- Диковинная - самое подходящее слово, - заметил Холмс.
- И это не английская бумага. Посмотрите ее на свет.
Я так и сделал и увидел на бумаге водяные знаки: большое
"Е и маленькое "g", затем "Р" и большое "G" с маленьким "t".
- Какой вывод вы можете из этого сделать? - спросил
Холмс.
- Это несомненно имя фабриканта или, скорее, его
монограмма.
- Вот и ошиблись! Большое "G" с маленьким "t" - это
сокращение "Gesellschaft", что по-немецки означает "компания".
Это обычное сокращение, как наше "К+". "Р", конечно, означает
"Papier", бумага. Расшифруем теперь "Е". Заглянем в иностранный
географический справочник... - Он достал с полки тяжелый
фолиант в коричневом переплете. - Eglow, Eglonitz... Вот мы и
нашли: Egeria. Это местность, где говорят по-немецки, в
Богемии, недалеко от Карлсбада1. Место смерти Валленштейна2,
славится многочисленными стекольными заводами и бумажными
фабриками... Ха-ха, мой мальчик, какой вы из этого делаете
вывод? - Глаза его сверкнули торжеством, и он выпустил из
своей трубки большое синее облако.
- Бумага изготовлена в Богемии, - сказал я.
- Именно. А человек, написавший записку, немец. Вы
замечаете странное построение фразы: "Такой отзыв о вас мы со
всех сторон получали"? Француз или русский не мог бы так
написать. Только немцы так бесцеремонно обращаются со своими
глаголами. Следовательно, остается только узнать, что нужно
этому немцу, который пишет на богемской бумаге и предпочитает
носить маску, лишь бы не показывать своего лица... Вот и он
сам, если я не ошибаюсь. Он разрешит все наши сомнения.
Мы услышали резкий стук лошадиных копыт и визг колес,
скользнувших вдоль ближайшей обочины. Вскоре затем кто-то с
силой дернул звонок.
Холмс присвистнул.
- Судя по звуку, парный экипаж... Да, - продолжал он,
выглянув в окно, - изящная маленькая карета и пара рысаков...
по сто пятьдесят гиней каждый. Так или иначе, но это дело
пахнет деньгами, Уотсон.
- Я думаю, что мне лучше уйти, Холмс?
- Нет, нет, оставайтесь! Что я стану делать без моего
биографа? Дело обещает быть интересным. Будет жаль, если вы
пропустите его.
- Но ваш клиент...
- Ничего, ничего. Мне может понадобиться ваша помощь, и
ему тоже... Ну, вот он идет. Садитесь в это кресло, доктор, и
будьте очень внимательны.
Медленные, тяжелые шаги, которые мы слышали на лестнице и
в коридоре, затихли перед самой нашей дверью. Затем раздался
громкий и властный стук.
- Войдите! - сказал Холмс.
Вошел человек ростом едва ли меньше шести футов и шести
дюймов3, геркулесовского сложения. Он был одет роскошно, но эту
роскошь сочли бы в Англии вульгарной. Рукава и отвороты его
двубортного пальто были оторочены тяжелыми полосами каракуля;
темно-синий плащ, накинутый на плечи, был подбит
огненно-красным шелком и застегнут на шее пряжкой из
сверкающего берилла. Сапоги, доходящие до половины икр и
обшитые сверху дорогим коричневым мехом, дополняли то
впечатление варварской пышности, которое производил весь его
облик. В руке он держал широкополую шляпу, а верхняя часть его
лица была закрыта черной маской, опускавшейся ниже скул. Эту
маску, походившую на забрало, он, очевидно, только что надел,
потому что, когда он вошел, рука его была еще поднята. Судя по
нижней части лица, это был человек сильной воли: толстая
выпяченная губа и длинный прямой подбородок говорили о
решительности, переходящей в упрямство.
- Вы получили мою записку? - спросил он низким, грубым
голосом с сильным немецким акцентом. - Я сообщал, что приду к
вам. - Он смотрел то на одного из нас, то на другого, видимо
не зная, к кому обратиться.
- Садитесь, пожалуйста. - сказал Холмс. - Это мой друг
и товарищ, доктор Уотсон. Он так добр, что иногда помогает мне
в моей работе. С кем имею честь говорить?
- Вы можете считать, что я граф фон Крамм, богемский
дворянин. Полагаю, что этот джентльмен, ваш друг, - человек,
достойный полного доверия, и я могу посвятить его в дело
чрезвычайной важности? Если это не так, я предпочел бы
беседовать с вами наедине.
Я встал, чтобы уйти, но Холмс схватил меня за руку и
толкнул обратно в кресло:
- Говорите либо с нами обоими, либо не говорите. В
присутствии этого джентльмена вы можете сказать все, что
сказали бы мне с глазу на глаз.
Граф пожал широкими плечами.
- В таком случае я должен прежде всего взять с вас обоих
слово, что дело, о котором я вам сейчас расскажу, останется в
тайне два года. По прошествии двух лет это не будет иметь
значения. В настоящее время я могу, не преувеличивая, сказать:
вся эта история настолько серьезна, что может отразиться на
судьбах Европы.
- Даю слово, - сказал Холмс.
- И я.
- Простите мне эту маску, - продолжал странный
посетитель. - Августейшее лицо, по поручению которого я
действую, пожелало, чтобы его доверенный остался для вас
неизвестен, и я должен признаться, что титул, которым я себя
назвал, не совсем точен.
- Это я заметил, - сухо сказал Холмс.
- Обстоятельства очень щекотливые, и необходимо принять
все меры, чтобы из-за них не разросся огромный скандал, который
мог бы сильно скомпрометировать одну из царствующих династий
Европы. Говоря проще, дело связано с царствующим домом
Ормштейнов, королей Богемии.
- Так я и думал, - пробормотал Холмс, поудобнее
располагаясь в кресле и закрывая глаза.
Посетитель с явным удивлением посмотрел на лениво
развалившегося, равнодушного человека, которого ему,
несомненно, описали как самого проницательного и самого
энергичного из всех европейских сыщиков. Холмс медленно открыл
глаза и нетерпеливо посмотрел на своего тяжеловесного клиента.
- Если ваше величество соблаговолите посвятить нас в свое
дело, - заметил он, - мне легче будет дать вам совет.
Посетитель вскочил со стула и принялся шагать по комнате в
сильном возбуждении. Затем с жестом отчаяния он сорвал с лица
маску и швырнул ее на пол.
- Вы правы, - воскликнул он, - я король! Зачем мне
пытаться скрывать это?
- Действительно, зачем? Ваше величество еще не начали
говорить, как я уже знал, что передо мной Вильгельм Готтсрейх
Сигизмунд фон Ормштейн, великий князь Кассель-Фельштейнский и
наследственный король Богемии.
- Но вы понимаете, - сказал наш странный посетитель,
снова усевшись и поводя рукой по высокому белому лбу, - вы
понимаете, что я не привык лично заниматься такими делами!
Однако вопрос настолько щекотлив, что я не мог доверить его
кому-нибудь из полицейских агентов, не рискуя оказаться в его
власти. Я приехал из Праги инкогнито специально затем, чтобы
обратиться к вам за советом.
- Пожалуйста, обращайтесь, - сказал Холмс, снова
закрывая глаза.
- Факты вкратце таковы: лет пять назад, во время
продолжительного пребывания в Варшаве, я познакомился с хорошо
известной авантюристкой Ирэн Адлер. Это имя вам, несомненно,
знакомо?
- Будьте любезны, доктор, посмотрите в моей картотеке, -
пробормотал Холмс, не открывая глаз.
Много лет назад он завел систему регистрации разных
фактов, касавшихся людей и вещей, так что трудно было назвать
лицо или предмет, о которых он не мог бы сразу дать сведения. В
данном случае я нашел биографию Ирэн Адлер между биографией
еврейского раввина и биографией одного начальника штаба,
написавшего труд о глубоководных рыбах.
- Покажите-ка, - сказал Холмс. - Гм! Родилась в
Нью-Джерси в 1858 году. Контральто, гм... Ла Скала, так-так!..
Примадонна императорской оперы в Варшаве, да! Покинула оперную
сцену, ха! Проживает в Лондоне... совершенно верно! Ваше
величество, насколько я понимаю, попали в сети к этой молодой
особе, писали ей компрометирующие письма и теперь желали бы
вернуть эти письма.
- Совершенно верно. Но каким образом?
- Вы тайно женились на ней?
- Нет.
- Никаких документов или свидетельств?
- Никаких.
- В таком случае, я вас не понимаю, ваше величество. Если
эта молодая женщина захочет использовать письма для шантажа или
других целей, как она докажет их подлинность?
- Мой почерк.
- Пустяки! Подлег.
- Моя личная почтовая бумага.
- Украдена.
- Моя личная печать.
- Подделка.
- Моя фотография.
- Куплена.
- Но мы сфотографированы вместе!
- О-о, вот это очень плохо! Ваше величество действительно
допустили большую оплошность.
- Я был без ума от Ирэн.
- Вы серьезно себя скомпрометировали.
- Тогда я был всего лишь кронпринцем. Я был молод. Мне и
теперь только тридцать.
- Фотографию необходимо во что бы то ни стало вернуть.
- Мы пытались, но нам не удалось.
- Ваше величество должны пойти на издержки: фотографию
надо купить.
- Ирэн не желает ее продавать.
- Тогда ее надо выкрасть.
- Было сделано пять попыток. Я дважды нанимал взломщиков,
и они перерыли весь ее дом. Раз, когда она путешествовала, мы
обыскали ее багаж. Дважды ее заманивали в ловушку. Мы не
добились никаких результатов.
- Никаких?
- Абсолютно никаких.
Холмс засмеялся.
- Ничего себе задачка! - сказал он.
- Но для меня это очень серьезная задача! - с упреком
возразил король.
- Да, действительно. А что она намеревается сделать с
фотографией?
- Погубить меня.
- Но каким образом?
- Я собираюсь жениться.
- Об этом я слышал.
- На Клотильде Лотман фон Саксен-Менинген. Быть может, вы
знаете строгие принципы этой семьи. Сама Клотильда -
воплощенная чистота. Малейшая тень сомнения относительно моего
прошлого привела бы к разрыву.
- А Ирэн Адлер?
- Она грозит, что пошлет фотоснимок родителям моей
невесты. И пошлет, непременно пошлет! Вы ее не знаете. У нее
железный характер. Да, да, лицо обаятельной женщины, а душа
жестокого мужчины. Она ни перед чем не остановится, лишь бы не
дать мне жениться на другой.
- Вы уверены, что она еще не отправила фотографию вашей
невесте?
- Уверен.
- Почему?
- Она сказала, что пошлет фотографию в день моей
официальной помолвки. А это будет в ближайший понедельник.
- О, у нас остается три дня! - сказал Холмс, зевая. - И
это очень приятно, потому что сейчас мне надо заняться
кое-какими важными делами. Ваше величество, конечно, останетесь
пока что в Лондоне?
- Конечно. Вы можете найти меня в гостинице Лэнгхэм под
именем графа фон Крамма.
- В таком случае, я пришлю вам записочку - сообщу, как
продвигается дело.
- Очень прошу вас. Я так волнуюсь!
- Ну, а как насчет денег?
- Тратьте, сколько найдете нужным. Вам предоставляется
полная свобода действий.
- Абсолютно?
- О, я готов отдать за эту фотографию любую из провинций
моего королевства!
- А на текущие расходы?
Король достал из-за плаща тяжелый кожаный мешочек и
положил его на стол.
- Здесь триста фунтов золотом и семьсот ассигнациями, -
сказал он.
Холмс написал расписку на страничке своей записной книжки
и вручил королю.
- Адрес мадемуазель? - спросил он.
- Брайони-лодж, Серпантайн-авеню, Сент-Джонсвуд.
Холмс записал.
- И еще один вопрос, - сказал он. - Фотография была
кабинетного размера?
- Да, кабинетного.
- А теперь доброй ночи, ваше величество, к я надеюсь, что
скоро у нас будут хорошие вести... Доброй ночи, Уотсон, -
добавил он, когда колеса королевского экипажа застучали по
мостовой. - Будьте любезны зайти завтра в три часа, я бы хотел
потолковать с вами об этом деле.
II
Ровно в три часа я был на Бейкер-стрит, но Холмс еще не
вернулся. Экономка сообщила мне, что он вышел из дому в начале
девятого. Я уселся у камина с намерением дождаться его, сколько
бы мне ни пришлось ждать. Я глубоко заинтересовался его
расследованием, хотя оно было лишено причудливых и мрачных
черт, присущих тем двум преступлениям, о которых я рассказал в
другом месте. Но своеобразные особенности этого случая и
высокое положение клиента придавали делу необычный характер.
Если даже оставить в стороне самое содержание исследования,
которое производил мой друг, - как удачно, с каким мастерством
он сразу овладел всей ситуацией и какая строгая, неопровержимая
логика была в его умозаключениях! Мне доставляло истинное
удовольствие следить за быстрыми, ловкими приемами, с помощью
которых он разгадывал самые запутанные тайны. Я настолько
привык к его неизменным триумфам, что самая возможность неудачи
не укладывалась у меня в голове.
Было около четырех часов, когда дверь отворилась и в
комнату вошел подвыпивший грум4, с бакенбардами, с растрепанной
шевелюрой, с воспаленным лицом, одетый бедно и вульгарно. Как
ни привык я к удивительной способности моего друга менять свой
облик, мне пришлось трижды вглядеться, прежде чем я
удостоверился, что это действительно Холмс. Кивнув мне на ходу,
он исчез в своей спальне, откуда появился через пять минут в
темном костюме, корректный, как всегда. Сунув руки в карманы,
он протянул ноги к пылающему камину и несколько минут весело
смеялся.
- Чудесно! - воскликнул он, затем закашлялся и снова
расхохотался, да так, что под конец обессилел и в полном
изнеможении откинулся на спинку кресла.
- В чем дело?
- Смешно, невероятно смешно! Уверен, что вы никогда не
угадаете, как я провел это утро и что я в конце концов сделал.
- Не могу себе представить. Полагаю, что вы наблюдали за
привычками или, может быть, за домом мисс Ирэн Адлер.
- Совершенно верно, но последствия были довольно
необычайные... Однако расскажу по порядку. В начале девятого я
вышел из дому под видом безработного грума. Существует
удивительная симпатия, своего рода содружество между всеми, кто
имеет дело с лошадьми. Станьте грумом, и вы узнаете все, что
вам надо. Я быстро нашел Брайони-лодж. Это крохотная шикарная
двухэтажная вилла; она выходит на улицу, позади нее сад.
Массивный замок на садовой калитке. С правой стороны большая
гостиная, хорошо обставленная, с высокими окнами, почти до
полу, и с нелепыми английскими оконными затворами, которые мог
бы открыть и ребенок. За домом ничего особенного, кроме того,
что к окну галереи можно добраться с крыши каретного сарая. Я
обошел этот сарай со всех сторон и рассмотрел его очень
внимательно, но ничего интересного не заметил. Затем я пошел
вдоль улицы и увидел, как я и ожидал, в переулке, примыкающем к
стене сада, конюшню. Я помог конюхам чистить лошадей и получил
за это два пенса, стакан водки, два пакета табаку и вдоволь
сведений о мисс Адлер, а также и о других местных жителях.
Местные жители меня не интересовали нисколько, но я был
вынужден выслушать их биографии.
- А что вы узнали об Ирэн Адлер? - спросил я.
- О, она вскружила головы всем мужчинам в этой части
города. Она самое прелестное существо из всех, носящих дамскую
шляпку на этой планете. Так говорят в один голос все
серпантайнские конюхи. Она живет тихо, выступает иногда на
концертах, ежедневно в пять часов дня выезжает кататься и ровно
в семь возвращается к обеду. Редко выезжает в другое время,
кроме тех случаев, когда она поет. Только один мужчина посещает
ее - только один, но зато очень часто. Брюнет, красавец,
прекрасно одевается, бывает у нее ежедневно, а порой и по два
раза в день. Его зовут мистер Годфри Нортон из Темпла5. Видите,
как выгодно войти в доверие к кучерам! Они его возили домой от
серпантайнских конюшен раз двадцать и все о нем знают. Выслушав
то, что они мне рассказывали, я снова стал прогуливаться взад и
вперед вблизи Брайони-лодж и обдумывать дальнейшие действия.
Этот Годфри Нортон, очевидно, играет существенную роль во
всем деле. Он юрист. Это звучит зловеще. Что их связывает и
какова причина его частых посещений? Кто она: его клиентка? Его
друг? Его возлюбленная? Если она его клиентка, То, вероятно,
отдала ему на хранение ту фотографию. Если же возлюбленная -
едва ли. От решения этого вопроса зависит, продолжать ли мне
работу в Брайони-лодж или обратить внимание на квартиру того
джентльмена в Темпле. Этот вопрос очень щекотлив и расширяет
поле моих розысков... Боюсь, Уотсон, что надоедаю вам этими
подробностями, но, чтобы вы поняли всю ситуацию, я должен
открыть вам мои мелкие затруднения.
- Я внимательно слежу за вашим рассказом, - ответил я.
- Я все еще взвешивал в уме это дело, когда к
Брайони-лодж подкатил изящный экипаж и из него выскочил
какой-то джентльмен, необычайно красивый, усатый, смуглый, с
орлиным носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145