» — «Чем он тебе не нравится? Играет как бог. Или считаешь, что хитрит, жульничает?» — «Да не о том речь,— процедил сквозь зубы Ликэ. — Но это уже не волейбол. Разве ты не видишь, что вся команда начала играть на Коему? Никаких других комбинаций, никакой инициативы. Вся игра свелась к тому, чтобы вывести его на завершающий удар. Точно как на заводе: безликая масса, над которой высится генеральный директор». Ралука не ответила. Началась пятая партия, и, следя за игрой, она была вынуждена признать правоту Ликэ: вся команда лишь обслуживала Коему. «Ну и что из этого? — подумала вдруг она. — У других кишка тонка, вот он и взял игру на себя. Пусть коллективной игры не получилось, зато матч мы выиграем». Пятая партия проходила в упорной борьбе.
Волейболисты «Электропутере» поняли нехитрую тактику «Энергии» и поставили Косме надежный блок. Когда Косма выходил к сетке, двое, а то и трое блокирующих вставали напротив. Павел попробовал было обманный маневр, но партнеры оказались слишком медлительными и не успевали за ним. При счете 10 : 12 в пользу «Электропутере» тренер «Энергии» взял минутный тайм-аут, во время которого Косма жестоко поскандалил с ним. С криком «Каков тренер, такова и команда!» Павел запустил в него мячом. Ликэ поднялся и демонстративно ушел. А игра окончательно расстроилась: игроки переругивались, обзывали друг друга, и матч закончился под свист трибун — «Энергия» проиграла со счетом 10 : 15. Через несколько дней из директорского фонда была выделена значительная сумма на спортивные нужды. Косма заявил категорически: «Надо немедленно улучшить всю спортивную работу. И чтоб были результаты, иначе не получите больше ни гроша».
После этого случая Ралука пересмотрела свое отношение к генеральному директору. Теперь ей казалось, что она была не совсем справедлива в своих оценках. «Да, он поразительно честолюбив,— думала она. — Очень самоуверен. Но ведь не без основания. Может быть, и не его это вина, что он столь нетерпим, может, косность и тупость тех, кто его окружает, заставляет его становиться таким. Некоторые упрекают его, что он не дает людям развернуться. А зачем век нянчиться с неудачниками, когда за дверью другие ждут? Может, не такой уж он и взбалмошный, знает, чего хочет и что надо делать. А от этого выигрывает весь завод, весь коллектив».
На том памятном собрании, где Даскэлу предложил реконструкцию завода, Ралука внимательно следила за дуэлью между генеральным директором и троицей Даскэлу — Пэкурару — Барбэлатэ. И признала правоту за Космой. После собрания Санда упрекнула Ралуку за то, что она ввязалась в дискуссию неподготовленной. Задетая за живое, Ралука резко возразила, что если кто там и был неподготовленным, так это товарищи из бюро, которых Косма просто-напросто высмеял. Санда с тревогой посмотрела на девушку. Против обыкновения ана даже не пыталась объяснить ей смысл ошибки. Сказала только с горечью: «Не спеши, Ралука. Не очаровывайся этим человеком, которого интересует лишь собственная карьера. Не делай поспешных выводов. Ты права, мы выглядели жалко, подготовились из рук вон плохо. Но это еще не значит, что Косма прав.
Не забывай, что ты должна выражать мнение всех комсомольцев завода».
Тем временем Ралука перешла в проектный отдел и старалась лучше познакомиться с новым коллективом. Дан Испас сразу заприметил способности новой чертежницы, помогал ей освоиться в «белом доме». Девушка внимательно ко всему присматривалась, отметила противоречия между коллективом и Антоном Димитриу, а чуть позже — и трения между Космой и Испасом. Заглянув как-то вечером в «белый дом», генеральный директор застал Ралуку за работой — она трудилась над чертежом мотора для сверхмощного экскаватора. Косма отчитал ее за то, что она в рабочее время занимается посторонними делами. Ралука не ответила ничего, но стоявший рядом Дан пришел на помощь, сказав, что она исполняет его прямое указание. Косма напустился на него, вел он себя при этом отвратительно, выражений не выбирал, не стесняясь присутствия девушки. Ралука стояла молча, отведя глаза в сторону, только руки немного дрожали. К ее собственному удивлению, она не выказала и тени возмущения.
Слишком поздно поняла она, что любит Коему. Поначалу смеялась сама над собой: «Только этого еще не хватало. Дурость какая-то! Совсем из ума выжила, очнись, он же первый тебя на смех подымет. В лучшем случае велит не отлынивать от работы». Появившиеся раздражительность и неуверенность в себе не на шутку ее испугали, но потом она успокоилась: мало ли кого она любит, все равно об этом никто никогда не узнает.
Однако, по мере того, как конфликт на заводе обострялся, Ралука все яснее понимала, что ей не удастся остаться в стороне. Когда интересовались ее мнением, Ралука готова была черное назвать белым и стояла до последнего, лишь бы как-то оправдать Коему. В ее грезах он являлся сказочным богатырем, способным противостоять любым ураганам, ей казалось, что Косме нравится бросаться в самый омут битвы, преодолевая сопротивление и добиваясь нелегкой победы. Со временем она пришла к выводу, что он не так безрассуден и заранее рассчитывает каждый свой шаг. Она видела все недостатки своего избранника. Ей было больно, что ему ничего не стоит оскорбить человека; наказывая, он не знал ни жалости, ни сострадания. Однажды на занятии семинара она услышала, как он сказал: «Врага надо оставлять только тогда, когда он повержен на землю и его труп остыл». Она ужаснулась: к чему же приведут такие убеждения? Однако потом подумала, что, пожалуй, и в этом он прав. «А как же иначе? Враг, кто бы он ни был, по доброй воле не уступит. Значит, это железный закон — бить его беспощадно и до конца, до полного уничтожения». Она серьезно поспорила в тот вечер с Ликэ, заявившим, что это варварская, бесчеловечная философия, которой можно оправдать любые преступления. Ралука, однако, твердо стояла на том, что такова логика классовой борьбы, кто этого не понимает, может в решающий момент заколебаться. Через несколько дней Ликэ пришел мириться и принес два билета на премьеру новой пьесы Эверака. Его беспокоило душевное состояние Ралуки. В театре он так увлекся спектаклем, что с трудом осознал смысл вопроса, который она уже несколько раз задавала: «Слушай, кто это рядом с Космой?» — «Где?» — очнулся Ликэ. «В ложе справа». Он повернул голову и увидел генерального директора, целиком захваченного пьесой, а рядом женщину необыкновенной красоты. «Это же его жена, Ольга Стайку, журналистка». Ралука побледнела и впилась в ложу взглядом. «Ну довольно, Лука, люди на нас смотрят. И пьеса такая интересная...» Но она уже ничего не слышала. Медленно поднялась и, как лунатик, побрела к выходу. Не отвечая на вопросы Ликэ, высвободила руку, когда он попытался поддержать ее за локоть. Бедный инженер был настолько растерян, что забыл про свою машину и взял такси.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Пыталась рассуждать здраво, но не могла. «Ничего не скажешь, красива, эффектна, наверное, и талантлива. Куда тебе равняться...» В полночь она залилась горькими слезами и только под утро успокоилась. «Ну что ж, такой уж, видно, жребий выпал. Буду нести свой крест»,— решила Ралука. Она встала с постели, навела, к немалому удивлению деда Панделе, порядок в доме и ушла на завод, даже не выпив кофе. И снова потянулись дни, недели, месяцы...
Но теперь ситуация изменилась. Под угрозой оказался сам Косма, его гордые планы на будущее. Когда, как не теперь, она может показать всю силу своей любви? Ралука очень хорошо понимала, сколь серьезное, решающее значение имело столкновение Космы с такими представительными людьми, как Наста, Испас, Кристя, Сава, Маня и собственный ее отец. Вольно или невольно пыталась она взвалить на них вину, но в душе своей не могла упрекнуть их в нечестности или лицемерии. Ее дерзость в разговоре с отцом была показной, на самом деле она просто не знала, как ей быть. Душа изболелась, и скрывать эту боль она уже не могла.
В пять утра Дан был у испытательного стенда. Он никого не просил приходить так рано, но, кроме проектировщиков, застал здесь Станчу, Барбэлатэ, Кристю, Маню, Василиу. Неважно, что они не были проектировщиками, для них проводившиеся здесь опыты стали делом чести. Это был решающий день во всех отношениях. Овидиу Наста названивал каждый час, дважды заглядывал сам. Вздыхал с сожалением: «Надо кому-то и план выполнять» — и возвращался в свой кабинет, но сердцем был здесь, с ними.
Работа нашлась для всех. Франчиск Надь испытывал моторы разного назначения, установленные на правой линии. Около него — маленькая, подвижная, как ртуть, Лидия Флореску с растрепанными волосами и в огромных очках, съезжавших на кончик курносого носика. Весь превратившись в зрение и слух, стоял Марин Кристя, рядом с ним — Василиу из токарного, а дальше — дед Панделе, с ходу влившийся в бригаду добровольцев. Все моторы были собраны почти целиком из универсальных деталей, сделанных в токарном цехе под руководством Иона Савы. На стендах стояла традиционная продукция завода — моторы для трамваев, троллейбусов, дизельэлектрических локомотивов. Параллельно с ними — моторы для нефтяной и химической промышленности. Третью линию составляли генераторные установки мощностью от 4 до 150 киловатт. На первый взгляд-ничего необычного. Но опытный глаз не мог не заметить, что, несмотря на разную мощность, габариты моторов были почти одинаковы. По сути дела, здесь проверялась идея унификации в производстве электрических моторов. Надо было доказать, что старый принцип — каждому типу мотора свои соответствующие детали — изжил себя. Понадобились новые проектные разработки, многочисленные эксперименты. Было много неудач, и они, расстроенные и злые, часами искали ошибки и снова проверяли, а новые ошибки заставляли начинать все с самого начала. И вот настал долгожданный день «генеральной репетиции».
В другом конце зала находились новые преобразователи — семейство механизмов мощностью от 50 до 300 киловатт. Они тоже были собраны в основном из универсальных деталей и в отличие от своих традиционных предшественников имели «вертикальную» структуру — это давало возможность экономить медь и изоляционные материалы.
Внешне спокойный, Дан переходил от линии к линии, чутко прислушиваясь к шумам в каждом моторе. Со стороны казалось, что все они совершенно одинаковы, для него же они были как живые существа. Дан все чаще поднимал глаза к большим электронным часам, висевшим между окнами. «Прошло уже пять часов, как мы их запустили. Пока ни одного сбоя. Однако впереди еще семь часов».
В три часа спустился и Овидиу Наста.
— Что, уже девять часов гудят? Пока все хорошо. Дай постучу по дереву. Еще три часа, и мы победили.
Он обошел все моторы, остановился у преобразователей и вдруг, спохватившись, побежал прочь. Ему должен был звонить из Бухареста Ион Сава, чтобы узнать результаты испытаний и в свою очередь рассказать, чем закончилось обсуждение в столице. Наста позвонил в редакцию Ольге.
— Ну, как дела с анкетой?
— Порядок, осталось совсем немного. А как испытания?
— Тоже порядок.
Сава сунул голову под кран и пустил холодную воду. Стоял так несколько минут, забыв обо всем на свете. Только в висках с монотонностью метронома стучало: «Звонить Овидиу Насте! Звонить Овидиу Насте! Звонить Овидиу Насте!..» Немного остыв, он сбросил с себя одежду и залез под холодный душ. Закутавшись в простыню, прежде чем звонить, решил минутку передохнуть. Прилег и заснул — как провалился. А когда проснулся, никак не мог понять, который час. Темнота в комнате была полная. Он спустил ноги с кровати, долго шарил по стенам в поисках выключателя. Посмотрел на циферблат — три часа ночи. Сава даже присвистнул от удивления. Погасив свет, он снова растянулся в теплой постели, попробовал уснуть. Но сон не шел, перед глазами поплыли картины этого фантастического дня...
Они поехали в Бухарест на машине. По обыкновению Косма сидел рядом с шофером. Находившихся сзади он игнорировал, и никто так и не решился нарушить молчание. Василе Думитреску, как только выехали за город, заснул, прижимая к груди портфель с документами. А Ион принялся перебирать в памяти аргументы, с помощью которых Ис-пас, Наста и он сам собирались защищать свою точку зрения. Пытался сообразить, какие контрдоводы может выставить Косма, слывший сильным и опасным полемистом. Ничего путного в голову не шло, за окном уныло тянулись выжженные солнцем поля. Он задремал. Проснулся уже в Бухаресте, когда шофер спросил:
— Куда дальше, товарищ директор?
— В гостиницу «Минерва». Говорят, это где-то на улице Аны Ипэтеску, недалеко от бывшего министерства здравоохранения...
Шофер задумался лишь на секунду и через несколько минут подвез их к солидному подъезду.
— Думаю, самое время разойтись по номерам,— объявил Косма. — Мне еще надо позвонить, а уже поздновато. Не забудьте, совещание завтра в девять. И не в главке, а в министерстве.
Они поднялись на четвертый этаж. Василе был просто очарован номером. В тех поездках с делегациями, в которых ему довелось участвовать, постоянно приходилось искать самые дешевые гостиницы, чтобы уложиться в положенные 45 леев. От ужина он отказался, пошел «подышать столичным воздухом». Сава стоял в своей комнате у широко раскрытого окна. Разглядывал бульвар, запруженный народом, нескончаемые потоки автомобилей, слушал пререкания парней, которые никак не могли решить, какую лучше песню спеть впятером под одну гитару. Ему стало скучно. Но тут взошла луна, в ее мягком голубоватом свете думалось так хорошо. Уснул Сава очень поздно.
Утром в восемь ноль-ноль все собрались за завтраком. Жевали без аппетита — всем в эту ночь было, видно, не до сна. Без десяти девять они поднимались по лестнице министерства, где, ко всеобщему изумлению, их ждал Лупашку из главка. — А ты здесь чего? — с явным неудовольствием спросил его Косма.
— Да вот товарищ Оанча послал — встретить вас и проводить,— спокойно ответил тот.
— Это меня-то провожать? В моем министерстве?! Лупашку не упустил случая сострить:
— Ах, извините, пожалуйста! Я еще не видел сегодняшних газет и ничего не знаю о вашем назначении.
Косма аж позеленел с досады, но промолчал.
Через широко распахнутую дверь Лупашку ввел их в зал совещаний. В первую минуту им показалось, что они попали не туда.
— Куда ты нас привел, Лупашку?— недовольно спросил Косма.
— Как — куда? В комиссию по согласованию отказов. Кроме наших экспертов, здесь присутствуют также представители тех организаций, которые не удовлетворены вашими отрицательными ответами на их заказы.
Косма молчал. И хотя Лупашку прятал глаза за дымчатыми стеклами очков, от Савы не укрылись прыгавшие в них озорные чертики.
Дверь открылась, и вошли двое. Первого все хорошо знали — это был начальник главка Димаке Оанча, второй — смуглый молодой человек с черными как смоль волосами, проницательными глазами и пухлым ртом. Он сказал приятным баритоном:
— Садитесь, пожалуйста. — Сам уселся во главе овального стола. Справа от него занял место Оанча. Левый стул был предложен Павлу Косме.
Сава расстроился: «Держится пока наш людоед! В президиум посадили. Какому богу служит этот Оанча? Неужели забыл все, что мы ему говорили и писали? Или такой хитрый дипломат?» Тем временем смуглый продолжал:
— Товарищ министр просит извинения. Он намеревался лично провести это совещание, которое носит, по существу, межведомственный характер, но его срочно вызвали на заседание Совета министров. Мне поручено заменить его. Я, правда, в этом министерстве недавно, переведен с партийной работы — сначала в провинции, потом в Центральном Комитете. Позвольте же представиться, Дезидериу Панаит.— Говорил он легко, свободно, с юмором, видно было, что привык выступать. Сава внимательно рассматривал первого заместителя министра. Тщательно напомаженные волосы, кокетливые баки, модный галстук и взгляд, слащавый и настороженный одновременно, не понравились ему. А Панаит уже перешел к существу дела: — Итак, перед нами множество обращений от министерств, ведомств и предприятий республиканского подчинения с просьбой утвердить отказы завода «Энергия» на проектирование и производство электрических моторов, нужных различным отраслям промышленности в новой пятилетке, от которой, как известно, нас отделяют лишь несколько месяцев. Главк разбирался в этом вопросе на месте. Как считаете, товарищи, может быть, мы послушаем сначала, что скажет генеральный директор Павел Косма, потом дадим слово руководителю главка товарищу Оанче, а в заключение, в случае надобности, устроим общую дискуссию? Однако Оанча тут же возразил:
— Я не согласен. Считаю, что в первую очередь необходимо предоставить слово заказчикам, пусть выскажут свои претензии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42