Широкий шрам шел от глаза
к подбородку, и сквозь щель, прорубленную к верхней губе,
постоянным оскалом торчали три зуба. Клок ярчайших рыжих волос
падал на лоб и на глаза.
- Красавец, не правда ли? - сказал инспектор.
- Ему необходимо помыться, - заметил Холмс. - Я уже и
раньше об этом догадывался и захватил с собой весь инструмент.
Он раскрыл чемоданчик и, к нашему изумлению, вынул из него
большую губку.
- Хе-хе, да вы шутник! - засмеялся инспектор.
- Будьте любезны, откройте нам тихонько дверь, и мы живо
придадим ему более приличный вид.
- Ладно, - оказал инспектор. - А то он и в самом деле
позорит нашу тюрьму.
Инспектор открыл дверь, и мы втроем бесшумно вошли в
камеру. Арестант шевельнулся, но сразу же заснул еще крепче.
Холмс подошел к рукомойнику, намочил свою губку и дважды с
силой провел ею по лицу арестанта.
- Позвольте мне представить вас мистеру Невиллу
Сент-Клеру из Ли, в графстве Кент! - воскликнул Холмс.
Никогда в жизни не видел я ничего подобного. Лицо сползло
с арестанта, как кора с дерева. Исчез грубый темный загар.
Исчез ужасный шрам, пересекавший все лицо наискосок. Исчезла
разрезанная губа. Исчез отталкивающий оскал зубов. Рыжие
лохматые волосы исчезли от одного взмаха руки Холмса, и мы
увидели бледного, грустного, изящного человека с черными
волосами и нежной кожей, который, сидя в постели, протирал
глаза и с недоумением глядел на нас, еще не вполне очнувшись от
сна. Внезапно он понял все, вскрикнул и зарылся головой в
подушку.
- Боже, - закричал инспектор, - да ведь это и есть
пропавший! Я знаю его, я видел фотографию!
Арестант повернулся к нам с безнадежным видом человека,
решившего не противиться судьбе.
- Будь что будет! - сказал он. - За что вы меня держите
здесь?
- За убийство мистера Невилла Сент... Тьфу! В убийстве
вас теперь обвинить невозможно. Вас могли бы обвинить, пожалуй,
только в попытке совершить самоубийство,- сказал инспектор,
усмехаясь. - Я двадцать семь лет служу в полиции, но ничего
подобного не видел.
- Раз я мистер Невилл Сент-Клер, то, значит, преступления
совершено не было и, следовательно, я арестован незаконно.
- Преступления нет, но сделана большая ошибка, - сказал
Холмс. - Вы напрасно не доверились жене.
- Дело не в жене, а в детях, - пылко сказал арестант. -
Я не хотел, чтобы они стыдились отца. Боже, какой позор! Что
мне делать?
Шерлок Холмс сел рядом с ним на койку и ласково похлопал
его по плечу.
- Если вы позволите разбираться в вашем деле суду, вам,
конечно, не избежать огласки, - оказал он. - Но если вам
удастся убедить полицию, что за вами нет никакой вины, газеты
ничего не узнают. Инспектор Брэдстрит может записать ваши
показания и передать их надлежащим властям, и дело до суда не
дойдет.
- О, как я вам благодарен! - вскричал арестант. - Я
охотно перенес бы заточение, даже смертную казнь, лишь бы не
опозорить детей раскрытием моей несчастной тайны! Вы первые
услышите мою историю...
Отец мой был учителем в Честерфилде, и я получил там
превосходное образование. В юности я много путешествовал,
работал на сцене и, наконец, стал репортером одной вечерней
лондонской газеты. Однажды моему редактору понадобилась серия
очерков о нищенстве в столице, и я вызвался написать их. С
этого и начались все мои приключения. Чтобы добыть необходимые
для моих очерков факты, я решил переодеться нищим и стал
попрошайничать. Когда я был еще актером, я славился умением
гримироваться. Теперь это умение пригодилось. Я раскрасил себе
лицо, а для того чтобы вызывать побольше жалости, намалевал на
лице шрам и с помощью пластыря телесного цвета изуродовал себе
губу, слегка приподняв ее. Затем, надев лохмотья и .рыжий
парик, я сел в самом оживленном месте Сити и принялся под видом
продажи спичек просить милостыню. Семь часов я просидел не
вставая, а вечером, вернувшись домой, к величайшему своему
изумлению, обнаружил, что набрал двадцать шесть шиллингов и
четыре пенса.
Я написал очерки и позабыл обо всей этой истории. Но вот,
некоторое время спустя, мне предъявили вексель, по которому я
поручился уплатить за приятеля двадцать пять фунтов. Я понятия
не имел, где достать эти деньги, и вдруг мне в голову пришла
отличная мысль. Упросив кредитора подождать две недели, я взял
на работе отпуск и провел его в Сити, прося милостыню. За
десять дней я собрал необходимую сумму и уплатил долг. Теперь
вообразите себе, легко ли работать за два фунта в неделю, когда
знаешь, что эти два фунта ты можешь получить в один день,
выпачкав себе лицо, положив кепку на землю и ровно ничего не
делая?
Долго длилась борьба между моей гордостью в стремлением к
наживе, но страсть к деньгам в конце концов победила. Я бросил
работу и стал все дни проводить на давно облюбованном мною
углу, вызывая жалость своим уродливым видом и набивая карманы
медяками.
Только один человек был посвящен в мою тайну - владелец
низкопробного притона на Суондем-лейн, в котором я поселился.
Каждое утро я выходил оттуда в виде жалкого нищего, и каждый
вечер я превращался там в хорошо одетого господина, я щедро
платил этому ласкару за его комнаты, так как был уверен, что он
никому ни при каких обстоятельствах не выдаст моей тайны.
Вскоре я стал откладывать крупные суммы денег. Вряд ли в
Лондоне есть хоть один нищий, зарабатывающий по семисот фунтов
в год, а я зарабатывал и больше. Я навострился шуткой
парировать замечания прохожих и скоро прославился на все Сити.
Поток пенсов вперемешку с серебром сыпался на меня непрестанно,
и я считал неудачными дни, когда получал меньше двух фунтов.
Чем богаче я становился, тем шире я жил. Я снял дом за городом,
я женился, и никто не подозревал, чем я занимаюсь в
действительности. Моя милая жена знает, что у меня есть
какие-то дела в Сити. Но какого рода эти дела, она не имеет ни
малейшего представления.
В прошлый понедельник, закончив работу, я переодевался у
себя в комнате, как вдруг, выглянув в окно, увидел, к своему
ужасу, что жена моя стоит на улице и смотрит прямо на меня. Я
вскрикнул от изумления, поднял руки, чтобы закрыть лицо, и
кинулся к моему соучастнику ласкару, умоляя его никого ко мне
не пускать. Я слышал внизу голос жены, но я знал, что подняться
она не сможет. Я быстро разделся, натянул на себя нищенские
лохмотья, парик и разрисовал лицо. Даже жена не могла бы узнать
меня в этом виде.
Но затем мне пришло в голову, что комнату мою могут
обыскать и тогда моя одежда выдаст меня. Я распахнул окно,
причем второпях задел раненый палец (я поранил себе палец утром
в спальне), и из ранки опять потекла кровь. Потом я схватил
пиджак, набитый медяками, которые я только что переложил туда
из своей нищенской сумы, швырнул его в окно, и он исчез в
Темзе. Я собирался швырнуть туда и остальную одежду, но тут ко
мне ворвались полицейские и через несколько минут, вместо того
чтобы быть изобличенным как мистер Невилл Сент-Клер, я оказался
арестованным как его убийца.
Больше мне нечего прибавить. Желая сохранить грим на лице,
я отказывался от умывания. Зная, что жена будет очень
тревожиться обо мне, я тайком от полицейских снял с пальца
кольцо и передал его ласкару вместе с наскоро нацарапанной
запиской, в которой я сообщал ей, что мне не угрожает никакая
опасность.
- Она только вчера получила эту записку, - сказал Холмс.
- О боже! Какую неделю она провела!
- За ласкаром следила полиция,- сказал инспектор
Брэдстрит,- и ему, видимо, никак не удавалось отправить
записку незаметно. Он, вероятно, передал ее какому-нибудь
матросу, завсегдатаю своего притона, а тот в течение нескольких
дней все забывал опустить ее в ящик.
- Так это, без сомнения и было, - подтвердил Холмс. -
Но неужели вас никогда не привлекали к суду за нищенство?
- Много раз. Но что значит для меня незначительный штраф!
- Однако теперь вам придется оставить свое ремесло, -
сказал Брэдстрит. - Если вы хотите, чтобы полиция замяла эту
историю, Хью Бун должен исчезнуть.
- Я уже поклялся себе в этом самой торжественной клятвой,
какую только может дать человек.
- В таком случае, все будет забыто, - сказал Брэдстрит.
- Но если вас заметят опять, мы уже не станем скрывать
ничего... Мы очень признательны вам, мистер Холмс, за то, что
вы раскрыли это дело. Хотел бы я знать, каким образом вы
достигаете подобных результатов.
- На этот раз, - отозвался мой друг, - мне понадобилось
посидеть на пяти подушках и выкурить полфунта табаку... Мне
кажется, Уотсон, что, если мы сейчас поедем на Бейкер-стрит, мы
поспеем как раз к завтраку.
Перевод М. и Н. Чуковских

Артур Конан-Дойль.
Три студента
В 1895 году ряд обстоятельств - я не буду здесь на них
останавливаться - привел мистера Шерлока Холмса и меня в один
из наших знаменитых университетских городов; мы пробыли там
несколько недель и за это время столкнулись с одним
происшествием, о котором я собираюсь рассказать, не слишком
запутанным, но весьма поучительным. Разумеется, любые
подробности, позволяющие читателю определить, в каком колледже
происходило дело или кто был преступник, неуместны и даже
оскорбительны. Столь позорную историю можно было бы предать
забвению безо всякого ущерба. Однако с должным тактом ее стоит
изложить, ибо в ней проявились удивительные способности моего
друга. В своем рассказе я постараюсь избегать всего, что
позволит угадать, где именно это случилось или о ком идет речь.
Мы остановились тогда в меблированных комнатах неподалеку
от библиотеки, где Шерлок Холмс изучал древние английские
хартии,- его труды привели к результатам столь поразительным,
что они смогут послужить предметом одного из моих будущих
рассказов. И как-то вечером нас посетил один знакомый, мистер
Хилтон Сомс, - преподаватель колледжа Святого Луки. Мистер
Сомс был высок и худощав и всегда производил впечатление
человека нервозного и вспыльчивого. Но на сей раз он просто не
владел собой, и по всему было видно; что произошло нечто из
ряда вон выходящее.
-- Мистер Холмс, не сможете ли вы уделить мне несколько
часов вашего драгоценного времени? У нас в колледже случилась
пренеприятная история, и, поверьте, если бы не счастливое
обстоятельство, что вы сейчас в нашем городе, я бы и не знал,
как мне поступить.
- Я очень занят, и мне не хотелось бы отвлекаться от
своих занятий, - отвечал мой друг. - Советую вам обратиться в
полицию.
- Нет, нет, уважаемый сэр, это невозможно. Если делу дать
законный ход, его уже не остановишь, а это как раз такой
случай, когда следует любым путем избежать огласки, чтобы не
бросить тень на колледж. Вы известны своим тактом не менее, чем
талантом расследовать самые сложные дела, и я бы ни к кому не
обратился, кроме вас. Умоляю вас, мистер Холмс, помогите мне.
Вдали от милой его сердцу Бейкер-стрит нрав моего друга
отнюдь не становился мягче. Без своего альбома газетных
вырезок, без химических препаратов и привычного беспорядка
Холмс чувствовал себя неуютно. Он раздраженно пожал плечами в
знак согласия, и наш визитер, волнуясь и размахивая руками,
стал торопливо излагать суть дела.
- Видите ли, мистер Холмс, завтра первый экзамен на
соискание стипендии Фортескью, и я один из экзаменаторов. Я
преподаю греческий язык, и первый экзамен как раз по
греческому. Кандидату на стипендию дается для перевода большой
отрывок незнакомого текста. Этот отрывок печатается в
типографии, и, конечно, если бы кандидат мог приготовить его
заранее, у него было бы огромное преимущество перед другими
экзаменующимися. Вот почему необходимо, чтобы экзаменационный
материал оставался в тайне.
Сегодня около трех часов гранки текста прибыли из
типографии. Задание - полглавы из Фукидида. Я обязан тщательно
его выверить - в тексте не должно быть ни единой ошибки. К
половине пятого работа еще не была закончена, а я обещал
приятелю быть у него к чаю. Уходя, я оставил гранки на столе.
Отсутствовал я более часа.
Вы, наверное, знаете, мистер Холмс, какие двери у нас в
колледже - массивные, дубовые, изнутри обиты зеленым сукном.
По возвращении я с удивлением заметил в двери ключ. Я было
подумал, что это я сам забыл его в замке, но, пошарив в
карманах, нашел его там. Второй, насколько мне известно, у
моего слуги, Бэннистера, он служит у меня вот уже десять лет, и
честность его вне подозрений. Как выяснилось, это действительно
был его ключ - он заходил узнать, не пора ли подавать чай, и,
уходя, по оплошности забыл ключ в дверях. Бэннистер, видимо,
заходил через несколько минут после моего ухода. В другой раз я
не обратил бы внимания на его забывчивость, но в тот день она
обернулась весьма для меня плачевно.
Едва я взглянул на письменный стол, как понял, что кто-то
рылся в моих бумагах. Гранки были на трех длинных полосах.
Когда я уходил, они лежали на столе. А теперь я нашел одну на
полу, другую - на столике у окна, третью - там, где
оставил...
Холмс в первый раз перебил собеседника:
- На полу лежала первая страница, возле окна - вторая, а
третья - там, где вы ее оставили?
- Совершенно верно, мистер Холмс. Удивительно! Как вы
могли догадаться?
- Продолжайте ваш рассказ, все это очень интересно.
- На минуту мне пришло в голову, что Бэннистер разрешил
себе недопустимую вольность - заглянул в мои бумаги. Но он это
категорически отрицает, и я ему верю. Возможно и другое -
кто-то проходил мимо, заметил в дверях ключ и, зная, что меня
нет, решил взглянуть на экзаменационный текст. Речь идет о
большой сумме денег - стипендия очень высокая, и человек,
неразборчивый в средствах, охотно пойдет на риск, чтобы
обеспечить себе преимущество.
Бэннистер был очень расстроен. Он чуть не потерял
сознание, когда стало ясно, что гранки побывали в чужих руках.
Я дал ему глотнуть бренди, и он сидел в кресле в изнеможении,
пока я осматривал комнату. Помимо разбросанных бумаг, я скоро
заметил и другие следы незваного гостя. На столике у окна
лежали карандашные стружки. Там же я нашел кончик грифеля.
Очевидно, этот негодяй списывал текст в величайшей спешке,
сломал карандаш и вынужден был его очинить.
- Прекрасно, - откликнулся Холмс. Рассказ занимал его
все больше, и к нему явно возвращалось хорошее настроение. -
Вам повезло.
- Это не все. Письменный стол у меня новый, он покрыт
отличной красной кожей. И мы с Бэннистером готовы поклясться -
кожа на нем была гладкая, без единого пятнышка. А теперь на
поверхности стола я увидел порез длиной около трех дюймов - не
царапину, а именно порез. И не только это: я нашел на столе
комок темной замазки или глины, в нем видны какие-то мелкие
крошки, похожие на опилки. Я убежден: эти следы оставил
человек, рывшийся в бумагах. Следов на полу или каких-нибудь
других улик, указывающих на злоумышленника, не осталось. Я бы
совсем потерял голову, не вспомни я, по счастью, что вы сейчас
у нас в городе. И я решил обратиться к вам. Умоляю вас, мистер
Холмс, помогите мне! Надо во что бы то ни стало найти этого
человека, иначе придется отложить экзамен, пока не будет
подготовлен новый материал, но это потребует объяснений, и
тогда не миновать скандала, который бросит тень не только на
колледж, но и на весь университет. У меня одно желание - не
допустить огласки.
- Буду рад заняться этим делом и помочь вам, - сказал
Холмс, поднимаясь и надевая пальто. - Случай любопытный.
Кто-нибудь заходил к вам после того, как вы получили гранки?
- Даулат Рас, студент-индус; он живет на этой же лестнице
и приходил справиться о чем-то, связанном с экзаменами.
- Он тоже будет экзаменоваться?
- Да.
- Гранки лежали на столе?
- Насколько я помню, они были свернуты трубочкой.
- Но видно было, что это гранки?
- Пожалуй.
- Больше у вас в комнате никто не был?
- Никто.
- Кто-нибудь знал, что гранки пришлют вам?
- Только наборщик.
- А ваш слуга, Бэннистер?
- Конечно, нет. Никто не знал.
- Где сейчас Бэннистер?
- Он так и остался в кресле у меня в кабинете. Я очень
спешил к вам. А ему было так плохо, что он не мог двинуться с
места.
- Вы не закрыли дверь на замок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145