Наутро они старались не глядеть на Гудуйа, чтобы не выдать невзначай охватившую их радость. Непривычно было видеть в обычном рабочем облачении лесного человека. Спустя неделю Серова привезла для Гудуйа из Поти еще и плащ с брезентовым капюшоном. Потом выписала Гудуйа зарплату и уговорила его пойти с ней в контору получить деньги.
Весьма смутно представлял себе Гудуйа, что такое зарплата и зачем она нужна человеку. Когда Серова объяснила ему ее назначение, Гудуйа воскликнул: «Так на что же мне сдались эти деньги? Сорок лет я обходился без них и сейчас проживу не хуже». После долгих уговоров Серова наконец уломала старика. Мы, мол, столько заставляем вас работать, как же можно без зарплаты, нас ведь за это под суд отдадут. Что оставалось делать Гудуйа? Не причинять же неприятности Серовой, боже упаси. Контора так контора, согласился он. Это все хорошо, сказала Серова, но как же вы пойдете в контору в таком виде — небритый и нестриженый? Не знал Гудуйа, что такое эта чертова контора, но ничего не поделаешь, назвался груздем — полезай в кузов. Да попроси его Серова в огонь броситься, и за тем бы дело не стало — Гудуйа без раздумий исполнил бы любое ее желание. Нот так медленно пробуждалось в его душе никогда досель не испытанное им отеческое чувство к молодой женщине.
Тщательно подстриженный, гладко выбритый, опрятно одетый, посмотрелся Гудуйа в зеркало и не узнал себя. Сколько воды утекло с тех пор, как последний раз гляделся
Гудуйа в зеркало? Все эти годы он видел свое отражение разве что в реке да еще в лужах.
Когда Серова привела Гудуйа в коратскую контору, он едва не потерял голову от одного лишь вида экскаваторов, бульдозеров, землечерпалок, тракторов, грузовиков, не говоря уж о толпе рабочих стройки.
Деревенский житель, не видавший на своем веку ничего, кроме лошадей и телег, очутился вдруг в самой гуще галдящего пестрого люда, в окружении машин, вытряхивающих из земли душу. Немудрено, что все вокруг показалось ему странным наваждением.
Гудуйа изо всех сил тер глаза руками, кряхтел, вздрагивал, как ошпаренный отскакивал от людей, боясь наступить им на ноги, невзначай толкнуть или, что еще хуже, сбить кого-нибудь с ног.
Получив в конторе причитающиеся ему бумажки, Гудуйа в сопровождении Серовой пошел осматривать стройку. Серова долго показывала ему все, что уже сделано и что еще предстоит сделать.
— Осушим мы болота, дедушка, и столько земли получим. Поглядим тогда, как наши невесты будут отвергать женихов из-за безземелья.
Печаль, подобно туче, набежала на лицо Гудуйа.
— Так не станут невесты отвергать безземельных женихов, да?
— Конечно, не станут, дедушка.
— Ты, случаем, не знаешь Вардена Букиа?
— Нет, дедушка, не знаю.
— А Тариэла Карда?
— Тариэл Карда самый главный человек на нашей стройке.
— Не может быть?!—обрадовался Гудуйа.— Шестнадцать лет уже с тех пор минуло, а я как сейчас помню, Варден Букиа и Тариэл Карда говаривали, скоро, мол, такое время настанет, не будет на земле нашей ни одного безземельного крестьянина.
— Правду они сказали, дедушка.
— Это вроде бы Ленин сказал. Эту весть нам Варден Букиа привез. В той самой моей хижине и рассказал он об этом большевикам. Как это ты Вардена Букиа не знаешь, а?
— Не приходилось мне с ним встречаться.— Серова знала Вардена. Но зачем расстраивать старика вестью о его болезни.
— Ну, посуди сама, как я мог поверить, что не останется в нашей стране ни единого безземельного крестьянина?
— А теперь-то верите, дедушка?
— Коли вы и впрямь эти болота осушите, хочешь не хочешь, а поверишь. Тогда всем земли хватит.
— Вот тогда и бобылем никто не останется, ведь верно, дедушка? Вы знаете, сколько у нас на стройке бобылей поневоле работает? Уйма. И все из-за этого. Но отныне кончится у наших мужиков холостяцкое житье- бытье.
— Кончится,— эхом отозвался Гудуйа и отвел глаза в сторону.
С того самого дня Гудуйа Эсванджиа не давал Серовой проходу, выпрашивал у нее работу потяжелей да побольше.
На составление технико-экономического проекта потребовались вся осень и зима. Гудуйа Эсванджиа ни на один день не разлучался с партией Серовой. В холод он разводил костер в лесу, работал за двоих и к тому же ухитрялся еще и стряпать.
Все члены партии полюбили Гудуйа, относились к нему С уважением и даже с некоторой робостью. В один из солнечных весенних дней Серова усадила Гудуйа в машину мужа, ни слова не сказав, куда собирается его везти. Через некоторое время машина мчалась по улицам Поти. Никогда еще не покидал Гудуйа пределов своей деревни и Коратского леса.
Город он видел впервые в своей жизни. Но, как ни странно, тот не произвел никакого впечатления. Не удивили его ни корабли под чужеземными флагами на мачтах, которых было в порту великое множество, ни железнодорожный вокзал, ни поезда, ни мощеные или асфальтированные улицы с тротуарами, ни многоэтажные кирпичные и каменные дома, ни машины, ни толпы спешащего по делам люда.
В машине Гудуйа сидел спокойно и невозмутимо, ни к чему не проявляя особого интереса.
Галина возила его по всему городу, попутно объясняя, что к чему и как. Гудуйа хранил молчание и даже ничего не спросил.
Наконец Галина остановила машину возле управления строительства. Единственное, что нравилось Гудуйа,— как управляла машиной эта женщина. Серова вышла из машины, распахнула дверцу и помогла выбраться Гудуйа. Затем она
предложила ему зайти в помещение. Гудуйа безропотно последовал за ней.
Они поднялись на второй этаж. В коридоре было довольно многолюдно. То и дело открывались и закрывались двери, сотрудники управления и народ со строек заполняли коридор. На всех дверях были таблички с названием отделов и фамилиями сотрудников. И служащие управления, и посетители тепло и дружелюбно здоровались с Серовой. Ее приход всегда вносил оживление и радость в несколько однообразную жизнь управления.
Серова тоже радовалась встрече с работниками управления. Для каждого из них у нее находились добрые, ласковые слова, улыбка. Но сейчас она едва здоровалась со знакомыми, направляясь с Гудуйа прямо к кабинету начальника управления.
— Тариэл Григорьевич у себя? — поздоровавшись, спросила она у секретарши.
— У себя, у себя, Галина Аркадьевна,— сердечно отозвалась секретарша.
— Есть у него кто-нибудь?
— Никого, Галина Аркадьевна, пожалуйста.
Секретарша открыла дверь. Серова посторонилась, пропуская вперед Гудуйа, и последовала за ним. Не успел старик войти в кабинет, как тут же застыл как вкопанный. Он сразу признал Тариэла Карда, несмотря на то что тот основательно изменился. Гудуйа помнил его в гимнастерке, перетянутой портупеей, в бурке и башлыке. Но, самое главное, Карда тогда носил бороду.
Теперь же за столом сидел совершенно седой, гладко выбритый мужчина в костюме.
Гудуйа признал Карда, а вот Карда никак не мог признать Гудуйа в этом тщательно остриженном, гладко выбритом старике в спецодежде строителя. Да и как было узнать, если в памяти его навсегда остался эдакий леший, с бородой по самые глаза, с нечесаными длинными космами, босоногий и в козьей шкуре со свалявшейся шерстью. Запомнился ему и его сучковатый посох в локоть толщиной.
— Что, не узнали своего старого друга, Тариэл Григорьевич?— спросила Серова.
Тариэл Карда с напряженным вниманием разглядывал старика и никак не мог понять, где он видел его раньше. Карда встал, подошел вплотную к Гудуйа и еще раз внимательно вгляделся в его лицо. И наконец он вспомнил,
узнал его. По глазам. По невыразимо 'печальным глазам.
— Э-э, да ведь это Гудуйа Эсванджиа! — воскликнул Тариэл и обнял Гудуйа.— Гудуйа-леший, вот ты кто, я по глазам тебя признал.— Тариэл изо всей силы тряс узловатую руку Гудуйа, не сводя с него глаз.— Как же ты изменился, Гудуйа!
— Вот и мне он лешим показался, когда я впервые увидела его в лесу возле хижины.
— Рад, от всей души рад видеть тебя, Гудуйа! — Тариэл еще раз оглядел Гудуйа с головы до ног.— Я вижу, и ты за осушение болот принялся. Вот это здорово! — Карда, радуясь как дитя, подвел Гудуйа к дивану, усадил его.— Для Вардена Букиа ты оказался крепким орешком, не смог он тебя из лесу выманить.— Карда повернулся к Серовой: — Этот орешек, как я вижу, вам оказался по зубам. Ничего не скажешь, вы просто ткашмапа, да и только. Ну что, выкурила она тебя из лесу, Гудуйа? Ведь недаром говорят, что ткашмапы даже леший боится. Вот так так! — Тариэл говорил без умолку, лукаво поглядывая то на Гудуйа, то на Серову.— Ну и рад же я! Не знаю, как и благодарить вас, Галина Аркадьевна! Ну что, Гудуйа, поверил ты наконец, что всем теперь земли хватит?
— Верю, Тариэл,— сказал Гудуйа. А сам с горестью подумал: «На кой черт мне теперь земля сдалась, дурню старому? На могилу разве что...» Теперь Гудуйа старался для других, другим отвоевывал землю у болота.
— Как же вам все-таки удалось выманить его из лесу, Галина Аркадьевна? Признавайтесь.— Тариэл никак не мог успокоиться. Ведь перед ним сидел сам Гудуйа Эсванджиа. А это что-то да значило.— Садитесь, садитесь, Галина Аркадьевна,— только сейчас догадался предложить Карда и пододвинул ей стул.
«Вот тебе и на! Женщина меня в лес спровадила, женщина меня и выманила»,— подумал Гудуйа.
— Он, наверное, столько земли выбрасывает из канавы, сколько «Коппель» и «Пристман», вместе взятые,— пошутил Карда.
— Ненамного меньше, Тариэл Григорьевич,— засмеялась Серова.— Вы только взгляните на эти руки: ну чем не ковш экскаватора?!
— Помнишь, Гудуйа, как ты этими самыми руками едва не задушил члена учредительного собрания Евгения Жваниа, помнишь? Мы тогда хоронили нашего друга Орлова,— пояснил он Серовой.
— Как же не помнить, Тариэл, все помню, — ответил Гудуйа и неожиданно сказал: — Года три тому назад приходил ко мне в хижину один человек, уговаривал осушать болота... А на что я вам был нужен?— понурил голову Гудуйа. Он старался не смотреть на Карда. Только сейчас он почувствовал горечь оттого, что стал не нужен тогда Тариэл у и его товарищам.
Карда уловил его состояние. Ему стало стыдно за себя.
— Но Варден, я помню, не раз захаживал к тебе, Гудуйа.
— Варден-то был, а вот ты...
Тариэл хотел объяснить, почему он так и не сумел больше повидать Гудуйа, почему не нашел для этого времени, но теперь это не имело смысла, точнее, потеряло смысл. И он решил отделаться шуткой, с тем чтобы рассеять неловкость, неожиданно возникшую между ними.
— Так ты мне все же не ответил, как удалось этой женщине сделать то, что не сумел сделать Варден Букиа?
— Да нет же, Тариэл Григорьевич. Я тут ни при чем. Это дело позвало дедушку Гудуйа.
Гудуйа сидел, не поднимая головы.
— Как раз дело тут и ни при чем,— угрюмо сказал Гудуйа.— Меня человеческая доброта позвала, вот кто. До прихода этой женщины я не верил в доброту человеческого сердца. Вот так.
— Нравится тебе твоя нынешняя работа, Гудуйа? — спросил Карда.
— Человек не должен чураться никакой работы.
— Хорошо сказано, дедушка Гудуйа,— одобрила Серова
Не добившись выписки из больницы, в одной пижаме Васо Брегвадзе ночью сбежал из больницы домой и утром следующего дня заявился в управление. Ни с кем не поздоровавшись, он стремительно одолел лестницу, коридор и резко толкнул дверь приемной начальника управления. Все встречные с изумлением глядели вслед смертельно бледному, всклокоченному и задыхающемуся Васо. И тут же поняли причину необычного возбуждения инженера Ланчхутского участка. Одни понимающе качали головой, другие, в знак сочувствия, многозначительно молчали.
Даже не взглянув на секретаршу, он прошел к кабинету Карда, распахнул дверь и прямо с порога накинулся на начальника управления:
— П-п-почему вы от меня скрыли?! — Васо смерил Карда жестоким суровым взглядом. Шапку он держал в руках и немилосердно мял ее.
Карда встал и протянул руку для приветствия, но, натолкнувшись на холодный взгляд Васо, смущенно опустил Руку.
— Садись, Васо... Ты был в таком состоянии... Я не смог...
— Пр-пр-премного благодарен за участие, но, представьте, я в нем совершенно не нуждался. Зря изволили беспокоиться!— грубо бросил Васо и рухнул на стул. Обхватив голову руками, он тяжело облокотился на стол и сидел так долго, стремясь успокоиться. Но это ему никак не удавалось.
Карда молча стоял над ним. Утешать Васо было бессмысленно. И он со щемящей горечью смотрел на беспомощно вздрагивающие плечи мужчины.
И дома не смог успокоиться Брегвадзе. Он четко, до мелочей вспоминал совещание в ночь перед наводнением. Перед его взором неотступно возникало пышущее лихорадочным румянцем лицо Андро. С каким самообладанием выслушивал Андро несправедливые его, Васо, слова, незаслуженные упреки.
Лежа в больнице, Брегвадзе не раз перебирал в памяти все события той ночи и окончательно пришел к выводу, что предложения Андро были продиктованы интересами дела и имели громадное значение для судеб строительства. Совесть не давала ему покоя. Из больницы он сбежал не только потому, что узнал об Андро. У него возникла неодолимая потребность во всеуслышание признать свою неправоту перед Андро, ошибочность своей позиции.
Вечером он позвонил Тариэлу Карда и попросил завтра же направить его работать на Чаладидский участок, самый трудный и нужный участок. Должность не имеет никакого значения, согласен на любую работу, сказал Васо. И подумал: «Лишь бы искупить свою вину перед Андро».
Напрасно пытался Карда убедить его, что в таком состоянии работать невозможно — ведь это могло губительно сказаться на его еще не окрепшем здоровье. Брегвадзе вспылил: ах так, ну тогда я пойду на стройку чернорабочим!
Прекрасно зная характер Васо, Карда понял, что его слова — не пустая угроза. И Карда скрепя сердце направил Васо на действительно самый тяжелый массив — на прокладку главного канала, берега которого неумолимо
разрушали оползни. Это создавало постоянную угрозу жизни землекопов. Работа на канале никому особенно не улыбалась, но дело есть дело, и люди работали, позабыв страх. Оползни задерживали и своевременную сдачу канала. Сползшую землю необходимо было выбрасывать снова, бесконечно приходилось укреплять стены, что требовало дополнительных и не предусмотренных сметой расходов. Одним словом, дело тормозилось.
Брегвадзе обрадовался своему назначению на главный канал. Здесь он знал каждого из работающих: и рабочих, и технический персонал. Со всеми у него были добрые, деловые отношения. Даже с Исидоре Сиордиа.
Брегвадзе высоко ценил в каждом человеке его деловые качества и готов был закрыть глаза на любые недостатки, пусть весьма существенные. Однако он видел, что прораб Сиордиа заискивал перед начальством, вилял хвостом перед каждым, стоявшим выше его по положению, и буквально садился на голову каждому, кто хоть немного зависел от него. Брегвадзе была ненавистна эта черта характера Сиордиа. Прораб, тушуясь перед своим непосредственным начальником, не осмеливался измываться над рабочими в присутствии Васо.
Ни на одном из массивов Ланчутского участка не оползали берега каналов, хотя почва там была не менее болотистой, чем в Корати, Квалони или Чаладиди.
Так почему оползни не давали покоя строителям главного канала? Брегвадзе решил лично обследовать всю трассу главного канала. Уже несколько раз он вдоль и поперек исходил все участки главного канала. Сиордиа повсюду сопровождал его. Вместе с ними ходил и Гудуйа Эсванджиа. Они досконально обследовали стены канала, внимательно осмотрели и местность, по которой канал предстояло вести дальше. Поисковую работу здесь проводила партия Серовой. Каких только оползней не насмотрелся на своем веку Васо Брегвадзе! И всегда их основной причиной были подпочвенные воды.
«Да, трасса изучена из рук вон плохо,— думал Васо.— Но почему хотя бы Андро Гангия не обратил на это никакого внимания? Нельзя было этого не увидеть, нельзя. Непонятно, в чем тут дело».
Когда Андро. Гангия пришел работать в управление, трасса главного канала давно уже была утверждена.
Исидоре то и дело заглядывал в глаза Брегвадзе. Он прекрасно понимал, что волнует инженера, и удивлялся,
почему тот ни о чем не спрашивает &го, Исидоре. Ведь Сиордиа пришел на строительство намного раньше Васо. Сначала Исидоре работал на Квалонском массиве Чаладидского участка. Он отлично помнил все этапы разработки технико-экономического проекта. Да что помнил, он сам принимал непосредственное участие в его разработке. Васо Брегвадзе хоть и знал об этом, но никогда ни о чем не спрашивал. У Исидоре аж скулы сводило от нетерпения и злости. Наконец он не выдержал и, поколебавшись, вкрадчиво сказал:
— А я знаю, о чем вы думаете, товарищ Васо.
— О чем же?— быстро спросил Васо, раздраженный его тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42