А р и с т о т е л ь.
Необходимо. П а р м е н и д. Выходит, несуществующее единое и стоит на
месте и движется. А р и с т о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д.
Далее, Коль скоро оно движется, то ему весьма необходимо изменяться: ведь
насколько чтонибудь продвигается, настолько оно находится уже не в том
состоянии, в каком находилось, но в другом. А р и с т о т е л ь. Да. П а р
м е н и д. Значит, единое, находясь в движении, тем самым изменяется. А р и
с т о т е л ь. Да. П а р м е н и д . А если бы оно никак не двигалось, то
никак и не изменялось бы. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и
д. Следовательно, поскольку несуществующее единое движется, оно изменяется,
а поскольку оно не движется, оно не изменяется. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое и
изменяется, и не изменяется. А р и с т о т е ль . Очевидно. П а р м е н и
д. А разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и
гибнуть в отношении прежнего своего состояния, а неизменяющемуся - не
становиться [другим] и не гибнуть? А р и с т о т е л ь . Должно. П а р м е
н и д. Следовательно, и несуществующее единое, изменяясь, становится и
гибнет, а не изменяясь, не становится и не гибнет. Таким образом, выходит,
что несуществующее единое становится и гибнет, а также не становится и не
гибнет. А р и с т о т е л ь. Несомненно. П а р м е н и д. Вернемся опять к
началу, чтобы посмотреть, получится ли у нас то же самое, что получилось
только что, или другое.
А р и с т о т е л ь. Хорошо, вернемся. П а р м е н и д. Итак, предположив,
что единое не существует, мы выясняем, какие из этого следуют выводы. А р и
с т о т е л ь. Да. П а р м е н и д. Когда же мы говорим <не существует)>,
то разве этим обозначается что-нибудь иное, а не отсутствие бытия у того,
что мы называем несуществующим? А р и с т о т е л ь. Да, именно это. П а р
м е н и д. Разве, называя нечто несуществующим, мы считаем, что оно
некоторым образом не существует, а некоторым образом существует? Или это
выражение <не существует> просто означает, что несуществующего нет ни так
ни этак и как несуществующее оно никак не причастно бытию? А р и с т о т е
л ь. Это - прежде всего. П а р м е н и д. Так что несуществующее не могло
бы ни существовать, ни другим каким-либо образом быть причастным бытию. А р
и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и д. А становиться и гибнуть не
значило ли: первое - приобщаться к бытию, а второе - утрачивать бытие, или
это имело какой-нибудь другой смысл? А р и с т о т е л ь. Никакого другого.
П а р м е н и д. Но что совершенно не причастно бытию, то не могло бы ни
получать его, ни утрачиватьА р и с т о т е л ь. Как оно могло бы? П а р м е
н и д. А так как единое никак не существует, то оно никоим образом не
должно ни иметь бытия, ни терять его, ни приобщаться к нему. А р и с т о т
е л ь. Естественно. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое
не гибнет и не возникает, так как оно никак не причастно бытию. А р и с т о
т е л ь. Очевидно, нет. П а р м е н и д. А следовательно, и не изменяется
никак: в самом деле, претерпевая изменение, оно возе пикало бы и гибло. А р
и с т о т е л ь. Правда. П а р м е н и д. Если же оно не изменяется, то,
конечно, и не движется? А р и с т о т е л ь. Конечно. П а р м е н и д.
Далее, мы не скажем, что нигде не находящееся стоит, ибо стоящее должно
быть всегда в
каком-нибудь одном и том же месте. А р и с т о т е л ь. В одном и том же.
Как же иначе? П а р м е н и д. Таким образом, мы должны также признать, что
несуществующее никогда не стоит на мксте и не движется. А р и с т о т е л
ь. Конечно, нет. П а р м е н и д. Далее, ему не присуще ничто из
существующего: ведь, будучи причастным чему-либо существующему, оно было бы
причастно и бытию. А р и с т о т е л ь. Очевидно. П а р м е н и д .
Следовательно, у него нет ни Великости, ни малости, ни равенства. А р и с т
о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и д. У него также нет ни подобия, ни
отличия ни в отношении себя самого, ни в отношении иного. А р и с т о т е л
ь. Очевидно, нет. П а р м е н и д . Далее, может ли иное как-либо
.относиться к нему, если ничто не должно к нему относиться? А р и с т о т е
л ь. Не может. П а р м е н и д. Поэтому иное ни подобно ему, ни нкподобно,
ни тождественно ему, ни отлично. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м
е н и д . Ну, а будет ли иметь отношение к несуществующему следующее:
<того>, <тому>, <чтолибо>, <это>, <этого>, <иного>, <иному>, <прежде>,
<потом>, <теперь>, <знание>, <мнение>, <ощущение>, <суждение>, <имя> или
иное что-нибудь из существующего? А р и с т о т е л ь. Не будет. П а р м е
н и д. Таким образом, несуществующее единое ничего не претерпевает. А р и с
т о т е л ь. Действительно, выходит, что ничего не претерпевает.
Относительное и абсолютное отрицание единого с выводами для иного П а р м е
н и д. Обсудим ещР, каким должно быть иное, если единого не существует. А р
и с т о т е л ь. Обсудим. П а р м е н и д. Я полагаю, что иное прежде всего
должно быть иным, потому что если бы оно и иным не было, то о нем нельзя
было бы рассуждать. А р и с т от е л ь. Конечно. П а р м е н и д. Если же
об ином можно рассуждать, то иное есть другое; в самом деле, разве не одно
и то же
обозначаешь ты словами <иное> и <другое>? А р и с т о т е л ь. По-моему,
одно и то же. П а р м е н и д. Разве мы не говорим, что другое есть другое
по отношению к другому и иное есть иное по отношению к иному? А р и с т о т
е л ь. Говорим. П а р м е н и д. Поэтому иное, чтобы действительно быть
иным, должно иметь нечто, в отношении чего оно есть иное. А р и с т о т е л
ь. Должно. П а р м е н и д. Что бы это такое было? Ведь иное не будет иным
в отношении единого, Коль скоро единого не существует. А р и с т о т е л ь.
Не будет. П а р м е н и д. Следовательно, оно иное по отношкнию к себе
самому, ибо ему остается только это, или оно не будет иным по отношению к
чему бы то ни было. А р и с т о т е л ь. Правильно. П а р м е н и д. Стало
быть, любые [члены другого) взаимно другие как множества; они не могут быть
взаимно другими как единицы, ибо единого не существует. Любое скопление их
беспредельно количественно: даже если кто-нибудь возьмет кажущееся самым
малым, то и оно, только что представлявшееся одним, вдруг, как при
сновидении, кажется многим и из ничтожно малого превращается в огромное по
сравнению с частями, получающимися в результате его дробления. А р и с т о
т е л ь. Совершенно верно. П а р м е н и д. Итак, в качестве этих скоплений
иное есть иное по отношению к самому себе, если вообще существует иное,
когда не существует единого. А р и с т о т е л ь. Совершенно верно. П а р м
е н и д. Итак, будет существовать множество скоплений, из которых каждое
будет казаться одним, не будучи на самом деле одним, поскольку не будет
единого? А р и с т от е л ь. Да. П а р м е н и д. И будет казаться, что
существует некоторое их число, поскольку каждое из них - одно, е при том,
что их много. А р и с т о т е л ь. Именно так. П а р м е н и д. И одно в
них покажется четным, другое нечетным, но это противно истине, поскольку
единого не существует. А р и с т о т е л ь . Конечно, противно истине.
П а р м е н и д . Далее, как было сказано, будет казаться, что в них
содержится мельчайшее, однако это мельчайшее покажется многим и великим в
сравнении с каждым из многочисленных малых [членений]. А р и с т о т е л ь.
Как же иначе? П а р м е н и д. Далее, каждое скопление будет представляться
также равным многим малым [членам]; в самом деле, оно лишь в том случае
представится перкходящим из большего в меньшее, если предварительно
покажется промежуточным, а это и будет создавать впечатление равенства. А р
и с т о т е л ь. Естественно. П а р м е н и д. Далее, будет представляться,
что каждое скопление имеет предел по отношению к другому скоплению, хотя по
отношению к самому себе оно не имеет ни начала, ни конца, ни середины.
А р и с т от е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вот каким: когда кто-нибудь мысленно примет что-либо за
начало, конец или середину таких скоплений, то каждый раз перед началом
окажется другое начало, за концом останется еще другой конец и в середине
появится другая, более средняя, середина, меньшая первой, потому что ни в
начале, ни в конце, ни в середине нельзя уловить единого, раз оно не
существует.
А р и с т о т е л ь. Совершенно верно.
П а р м е и и д. А все существующее, какое кто-либо улавливает мыслью,
должно, полагаю я, распадаться и раздробляться, ибо его можно воспринять
лишь в виде скопления, лишенного единства.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. Конечно, издали, для слабого зрения, такое скопление
необходимо будет казаться единым, но с вблизи, для острого ума, каждое
единство окажется количественно беспредельным, Коль скоро оно лишено
единого, которого не существует. Не правда ли?
А р и с т о те л ь. Это в высшей степени необходимо.
П а р м е н и д . Таким образом, если единого нет, а существует иное в
отношении единого, то каждое иное должно казаться и беспредельным, и
имеющим предел, и одним, и многим.
А р и с т о т е л ь. Да, должно. П а р м е н и д. Не будет ли оно также
казаться подобным и неподобным?
А р и с т о т е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вроде того, как бывает с контурами на картине. Если
стать в отдалении, то все они, сливаясь воедино, будут казаться одинаковыми
и потому подобными. Аристотель. Конечно.
П а р м е н и д. А если приблизиться, то они оказы ваются многими и
различными и, вследствие впечатления отличия, разнообразными и неподобными
друг другу.
А р и с т о т е л ь. Да.
П а р м е н и д . Так же и эти скопления должны казаться подобными и
неподобными себе и самим и друг другу.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. А следовательно, и тождественными и различными между
собой, и соприкасающимися и разделенными, и движущимися всеми видами
движения и находящимися в состоянии полного покоя, и возникающими и
гибнущими, и ни теми, ни другими, и имеющими все подобные свойства, которые
нам уже не трудно проследить, если единого нет, а многое существует.
А р и с т о т е л ь. Сущая правда.
П а р м е н и д. Вернемся в последний раз к началу и обсудим, чем должно
быть иное в отношении единого, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Обсудим.
П а р м е н и д. Итак, иное не будет единым.
А р и с т о т е л ь. Как же иначе?
П а р м е н и д . А также и многим, ведь во многом будет содержаться и
единое. Если же ничто из иного не есть одно, то все оно есть ничто, так что
не может быть и многим.
А р и с т о т е л ь. Верно.
П а р м е н и д. А если в ином не содержится единое, то иное не есть ни
многое, ни единое.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И даже не представляется ни единым, ни многим.
А р и с т от е л ь. Почему так?
П а р м е н и д. А потому, что иное нигде никаким образом не имеет никакого
общения ни с чем из несуществующего и ничто из несуществующего не имеет
никакого отношения ни к чему из иного; к тому же у несуществующего нет и
частей.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Следовательно, у иного нет ни мнения о несуществующем, ни
какого-либо представления о нем и несуществующее решительно никак не
мыслится иным.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. Следовательно, если единое не сущкствует, то ничто из
иного не может мыслиться ни как одно, ни как многое, потому что без единого
мыслить многое невозможно.
А р и с т о т е л ь. Да, невозможно.
П а р м е н и д. Итак, если единое не существует, то и иное не существует и
его нельзя мыслить ни как единое, ни как многое.
А р и с т о т е л ь. Выходит, так.
П а р м е н и д. Следовательно, его нельзя себе мыслить также ни как
подобное, ни как неподобное.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И также ни как тождественное, ни как различное, ни как
соприкасающееся, ни как обособленное, ни вообще как имеющее другие
признаки, которые, как мы проследили выше, оно обнаруживает, ничем таким
иное не может ни быть, ни казаться, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Не правильно ли будет сказать в общем: если единое не
существует, то ничего не сущкствует?
А р и с т о т е л ь. Совершенно правильно.
П а р м е н и д. Выскажем же это утверждение, а также и то, что существует
ли единое или не существует, и оно и иное, как оказывается, по отношению к
самим себе и друг к другу безусловно суть и не суть, кажутся и не кажутся.
А р и с т о т е л ь. Истинная правда.
Платон - Пир
ПЛАТОН
ПИР
АПОЛЛОДОР И ЕГО ДРУГ
К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я
шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидал меня сзади и
шутливо окликнул издали.
- Эй, - крикнул он, - Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка!
Я остановился и подождал.
- Аполлодор, - сказал он, - а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить
о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же
это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов
Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь. Но сам он
ничего толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем этом ты -
ведь тебе больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но сначала
скажи мне, присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет?
И я ответил ему:
- Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего
толком, если ты думаешь, будто беседа, о которой ты спрашиваешь,
происходила недавно, так что я мог там присутствовать.
- Да, именно так я и думал, - отвечал он.
- Да что ты, Главкон? - воскликнул я. - Разве ты не знаешь, что Агафон уже
много лет здесь не живет? А с тех пор как я стал проводить время с Сократом
и взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает, не
прошло и трех лет. Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь
чем-то стоящим, а был жалок, как любой из вас, - к примеру, как ты теперь,
если ты думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией. -
Чем смеяться над нами, - ответил он, - лучше скажи мне, когда состоялась
эта беседа.
- Во времена нашего детства, - отвечал я, - когда Агафон получил награду за
первую свою трагедию, на следующий день после того, как он
жертвоприношением отпраздновал эту победу вместе с хоревтами.
- Давно, оказывается, было дело. Кто же рассказывал об этом тебе, не сам ли
Сократ?
- Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, - некий Аристодем из Кидафин,
маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой беседе, потому
что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей Сократа. Впрочем,
и самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот подтвердил мне его рассказ.
- Так почему бы тебе не поделиться со мной? Ведь по дороге в город удобно и
говорить и слушать.
Вот мы и вели по пути беседу об этом: потому я и чувствую себя, как я уже
заметил вначале, достаточно подготовленным. И если вы хотите, чтобы я
рассказал все это и вам, пусть будет по-вашему. Ведь я всегда безмерно рад
случаю вести или слушать философские речи, не говоря уже о том, что надеюсь
извлечь из них какую-то пользу; зато когда я слышу другие речи, особенно
ваши обычные речи богачей и дельцов, на меня нападает тоска, и мне
становится жаль вас, моих приятелей, потому что вы думаете, будто дело
делаете, а сами только напрасно время тратите. Вы же, может быть, считаете
несчастным меня, и я допускаю, что вы правы; но что несчастны вы - это я не
то что допускаю, а знаю твердо.
- Всегда-то ты одинаков, Аполлодор: вечно ты поносишь себя и других и,
кажется, решительно всех, кроме Сократа, считаешь достойными сожаления, а
уже себя самого - в первую голову. За что прозвали тебя бесноватым, этого я
не знаю, но в речах твоих ты и правда всегда таков: ты нападаешь на себя и
на весь мир, кроме Сократа.
- Ну как же мне не бесноваться, милейший, как мне не выходить из себя, если
таково мое мнение и обо мне самом, и о вас.
- Не стоит сейчас из-за этого пререкаться, Аполлодор. Лучше исполни нашу
просьбу и расскажи, какие там велись речи.
- Они были такого примерно рода... Но я попытаюсь, пожалуй, рассказать вам
все по порядку, так же как и сам Аристодем мне рассказывал.
Итак, он встретил Сократа - умытого и в сандалиях, что с тем редко
случалось, и спросил его, куда это он так вырядился. Тот ответил:
- На ужин к Агафону. Вчера я сбежал с победного торжества, испугавшись
многолюдного сборища, но пообещал прийти сегодня. Вот я и принарядился,
чтобы явиться к красавцу красивым. Ну а ты, - заключил он, - не хочешь ли
ты пойти на пир без приглашения?
И он ответил ему:
- Как ты прикажешь!
- В таком случае, - сказал Сократ, - пойдем вместе и, во изменение
поговорки, докажем, что "к людям достойным на пир достойный без зова
приходит". А ведь Гомер не просто исказил эту поговорку, но, можно сказать,
надругался над ней. Изобразив Агамемнона необычайно доблестным воином, а
Менелая "слабым копейщиком", он заставил менее достойного Менелая явиться
без приглашения к более достойному Агамемнону, когда тот приносил жертву и
давал пир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Необходимо. П а р м е н и д. Выходит, несуществующее единое и стоит на
месте и движется. А р и с т о т е л ь. Выходит, так. П а р м е н и д.
Далее, Коль скоро оно движется, то ему весьма необходимо изменяться: ведь
насколько чтонибудь продвигается, настолько оно находится уже не в том
состоянии, в каком находилось, но в другом. А р и с т о т е л ь. Да. П а р
м е н и д. Значит, единое, находясь в движении, тем самым изменяется. А р и
с т о т е л ь. Да. П а р м е н и д . А если бы оно никак не двигалось, то
никак и не изменялось бы. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и
д. Следовательно, поскольку несуществующее единое движется, оно изменяется,
а поскольку оно не движется, оно не изменяется. А р и с т о т е л ь.
Конечно, нет. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое и
изменяется, и не изменяется. А р и с т о т е ль . Очевидно. П а р м е н и
д. А разве изменяющемуся не должно становиться другим, чем прежде, и
гибнуть в отношении прежнего своего состояния, а неизменяющемуся - не
становиться [другим] и не гибнуть? А р и с т о т е л ь . Должно. П а р м е
н и д. Следовательно, и несуществующее единое, изменяясь, становится и
гибнет, а не изменяясь, не становится и не гибнет. Таким образом, выходит,
что несуществующее единое становится и гибнет, а также не становится и не
гибнет. А р и с т о т е л ь. Несомненно. П а р м е н и д. Вернемся опять к
началу, чтобы посмотреть, получится ли у нас то же самое, что получилось
только что, или другое.
А р и с т о т е л ь. Хорошо, вернемся. П а р м е н и д. Итак, предположив,
что единое не существует, мы выясняем, какие из этого следуют выводы. А р и
с т о т е л ь. Да. П а р м е н и д. Когда же мы говорим <не существует)>,
то разве этим обозначается что-нибудь иное, а не отсутствие бытия у того,
что мы называем несуществующим? А р и с т о т е л ь. Да, именно это. П а р
м е н и д. Разве, называя нечто несуществующим, мы считаем, что оно
некоторым образом не существует, а некоторым образом существует? Или это
выражение <не существует> просто означает, что несуществующего нет ни так
ни этак и как несуществующее оно никак не причастно бытию? А р и с т о т е
л ь. Это - прежде всего. П а р м е н и д. Так что несуществующее не могло
бы ни существовать, ни другим каким-либо образом быть причастным бытию. А р
и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и д. А становиться и гибнуть не
значило ли: первое - приобщаться к бытию, а второе - утрачивать бытие, или
это имело какой-нибудь другой смысл? А р и с т о т е л ь. Никакого другого.
П а р м е н и д. Но что совершенно не причастно бытию, то не могло бы ни
получать его, ни утрачиватьА р и с т о т е л ь. Как оно могло бы? П а р м е
н и д. А так как единое никак не существует, то оно никоим образом не
должно ни иметь бытия, ни терять его, ни приобщаться к нему. А р и с т о т
е л ь. Естественно. П а р м е н и д. Следовательно, несуществующее единое
не гибнет и не возникает, так как оно никак не причастно бытию. А р и с т о
т е л ь. Очевидно, нет. П а р м е н и д. А следовательно, и не изменяется
никак: в самом деле, претерпевая изменение, оно возе пикало бы и гибло. А р
и с т о т е л ь. Правда. П а р м е н и д. Если же оно не изменяется, то,
конечно, и не движется? А р и с т о т е л ь. Конечно. П а р м е н и д.
Далее, мы не скажем, что нигде не находящееся стоит, ибо стоящее должно
быть всегда в
каком-нибудь одном и том же месте. А р и с т о т е л ь. В одном и том же.
Как же иначе? П а р м е н и д. Таким образом, мы должны также признать, что
несуществующее никогда не стоит на мксте и не движется. А р и с т о т е л
ь. Конечно, нет. П а р м е н и д. Далее, ему не присуще ничто из
существующего: ведь, будучи причастным чему-либо существующему, оно было бы
причастно и бытию. А р и с т о т е л ь. Очевидно. П а р м е н и д .
Следовательно, у него нет ни Великости, ни малости, ни равенства. А р и с т
о т е л ь. Конечно, нет. П а р м е н и д. У него также нет ни подобия, ни
отличия ни в отношении себя самого, ни в отношении иного. А р и с т о т е л
ь. Очевидно, нет. П а р м е н и д . Далее, может ли иное как-либо
.относиться к нему, если ничто не должно к нему относиться? А р и с т о т е
л ь. Не может. П а р м е н и д. Поэтому иное ни подобно ему, ни нкподобно,
ни тождественно ему, ни отлично. А р и с т о т е л ь. Конечно, нет. П а р м
е н и д . Ну, а будет ли иметь отношение к несуществующему следующее:
<того>, <тому>, <чтолибо>, <это>, <этого>, <иного>, <иному>, <прежде>,
<потом>, <теперь>, <знание>, <мнение>, <ощущение>, <суждение>, <имя> или
иное что-нибудь из существующего? А р и с т о т е л ь. Не будет. П а р м е
н и д. Таким образом, несуществующее единое ничего не претерпевает. А р и с
т о т е л ь. Действительно, выходит, что ничего не претерпевает.
Относительное и абсолютное отрицание единого с выводами для иного П а р м е
н и д. Обсудим ещР, каким должно быть иное, если единого не существует. А р
и с т о т е л ь. Обсудим. П а р м е н и д. Я полагаю, что иное прежде всего
должно быть иным, потому что если бы оно и иным не было, то о нем нельзя
было бы рассуждать. А р и с т от е л ь. Конечно. П а р м е н и д. Если же
об ином можно рассуждать, то иное есть другое; в самом деле, разве не одно
и то же
обозначаешь ты словами <иное> и <другое>? А р и с т о т е л ь. По-моему,
одно и то же. П а р м е н и д. Разве мы не говорим, что другое есть другое
по отношению к другому и иное есть иное по отношению к иному? А р и с т о т
е л ь. Говорим. П а р м е н и д. Поэтому иное, чтобы действительно быть
иным, должно иметь нечто, в отношении чего оно есть иное. А р и с т о т е л
ь. Должно. П а р м е н и д. Что бы это такое было? Ведь иное не будет иным
в отношении единого, Коль скоро единого не существует. А р и с т о т е л ь.
Не будет. П а р м е н и д. Следовательно, оно иное по отношкнию к себе
самому, ибо ему остается только это, или оно не будет иным по отношению к
чему бы то ни было. А р и с т о т е л ь. Правильно. П а р м е н и д. Стало
быть, любые [члены другого) взаимно другие как множества; они не могут быть
взаимно другими как единицы, ибо единого не существует. Любое скопление их
беспредельно количественно: даже если кто-нибудь возьмет кажущееся самым
малым, то и оно, только что представлявшееся одним, вдруг, как при
сновидении, кажется многим и из ничтожно малого превращается в огромное по
сравнению с частями, получающимися в результате его дробления. А р и с т о
т е л ь. Совершенно верно. П а р м е н и д. Итак, в качестве этих скоплений
иное есть иное по отношению к самому себе, если вообще существует иное,
когда не существует единого. А р и с т о т е л ь. Совершенно верно. П а р м
е н и д. Итак, будет существовать множество скоплений, из которых каждое
будет казаться одним, не будучи на самом деле одним, поскольку не будет
единого? А р и с т от е л ь. Да. П а р м е н и д. И будет казаться, что
существует некоторое их число, поскольку каждое из них - одно, е при том,
что их много. А р и с т о т е л ь. Именно так. П а р м е н и д. И одно в
них покажется четным, другое нечетным, но это противно истине, поскольку
единого не существует. А р и с т о т е л ь . Конечно, противно истине.
П а р м е н и д . Далее, как было сказано, будет казаться, что в них
содержится мельчайшее, однако это мельчайшее покажется многим и великим в
сравнении с каждым из многочисленных малых [членений]. А р и с т о т е л ь.
Как же иначе? П а р м е н и д. Далее, каждое скопление будет представляться
также равным многим малым [членам]; в самом деле, оно лишь в том случае
представится перкходящим из большего в меньшее, если предварительно
покажется промежуточным, а это и будет создавать впечатление равенства. А р
и с т о т е л ь. Естественно. П а р м е н и д. Далее, будет представляться,
что каждое скопление имеет предел по отношению к другому скоплению, хотя по
отношению к самому себе оно не имеет ни начала, ни конца, ни середины.
А р и с т от е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вот каким: когда кто-нибудь мысленно примет что-либо за
начало, конец или середину таких скоплений, то каждый раз перед началом
окажется другое начало, за концом останется еще другой конец и в середине
появится другая, более средняя, середина, меньшая первой, потому что ни в
начале, ни в конце, ни в середине нельзя уловить единого, раз оно не
существует.
А р и с т о т е л ь. Совершенно верно.
П а р м е и и д. А все существующее, какое кто-либо улавливает мыслью,
должно, полагаю я, распадаться и раздробляться, ибо его можно воспринять
лишь в виде скопления, лишенного единства.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. Конечно, издали, для слабого зрения, такое скопление
необходимо будет казаться единым, но с вблизи, для острого ума, каждое
единство окажется количественно беспредельным, Коль скоро оно лишено
единого, которого не существует. Не правда ли?
А р и с т о те л ь. Это в высшей степени необходимо.
П а р м е н и д . Таким образом, если единого нет, а существует иное в
отношении единого, то каждое иное должно казаться и беспредельным, и
имеющим предел, и одним, и многим.
А р и с т о т е л ь. Да, должно. П а р м е н и д. Не будет ли оно также
казаться подобным и неподобным?
А р и с т о т е л ь. Каким образом?
П а р м е н и д. А вроде того, как бывает с контурами на картине. Если
стать в отдалении, то все они, сливаясь воедино, будут казаться одинаковыми
и потому подобными. Аристотель. Конечно.
П а р м е н и д. А если приблизиться, то они оказы ваются многими и
различными и, вследствие впечатления отличия, разнообразными и неподобными
друг другу.
А р и с т о т е л ь. Да.
П а р м е н и д . Так же и эти скопления должны казаться подобными и
неподобными себе и самим и друг другу.
А р и с т о т е л ь. Несомненно.
П а р м е н и д. А следовательно, и тождественными и различными между
собой, и соприкасающимися и разделенными, и движущимися всеми видами
движения и находящимися в состоянии полного покоя, и возникающими и
гибнущими, и ни теми, ни другими, и имеющими все подобные свойства, которые
нам уже не трудно проследить, если единого нет, а многое существует.
А р и с т о т е л ь. Сущая правда.
П а р м е н и д. Вернемся в последний раз к началу и обсудим, чем должно
быть иное в отношении единого, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Обсудим.
П а р м е н и д. Итак, иное не будет единым.
А р и с т о т е л ь. Как же иначе?
П а р м е н и д . А также и многим, ведь во многом будет содержаться и
единое. Если же ничто из иного не есть одно, то все оно есть ничто, так что
не может быть и многим.
А р и с т о т е л ь. Верно.
П а р м е н и д. А если в ином не содержится единое, то иное не есть ни
многое, ни единое.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И даже не представляется ни единым, ни многим.
А р и с т от е л ь. Почему так?
П а р м е н и д. А потому, что иное нигде никаким образом не имеет никакого
общения ни с чем из несуществующего и ничто из несуществующего не имеет
никакого отношения ни к чему из иного; к тому же у несуществующего нет и
частей.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Следовательно, у иного нет ни мнения о несуществующем, ни
какого-либо представления о нем и несуществующее решительно никак не
мыслится иным.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. Следовательно, если единое не сущкствует, то ничто из
иного не может мыслиться ни как одно, ни как многое, потому что без единого
мыслить многое невозможно.
А р и с т о т е л ь. Да, невозможно.
П а р м е н и д. Итак, если единое не существует, то и иное не существует и
его нельзя мыслить ни как единое, ни как многое.
А р и с т о т е л ь. Выходит, так.
П а р м е н и д. Следовательно, его нельзя себе мыслить также ни как
подобное, ни как неподобное.
А р и с т о т е л ь. Конечно, нет.
П а р м е н и д. И также ни как тождественное, ни как различное, ни как
соприкасающееся, ни как обособленное, ни вообще как имеющее другие
признаки, которые, как мы проследили выше, оно обнаруживает, ничем таким
иное не может ни быть, ни казаться, если единое не существует.
А р и с т о т е л ь. Правда.
П а р м е н и д. Не правильно ли будет сказать в общем: если единое не
существует, то ничего не сущкствует?
А р и с т о т е л ь. Совершенно правильно.
П а р м е н и д. Выскажем же это утверждение, а также и то, что существует
ли единое или не существует, и оно и иное, как оказывается, по отношению к
самим себе и друг к другу безусловно суть и не суть, кажутся и не кажутся.
А р и с т о т е л ь. Истинная правда.
Платон - Пир
ПЛАТОН
ПИР
АПОЛЛОДОР И ЕГО ДРУГ
К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я
шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидал меня сзади и
шутливо окликнул издали.
- Эй, - крикнул он, - Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка!
Я остановился и подождал.
- Аполлодор, - сказал он, - а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить
о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же
это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов
Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь. Но сам он
ничего толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем этом ты -
ведь тебе больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но сначала
скажи мне, присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет?
И я ответил ему:
- Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего
толком, если ты думаешь, будто беседа, о которой ты спрашиваешь,
происходила недавно, так что я мог там присутствовать.
- Да, именно так я и думал, - отвечал он.
- Да что ты, Главкон? - воскликнул я. - Разве ты не знаешь, что Агафон уже
много лет здесь не живет? А с тех пор как я стал проводить время с Сократом
и взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает, не
прошло и трех лет. Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь
чем-то стоящим, а был жалок, как любой из вас, - к примеру, как ты теперь,
если ты думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией. -
Чем смеяться над нами, - ответил он, - лучше скажи мне, когда состоялась
эта беседа.
- Во времена нашего детства, - отвечал я, - когда Агафон получил награду за
первую свою трагедию, на следующий день после того, как он
жертвоприношением отпраздновал эту победу вместе с хоревтами.
- Давно, оказывается, было дело. Кто же рассказывал об этом тебе, не сам ли
Сократ?
- Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, - некий Аристодем из Кидафин,
маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой беседе, потому
что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей Сократа. Впрочем,
и самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот подтвердил мне его рассказ.
- Так почему бы тебе не поделиться со мной? Ведь по дороге в город удобно и
говорить и слушать.
Вот мы и вели по пути беседу об этом: потому я и чувствую себя, как я уже
заметил вначале, достаточно подготовленным. И если вы хотите, чтобы я
рассказал все это и вам, пусть будет по-вашему. Ведь я всегда безмерно рад
случаю вести или слушать философские речи, не говоря уже о том, что надеюсь
извлечь из них какую-то пользу; зато когда я слышу другие речи, особенно
ваши обычные речи богачей и дельцов, на меня нападает тоска, и мне
становится жаль вас, моих приятелей, потому что вы думаете, будто дело
делаете, а сами только напрасно время тратите. Вы же, может быть, считаете
несчастным меня, и я допускаю, что вы правы; но что несчастны вы - это я не
то что допускаю, а знаю твердо.
- Всегда-то ты одинаков, Аполлодор: вечно ты поносишь себя и других и,
кажется, решительно всех, кроме Сократа, считаешь достойными сожаления, а
уже себя самого - в первую голову. За что прозвали тебя бесноватым, этого я
не знаю, но в речах твоих ты и правда всегда таков: ты нападаешь на себя и
на весь мир, кроме Сократа.
- Ну как же мне не бесноваться, милейший, как мне не выходить из себя, если
таково мое мнение и обо мне самом, и о вас.
- Не стоит сейчас из-за этого пререкаться, Аполлодор. Лучше исполни нашу
просьбу и расскажи, какие там велись речи.
- Они были такого примерно рода... Но я попытаюсь, пожалуй, рассказать вам
все по порядку, так же как и сам Аристодем мне рассказывал.
Итак, он встретил Сократа - умытого и в сандалиях, что с тем редко
случалось, и спросил его, куда это он так вырядился. Тот ответил:
- На ужин к Агафону. Вчера я сбежал с победного торжества, испугавшись
многолюдного сборища, но пообещал прийти сегодня. Вот я и принарядился,
чтобы явиться к красавцу красивым. Ну а ты, - заключил он, - не хочешь ли
ты пойти на пир без приглашения?
И он ответил ему:
- Как ты прикажешь!
- В таком случае, - сказал Сократ, - пойдем вместе и, во изменение
поговорки, докажем, что "к людям достойным на пир достойный без зова
приходит". А ведь Гомер не просто исказил эту поговорку, но, можно сказать,
надругался над ней. Изобразив Агамемнона необычайно доблестным воином, а
Менелая "слабым копейщиком", он заставил менее достойного Менелая явиться
без приглашения к более достойному Агамемнону, когда тот приносил жертву и
давал пир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112