— Как вы себя чувствуете? — спросила Цисана и убрала у него со лба сухое полотенце. Потом смочила его и вновь положила на лоб Бондо.
— Вы врач? — не ответив на вопрос, спросил Бондо.
— Нет.
— Фельдшерица?
— Да нет же. Я Цисана Цинцадзе. Меня к вам Уча прислал. А вообще я работаю на опытной станции.
— Вместе с Цией Цана? — обрадовался Бондо.
— Да, мы вместе работаем.
Чтобы скрыть волнение, Бондо спросил:
— Сколько сейчас времени?
— Девять часов вечера.
— Как же вы так поздно добрались сюда?
— Я на машине главного инженера приехала.
— Где Уча?
— Уча в управлении, на совещании.
— А почему он вас ко мне послал? — морщась от нестерпимой головной боли, спросил Бондо. Цисана плыла перед им как в тумане.
— Чтобы я посидела с вами,— сказала Цисана и перевернула полотенце другой стороной. Ведро с водой стояло возле самой кровати.— Вам лучше?
— Лучше,— ответил Бондо.— Скажите а Ция знает, что вы пошли ко мне?
— Конечно, знает. Мы с ней в одной комнате живем.
«Вот оно что. Так Ция знает...» — с горечью подумал
Бондо.
От Цисаны не укрылся этот едва слышный стон.
— Что, больно?
— Немножко... Да вы не беспокойтесь, мне действительно лучше. . Как вас зовут?
Цисана.
— Ция... Цисана... Как похоже.
— Говорят, мы даже лицом друг на друга похожи.
— Правильно говорят. Вы красивая! — Сквозь туман застлавший глаза, Бондо силился разглядеть лицо Цисаны.
— Ну, если я похожа на Цию, и вправду красивая,— улыбнулась Цисана.
— Вы очень красивая. Совсем как Ция, — пытался в ответ улыбнуться Бондо. Взгляд его прояснился.
Цисана видела, как чудотворно действует на него лишь одно упоминание Цииного имени, и хотела сказать ему что-нибудь хорошее подбодрить его, но не находила нужных слов.
— Вас и раньше лихорадило? — спросила Цисана и поправила полотенце.
— У нас, в Лакаде, лихорадки не бывает.
— А здесь всех лихорадит. Но вам сделали укол хинина. Может, пройдет?
— Хорошо бы, а то я боюсь, как бы Учу не подвести...
— Это в чем же? — не поняла Цисана.
— Мы с Учей на одном экскаваторе работаем.
— Знаю.
— Мы с одним белорусом соревнуемся.
— Я и это знаю.
— Откуда?
— Тот белорус мой жених.
- Побьет нас ваш жених...
Цисана попыталась перевести разговор на другое.
— Вы что-нибудь ели, Бондо? — спросила она.
— Мне не хочется. Кусок в горло не полезет.
— Бывает. Я вам цыпленка привезла. Может, попробуете кусочек? — Так предложила Цисана, что у Бондо не хватило духу отказаться.— Не то вы так ослабнете, что Антон и впрямь вас побьет,— пошутила Цисана, доставая из сумки
цыпленка, соль и мчади.— Это мне мама из деревни привезла. Ох и вкусно, сразу оживете.— Цисана вложила ему в руки цыплячью ножку и кусок мчади. — Ешьте на здоровье.
В коридоре раздался звук шагов.
— Спокойной ночи, Гудуйа.— Это был голос Васо Брегвадзе.
— Доброй ночи,— ответил Гудуйа. Затем раздался скрип открываемой двери — Васо вошел в свою комнату.
«Где они были до сих пор?» — подумал Бондо. Цыпленок пришелся ему по вкусу. Он ел и напряженно смотрел на дверь.
Вошел Гудуйа. Увидел в комнате Цисану и, решив, что это врач, Гудуйа не на шутку испугался: видно, Бондо очень плох, если к нему в такое время врач приехал. Но, заметив в руке Бондо цыплячью ножку, старик успокоился поздоровался с Цисаной и опустился на свою кровать.
— Это Цисана, невеста Антона Бачило,— представил девушку Бондо.— А это Гудуйа Эсванджиа, отец нашего экскаватора, он за ним, как за ребенком, смотрит. Где вы были столько времени?
— Работали.
— Работали? — чуть не поперхнулся Бондо.— И Брегвадзе тоже?
— Да, я и Васо.
— Васо работал на экскаваторе? — от неожиданности Бондо даже пытался приподняться.
— Что тут такого? Васо, оказывается, драгер, каких поискать, правда, устает быстро. Отдохнет, отойдет маленько и опять за работу. Норму одной смены он во всяком случае сделал, а может, и больше,— сказал Гудуйа и, чтобы окончательно успокоить Бондо, добавил: — Твоя норма выполнена.
— Так он из-за меня старался?
— Почему это из-за тебя? Он для дела старался. Он сам об этом сказал.
Бондо от возбуждения позабыл о еде.
— А вы боялись, что Антон обойдет вас,— сказала Цисана.— Мы с Цией тоже ведь соревнуемся, но о том, кто победит, совершенно не думаем.
— Отчего же?
— Да потому, что, кто бы ни победил, выиграет дело.
- Что правда, то правда,— подтвердил Бондо, И все же
приятно получить знамя победителя. Вот я и хочу, чтобы оно нам с Учей досталось...
— Получите, обязательно получите,— подбодрила больного Цисана.— А у вас и жар не такой уж сильный.
— Разве заметно?
— Конечно, заметно. У вас и глаза прояснились, и цвет лица совсем другой. Ешьте, ешьте, это вам полезно. Завтра вам еще укол сделают, а там и на ноги встанете. Я очень хочу, чтобы вы поправились.
— И это говорит невеста Антона?
— Ничего удивительного. Если Антон победит больного, что толку в такой победе?
— Цисана, вы не только красавица, но еще и умница,— с чувством сказал Бондо и смутился.— Антон просто счастливчик.
— Ешьте, ешьте. Вот вам крылышко. Вы любите крылышко?
— Да ради вас я готов хоть волка съесть,— сказал Бондо и взял крылышко.
Цисана обратилась к Гудуйа:
— Вы ложитесь, дедушка. Вам отдохнуть надо.
— Нет, дочка, тебе больше отдых нужен. Ложись ты на мою кровать.
— Я возле Бондо посижу, дедушка. Для этого я пришла сюда.
Васо Брегвадзе всю ночь не сомкнул глаз. Ломило поясницу, руки и ноги нестерпимо ныли. Работа на экскаваторе с непривычки вконец доконала его. Он ворочался с боку на бок, но все без толку: боль не проходила и сон не шел.
У Бондо резко упала температура, и он, ослабев, забылся в глубоком сне. Цисана, подложив под щеку ладошку, прикорнула на стуле и чему-то улыбалась во сне.
Гудуйа спал не раздеваясь. Проснулся он чуть свет, осторожно, чтобы не заскрипела кровать, присел и окинул спящих заботливым взглядом. Потом тихо взял сапоги и крадучись вышел в коридор. Ни Бондо, ни Цисана даже не шелохнулись.
На дворе было темно. В бараках все еще спали. Собака ждала Гудуйа у ступенек. Они быстро обогнули барак и поспешили к каналу, Гудуйа хотел добраться к экскаватору до прихода Учи, чтобы залить горючее и масло.
На деревьях просыпались птицы. Слышалось хлопанье крыльев, шелест листвы. Гудуйа шел по тропинке. Собака по обыкновению трусила впереди, обнюхивая траву и кустарники и поминутно оглядывалась назад. Оглянется, удостоверится, что хозяин следует за ней, повиляет хвостом от умиления и снова затрусит вперед. Собака боялась, что хозяин может оставить ее, и поэтому ни на шаг не отходила от него. Спала она под крыльцом барака, а в течение дня сопровождала Гудуйа повсюду, куда бы он ни пошел.
Гудуйа еще издали заслышал лязг и грохот экскаватора. «Обогнал»,— сокрушенно вздохнул он и улыбнулся, радуясь Учиной сноровке.
Гудуйа прибавил шагу. Лязг экскаватора подстегнул и собаку.
Эту тропинку протоптал Гудуйа. Несколько раз на дню ходил он по ней взад и вперед: от барака к каналу, от канала к столовой, потом опять к каналу и снова к бараку. Все здесь было знакомо Гудуйа, и, случись нужда, он мог с закрытыми глазами без помех пройти этот путь.
Лес был темный, как все леса в болотистой Колхидской низменности, шумный, неспокойный, полный зверей и птиц, еще более сумрачный и опасный в пору дождей и гроз. В непогоду штормовой ветер налетал на лес. Деревья шумели и стонали, кустарник разбойно свистел, гром взрывался, молния зловеще освещала всю эту сумятицу. Шум леса сливался с ревом моря. Море выходило из берегов, бешено врывалось в лес и с грохотом разбивалось о деревья.
Раньше Гудуйа, взбудораженный непогодой, выходил, бывало, из своей хижины и долго стоял там. Дождь и ветер секли его лицо, молния озаряла кряжистую фигуру. «Ого-го! Ого-го! Ого-го!» — громовым голосом выводил Гудуйа, словно подпевая мощному хору обретших речь леса, дождя, ветра, грома и моря.
Тихий лес и спокойное море умиротворяли взбаламученную душу Гудуйа. Вот и сейчас пробуждающийся ото сна лес блестел и переливался всеми цветами радуги под еще робкими лучами восходящего солнца. Тишину нарушали лишь негромкое пение, чириканье и свист птиц, будто прочищающих горло.
Гудуйа уверенно шагал по своей тропинке, задевая широченными плечами деревья, покрытые мхом и лишайником, кусты и камыши, норовящие перебежать ему дорогу. Шагая но безбрежной зелени и вдыхая всей грудью утреннюю прохладу, он чувствовал, как вливается в его легкие этот родной, привычный, но всегда новый и животворящий воздух. На его плечи и голову щедро осыпалась роса, возвращая ему силу и жажду деятельности.
Наконец он вышел на опушку леса. Вдали завиднелись канал и У чин экскаватор.
Постепенно оттаивала и смягчалась душа Гудуйа, шаг за шагом слетали запоры с его замкнутого сердца, свет все чаще освещал его сумрачные глаза. Улыбка прогоняла с лица хмурую тучу, возвращая ему ясность. Вот и сейчас, стоило Уче помахать ему рукой, как улыбка тронула жесткие губы старика.
— Как там Бондо, дедушка Гудуйа? — стараясь перекричать грохот экскаватора, спрашивал из кабины Уча.
— Все в порядке. Жар спал,— отвечал Гудуйа.
Собака по-прежнему трусила впереди, Гудуйа, весь омытый росой, шел за ней размашисто и твердо.
Уча выключил двигатель и по пояс высунулся из кабины, с улыбкой ожидая их приближения.
— Так какая же у него температура?
— Вся вышла. Он поужинал и сразу заснул. Та девушка сказала, что озноб больше не повторится.
— Откуда ей знать,— засмеялся Уча.— А может, и вправду не повторится, дай-то бог. Знаешь, дедушка, к нам скоро вагончики привезут. Прямо здесь и будем жить, чтобы зря не бегать туда и обратно. И драгеры станут бригадой работать. У нашего экскаватора больше ни минуты простоя не будет — целые сутки в работе.— И, чтобы Гудуйа не спросил, кому первому пришла в голову эта мысль, торопливо закончил: — Так в управлении решили.
— Умно придумано! — крикнул снизу Гудуйа.— Только где же столько драгеров-то взять?
— Мы трактористов из МТС обучим! — крикнул Уча, включая двигатель. Потом, возбужденный и радостный, затянул свою любимую песню:
Воу, нана, я иду в Корати, Вечный искатель дорог, Безземельный и бездомный, Имеющий лишь луну и солнце...
Вечером в коратском клубе собрались драгеры со своими подручными. Собрание единодушно одобрило идею о сменной работе бригад.
Лонгинозу Ломджария поручили завербовать трактористов в Хобской, Сенакской и Абашской МТС, с тем чтобы обучить их на драгеров и создать четырехсменные бригады.
— Это дело, настоящую цену которому мы еще не знаем,
сказал в своем выступлении Антон Бачилс. Я убежден, что результат не заставит себя долго ждать. Это же здорово, что экскаватор не будет простаивать ни одной минуты. От такой идеи даже Алексей Стаханов пришел бы в восторг... Я беру на себя обязательство подготовить трех драгеров в два месяца,— обратился Антон к председателю собрания Кочойа Коршиа.
Нам обещали еще два новых экскаватора, Антон,— сказал Важа Джапаридзе, — К тому времени у нас уже будет десять бригад драгеров. Вот когда закипит работа на канале. Мы сможем закончить прокладку канала значительно рань ше срока. Потом экскаваторы можно будет перебросить на рытье других каналов, а высвободившихся рабочих направить на корчевку леса.
Васо Брегвадзе не смог присутствовать на собрании из- за болей в пояснице. Дорого обошлась работа в две смены старому инженеру. Васо переживал, что не может пойти на собрание, и в ожидании товарищей беспокойно ворочался в постели.
После собрания к Васо заглянули Уча и Важа Джапаридзе. Они подробно рассказали ему, с каким воодушевлением и подъемом прошло обсуждение Учиной инициативы.
Обычно скупой на похвалу, Брегвадзе с таким жаром и воодушевлением расхваливал его предложение что привел юношу в крайнее смущение Потом Уча с Важен пошли проведать Бондо.
Приступ лихорадки у Бондо не повторился. Но Цисана по опыту Антона знавшая, что лихорадка может напомнить о себе через день, в Поти не поехала, решив побыть с больным еще дня два.
— Это здорово, что ты осталась,— обрадовался Уча,— завтра приступ может повториться. Лихорадка так легко не отступится. Бондо нужен нам позарез, надо поставить его на ноги.
— Лихорадка ко мне больше не сунется. Цисана ее заговорила,— шутил Бондо —Завтра я уже надеюсь встать Я и сегодня хотел попробовать но мне Цисана запретила. Да не во время меня скрутило.
— И правильно, что запретила. Укол тебе сегодня делали?
— Сделали. Вот увидите, завтра я встану.
Порешили на том, что если завтра приступ не повторится,
Бондо выйдет работать во вторую смену, а Цисана вернется в Поти
На следующий день действительно обошлось без нового приступа.
Бондо подсадил Цисану на грузовик направлявшийся в Поти а сам поспешил к экскаватору
Лонгиноз Ломджария без промедления пустился в путь на своем мотоцикле. Объездив все близлежащие районные МТС, он через неделю вернулся в Корати с десятью трактористами. Еще шесть должны были прибыть со дня на день.
— Как это ты ухитрился обернуться в столь краткий срок да еще и шестнадцать трактористов уговорить? — изумился Тариэл Карда.— Это ведь целая армия.
— Кого заработки соблазнили, а кто ради земли и дома согласился троих к нам райком направил. Все очень просто.
— Как же, просто! Для тебя нет ничего невозможного, дорогой Лонгиноз
Возможное каждому дураку по плечу. Все дело как раз в том, чтобы сделать невозможное...
Вскоре прибыли шестеро трактористов. Их вместе с товарищами распределили по участкам и закрепили за драгерами. Драгерам же и поручили составить бригады сразу после переподготовки вновь прибывших.
Когда Цисана возвратилась на опытную станцию, Ция была уже в теплице. Не позавтракав и не переодевшись, Цисана тут же побежала на поиски подруги.
— Ой, ты уже вернулась? — всплеснула руками Ция, но в глазах ее застыл невысказанный вопрос.
— Как видишь! Бондо в полном порядке, и мне там больше было нечего делать, хитро улыбнулась Цисана.— Уколы хинина — просто чудо. Всего три укола и лихорадку как рукой сняло.
Подруги присели на корточки и стали рыхлить землю под апельсиновым деревцем.
— Ты позавтракала? — спросила Ция.
— Нет. Совсем есть не хочется. И потом, я хотела побыстрее рассказать о Бондо.
— Зачем было так торопиться? — с деланным равнодушием протянула Ция.
— А тебя разве не интересовало его состояние? — Цисана посмотрела в глаза подруге.
— Отчего же нет? Болезни я и врагу не пожелаю.
- Какой он парень! Больной, измученный, с температурой, а все — загляденье. За что ты его отвергла, ума не при ложу.
— Никого я не отвергала. С какой бы стати?
— Представляешь, какая у него выдержка: ни разу о тебе не спросил.
— Было бы что спрашивать,— с показным безразличием сказала Ция.
— Он, видно очень тебя любит Оттого и не спросил.
— Отчего же не спросить, если и впрямь любит?
— Ничего ты не понимаешь. Именно потому и не спросил, что любит.
— Тебе показалось, Цисана.
— Не беспокойся, от меня ничего не укроется.
Хоть бы он не любил меня,— печально проговорила
Ция.
— Тебе его жаль, да?
— Очень.
Некоторое время они молча перебирали землю пальцами.
— Знаешь, Уча тут же раздобыл ампулы хинина и фельдшерицу привел.
— У Учи доброе сердце.
— И Бондо мне показался очень добрым
— Может быть, но Уча гораздо добрее.
— Другой бы на его месте пальцем о палец не ударил.
— Уча очень добрый,— повторила Ция.— Иди позавтракай и переоденься. Небось устала с дороги,— попыталась Ция перевести разговор на другое.
— Я не голодна,— сказала Цисана.— И совершенно не устала. Бондо меня на грузовик подсадил. Нет не могу понять, чем он тебе не понравился.
— Он не плохой... Но я полюбила Учу,— сказала Ция.— Если бы не Уча, я бы, наверное, за Бондо пошла.
— У человека душа — потемки,— задумчиво произнесла Цисана.— «Если бы не Уча...» — повторила он Циины слова.— Как странно, случайная встреча одним махом может изменить судьбу человека. Уча тебе с первого взгляда понравился?
Ради бога, не спрашивай, Цисана, ладно? попросила
Ция.
Ну скажи, пожалуйста И что ты в нем такого увидела?
Он мне сразу понравился. И ничего в нем вроде нет особенного. Но он мне понравился. Нет, нет... Просто я полюбила его. С первого взгляда.
Ты только не обижайся, но внешне Бондо гораздо интереснее Учи.
— Может быть. Понимаешь, я и сама не знаю, чем мне понравился Уча. Это очень трудно объяснить Они совершенно разные.
— Вот и со мной случилось то же. Я очень многим нравилась в деревне. И мне вроде бы некоторые по душе были. Но появился Антон — и на тебе, влюбилась, и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42