И здесь его настиг
враг. Юного швейцарца тоже не было. По-видимому, он был
подкуплен Мориарти и оставил противников с глазу на глаз. А что
случилось потом? Кто мог сказать мне, что случилось потом?
Минуты две я стоял неподвижно, скованный ужасом, силясь
прийти в себя. Потом я вспомнил о методе самого Холмса и сделал
попытку применить его, чтобы объяснить себе разыгравшуюся
трагедию. Увы, это было нетрудно! Во время нашего разговора мы
с Холмсом не дошли до конца тропинки, и альпеншток указывал на
то место, где мы остановились. Черноватая почва не просыхает
здесь изза постоянных брызг потока, так что птица - и та
оставила бы на ней свой след. Два ряда шагов четко
отпечатывались почти у самого конца тропинки. Они удалялись от
меня. Обратных следов не было. За несколько шагов от края земля
была вся истоптана и разрыта, а терновник и папоротник вырваны
и забрызганы грязью. Я лег лицом вниз и стал всматриваться в
несущийся поток. Стемнело, и теперь я мог видеть только
блестевшие от сырости черные каменные стены да где-то далеко в
глубине сверканье бесчисленных водяных брызг. Я крикнул, но
лишь гул водопада, чем-то похожий на человеческие голоса,
донесся до моего слуха.
Однако судьбе было угодно, чтобы последний привет моего
друга и товарища все-таки дошел до меня. Как я уже сказал, его
альпеншток остался прислоненным к невысокой скале, нависшей над
тропинкой. И вдруг на верхушке этого выступа что-то блеснуло. Я
поднял руку, то был серебряный портсигар, который Холмс всегда
носил с собой. Когда я взял его, несколько листочков бумаги,
лежавших под ним, рассыпались и упали на землю. Это были три
листика, вырванные из блокнота и адресованные мне. Характерно,
что адрес был написан так же четко, почерк был так же уверен и
разборчив, как если бы Холмс писал у себя в кабинете.
"Дорогой мой Уотсон, - говорилось в записке. - Я пишу
Вам эти строки благодаря любезности мистера Мориарти, который
ждет меня для окончательного разрешения вопросов, касающихся
нас обоих. Он бегло обрисовал мне способы, с помощью которых
ему удалось ускользнуть от английской полиции, и узнать о нашем
маршруте. Они только подтверждают мое высокое мнение о его
выдающихся способностях. Мне приятно думать, что я могу
избавить общество от дальнейших неудобств, связанных с его
существованием, но боюсь, что это будет достигнуто ценой,
которая огорчит моих друзей, и особенно Вас, дорогой Уотсон.
Впрочем, я уже говорил Вам, что мой жизненный путь дошел до
своей высшей точки, и я не мог бы желать для себя лучшего
конца. Между прочим, если говорить откровенно, я нимало не
сомневался в том, что письмо из Мейрингена западня, и, отпуская
Вас, был твердо убежден, что последует нечто в этом роде.
Передайте инспектору Петерсону, что бумаги, необходимые для
разоблачения шайки, лежат у меня в столе, в ящике под литерой
"М" - синий конверт с надписью "Мориарти". Перед отъездом из
Англии я сделал все необходимые распоряжения относительно моего
имущества и оставил их у моего брата Майкрофта.
Прошу Вас передать мой сердечный привет миссис Уотсон.
Искренне преданный Вам Шерлок Холмс".
Остальное можно рассказать в двух словах. Осмотр места
происшествия, произведенный экспертами, не оставил никаких
сомнений в том, что схватка между противниками кончилась так,
как она неизбежно должна была кончиться при данных
обстоятельствах: видимо, они вместе упали в пропасть, так и не
разжав смертельных объятий. Попытки отыскать трупы были тотчас
же признаны безнадежными, и там, в глубине этого страшного
котла кипящей воды и бурлящей пены, навеки остались лежать тела
опаснейшего преступника и искуснейшего поборника правосудия
своего времени. Мальчика-швейцарца так и не нашли -
разумеется, это был один из многочисленных агентов,
находившихся в распоряжении Мориарти. Что касается шайки, то,
вероятно, все в Лондоне помнят, с какой полнотой улики,
собранные Холмсом, разоблачили всю организацию и обнаружили, в
каких железных тисках держал ее покойный Мориарти. На процессе
страшная личность ее главы и вдохновителя осталась почти не
освещенной, и если мне пришлось раскрыть здесь всю правду о его
преступной деятельности, это вызвано теми недобросовестными
защитниками, которые пытались обелить его память нападками на
человека, которого я всегда буду считать самым благородным и
самым мудрым из всех известных мне людей.
Перевод Д. Лившиц

Артур Конан-Дойль.
Шесть Наполеонов
Мистер Лестрейд, сыщик из Скотленд-Ярда, нередко навещал
нас по вечерам. Шерлок Холмс охотно принимал его. Лестрейд
приносил всевозможные полицейские новости, а Холмс в
благодарность за это выслушивал подробные рассказы о тех делах,
которые были поручены сыщику, и как бы невзначай давал ему
советы, черпая их из сокровищницы своего опыта и обширных
познаний.
Но в этот вечер Лестрейд говорил только о погоде и о
газетных известиях. Потом он вдруг умолк и стал задумчиво
сдувать пепел с сигареты. Холмс пристально посмотрел на него.
- У вас есть для меня какое-то интересное дело?
- О нет, мистер Холмс, ничего интересного!
- В таком случае, расскажите.
Лестрейд рассмеялся:
- От вас ничего не скроешь, мистер Холмс. У меня
действительно есть на примете один случай, но такой пустяковый,
что я не хотел утруждать вас. Впрочем, пустяк-то пустяк, однако
довольно странный пустяк, а я знаю, что вас особенно тянет ко
всему необычному. Хотя, по правде сказать, это дело, скорее
всего, должно бы занимать доктора Уотсона, а не нас с вами.
- Болезнь? - спросил я.
- Сумасшествие. И притом довольно странное сумасшествие.
Трудно представить себе человека, который, живя в наше время,
до такой степени ненавидит Наполеона Первого, что истребляет
каждое его изображение, какое попадется на глаза.
Холмс откинулся на спинку кресла:
- Это дело не по моей части.
- Вот-вот, я так и говорил. Впрочем, если человек этот
совершает кражу со взломом и если те изображения Наполеона,
которые он истребляет, принадлежат не ему, а другим, он из рук
доктора попадает опять-таки к нам.
Холмс выпрямился снова:
- Кража со взломом! Это куда любопытнее. Расскажите же
мне все до малейшей подробность.
Лестрейд вытащил служебную записную книжку и перелистал
ее, чтобы освежить свою память.
- О первом случае нам сообщили четыре дня назад,- сказал
он.- Случай этот произошел в лавке Морза Хэдсона, который
торгует картинами и статуями на Кеннингтон-роуд. Приказчик на
минуту вышел из магазина и вдруг услышал какой-то треск. Он
поспешил назад и увидел, что гипсовый бюст Наполеона, стоявший
на прилавке вместе с другими произведениями искусства, лежит на
полу, разбитый вдребезги. Приказчик выскочил на улицу, но хотя
многие прохожие утверждали, что видели человека, выбежавшего из
лавки, приказчику не удалось догнать его. Казалось, это один из
тех случаев бессмысленного хулиганства, которые совершаются
время от времени... Так об этом и доложили подошедшему
констеблю. Гипсовый бюст стоил всего несколько шиллингов, и все
дело представлялось таким мелким, что не стоило заводить
следствие.
Новый случай, однако, оказался более серьезным и притом не
менее странным. Он произошел сегодня ночью. На Кеннингтон-роуд,
всего в нескольких сотнях шагов от лавки Морза Хэдсона, живет
хорошо известный врач, доктор Барникот, у которого обширнейшая
практика на южном берегу Темзы. Доктор Барникот горячий
поклонник Наполеона. Весь его дом битком набит книгами,
картинами и реликвиями, принадлежавшими французскому
императору. Недавно он приобрел у Морза Хэдсона две одинаковые
гипсовые копии знаменитой головы Наполеона, вылепленной
французским скульптором Девином. Одну из этих копий он поместил
у себя в квартире на Кеннингтон-роуд, а вторую поставил на
камин в хирургической на Лауэр-Брикстон-роуд. Вернувшись
сегодня утром домой, доктор Барникот обнаружил, что ночью его
дом подвергся ограблению, но при этом ничего не похищено, кроме
гипсового бюста, стоявшего в прихожей. Грабитель вынес бюст из
дома и разбил о садовую решетку. Поутру возле решетки была
найдена груда осколков.
Холмс потер руки.
- Случай действительно необыкновенный! - сказал он.
- Я был уверен, что вам этот случай понравится. Но я еще
не кончил. К двенадцати часам доктор Барникот приехал к себе в
хирургическую, и представите себе его удивление, когда он
обнаружил, что окно хирургической открыто и по всему полу
разбросаны осколки второго бюста. Бюст был разбит на самые
мелкие части. Мы исследовали оба случая, но нам не удалось
выяснить, кто он, этот преступник... или этот безумец,
занимающийся такими хищениями. Вот, мистер Холмс, все факты.
- Они оригинальны и даже причудливы, - сказал Холмс. -
Мне хотелось бы знать, являлись ли бюсты, разбитые в комнатах
доктора Барникота, точными копиями того бюста, который был
разбит в лавке Морза Хэдсона?
- Их отливали в одной и той же форме.
- Значит, нельзя утверждать, что человек, разбивший
бюсты, действовал под влиянием ненависти к Наполеону. Если
принять во внимание, что в Лондоне находится несколько тысяч
бюстов, изображающих великого императора, трудно предположить,
что неизвестный фанатик совершенно случайно начал свою
деятельность с уничтожения трех копий одного и того же бюста.
- Это и мне приходило в голову, - сказал Лестрейд.-Что
вы об этом думаете, доктор Уотсон?
- Помешательства на одном каком-нибудь пункте безгранично
разнообразны, - ответил я. - Существует явление, которое
современные психологи называют "навязчивая идея". Идея эта
может быть совершенно пустячной, и человек, одержимый ею, может
быть здоров во всех других отношениях. Предположим, что этот
маньяк слишком много читал о Наполеоне или, скажем, узнал о
какой-нибудь обиде, нанесенной его предкам во время
наполеоновских войн. У него сложилась "навязчивая идея", и под
ее влиянием он оказался способным на самые фантастические
выходки.
- Ваша теория нам не подходит, мой милый Уотсон, -
сказал Холмс, покачав головой, - ибо никакая "навязчивая идея"
не могла бы подсказать вашему занимательному маньяку, где
находятся эти бюсты.
- А вы как это объясните?
- Я и не пытаюсь объяснить. Я только вижу, что в
эксцентрических поступках этого джентльмена есть какая-то
система.
Дальнейшие события произошли быстрее и оказались гораздо
трагичнее, чем мы предполагали. На следующее утро, когда я
одевался в своей спальне, Холмс постучал ко мне в дверь и
вошел, держа в руке телеграмму. Он прочел ее вслух: "Приезжайте
немедленно в Кенсингтон, Питт-стрит, 131. Лестрейд"
- Что это значит? - спросил я.
- Не знаю. Это может значить все что угодно. Но, мне
кажется, это продолжение истории с бюстами. Если я не ошибаюсь,
из этого следует, что наш друг маньяк перенес свою деятельность
в другую часть Лондона... Кофе на столе, Уотсон, и кэб у
дверей.
Через полчаса мы были уже на Питт-стрит - в узеньком
переулочке, тянувшемся параллельно одной из самых оживленных
лондонских магистралей. Дом • 131 оказался почтенным
плоскогрудым строением, в котором не было ничего
романтического. Когда мы подъехали, перед его садовой решеткой
стояла толпа зевак. Холмс даже присвистнул.
- Черт побери, да ведь тут по крайней мере убийство!
Лестрейд вышел нам навстречу с очень угрюмым лицом и
провел нас в гостиную, по которой взад и вперед бегал
необыкновенно растрепанный пожилой человек во фланелевом
халате. Его нам представили. Он оказался хозяином дома,
мистером Хорэсом Харкером, газетным работником Центрального
синдиката печати.
- История с Наполеонами продолжается, - сказал Лестрейд.
- Вчера вечером она заинтересовала вас, мистер Холмс, и я
подумал, что вам будет приятно принять участие в ее
расследовании, особенно теперь, когда она привела к такому
мрачному событию.
- К какому событию?
- К убийству... Мистер Харкер, расскажите, пожалуйста,
этим джентльменам все, что произошло.
Человек в халате повернул к нам свое расстроенное лицо.
- Странная вещь, - сказал он. - Всю жизнь я описывал в
газетах события, случавшиеся с другими людьми, а вот когда
наконец у меня самого произошло такое большое событие, я до
того растерялся, что двух слов не могу написать. Впрочем, ваше
имя мне знакомо, мистер Шерлок Холмс, и, если вам удастся
разъяснить нам это загадочное дело, я буду вознагражден за
досадную необходимость снова излагать все происшествие.
Холмс сел и принялся слушать.
- Это убийство связано с бюстом Наполеона, который я
купил месяца четыре назад. Он достался мне по дешевке в
магазине братьев Хардинг возле Хай-стритского вокзала. Обычно
свои статьи я пишу по ночам и часто засиживаюсь за работой до
утра. Так было и сегодня. Я сидел в своей норе в самом конце
верхнего этажа, как вдруг около трех часов снизу до меня
донесся какой-то шум. Я прислушался, но шум не повторился, и я
решил, что шумели на улице. Но минут через пять я внезапно
услышал ужасающий вопль - никогда еще, мистер Холмс, не
приходилось мне слышать таких страшных звуков. Этот вопль будет
звучать у меня в ушах до самой смерти. Минуту или две я
просидел неподвижно, оцепенев от страха, потом взял кочергу и
пошел вниз. Войдя в эту комнату, я увидел, что окно распахнуто
и бюст, стоявший на камине, исчез. Я никак не могу понять,
отчего грабитель прельстился этим бюстом. Обыкновеннейший
гипсовый слепок, и цена ему грош. Как вы сами видите, человек,
который вздумает прыгнуть из этого окна, попадет на ступеньки
парадного хода. Так как грабитель, безусловно, удрал именно
этим путем, я прошел через прихожую и открыл наружную дверь.
Шагнув в темноту, я споткнулся и чуть не упал на лежавшего там
мертвеца. Я пошел и принес лампу. У несчастного на горле зияла
рана. Все верхние ступени были залиты кровью. Он лежал на
спине, подняв колени и раскрыв рот. Это было ужасно. Он будет
мне сниться каждую ночь. Я засвистел в свисток и тотчас же
потерял сознание. Больше ничего я не помню. Я очнулся в
прихожей. Рядом стоял полисмен.
- Кто был убитый? - спросил Холмс.
- Этого определить не удалось. - сказал Лестрейд. -
Можете сами осмотреть его в мертвецкой. Мы его уже осматривали,
но ничего не узнали. Рослый, загорелый, очень сильный мужчина,
еще не достигший тридцати лет. Одет бедно, но на рабочего не
похож. Рядом с ним в луже крови валялся складной нож с роговой
рукоятью. Не знаю, принадлежал ли он убитому или убийце. На
одежде убитого не было меток, по которым можно было бы
догадаться, как его зовут. В кармане нашли яблоко, веревочку,
карту Лондона и фотографию. Вот она.
Это был моментальный снимок, сделанный маленьким
аппаратом. На нем был изображен молодой человек с резкими
чертами лица, с густыми бровями, с сильно развитыми челюстями,
выступающими вперед, как у павиана. Вообще в нем было что-то
обезьянье.
- А что стало с бюстом? - спросил Холмс, внимательно
изучив фотографический снимок.
- Бюст удалось обнаружить только перед самым вашим
приходом. Он был найден в садике перед пустым домом на
Кэмпеден-Хауз-роуд. Он разбит на мелкие куски. Я как раз
направляюсь туда, чтобы осмотреть его. Хотите пойти со мной?
Место, где были найдены осколки бюста, находилось всего в
нескольких ярдах от дома. Впервые нам удалось увидеть это
изображение великого императора, вызвавшее столь бешеную и
разрушительную ненависть в сердце какого-то незнакомца. Бюст
лежал в траве, разбитый на мелкие куски. Холмс поднял несколько
осколков и внимательно их исследовал. Я догадался по его
напряженному лицу, что он напал на след.
- Ну что? - спросил Лестрейд.
Холмс пожал плечами.
- Нам еще много придется повозиться с этим делом, -
сказал он. - И все-таки... все-таки... все-таки у нас уже есть
кое-что для начала. Этот грошовый бюст в глазах того странного
преступника стоил дороже человеческой жизни. Вот первый факт,
установленный нами. Есть и второй факт, не менее странный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145