«Еще не хватало, - раздраженно подумала миссис Батлер, - поругаться с ним сейчас... Ведь все у нас так хорошо... Может быть, я действительно очень сильно придираюсь к его словам?..»
Не так давно Ретт, во время одного из примирений, которому, как это в последнее время часто случалось, предшествовала бурная сцена с взаимными упреками, обидами и воспоминаниями сорокалетней давности, сказал ей: «Скарлетт, твоя беда в том, что ты слишком много внимания придаешь словам... Слова тебя просто дурачат...» Скарлетт тогда еще спросила: «А чему же я должна придавать внимание?..» Ретт ответил: «Поступкам и только поступкам. Надо быть проще, и не всегда стоит задумываться над тем, что значит то или иное слово... Иначе рискуешь превратиться в заплутавшую сороконожку из старой детской сказки, которую когда-то в Таре рассказывала тебе Мамушка... Помнишь, Скарлетт, эта сороконожка долго размышляла, в каком направлении движется тридцать пятая нога, когда восьмая и двадцать первая ступают влево, вообще разучилась ходить... Так вот - иногда ты тоже бываешь такой вот сороконожкой».
«Я - заплутавшая сороконожка, - подумала Скарлетт, косясь на мужа, - что ж, Ретт, как всегда очень остроумен и образен в своих сравнениях... - И опять в ее сознании всплыл вчерашний разговор с Реттом под ночным фонарем: Удовольствие... удовольствие...»
И, чтобы разрядить эту несколько нервозную обстановку, Ретт посчитал необходимым перевести беседу в более нейтральное русло.
- Да, ты знаешь, сегодня я впервые выпустил горностая из клетки, - сказал он совершенно неожиданно для своей жены.
Та удивленно подняла брови при чем тут какой-то горностай?..
Ретт продолжал:
- Знаешь, в «Иллюстрированной жизни животных» и в энциклопедии Ларюсс, которые я сегодня просматривал, написано, что эти зверьки очень быстро приручаются и привыкают к людям за самое короткое время... Кроме того, - Ретт поднял вверх указательный палец, словно хотел, чтобы Скарлетт обратила внимание на что-то невидимое взору, но, тем не менее, очень важное, - кроме того, как выяснилось, горностая можно приучить ловить мышей и крыс...
Она пожала плечами.
- Но у нас нет мышей и крыс... Надеюсь, их никогда и не будет...
Ретт улыбнулся.
- Я тоже надеюсь...
- Тогда к чему же ты говоришь мне об этом... - вспомнив недавний разговор, она добавила, - и притом - во второй раз...
Улыбка не сходила с лица Ретта.
- Это я все к тому, что даже и от такого, на твой взгляд, бесполезного зверька, может быть какая-то польза... В том смысле - чисто практическая... Ты ведь практичный человек...
Скарлетт, будто бы и не понимая, о чем это теперь говорит ее муж (она была слишком занята своими мыслями, чтобы следить за ходом беседы, а свои вопросы задавала не потому, что действительно хотела получить на них ответы, а то ли механически, то ли из-за элементарного приличия), спросила своего мужа с совершенно искренним недоумением:
- О чем это ты?..
Ретт, в свою очередь, посмотрел на нее очень удивленно и спросил:
- Как это о чем... О горностае... О том самом зверьке, которого так любезно подарил нам вчера вечером мистер Коллинз...
Скарлетт при этих словах скривилась, как от тупой зубной боли.
- А-а-а...
И тут, совершенно вопреки воле Скарлетт, перед ее глазами вновь живо и ярко предстали картины ее ночного кошмара.
Она невольно содрогнулась...
Горностай!.. Это злое, гадкое животное!.. Она изо всех сил рвется к Ретту, она так хочет найти дорогу таду, к едва различимой сверху извилистой ленте пыльного проселка, петляющего между зелеными холмами, где звучит лошадиное ржание и цоканье копыт, но это злобное животное своими острыми, как лезвия, зубками, держит ее за ногу, оно кусает ее до мяса...
А Ретт... Вместо того, чтобы освободить свою любимую, он берет этого зверька на руки и, нежно поглаживая его, куда-то удаляется...
О Боже!..
Что за наваждение?!.
И Скарлетт гнала от себя эту навязчивую картину, мысленно благодаря Бога за то, что это всего только страшный сон.
Ретт, дождавшись, покуда жена закончит свои размышления, спросил:
- Я никак не могу понять, дорогая - почему это ты так невзлюбила этого зверька?..
Та удивленно подняла брови.
- Я?..
- Ну не я же...
- С чего это ты взял?..
Вопрос этот прозвучал с явным вызовом - тем более, что она действительно чувствовала в себе к этому странному подарку мистера Коллинза явную неприязнь.
«Это, наверное, из-за того сна, - подумала она. - Впрочем, как знать: еще когда-то, давным-давно, в Таре, Мамушка говорила, что сны очень часто бывают вещими... Впрочем, и у меня самой было множество возможностей убедиться в этом - хотя бы тогда, когда я получила от Бо весть, что Эшли скончался... Он упорно снился мне каждую ночь подряд, причем - не тем пожилым человеком, которого я запомнила в последние годы, а молодым, как тогда, когда он был мобилизован в армию генерала Ли... Да, но там - Эшли, это ведь серьезно... Это же не какой-то мелкий грызун... Боже, наверное, я действительно совсем состарилась - но почему я все время думаю о совершенно ненужных мне теперь вещах?.. При чем тут Эшли?.. И причем тут какой-то горностай?..»
Ретт, склонив голову на бок, с улыбкой повторил свой вопрос:
- Чем тебе не нравится этот милый зверек?.. Это же не какая-то там противная белая лабораторная крыса и не глупая морская свинка... Когда-то, давным-давно, - продолжал он, - его мехом оторачивали мантии королей и наследных принцев... Мастера Реннесанса изображали его на своих картинах рядом с прекраснейшими дамами своего времени. На редкость благородное животное. Я ведь тебе, кажется, еще вчера вечером говорил об этом...
Скарлетт прищурилась и ничего не ответила. Она только подумала: «Кажется, Ретт впадает в детство... Он так увлеченно рассказывает об этом горностае, точно также, как мистер Коллинз о своих птичках... Кажется, Ретт не рассказывал мне с таким увлечением ни разу ни о чем - даже о своем антиквариате и о своих картинах... Да, стареем, стареем...»
Скарлетт попыталась успокоить себя мыслью, что такое, совершенно невинное увлечение ее мужа - не самое скверное (она вновь вспомнила вчерашний разговор под фонарем и рассказ Ретта о каком-то его знакомом, вышедшем на покой плантаторе, который, не зная, что ему делать, принялся пить и в конце-то концов промотал все свое состояние, которое копил всю жизнь).
«Пусть делает все, что хочет, - подумала она. - Я ведь прекрасно знаю Ретта: он действительно человек увлекающийся... Только пусть не превращается в такого одержимого фанатика, как мистер Коллинз...»
Однако настроение ее уже было испорчено - наверняка потому, что напоминание о горностае воскресило в ее сознании картины давешнего ночного видения, такого страшного и беспросветного...
А Ретт, будто бы и не замечая, что на лицо жены легла какая-то тень, продолжал рассказывать, все увлеченней и увлеченней:
- Знаешь, оказывается - на редкость деликатное животное... Вчера вечером я поставил в его клетку блюдечко с молоком, так он при мне не стал его пить. Я сегодня утром проснулся, посмотрел - а там ничего нет... - Ретт улыбнулся. - За ночь выпил...
«Он рассказывает о нем, как о маленьком ребенке, - вновь подумала Скарлетт. - «Де-ли-кат-но-е...» - Она мысленно передразнила это выражение мужа. - Он даже не был так увлечен, когда рассказывал друзьям и родственникам о Кэт, когда та была маленькой...»
Ретт продолжал свой рассказ - глаза, его при этом блестели:
- У него такие острые зубки!.. Боюсь, чтобы он ничего не погрыз в моем кабинете... Ну ничего, ничего - думаю, что я сумею выдрессировать его...
Скарлетт, не слушая своего мужа, смотрела в окно, на старую смоковницу. Молодые июньские листья уже наливались соком, становились темно-зелеными, но само дерево было дряхлым - по старой, полумертвой коре расползались большие трещины, царапины, незаживаемые раны, нанесенные временем и людьми...
«Дереву небольно, - почему-то подумала Скарлетт, - не то, что нам, людям...»
Ретт, внезапно замолчав, внимательно посмотрел на свою жену.
- Да ведь ты совсем не слушаешь меня!.. - воскликнул он с чувством. - Тебе что - совсем неинтересно то, что я говорю тебе?.. Почему ты меня все время так упорно игнорируешь?.. Скарлетт, если тебе мои рассказы скучны, то так и скажи...
Скарлетт принужденно улыбнулась - улыбка эта получилась какой-то неестественной, мучительной, странной, похожей, скорее, на мучительную гримасу долго болевшего человека.
- Нет, нет, продолжай... Я слушаю тебя очень внимательно...
Ретт улыбнулся и нарочито-серьезно спросил:
- Разрешаешь?..
В этом вопросе миссис Батлер послышалась плохо скрываемая ирония. Впрочем, она могла не удивляться - в ситуациях, подобной этой, Ретт очень часто становился в позу человека, который намного выше своей собеседницы, и все, что бы та не сказала ему в ответ, может быть удостоено лишь ироническому остраказму.
Она вздохнула.
- Только не надо иронизировать... Я на какую-то минутку задумалась о своем... - Скарлетт виновато посмотрела на мужа. - Извини...
Ретт после этого извинения сделал мягкий жест рукой - ну конечно же!..
- Ничего, ничего... Кстати, а ты знаешь, как я назвал нашего зверька?..
Скарлетт устремила взор своих выцвевших зеленоватых глаз на мужа.
- Как?..
- Флинт...
Пожав плечами, она произнесла:
- Странное имя...
- Неужели ты не понимаешь, почему я назвал нашего горностая, - Ретт сделал ударение на слове «нашего», - именно так?..
Скарлетт передернула плечами.
- Нет...
- Подумай.
- Не знаю... Мне кажется, это очень странное имя для животного.
Ретт улыбнулся.
- Ничего, самый раз. Я никогда не понимал людей, которые называли домашних животных громкими историческими именами... Ты, наверное, помнишь, что мистер Макинтош, ваш сосед, этот шотландско-ирландский полукровок, которого так люто ненавидел твой отец за то, что он категорически отказывался продавать ему свою маленькую хлопковую плантацию?..
Скарлетт кивнула.
- Как же - конечно помню!.. Он был настолько беден, что всякий раз бегал по соседям и выклянчивал хлопковых семян для весенних посевов, при этом - никогда не отдавал их...
Ретт продолжал:
- Так вот: этот мистер Макинтош то ли в шутку, то ли всерьез назвал своего самого лучшего, самого жирного хряка именем генерала Гранта... Глупо, Скарлетт!.. Жизнь переменчива - никогда не знаешь, чем могут закончиться подобные шуточки.
Да, мистер Макинтош сильно поплатился за свой необдуманный поступок, когда на Джорджию хлынули войска янки...
- А Флинт - самое то... Во всяком случае, это слово должно напоминать тебе Тару...
До Скарлетт наконец-то дошло, почему ее муж решил назвать этого мелкого грызуна таким вот необычным образом - «Флинт».
- Это, наверное, в честь той небольшой илистой речки, которая протекала неподалеку от Тары?.. - спросила она и пытливо посмотрела на Ретта. - Той речки, откуда все мы когда-то брали воду?..
Тот согласно кивнул.
- Именно так.
«Боже, неужели я действительно могла забыть, как называлась та речка в имении моего отца?.. - ужаснулась Скарлетт. - Наверное, я действительно старею, коль так скоро забываю подобные вещи, близкие и родные... Да, Ретт наверняка прав».
Скарлетт, скорее от обиды на саму себя, чем по каким-то иным причинам, иронично-тонко, подстать Ретту, улыбнулась и заметила:
- Думаю, что географические названия, пусть даже такие родные и близкие моему сердцу - также не самые лучшие варианты кличек для зверьков, дорогой...
- Ничего, ничего...
Улыбнувшись на прощание еще раз, Ретт неторопливо вышел из кабинета...
- Ты куда?.. - окликнула его Скарлетт.
Ретт мягко улыбнулся.
- Посмотрю, чем занимается мой милый горностай...
«Он совсем сошел с ума, - решила Скарлетт, когда дверь за Реттом закрылась. - Нет, я просто не узнаю его... Какой горностай?.. Ведь сегодня с самого утра он должен был сидеть в конторе в Окленде... Он ведь сам мне говорил вчера об этом...»

* * *

После завтрака Скарлетт прошла в свою комнату и тут же вспомнила о письме из родной Джорджии, полученном вчера от сына.
Послание ее первого сына лежало там же, под вечерним номером вчерашней газеты. Скарлетт, немного поразмыслив, нехотя взяв газету, бросила взгляд на первую страницу и мельком прочитала несколько заголовков, набранных жирным шрифтом: «Фордовская автомобильная кампания готовит выпуск новой модели под названием «Форд-т». Генри Форд утверждает, что автомобиль может быть любого цвета, но при условии, что этот цвет - черный», «Концерт несравненного Тосканини», «Детектив Гарри Уолчик по кличке «Удод» застрелил налетчика Томми Баггса по кличке «Маленький Том». «Гангстер Тимоти Ромеро по кличке «Ангел» застрелил сержанта полиции Джона Харпера».
Скарлетт поморщилась и развернула газету - эти ежедневные вести из жизни большого города никогда не привлекали ее внимания... Она всегда была слишком далека от этого...
На последней полосе этой вечерней газеты печатался какой-то роман «с продолжением» - теперь на них была большая мода.
Это были классические любовные истории, в которых неизменно фигурировали богатые, красивые, счастливые и во всех отношениях преуспевающие люди, - во всяком случае, они обязательно становились таковыми к концу повествования, что было так непохоже на настоящую жизнь и, во всяком случае, отлично объясняло, почему некрасивые, бедные, одинокие и неудачливые люди платили за подобные издания свои последние гроши.
Так считали и Скарлетт, и, конечно же, Ретт, которые относились к подобного рода литературе с нескрываемым пренебрежением...
В подобных романах «с продолжением» бедные девушки, которые усердно изучали стенографию, машинопись и делопроизводство, поступали на работу в офис и действительно выходили замуж за хозяина или, на худой конец, за его сына, а не за владельца москательной лавки напротив их дома. Другие девушки, такие же бедные, но красивые и непременно с благородным сердцем, жившие в дешевых меблированных комнатах, венчались с владельцами золотых приисков где-нибудь на Аляске или с мужчинами «с бриллиантовым сердцем», которые неизменно находили на своем участке жирные залежи нефти. Красивые юноши из благородных, но обедневших фамилий останавливали взбесившихся лошадей и таким образом знакомились с богатыми наследницами преуспевающих отцов или дядьев или с принцессами по крови, путешествующими инкогнито и, разумеется, на последней странице женились на них; на самый крайний случай такие молодые люди спасали жизнь какого-нибудь фантастически богатого магната при землетрясении, нападении дорожных бандитов на почтовый диллижанс в Оклахоме или Монтане или ужасном кораблекрушении и таким образом приглашались к ним в дом...
Такие романы внушали мысли, что именно надо сделать, чтобы преуспеть в жизни, но большинство читателей или, скорее, читательниц, к несчастью, уже не были столь молоды и красивы, и потому, наверное, навсегда упустили свой единственный шанс преуспеть в жизни.
Оставалось лишь следить за тем, как это получилось у других и переживать за судьбы выдуманных героев, как за судьбы самых близких людей...
«Как мне все это надоело!..», - подумала Скарлетт, отложила ненужную ей газету и потянулась за письмом и ножом из слоновой кости для разрезки бумаг.
Из конверта выпал сложенный вчетверо листок ослепительно-белой бристольской бумаги. Скарлетт быстро развернула его. На листке крупным почерком человека, руки которого привыкли не к изящной словесности, а к земледелию, было написано:
Дорогая мамочка!
Если я тебе и не писал так много времени, то только потому, чтобы ты к беспокойству о моих делах не прибавляла еще и тревогу о моем душевном состоянии. Ты ведь моя мать, ты слишком хорошо знаешь меня, чтобы я смог от тебя хоть что-нибудь утаить.
У нас в Таре все хорошо. Белый дом на зеленом холме, который строил еще твой отец Джеральд, точно такой же, как и в те времена, когда ты его помнишь... Дело в том, что я давно уже решил строиться, взял в банке кредит, не слишком большой, однако, чтобы его хватило на все, что я задумал. А задумал я многое: я хочу, чтобы у меня был новый дом, хочу обзавестись современными хозяйственными постройками, хочу, чтобы моя ферма стала лучшей в нашем штате. Так, как денег у меня не слишком много, во всяком случае - не столько, чтобы я мог нанять несколько дюжин рабочих, то я вынужден очень многое делать своими собственными руками - носить кирпичи, белить, ставить двери и оконные рамы.
Но и за наш старый дом, дорогая мама, не волнуйся - новый я строю в другом месте, там, где когда-то был выгон, а старый решил не разбирать, а сохранить, как память - зная, как он дорог твоему сердцу.
Иногда я спрашиваю - а ради чего, собственно, я все это затеял?.. Ведь моя ферма и без того приносит неплохой доход, и в нашем графстве, и, во всяком случае, в целом штате я не самый бедный человек... Честно говоря - и сам не знаю. Может быть, это потомственная, наследственная тяга к хозяйству, которая досталась мне от моего деда Джеральда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52