угодно. А теперь попрошу
вас сообщить нам подробности вашего дела, чтобы мы могли иметь
свое суждение о нем.
- Увы! - ответила девушка. - Ужас моего положения
заключается в том, что мои страхи так неопределенны и смутны, а
подозрения основываются на таких мелочах, казалось бы, не
имеющих никакого значения, что даже тот, к кому я имею право
обратиться за советом и помощью, считает все мои рассказы
бреднями нервной женщины. Он не говорит мне ничего, но я читаю
это в его успокоительных словах и уклончивых взглядах. Я
слышала, мистер Холмс, что вы, как никто, разбираетесь во
всяких порочных наклонностях человеческого сердца и можете
посоветовать, что мне делать среди окружающих меня опасностей.
- Я весь внимание, сударыня.
- Меня зовут Элен Стоунер. Я живу в доме моего отчима,
Ройлотта. Он является последним отпрыском одной из старейших
саксонских фамилий в Англии, Ройлоттов из Сток-Морона, у
западной границы Суррея.
Холмс кивнул головой.
- Мне знакомо это имя, - сказал он.
- Было время, когда семья Ройлоттов была одной из самых
богатых в Англии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145