— Кто это гонится за тобой?
— Боюсь, отберут у меня золото!
— Кто же отберет, если ты его нашел?
— Государство,— сболтнул сгоряча Сиордиа.
— Почему же?
— Потому...— растерялся Сиордиа и вновь огляделся по сторонам.
— Так, выходит, золото это государству принадлежит?
— Нет-нет. Мое золото. Так спрячешь его у себя?
— Зачем же мне прятать, коли оно твое!
— Мое!
— Зачем же ты прячешь, коли оно твое?— раздражаясь, переспросил Гудуйа.
— Мое оно, мое! Это я его нашел,- крепко прижал горшок к груди Сиордиа. Накрыв его крышкой, он, как ребенка, запеленал горшок в куртку.— Никому я не отдам
свое золото! Государство не должно знать, что я его нашел, понял?
— Так ты хочешь укрыть золото от государства в моей хижине?
Исидоре кивнул головой.
— Так ты меня к воровству припутать вздумал? — разгневался Гудуйа.
Сиордиа с изумлением уставился на него: «Я ему половину золота отдаю, а он... Чего ему еще надо, дикарю несчастному...»
— Промахнулся ты, Исидоре.
— Чего? Чего?- забегали глаза у Сиордиа.
Помнишь, говорил я тебе: не ходи отцовской дорожкой, помнишь?
Помню... А чего мы такого делаем?
Не делаем, а ты делаешь, ты. Ворюга. А золото надо вернуть государству, ясно?
— Золото мое. Не верну. Это я его нашел...
— А на чьей земле ты его нашел?
Сиордиа не смог ответить. Он стоял, с отчаянной мольбой заглядывая в гневные глаза Гудуйа. Теперь-то он понял, как горько ошибся, думая найти в Гудуйа сообщника.
— Иди и отнеси золото государству,— не терпящим возражения тоном приказал Гудуйа.
— Не отдам я, не отдам!— взвизгнул Исидоре и бросился бежать прочь от Гудуйа.
Гудуйа не погнался за ним. Он знал, что недалеко убежит от него выбившийся из сил Сиордиа. Забросив на плечо лопатку, размеренным шагом направился он за беглецом.
Уча на своем «Комсомольце» на целых полкилометра продвинулся вперед по новой трассе главного канала. Он и Бачило работали вместе: Уча на «Комсомольце» впереди, а на расстоянии четырех километров за ним следовал Антон на «Коппеле».
Сваны, работавшие на канале, частенько подшучивали над Учей, что он, дескать, торопится продвинуться вперед как можно дальше, опасаясь, как бы Антон не отдавил ему хвост.
Сиордиа ни на шаг не отходил от Учиного экскаватора. Он не мог простить Уче наплевательского к себе отношения и выискивал возможность отыграться. Мелкие придирки не приносили удовлетворения Исидоре, а для чего-то
большего Уча повода не давал. Вот и крутился он вокруг Учи, лопаясь от злости и неутоленной мести.
И сегодня, несмотря на проливной дождь, Сиордиа вертелся под/ногами у Учи. Не то делаешь, не так копаешь, не туда грунт сбрасываешь — вертелось на языке у Исидоре, но сказать вслух всего этого он не решался, потому что Уча и работал что надо, и грунт бросал куда надо, и вообще все делал как надо. И дождь ему был не помеха, и солнце ему не в тягость.
Только-только прояснилось небо, как ковш экскаватора со скрежетом напоролся на что-то твердое. «Это не дерево и не кладка строения»,— на слух определил Уча. Он мигом выключил мотор, распахнул дверцу кабины и соскочил наземь. Он подошел к ковшу поближе. Из земли выглядывала пузатая стенка горшка, вся в грязи и слегка поцарапанная зубьями ковша. Уча осторожно разрыл руками землю вокруг горшка и только приготовился высвободить его, как над головой раздался визгливый окрик Сиордиа:
— Хайт, не смей трогать!
При рытье канала строители не раз натыкались на различные предметы. Находки были самые разнообразные: кинжалы и мечи, остатки щитов и украшения, горшки и кувшины, гробницы и трубы старинного водопровода. Строители бережно извлекали все это из земли или сообщали о своих находках в краеведческий музей.
— Останови экскаватор,— не сводя глаз с горшка, бросил Сиордиа.
Экскаватор был давно остановлен, но Сиордиа, целиком поглощенный горшком и возможным его содержимым — золото, наверняка золото! — не зная почему, вдруг приказал остановить уже остановленный экскаватор.
Чуть поодаль от первого горшка виднелся еще один, присыпанный землей и потому почти незаметный. Сиордиа увидел его сразу и тут же перевел взгляд, чтобы Уча не догадался, куда он смотрит. Но Уча тоже заметил горшок.
— Беги в контору,— сказал Сиордиа Уче.— Найди Лонгиноза Ломджария и скажи ему, чтобы привез из Поти директора музея Петре Герсамия. Я останусь здесь и покараулю горшок. Кто знает, что там внутри.
Уча колебался: уходить или не уходить. Не хотел он оставлять Сиордиа наедине с горшком. Действительно, кто знает, что там внутри.
— Иди, иди, чего ждешь? Я буду здесь.
Уча постарался запомнить, как расположены в земле горшки.
Исидоре лихорадочно соображал, заметил или нет Уча второй горшок. Он не смог сдержать волнения и тем самым еще больше усилил подозрения Учи. Но деваться некуда: Сиордиа был прорабом и ослушаться его было нельзя.
— Не трогай до моего прихода,— решился наконец Уча.
— Не надо меня учить, я и без тебя знаю,— обиженно ответил Исидоре.
Уча ушел. Мысль о том, что Сиордиа может заинтересоваться содержимым горшков, торопила его.
Лонгиноз Ломджария был большим поклонником археологических редкостей и исторических находок. Он трясся над каждой из них, хранил ее как зеницу ока, будучи глубоко убежденным в ее непреходящей ценности, в значении для изучения древней культуры. Лонгиноз готов был жестоко наказать человека, заподозрив его в воровстве или утере исторической реликвии.
Лонгиноз считал себя правой рукой Петре Герсамия. Добрая половина музейных экспонатов была найдена, а затем доставлена в музей именно им. Он и официально числился во внештатных сотрудниках музея, но делал для него больше любого штатного сотрудника. Гостей стройки, а их было немало, он в первую очередь водил в музей и, как заправский экскурсовод, рассказывал о каждом экспонате, раскрывающем не сведущим в истории людям быт и культуру древней Колхиды.
Стоило Уче чуть отойти, как Исидоре тут же бросился ко второму горшку и постучал по нему указательным пальцем. Горшок глухо отозвался. Сиордиа понял, что горшок полон, и воровато оглянулся по сторонам, словно кто-то мог услышать едва различимый звук.
Выждав, пока Уча отойдет на порядочное расстояние, и убедившись, что никого поблизости нет, Исидоре в мгновенье ока высвободил из-под земли горшок. Раскисшая от дождя земля легко поддалась костлявым пальцам Исидоре. Горшок был достаточно большой и покрыт кожей.
Исидоре вытащил из кармана складной нож и осторожно снял кожу с горшка. Крик изумления вырвался у него из груди. Не веря собственным глазам, Исидоре крепко зажмурился. Потом широко раскрыл глаза и вновь воззрился на горшок.
— Золото... Настоящее золото,— едва слышно прошептал Исидоре. Это был шепот радости и непомерной жадности.
Испуганно оглядываясь, Исидоре поставил горшок на землю.
Тщательно пригладив и заровняв углубление, где был горшок, он отступил на шаг, довольный собой. Покончив с этим, Исидоре распахнул брезентовую куртку и бережно прикрыл ею горшок.
— Боже мой, золото, золото... Сколько золота! — Прижав к груди горшок, он пошел вдоль канала.
После каждого шага Исидоре останавливался, чтобы стереть ногой свой след.
Поначалу он решил было спрятать горшок в кустах, тянущихся по берегу канала, но тут же передумал: а вдруг найдет кто?
Так ни на что не решившись, Исидоре бессмысленно кружил на месте. «Гудуйа Эсванджиа! Вот куда надо нести золото,— внезапно озарила его мысль.— Вот где горшок будет в безопасности». И Исидоре, стремительно сорвавшись с места, опрометью кинулся в лес, к хижине Гудуйа.
Еще издали увидел Уча у конторы Коратского массива Лонгиноза Ломджария и Важу Джапаридзе. Лонгиноз стоял но стойке «смирно» и, наклонив голову, сосредоточенно слу7 шал указания главного инженера.
Надо было торопиться, иначе, если Лонгиноз сядет на своего «конька», ищи ветра в поле. «Успел, слава богу, успел!» — обрадовался Уча. Ноги у него подгибались от усталости, лоб покрылся испариной. Осталось пройти каких- то двести шагов, но Ломджария уже направился к своему мотоциклу.
— Лонгиноз, эге-гей! — изо всех сил крикнул Уча, рупором приставив ладони ко рту.
Главный инженер и снабженец одновременно повернулись на Учин крик.
— Подожди меня, Лонгиноз!
Уча из последних сил, спотыкаясь на каждом шагу и тяжело дыша, бросился бежать к конторе.
И Важа и Лонгиноз встревожились. «Видно, что-то стряслось на канале, может, оползень»,— одновременно подумали пни и поспешили навстречу Уче.
Уча остановился, чтобы немного отдышаться. Грудь его ходила ходуном.
— В канале горшок...— только и сумел он выдавить из себя.
— Какой еще горшок? — в один голос прокричали Важа и Лонгиноз.
— Не знаю.
— Надеюсь, ты его не трогал? — заволновался Ломджария.
— Нет. Сиордиа сказал, чтобы ты ехал за Герсамия.
— Ну, молодцы.
— Только... Мне не понравилось, какими глазами смотрел на горшок Исидоре.
— Сейчас не время ехать в Поти,—озабоченно сказал снабженцу Важа.— Сиордиа — ненадежный человек. Едем на канал. А ты, Уча, останься здесь, отдышись, соберись с силами.
— И я с вами. Я уже отдохнул.
— Втроем на мотоцикле нам не поместиться.
— Да я пешком.
— Вы сзади садитесь,— решительно сказал Лонгиноз главному инженеру.— А Уча сядет со мной впереди.
Все трое почти бегом ринулись к мотоциклу...
Как только они приехали на трассу, Уча тут же бросился искать второй горшок.
— Что ты там ищешь? Вот он, здесь! — сказал Важа.
— Тут был еще один,— Уча показал рукой, где стоял второй горшок.
— Не может быть, здесь виден след ковша,— Лонгиноз внимательно разглядывал следы, оставленные пальцами Сиордиа.— Нет, это не след ковша. Куда Исидоре девался? — огляделся Лонгиноз по сторонам.
— Смотрите, смотрите, он сначала вытащил горшок, а потом для отвода глаз след ковша нацарапал! — воскликнул Уча.
— Да, что-то не похоже на зубья ковша,— подтвердил Важа.
— Унес горшок, подлюга,— заволновался Уча,— опоздали мы.
— Далеко не уйдет... Не волнуйся, Уча, никуда он от нас не денется,— успокоил Учу Лонгиноз.
— Он, видно, думал, что я не заметил второго горшка, потому и украл его. Припрячет где-нибудь, и поминай как звали. Поди докажи, что он его украл.
— Не сможет он отпереться. Ведь ты же свидетель,— отверг сомнения Учи Важа.
— Пойдем за ним следом,— предложил снабженец. Он постучал по горшку.— Полный. Наверное, золото. Если и тот такой же, далеко его не утащишь. Видите, Исидоре старался запутать след, ногой затирал, мерзавец.
Исидоре, задыхаясь, нес горшок к экскаватору. «Продаст меня Гудуйа, как пить дать — продаст... Надо успеть поставить горшок на место... Надо поспеть, пока не вернулся Уча с Петре, надо опередить их...» — лихорадочно соображал Исидоре. За его спиной вдруг послышались тяжелые шаги Гудуйа. «Догонит,— Исидоре согнулся под тяжестью горшка, но всеми силами старался удержать его в руках. Брезент то и дело сползал с горшка, мокрая земля ускользала из-под ног.— Не уронить бы этот чертов горшок, не рассыпать бы золото, не то Гудуйа... Упекут в тюрьму, сволочи. Какая нелегкая понесла меня к этому лешему? Надо было схоронить в кустах мне, болвану. Дал промашку, а теперь...» Слезы отчаяния и злобы текли по его грязным щекам. Шаги слышались уже отовсюду, грозные, гулкие, грохочущие, тысячи шагов вот-вот настигнут, раздавят, втопчут в склизкую землю. Проклятье... Пот заливал глаза, стекал на брезент. Руки онемели. Горшок сполз с груди на живот, тяжесть его пригибала Исидоре к земле. Он снова подтягивал его повыше. «Пришла моя погибель...» Горшок жег ему тело, золото превратилось в горящие головешки. «Сам себе горло перерезал. Донести, донести, донести бы... Поставить бы на место, а там...» Тропинка змеилась мимо болота, где утонул его отец — Татачиа Сиордиа. Мимо могилы отца. Волосы на голове Исидоре встали дыбом, тело покрылось гусиной кожей. Этот путь короче, через болото, а там и до трассы рукой подать. Но как пройти, как преодолеть проклятое болото? Голова пошла кругом. «Не оступиться бы, только бы не оступиться, иначе...» Иначе конец. Закружились в бешеном хороводе земля, лес, кустарник, закачалось и пошло оседать небо. Страх гнал его вперед, и он уже не разбирал дороги. «Нет, нет, я не погибну так просто, крепись, Сиордиа»,— просил, подбадривал, понукал себя Исидоре. Грудь ходила ходуном, упиралась в горшок больно, резко...
А вот уже и болото — спереди, сзади, вокруг. И спасительная узенькая тропиночка. Не соскользнуть бы. Тяжелая вода мутно и грозно сверкала на пестрой поверхности болота. Исидоре закрыл глаза и остановился. Ему вдруг показалось, что сделай он шаг — и болото тут же жадно засосет его хлипкое тело. «Нет, нет, не утону я». Он хотел было идти дальше, но силы покинули его. Бульканье болота завораживало его, приводило в ужас.
За спиной послышался кашель Гудуйа, грозный, громовой. Звук этот подхлестнул Исидоре, вернул ему силы. Он мигом очнулся и сделал несколько шагов вперед. Исидоре крепко
прижал к груди горшок и пошел быстрее. Мысль о том, что Гудуйа Эсванджиа может отобрать золото, была сильнее любой усталости.
По тропинке, стараясь не оступиться, он осторожно двинулся вперед. Он шел как канатоходец, нащупывая ногой землю и балансируя на самому краю болота. Не успел он пройти и половины пути, как увидел бегущих к нему Важу, Лон-гиноза и Учу.
— А-а-а! — завопил он визгливо и жалобно. Он резко повернулся, так резко и тут же оступился в трясину. Предчувствие неминуемого конца охватило его. Но он уже не думал, не мог Думать о себе. Золото — вот что беспокоило его.
Каким-то нечеловеческий усилием он поднял над головой тяжелый горшок, еще минуту назад пригибавший его к самой земле.
Уча, Важа и Лонгиноз пошли к болоту с одной стороны, а с другой неторопливо и уверенно приближался Гудуйа.
Сиордиа был в трясине Уже по пояс. Чрево болота легко всасывало его тело, обремененное тяжестью горшка. Но Исидоре не выпускал его из дрожащих рук.
— Тону-у-у... Спасите!
— Протяни ему лопату, Гудуйа. Пусть он поставит на нее горшок! — крикнул Важа.
Гудуйа ловко прошел по тропинке и протянул Исидоре лопату.
— Не поставлю! — завопил Исидоре.— Вытащите меня сначала.
— Вытащим. Поставь горшок, тебе говорят.
Уча подошел к Гудуйа и взялся за черенок лопаты, чтобы удержать горшок.
Трясина все глубже Исидоре.
— Вы обманете... Погибаю! — заверещал Исидоре.
— Не обманем. Поставь горшок! — крикнул Важа.
Исидоре наконец решил поставить горшок. Но это ему
не удавалось. Руки не слушались его тело раскачивалось вместе с трясиной.
В конце концов он поставил горшок на лопату и попытался ухватиться за нее сам. Рудуйа осторожно отвели лопату и, держа на весу, медленно развернули к тропинке. Как только горшок приблизился» Уча выпустил из рук черенок лопаты и, качнувшись, подхватил горшок. Подхватил и удивился его тяжести.
Гудуйа тут же протянув лопату Исидоре, и тот намертво
вцепился в нее. Трясина подступила уже под мышки Исидоре. Еще мгновение — и он уже не смог бы поднять руки. Отчаяние и страх придали Исидоре силы, и руки его точно приросли к лопате.
Уча и Гудуйа медленно тянули лопату, чтобы ненароком не выскользнула из липких рук Исидоре. Трясина явно неохотно расставалась со своей добычей. Уча и Гудуйа с большим трудом высвобождали тело Исидоре из цепких объятий болота, подтягивая его поближе к твердой земле,
Наконец Исидоре удалось вытащить из трясины, и он заскользил по поверхности болота среди мхов и камышей. И вот он уже на твердой земле. Исидоре выпустил из рук лопату и ничком повалился на землю.
Главный инженер, снабженец и Уча стояли над повергнутым Исидоре. А он боялся поднять голову, чтобы не встретиться с их глазами.
— Встань,— сказал Гудуйа.
Сиордиа не смог встать.
— Поднимите его,— сказал Важа Уче и Гудуйа.
Они взяли Исидоре за плечи и поставили на ноги.
Сиордиа покачнулся и, не удержавшись, сел на землю.
— Что в горшке? — спросил главный инженер.
— Золото,— Сиордиа спрятал голову в колени и обхватил их руками.
— Куда ты его нес?
— На место,— глухо прошептал Исидоре.
— Откуда?
Сиордиа не нашелся что ответить.
Вместо него ответил Гудуйа:
— Он принес золото в мою хижину. Спрячь, мол, а потом поделим поровну.
— У кого ты украл золото, Сиордиа? — сурово спросил главный инженер.— Подними голову и посмотри нам в глаза.
Не смог поднять голову Сиордиа. Он готов был провалиться на месте. Исидоре прямо на глазах весь съежился, сморщился, уменьшился телом. Но неожиданно по старой привычке он потянулся к карману за записной книжкой. В кармане ее не оказалось, видно, осталась в трясине.
Важа рассмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42