...
Значит, надо по возможности строже предписать, чтобы граждане Прекрасного
города ни в коем случае не оставляли геометрию, ведь немаловажно даже
побочное ее применение.
Что же? Третьим предметом будет у нас астрономия, как по-твоему?
- По-моему, да, потому что внимательные наблюдения за сменой времен года,
месяцев и лет пригодны не только для земледелия и мореплавания, но не
меньше и для руководства военными действиями.
- Это у тебя приятная черта: ты, видно, боишься, как бы большинству не
показалось, будто ты предписываешь бесполезные науки. Между тем вот что
очень важно, хотя поверить этому трудно: в науках этих очищается и вновь
оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и
делают слепым, а между тем сохранить его в целости более ценно, чем иметь
тысячу глаз, ведь только при его помощи можно увидеть истину.
После плоскостей мы взялись за объемные тела, находящиеся в движении, а
надо бы раньше изучить их самих по себе, ведь правильнее было бы после
второго измерения рассмотреть третье: оно касается кубов и всего того, что
имеет глубину.
- Это так, Сократ, но здесь, кажется, ничего еще не открыли.
- Причина тут двоякая: нет такого государства, где наука эта была бы в
почете, а исследуют ее слабо, так как она трудна. Исследователи нуждаются в
руководителе, без него им не сделать открытий. Прежде всего трудно ожидать,
чтобы такой руководитель появился, а если даже он и появится, то при
нынешнем положении вещей те, кто исследует эти вещи, не стали бы его
слушать, так как они слишком высокого мнения о себе. Если бы все
государство в целом уважало такие занятия и содействовало им, исследователи
подчинились бы, и их непрерывные усиленные поиски раскрыли бы свойства
изучаемого предмета.
Итак, четвертым предметом познания мы назовем астрономию, в настоящее время
она как-то забыта, но она воспрянет, если ею займется государство.
- Естественно. Ты недавно упрекнул меня, Сократ, что моя похвала астрономии
была пошлой, так вот, теперь я произнесу ей похвалу в твоем духе: ведь,
по-моему, всякому ясно, что она заставляет душу взирать ввысь и ведет ее
туда, прочь ото всего здешнего.
- Возможно, что всякому это ясно, кроме меня, мне-то кажется, что это не
так.
Пожалуй, ты еще скажешь, будто если кто-нибудь, запрокинув голову,
разглядывает узоры на потолке и при этом кое-что распознает, то он видит
это при помощи мышления, а не глазами. - Глядит ли кто, разинув рот, вверх
или же, прищурившись, вниз, когда пытается с помощью ощущений что-либо
распознать, все равно, утверждаю я, он никогда этого не постигнет, потому
что для подобного рода вещей не существует познания и душа человека при
этом смотрит не вверх, а вниз, хотя бы он даже лежал навзничь на земле или
плыл по морю на спине.
Эти узоры на небе, украшающие область видимого, надо признать самыми
прекрасными и совершенными из подобного рода вещей, но все же они сильно
уступают вещам истинным с их перемещениями друг относительно друга,
происходящими с подлинными быстротой и медленностью, согласно истинному
числу и во всевозможных истинных формах, причем перемещается все
содержимое. Это постигается разумом и рассудком, но не зрением.
Значит, небесным узором надо пользоваться как пособием для изучения
подлинного бытия...
Значит, мы будем изучать астрономию так же, как геометрию, с применением
общих положений, а то, что на небе, оставим в стороне...
Пожалуй, как глаза наши устремлены к астрономии, так уши - к движению
стройных созвучий; эти две науки - словно родные сестры... Так же, как
астрономы, люди трудятся там бесплодно: они измеряют и сравнивают
воспринимаемые на слух созвучия и звуки.
...Они ищут числа в воспринимаемых на слух созвучиях, но не подымаются до
рассмотрения общих вопросов и не выясняют, какие числа созвучны, а какие
нет и почему.
Я по крайней мере думаю, что если изучение всех разобранных нами предметов
доходит до установления их общности и родства и приводит к выводу
относительно того, в каком именно отношении они друг к другу близки, то оно
будет способствовать достижению поставленной нами цели, так что труд этот
окажется небесполезным.
Так вот, Главкон, это и есть тот самый напев, который выводит диалектика.
Он умопостигаем... Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, он, минуя
ощущения, посредством одного лишь разума устремляется к сущности любого
предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет
сущности блага. Так он оказывается на вершине умопостигаемого, подобно тому
как другой взошел на вершину зримого.
Не назовешь ли ты этот путь диалектическим?
Взятое в целом, занятие теми науками, о которых мы говорили, дает эту
возможность и ведет прекраснейшее начало нашей души ввысь, к созерцанию
самого совершенного в существующем...
Никто не докажет нам, будто можно сделать попытку каким-нибудь иным путем
последовательно охватить все, то есть сущность любой вещи, ведь все другие
способы исследования либо имеют отношение к человеческим мнениям и
вожделениям, либо направлены на возникновение и сочетание вещей или же
целиком на поддержание того, что растет и сочетается.
Значит, в этом отношении один лишь диалектический метод придерживается
правильного пути: отбрасывая предположения, он подходит к первоначалу с
целью его обосновать; он потихоньку высвобождает, словно из какой-то
варварской грязи, зарывшийся туда взор нашей души и направляет его ввысь,
пользуясь в качестве помощников и попутчиков теми искусствами, которые мы
разобрали.
Тогда нас удовлетворят, как и раньше, следующие названия: первый раздел -
познание, второй - размышление, третий - вера, четвертый - уподобление. Оба
последних, вместе взятые, составляют мнение, оба первых - мышление. И как
сущность относится к становлению, так мышление - к мнению. А как мышление
относится к мнению, так познание относится к вере, а рассуждение к
уподоблению.
Конечно, ты называешь диалектиком того, кому доступно доказательство
сущности каждой вещи.
Кто не в силах в помощью доказательства определить идею блага, выделив ее
из всего остального; кто не идет, словно на поле битвы, сквозь все
препятствия, стремясь к опровержению, основанному не на мнении, а на
понимании сущности... Такой человек проводит нынешнюю свою жизнь в спячке и
сновидениях, и, прежде чем он здесь пробудится, он, придя в Аид,
окончательно погрузится в сон.
Значит, счет, геометрию и разного рода другие предварительные познания,
которые должны предшествовать диалектике, надо преподавать нашим стражам
еще в детстве, не делая, однако, принудительной форму обучения. ...
Свободнорожденному человеку ни одну науку не следует изучать рабски. ...
Поэтому, друг мой, питай своих детей науками не насильно, а играючи, чтобы
ты лучше мог наблюдать природные наклонности каждого.
По истечении этого срока юноши, отобранные из числа двадцатилетних, будут
пользоваться большим почетом сравнительно с остальными, а наукам, порознь
преподававшимся им, когда они были детьми, должен быть сделан общий обзор,
чтобы показать их сродство между собою и с природой бытия. ...
И это самая главная проверка, имеются ли у человека природные данные для
занятий диалектикой или нет. Кто способен все обозреть, тот - диалектик,
кому же это не под силу, тот - нет. ...
Вот тебе и придется подмечать, кто наиболее отличится в этом, кто будет
стойким в науках, на войне и во всем том, что предписано законом. Из этих
юношей, когда им исполнится тридцать лет, надо будет опять-таки произвести
отбор, окружить их еще большим почетом и подвергнуть испытанию их
способность к диалектике, наблюдая, кто из них умеет, не обращая внимания
на зрительные и остальные ощущения, подняться до истинного бытия. Но здесь
требуется величайшая осторожность, мой друг.
- А собственно, почему?
- Разве ты не замечаешь зла, связанного в наше время с умением рассуждать,
- насколько оно распространилось.
- В чем же оно состоит?
- Люди, занимающиеся этим, преисполнены беззакония.
- И в очень сильной степени.
- ...Относительно того, что справедливо и хорошо, у нас с детских лет
имеются взгляды, в которых мы воспитаны под воздействием наших родителей, -
мы подчиняемся им и их почитаем.
Когда перед человеком, находящемся в таком положении, встанет Вопрос,
вопрошая: "Что такое прекрасное?" - человек ответит так, как привычно
усвоил от законодателя, однако дальнейшее рассуждение это опровергнет.
После частых и всевозможных опровержений человек этот падет так низко, что
будет придерживаться мнения, будто прекрасное ничуть не более прекрасно,
чем безобразное. Так же случится и со справедливостью, с благом и со всем
тем, что он особенно почитал. После этого что, по-твоему, станется с его
почтительностью и послушанием?
- У него неизбежно уже не будет такого почтения и послушания.
- Если же он перестанет считать все это ценным и дорогим, как бывало, а
истину найти будет не в состоянии, то, спрашивается, к такому же иному
образу жизни ему естественно обратиться, как не к тому, который ему будет
лестен?
- Все другое исключено.
- Так окажется, что он стал нарушителем законов, хотя раньше соблюдал их
предписания. ...
Значит, чтобы люди тридцатилетнего возраста не вызывали у тебя подобного
сожаления, надо со всевозможными предосторожностями приступать к
рассуждениям. ...
Разве не будет одной из постоянных мер предосторожности не допускать, чтобы
вкус к рассуждениям проявлялся смолоду? Я думаю, от тебя не укрылось, что
подростки, едва вкусив о таких рассуждений, злоупотребляют ими ради забавы,
увлекаясь противоречиями и подражая тем, кто их опровергает, да и сами
берутся опровергать других, испытывая удовольствие от того, что своими
доводами они, словно щенки, тащат и рвут на части всех, кто им подвернется.
- Да, в этом они не знают удержу.
- После того как они сами опровергнут многих и многие опровергнут их, они
вскорости склоняются к полному отрицанию прежних своих утверждений, а это
опорочивает в глазах других людей и их самих да заодно и весь предмет
философии.
Разве не относится к мерам предосторожности все то, о чем мы говорили
раньше: допускать к отвлеченным рассуждениям лишь упорядоченные и стойкие
натуры, а не так, как теперь, когда за это берется кто попало, в том числе
совсем неподходящие люди?
А когда им будет пятьдесят, то тех из них, кто уцелел и всячески отличился,
- как на деле, так и в познаниях - пора будет привести к окончательной цели
- заставить их устремить ввысь свой духовный взор и взглянуть на то самое,
что всему дает свет, а увидев благо само по себе, взять его за образец и
упорядочить и государство, и частных лиц, а также самих себя - каждого в
свой черед - на весь остаток своей жизни. Большую часть времени они станут
проводить в философствовании, а когда наступит черед, будут трудиться над
гражданским устройством, занимать государственные должности - не потому,
что это нечто прекрасное, а потому, что так необходимо ради государства.
Таким образом, они постоянно будут воспитывать людей, подобных им самим, и
ставить их стражами государства взамен себя, а сами отойдут на Острова
блаженных, чтобы там обитать. Государство на общественный счет соорудит им
памятники и будет приносить жертвы как божествам, если это подтвердит
Пифия, а если нет, то как счастливым и божественным людям.
Глава 1
ОглавлениеКнига перваяКнига втораяКнига третьяКнига четвертаяКнига
пятаяКнига шестаяКнига седьмаяКнига восьмаяКнига девятаяКнига десятая
Книга восьмая
Итак, ты знаешь, что у различных людей непременно бывает столько же видов
духовного склада, сколько существует видов государственного устройства. Или
ты думаешь, что государственные устройства рождаются невесть откуда - от
дуба либо от скалы, а не от тех нравов, что наблюдаются в государствах и
влекут за собой все остальное, так как на их стороне перевес?
Человека, соответствующего правлению лучших - аристократическому, мы уже
разобрали и правильно признали его хорошим и справедливым. ...
Теперь нам надо описать и худших, иначе говоря, людей соперничающих между
собой и честолюбивых - соответственно лакедемонскому строю, затем человека
олигархического, демократического и тиранического, чтобы, указав на самого
несправедливого, противопоставить его самому справедливому...
Ну так давай попытаемся указать, каким образом из аристократического
правления может получиться тимократическое.
Трудно пошатнуть государство, устроенное таким образом. Однако раз всему,
что возникает, бывает конец, то даже и такой строй не сохранится вечно, но
подвергнется разрушению. Означать же это будет следующее: урожай и неурожай
бывает не только на то, что произрастает из земли, но и на то, что на ней
обитает, - на души и на тела, всякий раз, как круговращение приводит к
полному завершению определенного цикла: у недолговечных существ этот цикл
краток, у долговечных - наоборот. Когда железо примешается к серебру, а
медь к золоту, возникнут отклонения и нелепые сочетания, а это, где бы оно
не случилось, сразу порождает вражду и раздор.
Борясь и соперничая друг с другом, они пришли наконец к чему-то среднему:
согласились установить частную собственность на землю и дома, распределив
их между собою, а тех, кого до той поры они охраняли как своих свободных
друзей и кормильцев, решили обратить в рабов, сделав из них сельских
рабочих и слуг, сами же занялись военным делом и сторожевой службой.
Там побоятся ставить мудрых людей на государственные должности, потому что
там уже нет подобного рода простосердечных и прямых людей, а есть лишь люди
смешанного нрава; там будут склоняться на сторону тех, кто яростны духом, а
также и тех, кто попроще - скорее рожденных для войны, чем для мира; там
будут в чести военные уловки и ухищрения, ведь это государство будет вечно
воевать. ...
Такого рода люди будут жадны до денег, как это водится при олигархическом
строе; в омрачении они, как дикари, почитают золото и серебро, у них
заведены кладовые и домашние хранилища, чтобы все это прятать, свои жилища
они окружают оградой, и там, прямо-таки как в собственном логове, они
тратятся, не считаясь с расходами, на женщин и на кого угодно. ...
Удовольствиям они предаются втайне, убегая от закона, как дети от строгого
отца, ведь воспитало их насилие, а не убеждение...
...Одно только там бросается в глаза - соперничество и честолюбие, так как
там господствует яростный дух. -
Каким же станет человек в соответствии с этим государственным строем? ...
Он пожестче, менее образован и, хотя ценит образованность и охотно слушает
других, сам, однако, нисколько не владеет словом. С рабами такой человек
жесток, хотя их и не презирает, так как достаточно воспитан; в обращении со
свободными людьми он учтив, а властям чрезвычайно послушен; будучи
властолюбив и честолюбив, он считает, что основанием власти должно быть не
умение говорить или что-либо подобное, но военные подвиги и вообще все
военное, потому-то он и любит гимнастику и охоту.
Следующим после этого государственным строем была бы, как я думаю,
олигархия. ...
Это строй, основывающийся на имущественном цензе; у власти стоят там
богатые, а бедняки не участвуют в правлении. ...
Скопление золота в кладовых у частных лиц губит тимократию.. . Чем больше
они ценят дальнейшее продвижение по пути наживы, тем меньше почитают они
добродетель.
Раз в государстве почитают богатство и богачей, значит, там меньше ценятся
добродетель и ее обладатели. ...
А люди всегда предаются тому, что считают ценным, и пренебрегают тем, что
не ценится. ...
Кончается это тем, что вместо стремления выдвинуться и удостоиться почестей
развивается наклонность к стяжательству и наживе и получают одобрение
богачи - ими восхищаются, их назначают на государственные должности, а
бедняки там не в почете. ...
Установление имущественного ценза становится законом и нормой
олигархического строя: чем более этот строй олигархичен, тем выше ценз; чем
менее олигархичен, тем ценз ниже. Заранее объявляется, что к власти не
допускаются те,у кого нет установленного имущественного ценза. Такого рода
государственный строй держится применением вооруженной силы или же был еще
прежде установлен путем запугивания. ...
Главный порок - это норма, на которой он основан. Посуди сам: если кормчих
на кораблях назначать согласно имущественному цензу, а бедняка, будь он и
больше способен к управлению кораблем, не допускать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Значит, надо по возможности строже предписать, чтобы граждане Прекрасного
города ни в коем случае не оставляли геометрию, ведь немаловажно даже
побочное ее применение.
Что же? Третьим предметом будет у нас астрономия, как по-твоему?
- По-моему, да, потому что внимательные наблюдения за сменой времен года,
месяцев и лет пригодны не только для земледелия и мореплавания, но не
меньше и для руководства военными действиями.
- Это у тебя приятная черта: ты, видно, боишься, как бы большинству не
показалось, будто ты предписываешь бесполезные науки. Между тем вот что
очень важно, хотя поверить этому трудно: в науках этих очищается и вновь
оживает некое орудие души каждого человека, которое другие занятия губят и
делают слепым, а между тем сохранить его в целости более ценно, чем иметь
тысячу глаз, ведь только при его помощи можно увидеть истину.
После плоскостей мы взялись за объемные тела, находящиеся в движении, а
надо бы раньше изучить их самих по себе, ведь правильнее было бы после
второго измерения рассмотреть третье: оно касается кубов и всего того, что
имеет глубину.
- Это так, Сократ, но здесь, кажется, ничего еще не открыли.
- Причина тут двоякая: нет такого государства, где наука эта была бы в
почете, а исследуют ее слабо, так как она трудна. Исследователи нуждаются в
руководителе, без него им не сделать открытий. Прежде всего трудно ожидать,
чтобы такой руководитель появился, а если даже он и появится, то при
нынешнем положении вещей те, кто исследует эти вещи, не стали бы его
слушать, так как они слишком высокого мнения о себе. Если бы все
государство в целом уважало такие занятия и содействовало им, исследователи
подчинились бы, и их непрерывные усиленные поиски раскрыли бы свойства
изучаемого предмета.
Итак, четвертым предметом познания мы назовем астрономию, в настоящее время
она как-то забыта, но она воспрянет, если ею займется государство.
- Естественно. Ты недавно упрекнул меня, Сократ, что моя похвала астрономии
была пошлой, так вот, теперь я произнесу ей похвалу в твоем духе: ведь,
по-моему, всякому ясно, что она заставляет душу взирать ввысь и ведет ее
туда, прочь ото всего здешнего.
- Возможно, что всякому это ясно, кроме меня, мне-то кажется, что это не
так.
Пожалуй, ты еще скажешь, будто если кто-нибудь, запрокинув голову,
разглядывает узоры на потолке и при этом кое-что распознает, то он видит
это при помощи мышления, а не глазами. - Глядит ли кто, разинув рот, вверх
или же, прищурившись, вниз, когда пытается с помощью ощущений что-либо
распознать, все равно, утверждаю я, он никогда этого не постигнет, потому
что для подобного рода вещей не существует познания и душа человека при
этом смотрит не вверх, а вниз, хотя бы он даже лежал навзничь на земле или
плыл по морю на спине.
Эти узоры на небе, украшающие область видимого, надо признать самыми
прекрасными и совершенными из подобного рода вещей, но все же они сильно
уступают вещам истинным с их перемещениями друг относительно друга,
происходящими с подлинными быстротой и медленностью, согласно истинному
числу и во всевозможных истинных формах, причем перемещается все
содержимое. Это постигается разумом и рассудком, но не зрением.
Значит, небесным узором надо пользоваться как пособием для изучения
подлинного бытия...
Значит, мы будем изучать астрономию так же, как геометрию, с применением
общих положений, а то, что на небе, оставим в стороне...
Пожалуй, как глаза наши устремлены к астрономии, так уши - к движению
стройных созвучий; эти две науки - словно родные сестры... Так же, как
астрономы, люди трудятся там бесплодно: они измеряют и сравнивают
воспринимаемые на слух созвучия и звуки.
...Они ищут числа в воспринимаемых на слух созвучиях, но не подымаются до
рассмотрения общих вопросов и не выясняют, какие числа созвучны, а какие
нет и почему.
Я по крайней мере думаю, что если изучение всех разобранных нами предметов
доходит до установления их общности и родства и приводит к выводу
относительно того, в каком именно отношении они друг к другу близки, то оно
будет способствовать достижению поставленной нами цели, так что труд этот
окажется небесполезным.
Так вот, Главкон, это и есть тот самый напев, который выводит диалектика.
Он умопостигаем... Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, он, минуя
ощущения, посредством одного лишь разума устремляется к сущности любого
предмета и не отступает, пока при помощи самого мышления не постигнет
сущности блага. Так он оказывается на вершине умопостигаемого, подобно тому
как другой взошел на вершину зримого.
Не назовешь ли ты этот путь диалектическим?
Взятое в целом, занятие теми науками, о которых мы говорили, дает эту
возможность и ведет прекраснейшее начало нашей души ввысь, к созерцанию
самого совершенного в существующем...
Никто не докажет нам, будто можно сделать попытку каким-нибудь иным путем
последовательно охватить все, то есть сущность любой вещи, ведь все другие
способы исследования либо имеют отношение к человеческим мнениям и
вожделениям, либо направлены на возникновение и сочетание вещей или же
целиком на поддержание того, что растет и сочетается.
Значит, в этом отношении один лишь диалектический метод придерживается
правильного пути: отбрасывая предположения, он подходит к первоначалу с
целью его обосновать; он потихоньку высвобождает, словно из какой-то
варварской грязи, зарывшийся туда взор нашей души и направляет его ввысь,
пользуясь в качестве помощников и попутчиков теми искусствами, которые мы
разобрали.
Тогда нас удовлетворят, как и раньше, следующие названия: первый раздел -
познание, второй - размышление, третий - вера, четвертый - уподобление. Оба
последних, вместе взятые, составляют мнение, оба первых - мышление. И как
сущность относится к становлению, так мышление - к мнению. А как мышление
относится к мнению, так познание относится к вере, а рассуждение к
уподоблению.
Конечно, ты называешь диалектиком того, кому доступно доказательство
сущности каждой вещи.
Кто не в силах в помощью доказательства определить идею блага, выделив ее
из всего остального; кто не идет, словно на поле битвы, сквозь все
препятствия, стремясь к опровержению, основанному не на мнении, а на
понимании сущности... Такой человек проводит нынешнюю свою жизнь в спячке и
сновидениях, и, прежде чем он здесь пробудится, он, придя в Аид,
окончательно погрузится в сон.
Значит, счет, геометрию и разного рода другие предварительные познания,
которые должны предшествовать диалектике, надо преподавать нашим стражам
еще в детстве, не делая, однако, принудительной форму обучения. ...
Свободнорожденному человеку ни одну науку не следует изучать рабски. ...
Поэтому, друг мой, питай своих детей науками не насильно, а играючи, чтобы
ты лучше мог наблюдать природные наклонности каждого.
По истечении этого срока юноши, отобранные из числа двадцатилетних, будут
пользоваться большим почетом сравнительно с остальными, а наукам, порознь
преподававшимся им, когда они были детьми, должен быть сделан общий обзор,
чтобы показать их сродство между собою и с природой бытия. ...
И это самая главная проверка, имеются ли у человека природные данные для
занятий диалектикой или нет. Кто способен все обозреть, тот - диалектик,
кому же это не под силу, тот - нет. ...
Вот тебе и придется подмечать, кто наиболее отличится в этом, кто будет
стойким в науках, на войне и во всем том, что предписано законом. Из этих
юношей, когда им исполнится тридцать лет, надо будет опять-таки произвести
отбор, окружить их еще большим почетом и подвергнуть испытанию их
способность к диалектике, наблюдая, кто из них умеет, не обращая внимания
на зрительные и остальные ощущения, подняться до истинного бытия. Но здесь
требуется величайшая осторожность, мой друг.
- А собственно, почему?
- Разве ты не замечаешь зла, связанного в наше время с умением рассуждать,
- насколько оно распространилось.
- В чем же оно состоит?
- Люди, занимающиеся этим, преисполнены беззакония.
- И в очень сильной степени.
- ...Относительно того, что справедливо и хорошо, у нас с детских лет
имеются взгляды, в которых мы воспитаны под воздействием наших родителей, -
мы подчиняемся им и их почитаем.
Когда перед человеком, находящемся в таком положении, встанет Вопрос,
вопрошая: "Что такое прекрасное?" - человек ответит так, как привычно
усвоил от законодателя, однако дальнейшее рассуждение это опровергнет.
После частых и всевозможных опровержений человек этот падет так низко, что
будет придерживаться мнения, будто прекрасное ничуть не более прекрасно,
чем безобразное. Так же случится и со справедливостью, с благом и со всем
тем, что он особенно почитал. После этого что, по-твоему, станется с его
почтительностью и послушанием?
- У него неизбежно уже не будет такого почтения и послушания.
- Если же он перестанет считать все это ценным и дорогим, как бывало, а
истину найти будет не в состоянии, то, спрашивается, к такому же иному
образу жизни ему естественно обратиться, как не к тому, который ему будет
лестен?
- Все другое исключено.
- Так окажется, что он стал нарушителем законов, хотя раньше соблюдал их
предписания. ...
Значит, чтобы люди тридцатилетнего возраста не вызывали у тебя подобного
сожаления, надо со всевозможными предосторожностями приступать к
рассуждениям. ...
Разве не будет одной из постоянных мер предосторожности не допускать, чтобы
вкус к рассуждениям проявлялся смолоду? Я думаю, от тебя не укрылось, что
подростки, едва вкусив о таких рассуждений, злоупотребляют ими ради забавы,
увлекаясь противоречиями и подражая тем, кто их опровергает, да и сами
берутся опровергать других, испытывая удовольствие от того, что своими
доводами они, словно щенки, тащат и рвут на части всех, кто им подвернется.
- Да, в этом они не знают удержу.
- После того как они сами опровергнут многих и многие опровергнут их, они
вскорости склоняются к полному отрицанию прежних своих утверждений, а это
опорочивает в глазах других людей и их самих да заодно и весь предмет
философии.
Разве не относится к мерам предосторожности все то, о чем мы говорили
раньше: допускать к отвлеченным рассуждениям лишь упорядоченные и стойкие
натуры, а не так, как теперь, когда за это берется кто попало, в том числе
совсем неподходящие люди?
А когда им будет пятьдесят, то тех из них, кто уцелел и всячески отличился,
- как на деле, так и в познаниях - пора будет привести к окончательной цели
- заставить их устремить ввысь свой духовный взор и взглянуть на то самое,
что всему дает свет, а увидев благо само по себе, взять его за образец и
упорядочить и государство, и частных лиц, а также самих себя - каждого в
свой черед - на весь остаток своей жизни. Большую часть времени они станут
проводить в философствовании, а когда наступит черед, будут трудиться над
гражданским устройством, занимать государственные должности - не потому,
что это нечто прекрасное, а потому, что так необходимо ради государства.
Таким образом, они постоянно будут воспитывать людей, подобных им самим, и
ставить их стражами государства взамен себя, а сами отойдут на Острова
блаженных, чтобы там обитать. Государство на общественный счет соорудит им
памятники и будет приносить жертвы как божествам, если это подтвердит
Пифия, а если нет, то как счастливым и божественным людям.
Глава 1
ОглавлениеКнига перваяКнига втораяКнига третьяКнига четвертаяКнига
пятаяКнига шестаяКнига седьмаяКнига восьмаяКнига девятаяКнига десятая
Книга восьмая
Итак, ты знаешь, что у различных людей непременно бывает столько же видов
духовного склада, сколько существует видов государственного устройства. Или
ты думаешь, что государственные устройства рождаются невесть откуда - от
дуба либо от скалы, а не от тех нравов, что наблюдаются в государствах и
влекут за собой все остальное, так как на их стороне перевес?
Человека, соответствующего правлению лучших - аристократическому, мы уже
разобрали и правильно признали его хорошим и справедливым. ...
Теперь нам надо описать и худших, иначе говоря, людей соперничающих между
собой и честолюбивых - соответственно лакедемонскому строю, затем человека
олигархического, демократического и тиранического, чтобы, указав на самого
несправедливого, противопоставить его самому справедливому...
Ну так давай попытаемся указать, каким образом из аристократического
правления может получиться тимократическое.
Трудно пошатнуть государство, устроенное таким образом. Однако раз всему,
что возникает, бывает конец, то даже и такой строй не сохранится вечно, но
подвергнется разрушению. Означать же это будет следующее: урожай и неурожай
бывает не только на то, что произрастает из земли, но и на то, что на ней
обитает, - на души и на тела, всякий раз, как круговращение приводит к
полному завершению определенного цикла: у недолговечных существ этот цикл
краток, у долговечных - наоборот. Когда железо примешается к серебру, а
медь к золоту, возникнут отклонения и нелепые сочетания, а это, где бы оно
не случилось, сразу порождает вражду и раздор.
Борясь и соперничая друг с другом, они пришли наконец к чему-то среднему:
согласились установить частную собственность на землю и дома, распределив
их между собою, а тех, кого до той поры они охраняли как своих свободных
друзей и кормильцев, решили обратить в рабов, сделав из них сельских
рабочих и слуг, сами же занялись военным делом и сторожевой службой.
Там побоятся ставить мудрых людей на государственные должности, потому что
там уже нет подобного рода простосердечных и прямых людей, а есть лишь люди
смешанного нрава; там будут склоняться на сторону тех, кто яростны духом, а
также и тех, кто попроще - скорее рожденных для войны, чем для мира; там
будут в чести военные уловки и ухищрения, ведь это государство будет вечно
воевать. ...
Такого рода люди будут жадны до денег, как это водится при олигархическом
строе; в омрачении они, как дикари, почитают золото и серебро, у них
заведены кладовые и домашние хранилища, чтобы все это прятать, свои жилища
они окружают оградой, и там, прямо-таки как в собственном логове, они
тратятся, не считаясь с расходами, на женщин и на кого угодно. ...
Удовольствиям они предаются втайне, убегая от закона, как дети от строгого
отца, ведь воспитало их насилие, а не убеждение...
...Одно только там бросается в глаза - соперничество и честолюбие, так как
там господствует яростный дух. -
Каким же станет человек в соответствии с этим государственным строем? ...
Он пожестче, менее образован и, хотя ценит образованность и охотно слушает
других, сам, однако, нисколько не владеет словом. С рабами такой человек
жесток, хотя их и не презирает, так как достаточно воспитан; в обращении со
свободными людьми он учтив, а властям чрезвычайно послушен; будучи
властолюбив и честолюбив, он считает, что основанием власти должно быть не
умение говорить или что-либо подобное, но военные подвиги и вообще все
военное, потому-то он и любит гимнастику и охоту.
Следующим после этого государственным строем была бы, как я думаю,
олигархия. ...
Это строй, основывающийся на имущественном цензе; у власти стоят там
богатые, а бедняки не участвуют в правлении. ...
Скопление золота в кладовых у частных лиц губит тимократию.. . Чем больше
они ценят дальнейшее продвижение по пути наживы, тем меньше почитают они
добродетель.
Раз в государстве почитают богатство и богачей, значит, там меньше ценятся
добродетель и ее обладатели. ...
А люди всегда предаются тому, что считают ценным, и пренебрегают тем, что
не ценится. ...
Кончается это тем, что вместо стремления выдвинуться и удостоиться почестей
развивается наклонность к стяжательству и наживе и получают одобрение
богачи - ими восхищаются, их назначают на государственные должности, а
бедняки там не в почете. ...
Установление имущественного ценза становится законом и нормой
олигархического строя: чем более этот строй олигархичен, тем выше ценз; чем
менее олигархичен, тем ценз ниже. Заранее объявляется, что к власти не
допускаются те,у кого нет установленного имущественного ценза. Такого рода
государственный строй держится применением вооруженной силы или же был еще
прежде установлен путем запугивания. ...
Главный порок - это норма, на которой он основан. Посуди сам: если кормчих
на кораблях назначать согласно имущественному цензу, а бедняка, будь он и
больше способен к управлению кораблем, не допускать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112