..
- Что с ним?..
- Третьего дня он скончался... - Коллинз скорбно покачал головой. - Уснул и не проснулся. Многие находят, что это счастливая смерть, хотя сам Дейл Ганнибалл неоднократно говорил мне, что куда лучше умереть в тридцать лет на поле битвы, чем в восемьдесят - на чистых простынях своей постели...
Тяжело вздохнул и Ретт.
Боже, как у него мало времени!.. Как мало времени, чтобы любить друг друга!..
Ретт резко поднялся из-за стола.
- Полковник, - произнес он, - прошу извинить за мое нечаянное вторжение... Но я вынужден удалиться... Уже поздно, и Скарлетт ждет меня...
Полковник, поднявшись со своего места, проводил гостя до входной двери.
- Спокойной вам ночи, капитан Батлер, - произнес он. - Передайте привет вашей очаровательной жене Скарлетт... В ближайшие выходные обязательно приходите ко мне в гости... Думаю, нам будет что повспоминать. И, - Коллинз неожиданно улыбнулся, - и, мистер Батлер, запомните одну старую истину: никогда и ни к кому не привязывайтесь и не позволяйте делать этого другим... Даже по отношению к самому себе... Хорошо?.. Ну, не стану вас больше задерживать... Спокойной ночи.
Поблагодарив Колинза за теплый прием и еще раз извинившись за неожиданность своего визита, Ретт вышел на теплую, нагревшуюся за долгий августовский день булыжную мостовую...
Он шел, все время ускоряя шаг...
Ага, вот и тот самый фонарь, где несколько месяцев назад они беседовали со Скарлетт...
Боже, какие глупости тогда говорил ей Ретт!.. Он уже и сам точно не помнил - помнил только, что в его устах постоянно звучало слово «удовольствия»...
Батлер шел к своему дому, постоянно ускоряя шаг, будто бы боялся опоздать куда-то...
Ага, вот и их окна...
Сейчас он придет, обнимет жену, скажет ей, что по-прежнему любит ее и будет просить прощения за все муки, которые причинил ей за последнее время...
Она ведь тоже любит его, конечно же, любит - Ретт знает это наверняка...
И она простит его, пусть не сразу, пусть через некоторое время, но простит обязательно...
Только бы успеть, только бы...
Ретт и сам не мог отдать себе отчета, почему он так торопит время и что означает гвоздем засевшая в мозгу фраза: «Только бы... Только бы успеть...»
Может быть, он действительно так сильно хотел видеть Скарлетт?..
Окно в ее спальне не горело - также, как и в кабинете самого Ретта.
Это было довольно странно - в такое время она еще никогда не ложилась спать.
Он нащупал в кармане своего плаща связку ключей и привычным движением открыл дверь... В нос сразу же ударил запах пороховой гари, давно уже позабытый Батлером - еще со времен той войны.
Не раздеваясь, он направился в сторону спальни Скарлетт...
Он спешил...
* * *
Скарлетт лежала в полнейшей темноте, если не считать желтого электрического света, падавшего на подоконник и на пол из соседнего дома.
Ее знобило.
И вновь на нее нахлынули эти ужасные, невыносимые видения...
Ее родная Джорджия...
Безбрежные, недавно вспаханные поля.
Да, она узнает эти места, она прекрасно все помнит - это сразу же за речкой, неподалеку от наделов несговорчивых Макинтошей, которые никак не хотят продавать свой мизерный участок ее отцу...
На горизонте полыхает закат - такой же алый, как свежая кровь...
Свежая кровь?..
Но почему эти воспоминания преследуют ее так неотступно?..
Да, она знает, что имеет в виду - кровь этого мерзкого животного, на которое променял ее Ретт...
Но ведь тогда, в Таре, не было ни этого горностая, ни даже Ретта...
Тогда еще не было...
Огненно-красное солнце опускается за высокий холмистый берег реки Флинт, багряный закат окрашивает свежие борозды красной глины еще более густым багрянцем...
Она в полном одиночестве бредет по дороге, но почему-то не в Тару, а в обратном направлении... Почему она идет туда?..
Непонятно.
Рядом с дорогой растет большое дерево - в его тени свежо и прохладно...
Ей так хочется остановиться тут, присесть, но она знает, что надо дойти еще до захода солнца?..
Куда дойти?..
Для чего, с какой целью?..
Она и сама не знает ответа на эти вопросы... Она - одинокий путник, она в полном одиночестве идет в западном направлении, на заходящее солнце...
Одинокий...
О, какое страшное слово...
Но вдруг... Внезапно кто-то окликает ее - она резко оборачивается. Перед ней стоит Ретт, да, ее Ретт, не тот, с которым она теперь живет в этом пустом и холодном доме, а тот, которого она любила когда-то всем сердцем...
Впрочем, почему любила?.. Она ведь и теперь любит его - чтобы он ни сказал ей, она знает, что он обманывает ее или обманывается сам. Да, он прав: чувства, а особенно такие - действительно очень тонкая субстанция, они необъяснимы... Понятно только одно: она будет любить его до самого скончания дней...
«Скарлетт!..»
Это Ретт зовет ее...
О, мой любимый...
Скарлетт открыла глаза и увидела своего мужа... Нет, на этот раз это была не мечта, не видение - перед ней действительно стоял Ретт Батлер...
- Скарлетт, я, наверное, разбудил тебя?.. - спросил он.
Она попыталась поднять голову с подушки, но силы оставили ее. Ретт?..
О, Боже, неужели это действительно он?.. И он сам зашел в комнату, он хочет ей что-то сказать... Неужели это не сон?!
Ретт, не снимая плаща, подсел на кровать и, отвернувшись, произнес - голос его прозвучал как-то глухо:
- Скарлетт, я хочу поговорить с тобой... Я должен поговорить с тобой очень серьезно...
Она облизала пересохшие от волнения губы.
- Да... Ретт, не сердись на меня - я сделала это... Я сделала...
Он участливо наклонился к ней корпусом.
- Что, дорогая?.. За что я должен сердиться на тебя?..
Она закрыла глаза и произнесла:
- Я убила его...
Батлер мягко улыбнулся...
Какой-то там горностай?.. Она убила его?.. Правильно сделала!.. Какое, впрочем, все это теперь могло иметь значение?!...
Он продолжал:
- Ладно, ладно... Ты поступила так, как и следовало... - Он хотел добавить, что и сам заслуживает смерти, но вспомнив свой спектакль с пистолетом в кабинете, проникся к себе таким отвращением, что сразу же замолчал...
После небольшой паузы Скарлетт спросила:
- Ты не сердишься на меня?..
- Нет, нет, что ты!.. Это ты должна на меня сердиться!.. - Он тяжело вздохнул, после чего произнес: - Я хотел поговорить с тобой совершенно по иному поводу... Ты выслушаешь меня?..
Она едва заметно кивнула.
- Да, конечно же... Я выслушаю все, что ты только мне скажешь, мой любимый...
Ретт вновь вздохнул и, посмотрев на страдальческое лицо своей жены, сказал:
- Я сегодня почему-то подумал... Скарлетт, я ведь так виноват перед тобой.. Ты даже представить себе не можешь!. О, я готов казнить себя ежечасно, ежесекундно, я не знаю, что это на меня такое нашло в последние месяцы.. Я был груб с тобой, я вел себя, как настоящий мерзавец!.. О, Скарлетт, я теперь противен сам себе!..
Скарлетт слушала этот на редкость взволнованный монолог не зная что и думать..
Неужели этот человек тот самый Ретт Батлер, который все эти месяцы только и делал, что так утонченно измывался над ней?
Неужели.. Неужели он осознал это сам?
Нет, в это просто невозможно поверить!.
А Ретт, стараясь не встречаться со Скарлетт глазами, продолжал:
- Да, я вел себя, как последний мерзавец, как последний негодяй.. Я, Ретт Батлер, совершил такую низость, которую никогда себе не прошу!. Никогда!. Скарлетт слабо улыбнулась.
- Не надо так, Ретт... Не убивайся, не казни себя.. Я ведь все понимаю, я понимаю твое теперешнее состояние... Не надо так..
Каждое слово давалось ей с неимоверными усилиями у нее начался сильный жар.
- Нет нет, - воскликнул Батлер, я не прошу тебя о прощении!.. Я никогда не заслужу этого.. Скарлетт, любимая моя, я прошу тебя лишь только об одном чтобы ты... - тут на его глаза навернулись слезы. - Я только прошу, чтобы ты постаралась преодолеть в себе отвращение ко мне, чтобы ты не гнала меня отсюда..
Она сделала слабый жест мол, не надо больше слов, и гак все понятно..
- Я прощаю тебя, Ретт..
Только теперь Батлер заметил, что Скарлетт плохо.. Он, измерив ей ладонью температуру, произнес: - Да у тебя жар..
Скарлетт действительно знобило. Она очень ослабла. Подвинувшись на кровати, Скарлетт уткнулась мокрым от слез лицом в ладонь Ретта и заснула тяжелым сном, на этот раз без видений и кошмаров, наверное, впервые за последние несколько месяцев...
Она уже и не слышала, как Ретт, осторожно поправив одеяло, вышел из комнаты, стараясь не будить ее скрипом двери.
Среди ночи она внезапно проснулась от щемящей боли в сердце.. Боль была страшная, невыносимая, она заслоняла собой все и вся.
С трудом оторвав голову от подушки, Скарлетт попыталась позвать мужа..
Она хрипло прошептала. - Ретт!..
Но зов этот скорее напоминал стон.. Болит сердце..
Боже, какая боль!. О, это просто невыносимо.. Еще несколько секунд и какая-то тонкая ниточка, связывающая ее с этим миром, ниточка, которая удерживает ее над пропастью, перетрется, порвется, и она, Скарлетт, со всего размаху полетит в какую-то темную, такую страшную пропасть, откуда уже нет возврата..
Она знала, что ниточка эта давно уже перетерлась, знала, что ей осталось несколько минут, может быть, даже, несколько секунд..
Собрав в себе последние силы, она прохрипела. - Ретт!. Я люблю тебя!..
После чего с головокружительной скоростью полетела куда-то вниз..
Внезапно она увидела Эшли... Одетый в безукоризненный темно-синий смокинг, он подошел к ней, учтиво поклонился и, взяв за руку, увлек за собой..
* * *
Скарлетт О'Хара Кеннеди Батлер не оставила после себя завещания, но Ретт знал твердо, что она мечтала быть похороненной не тут, в Сан-Франциско, а на скромном сельском кладбище неподалеку от Тары или, на худой конец, на Оклендском кладбище в Атланте там, где столько уже десятилетий покоились останки ее родных и близких..
Перевезти прах Скарлетт было довольно сложно, но Ретт, приложив максимум усилий, добился-таки, чтобы пусть и невысказанное желание Скарлетт было исполнено...
Она лежала в гробу какая-то помолодевшая, несмотря на то, что ее несколько суток везли в морозильном вагоне, и все равно красивая...
На лице Скарлетт застыла какая-то трогательно беззащитная улыбка.
В уже осыпающихся кронах кладбищенских вязов ожесточенно кричали какие-то птицы, дрались между собой, галдели...
Старенький католический священник быстро прочитал молитву:
- Да покоится прах твой... Да пребудет он в мире до Страшного суда... Прах к праху, земля к земле...
Когда он закончил чтение, могильщики, подойдя к Ретту, вопросительно посмотрели на него.
- Все?..
Он коротко кивнул.
- Да...
Ретт буквально одеревенел от горя, он никак не мог найти в себе силы смотреть на свежевырытую могилу, на этот ящик с останками той, которую он любил, опускаемый в землю...
Но Ретт постоянно заставлял себя делать это: «Ты ведь сам во всем виноват... Ее смерть - на твоей совести... Так смотри же!..»
Почему-то явственно врезалась в память деталь - небольшие квадратные вмятинки, отметины молотков, которыми только что заколачивали крышку гроба над столько раз целованным им личиком Скарлетт...
«Боже, неужели сейчас ее закопают в землю... и все?.. А жизнь будет продолжаться, все также ожесточенно будут драться в ветвях вязов эти глупые птицы, все также будут ходить люди, разговаривать, смеяться... Нет, я не могу смотреть на все это, я не могу, - говорил в Ретте какой-то внутренний голос, - я не вынесу этого всего!.. Нет, я ни за что не поверю, что она ушла от нас, она и по-прежнему где-то тут, рядом, она незримо присутствует, она... она по-прежнему любит меня!..»
Но другой голос, более жестокий, говорил Ретту: «Смотри, смотри, не вздумай отворачиваться!.. Ты ведь сам этого добивался, ты ведь сам этого хотел!.. Да, ты и никто другой виновник ее смерти!..»
Ретт поднял воротник от холодного ветра, продувавшего все кладбище, и крепко сжал зубы, стучавшие то ли от холода, то ли от озноба...
«Нет, я никогда не поверю в это!.. Она не умерла, это не ее хоронят... Это хоронят какую-то совершенно другую женщину, лишь внешне похожую на Скарлетт... Я никогда не поверю, что она умерла!..»
Замелькали в глазах лица: набрякшее, тяжелое от слез лицо Уэдла, кукольный, восково-прозрачный лик Кэт, какое-то полустертое лицо Бо, проплыл невесомо гроб, опустилась тяжелая крышка, исчезло такое далекое теперь уже лицо Скарлетт...
Гулко застучал молоток, резанул слух последний крик Кэтрин, послышалось тяжелое сопение могильщика, неприятный скрип и стук опускаемого в яму гроба, дробный, как будто бы от града, стук глины...
Спустя пять минут яма сравнялась с землей, и на этом месте вырос ровный холмик...
Могильщики водрузили деревянный католический крест, а на холмик положили табличку: «Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер»...
Через несколько минут присутствовавшие на похоронах начали потихоньку расходиться...
Ретт, высоко подняв голову, пошел в сторону кладбищенских ворот, подставляя лицо порывам ветра... В его голове все время вертелась одна и та же мысль: «Это я убил ее... Я убил, я, и никто другой... Боже, но почему все так получилось?!..»
Уже у самого выхода его нагнал Уэдл.
Батлер, увидав своего пасынка, посмотрел не на него, а как будто бы сквозь этого человека...
Ретт не хотел разговаривать с ним; теперь Батлеру хотелось одного - полного одиночества...
Поравнявшись с Реттом, первый сын Скарлетт остановился и, вынув из кармана портсигар, вынул две папиросы: одну прикурил сам, другую дал Ретту тот как-то механически взял ее...
Они прикурили и, спрятавшись от ветра под арку ворот, несколько минут помолчали...
- Ретт, - наконец спросил его Уэдл, стряхивая пепел прямо себе на плащ, - Ретт... Я так и не понял, отчего умерла моя мать?..
Ретт, сделав несколько глубоких затяжек, выбросил папиросу и, стараясь не смотреть на Уэдла, очень тихо произнес:
- От одиночества...
Уэдл вопросительно посмотрел на своего отчима и тихо спросил:
- А разве все это время она была одна?..
Ничего не отвечая, Ретт наставил воротник плаща и пошел прочь.
ЧАСТЬ II
ГЛАВА 1
- Значит, как вы утверждаете, это подлинник?
Вопрос повис в воздухе. Два довольно молодых человека - продавцы антиквариата, пришедшие к Ретту Батлеру продать картину, промолчали. Ретт поднял голову и выразительно посмотрел на гостей. Те кивнули почти синхронно, однако, Ретту их кивания показались неуверенными.
- Могу вас обрадовать, господа! - сказал Батлер. - И мне кажется, это не подделка! Однако, сейчас посмотрим внимательнее!
Ретт Батлер выдвинул ящик стола, достал оттуда очки в золотой оправе, нацепил их на нос, а затем, вооружившись лупой, стал пристально разглядывать покрытую энергичными мазками поверхность холста.
- Так, так, - сквозь зубы проговорил он. - И даже подпись на месте...
Продавцы переминались с ноги на ногу, но ничего не отвечали, ожидая окончательного заключения состоятельного покупателя.
Ретт Батлер по-прежнему жил в Сан-Франциско, в своем большом трехэтажном доме в районе под названием Телеграфный Холм. После смерти Скарлетт он не завел новой жены: годы уже были не те, да и сам Ретт почувствовал, что ему никто не сможет заменить ушедшей миссис Батлер.
Правда, не раз симпатичные вдовушки, а также девушки из различных состоятельных семей просто прикладывали все свои силы, крутясь возле Ретта в надежде, что вдовец обратит на них хоть какое-то внимание. Однако, как бы там ни было, Батлер оставался один и не собирался менять привычный способ существования.
Одиночество не тяготило его. Что касается детей, то Кэт с мужем Джейсоном Келменом и сыном Филиппом давно перебрались в Нью-Йорк, где они осели прочно и основательно. Остальные молодые члены семьи Батлеров разъехались кто куда. Не сиделось на месте молодому поколению! Ретт их не осуждал, потому что сам когда-то любил бродяжничать и путешествовать и считал себя и жену гражданами Вселенной.
С течением времени дети все реже стали навещать престарелого Ретта. Все чаще они ограничивались открытками на праздники. Однако Батлер стойко переносил и это.
В последние годы одинокой жизни у Ретта, который всегда обладал изысканным вкусом и разбирался в искусстве, появилось желание заполнить опустевшее место в душе всем тем прекрасным, что создал человек за тысячелетия жизни на Земле. Он стал окружать себя лучшими картинами и другими предметами искусства. В результате его городской дом стал походить на музей. Картины занимали почти целиком все четыре стены кабинета Ретта Батлера. Несмотря на то, что Батлер хорошо разбирался в разных стилях живописи, он не отдавал предпочтения какому-нибудь из них, а покупал то, что ему особенно нравилось, вызывало приятные, волнующие воспоминания и ассоциации.
- Но она не такая старая! - Картина написана в первой половине девятнадцатого века! - наконец объявил Батлер. - Слышите, мистер Тректон?
- Да? - отозвался старший из продавцов.
- Я думаю, ей лет шестьдесят, от силы - семьдесят, - продолжал Ретт. - Она ничуть не старше меня самого, - добавил он с легкой и грустной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52