Она
повернулась к Луису. - Милый, неужели это принадлежит нам?
Раньше, чем Луис ответил, Джад сказал:
- Конечно. Это - часть вашей собственности.
"А это совсем не одно и то же", - подумал Луис.
***
В лесу оказалось холоднее, может, градуса на три или четыре. Тропинка
стала шире и местами была отгорожена цветками в горшках или банках из-под
кофе (большей частью цветки давно увяли), выстелена сухими хвойными
иголками. Они прошли с четверть мили, двигаясь вниз по склону, когда Джад
позвал Элли.
- Хорошая тропинка для маленьких девочек, - дружелюбно проговорил он,
- и я хочу, чтобы ты пообещала матери и отцу, что, если и придешь сюда без
них, всегда будешь ходить только по тропинке.
- Обещаю, - быстро сказала Элли. - А почему?
Старик посмотрел на Луиса, который вместе с остальными остановился
передохнуть. Нести малыша Гаджа оказалось тяжело, несмотря на то, что в
тени старых канадских елей и сосен было прохладно.
- Знаете, где вы? - спросил Джад Луиса.
Луис подумал и отверг ответ типа: Ладлоу, северная часть Ладлоу,
позади дома, между 15 шоссе и главной магистралью, и покачал головой.
Джад ткнул пальцем назад, через плечо.
- В той стороне цивилизация, - сказал он. - Там город. А там ничего
нет - только лес миль на пятьдесят или больше. Северные Леса Ладлоу - так
они называются, но сюда же попадает маленький уголок Оррингтона, если ехать
к Рокфорду. Они граничат с теми землями, о которых я вам рассказывал, теми,
что хотят вернуть себе индейцы. Я знаю, смешно так говорить, когда ваш
хорошенький, маленький дом стоит на главном шоссе, и у вас есть телефон,
электричество, кабельное телевидение и все остальное, но он на границе
диких мест.., это так, - старик снова посмотрел на Элли. - Я говорю к тому,
что ведь ты же не хочешь заблудиться в этих лесах, Элли. Ты можешь потерять
тропинку и, бог знает где ты можешь очутиться.
- Я не хочу заблудиться, мистер Крандолл, - на Элли рассказ Джада
произвел должное впечатление, припугнул, но не испугал, как заметил Луис.
Речел, однако, с опаской посмотрела на Джада, и Луис почувствовал, что у
него тоже остался неприятный осадок. "Почти инстинктивный страх рожденных в
городе перед лесом", - предположил Луис. Он не держал в руках компаса с тех
пор как был бойскаутом, лет двадцать назад, и его воспоминания о том, как
определить направление по Полярной звезде, и с какой стороны у деревьев
растет мох, были такими же смутными, как инструкции по завязыванию колышка
[Узел для временного укорочения снастей (морск.)] и затяжной петли.
Джад, посмотрев на них, чуть улыбнулся.
- С тысяча девятьсот тридцать четвертого года никто не терялся в этих
лесах, - проговорил он. - По крайней мере, никто из местных. Последним
заблудившимся был Уилл Джеппсон - небольшая потеря. Я считаю, что если
исключить Станни Бучарда, Уилл был самым большим пьяницей по эту сторону
Бакспорта.
- Вы сказали: "никто из местных", - заметила Речел, и голос ее звучал
не совсем обычно, а Луис почти точно смог угадать ход ее мыслей: "Мы-то не
местные, во всяком случае пока еще".
Джад помолчал, потом кивнул.
- Каждые два-три года теряется кто-нибудь из туристов, потому что они
думают: нельзя заблудиться рядом с шоссе. Но никто из них не потерялся
по-настоящему, миссис. Не беспокойтесь.
- А здесь водятся лоси? - боязливо спросила Речел, и Луис улыбнулся.
Если Речел хочет беспокоиться, то найдет причину.
- Да, мы можем увидеть лося, - сказал Джад, - но он не побеспокоит
нас, Речел. Во время сезона спаривания они становятся раздражительными, но
в другое время только наблюдают за людьми издалека. Обычно те, на кого они
бросаются - люди из Массачусетса. Не знаю почему, но факт. - Луис подумал,
что старик шутит, но не был в этом уверен. Джад выглядел совершенно
серьезным. - Я наблюдаю это время от времени. Какой-нибудь придурок из
Саугуса, Милтона или Вестона лезет на дерево, вопя о стаде лосей, каждый из
которых размером с моторный катер. Кажется, что лоси чуют приехавших из
Массачусетса, будь то мужчина или женщина. А может, запах новой одежды от
Л. Л. Беана.., не знаю. Мне хотелось бы, чтобы один из студентов колледжа,
специализирующийся в животноводстве, изучил это явление, но, наверное с
моей стороны это - пустые надежды.
- Что такое "сезон спаривания"? - поинтересовалась Элли.
- Не забивай голову, - обрезала Речел. - Я не хочу, чтобы ты ходила
сюда без сопровождения взрослых, Элли. - Речел шагнула поближе к Луису.
Джад выглядел огорченным.
- Я не хотел пугать вас, Речел... ни вас, ни вашу дочь. Не нужно
бояться лесов. Тут есть хорошая тропа: она становится слегка болотистой
весной, и всегда немного грязна... кроме 55 года, когда выдалось самое
сухое лето на моей памяти... но, черт возьми, тут нет ни ядовитого плюща,
ни одного ядовитого вяза из тех, что вызывают аллергию и растут на заднем
дворе школы.., а ты, Элли, должна держаться подальше от тех деревьев, если
не хочешь недели три провести, принимая разнообразные ванны.
Элли, прикрыв рот, захихикала.
- Это - безопасная тропа, - искренне сказал Джад, обращаясь к Речел,
которая до сих пор не выглядела убежденной. - Я уверен, что даже Гадж смог
бы пройти по ней. Да и ребята из города часто бывают тут, я уже говорил об
этом. Они следят за тропинкой. Никто не говорит им, чтоб они следили, но
они следят. А я не хотел бы напугать Элли. - Он наклонился к девочке и
подмигнул. - Это, как и многое другое в жизни, Элли. Ты держишься тропинки,
и все хорошо; ты сходишь с тропинки и должна знать, что потеряешься, удача
оставит тебя. Тогда кому-то придется вызывать отряд спасателей.
***
Они пошли дальше. У Луиса от ноши стала болеть спина. Время от времени
Гадж хватал обеими руками Луиса за волосы и с энтузиазмом тянул за них или,
подгоняя, начинал пинать Луиса по почкам. Москиты облепили лицо и шею
Луиса, гудя в ушах.
Дорожка повернула вниз, исчезла меж двух старых елей и снова появилась
с другой стороны, а потом рассекла широкой просекой колючий, переплетенный
подлесок. Идти тут было тяжело: сапоги Луиса хлюпали по грязи и
застоявшейся воде. В одном месте они смогли пройти дальше, ступая по
болотным кочкам как по путеводным камням. Это оказалось самое плохое место.
Потом они начали снова карабкаться наверх, и вокруг снова появились
деревья. Гадж, казалось, волшебным образом прибавил фунтов десять, а воздух
при помощи какой-то зловредной магии стал теплее градусов на десять. Пот
катил по лицу Луиса.
- Как ты, дорогуша? - спросила Речел. - Хочешь я немного понесу
малыша?
- Нет, все в порядке, - ответил Луис, и это было правдой, хотя его
сердце сильно колотилось в груди. Честно говоря, он с куда большей охотой
советовал своим пациентам физические упражнения и отнюдь не горел желанием
сам заниматься физкультурой.
Джад шел рядом с Элли; ее лимонно-желтые девичьи брюки и красная блуза
ярким пятном выделялись в коричнево-зеленом полумраке теней.
- Луис, ты уверен, что старик знает куда идти? - спросила Речел тихим,
слегка встревоженным голосом.
- Конечно, - ответил Луис.
- Уже недалеко осталось... - ободрительно бросил через плечо Джад. -
Луис, как ты?
"Мой бог, - подумал Луис, - человеку за восемьдесят, но не думаю,
чтобы он хоть чуть-чуть вспотел".
- Я в порядке, - ответил Луис сзади немного вызывающе. Возможно,
гордость не позволила ему пожаловаться, даже если бы он почувствовал, что у
него отнялись ноги. Он усмехнулся, подтянул пояс подвески и снова полез
вверх.
Они забрались на вершину второго холма, тропинка скользнула через
высокие кусты и стала петлять в подлеске, сузилась и потом Луис увидел, как
Элли и Джад, идущие впереди, прошли под арку, сделанную из старых выцветших
досок. Там была надпись выцветшей черной краской, еще достаточно
разборчивая:
Хладбище домашних любимцев.
Луис обменялся с Речел удивленными взглядами. Они вошли под арку,
инстинктивно потянувшись друг к другу и взявшись за руки, словно во время
венчания.
Второй раз за это утро Луис оказался удивлен чем-то необыкновенным.
Тут не было ковра хвойных иголок. Вместо иголок - почти правильный
круг выкошенной травы, около сорока футов в диаметре, с трех сторон он
граничил с густым подлеском, а с четвертой стороны дорогу закрывал бурелом
из упавших деревьев, который выглядел зловещим и опасным. "Человек, который
попытается продраться через этот бурелом, должен надеть стальные штаны", -
подумал Луис. Поляна была переполнена надгробиями, сделанными из того, что
смогли выпросить или позаимствовать дети - из досок от ящиков, просто
деревянного лома, разрезанных банок - кусков белой жести. И, конечно, вид
ограды из низких кустов и растущие в беспорядке деревья (которые боролись
за жизненное пространство и солнечный свет), сам факт, что они специально
посажены; то, что человек создал это, усиливало ощущение симметрии. Лес на
заднем плане придавал кладбищу безумное очарование, но нехристианское, а
языческое.
- Тут мило, - сказала Речел, но ее слова прозвучали так, словно она
имела в виду совсем другое.
- Здорово! - закричала Элли.
Луис снял с плечей Гаджа, вытащил его из подвески, так, чтоб ребенок
мог поползать самостоятельно, и с облегчением распрямил спину.
Элли перебегала от одной могилки к другой, охая над каждой. Луис
последовал за ней, оставив малыша под присмотром Речел. Джад сел, скрестив
ноги, прислонившись спиной к выступающему из земли камню, и закурил.
Луису показалось, что это место обладает некой упорядоченностью,
планировкой; могилы располагались грубыми концентрическими кругами.
"Кот Смаки" - гласила одна из надписей. Видно, что писала рука
ребенка, но написано было аккуратно. "Он был послушным", - а ниже: "1971 -
1974", пройдя вдоль внешнего круга, Луис подошел к обломку природного
сланца с поблекшим, но хорошо разборчивым именем, написанным красной
краской: "Кусун", а ниже такие строфы: "Кусун, Кусун - адский Фыркун. Пока
он не умер, мы были счастливы".
- Кусун был коккер-спаниелем Десслеров, - об яснил Джад. Он вырыл
небольшую ямку в земле пяткой ботинка и осторожно стряхнул туда пепел
сигареты. - В прошлом году его переехала какая-то колымага. Ну как вам
стишок?
- Ничего, - согласился Луис.
Некоторые из могил были украшены цветами, кое-где свежими, но по
большей части старыми, а на некоторых могилах полностью сгнившими. Больше
половины нарисованных краской и написанных карандашами надписей, которые
пытался прочитать Луис, стерлись частично или полностью. Иные вообще нельзя
было разобрать, и Луис решил, что их писали мелом или пастелью.
- Мам! - воскликнула Елена. - Здесь даже золотая рыбка похоронена!
Подойди, посмотри!
- Я лучше постою здесь, - ответила Речел, и Луис взглянул на нее. Его
жена стояла в одиночку за пределами внешнего круга и, казалось, ей
неприятно было тут находиться. Луис подумал: "Даже здесь ей не по себе". Ей
всегда было особенно тяжело, когда она оказывалась лицом к лицу с
атрибутами Смерти (да и кто в таком случае чувствует себя совершенно
свободно), и все из-за се сестры. Сестра Речел умерла молодой: ее смерть
оставила шрам в душе Речел, о котором Луис узнал сразу после свадьбы и
который старался не задевать. Сестру Речел звали Зельдой, и умерла она от
спинномозгового менингита. Она, видимо, долго и тяжело болела, а Речел была
впечатлительным ребенком. Если Речел хотела забыть это, то Луис считал, что
лучше не бередить рану.
Луис подмигнул ей, и Речел благодарно улыбнулась в ответ. Он посмотрел
вверх. Они находились на естественной прогалине. Луис решил, что именно
этим об ясняется то, что тут так хорошо растет трава: она без помех
впитывала тепло солнца. Тем не менее, траву нужно было поливать и тщательно
о ней заботиться. Это значит бидоны воды, которые нужно тащить наверх, или
индейские помпы, более тяжелые, чем Гадж, которого он с таким трудом
дотащил сюда. Луис удивился: как странно, что дети так долго сохраняют это
место. Собственные воспоминания о детском энтузиазме, подтвержденные
общением с Элли, говорили, что такой энтузиазм сгорает словно газета -
быстро.., страстно - слишком быстро для такого понятия, как Смерть.
Чем дальше, тем старше становились могилы домашних любимцев, все
меньше и меньше надписей можно было разобрать, но те, что не уступили
грубому натиску времени, уводили в прошлое. "Трикси, убитый на шоссе 15
сентября 1968 года". В одном из рядов стояла широкая доска, вогнанная
глубоко в землю. От морозов и оттепелей ее покоробило и скривило на один
бок, но Луис смог прочесть: "В память о Марте, нашей любимице-крольчихе,
умершей 1 марта 1965 года". В следующем ряду было: "Генерал Паттион. Наш!
Хороший! Пес! Умер в 1958 году". "Полинезия" (попугаиха, если Луис
правильно запомнил рассказ своего Дулитла [Аналог доктора Айболита]),
которая пронзительно прокричала свое последнее: "Поли хочет печенья" летом
1953 года. На могилах в следующих двух рядах ничего нельзя было прочитать,
а потом все еще на большом расстоянии от центра, Луис прочитал грубо
высеченную надпись на куске песчаника: "Ганнан - лучшая собака из всех, что
когда-либо жили 1929 - 1939". Хотя песчаник был относительно мягким камнем
(в результате, ныне надпись превратилась не более чем в тень), Луис
обнаружил, что ему трудно представить себе те долгие часы, которые должен
был провести здесь какой-то ребенок, пытаясь воспроизвести на камне эти
слова. Такие глубокие чувства потрясли Луиса: дети для своих домашних
любимцев сделали то, что не всякие сделают для родственника, и даже для
своего ребенка, если тот умер рано.
- Господи, это все, должно быть, началось очень давно, - сказал Луис
Джаду, подошедшему к нему. Джад кивнул.
- Идите сюда, Луис. Хочу кое-что вам показать.
Они подошли к третьему ряду от центра. Здесь концентрическое
расположение могил, которое во внешних рядах казалось почти случайным, было
совершенно очевидным. Джад остановился перед маленькой, упавшей надгробной
доской. Осторожно, опустившись на колени, старик поправил надгробие.
- Тут когда-то были слова, - проговорил Джад. - Я нацарапал их сам, но
они стерлись давным-давно. Я похоронил тут моего пса, Спота. Он умер от
старости в 1914 году, в тот год, когда США ввязались в Первую Мировую.
Ошеломленный мыслью о том, что он находится на кладбище для животных,
которое имеет более долгую историю, чем большинство кладбищ для людей, Луис
пошел вперед, к центру, разглядывая надписи. Но ни одну из них нельзя было
прочесть, многие надгробия попадали на землю. Одно из надгробий почти
полностью скрылось в траве, и, когда Луис приподнял его от земли, донесся
протестующий звук, похожий на тихий стон. Слепые жуки копошились на земле,
которую Луис открыл солнечному Свету. Ощутив легкий холодок, Луис подумал:
"Вот те, кто живет у Подножия Холма [У Подножия Холма на Диком Западе
хоронили "стрелков", если их имена были неизвестны]... Не уверен, что мне
это нравится".
- Как давно тут начали хоронить?
- Даже не представляю, - ответил Джад, засунув руки глубоко в карманы.
- Конечно, это место уже существовало, когда умер Спот. В те дни у меня
была целая компания приятелей. Они помогли мне вырыть могилу Слоту. Копать
здесь нелегко - земля словно каменная.., знаете ли; трудно копается. А
иногда я помогал им, - старик показал на несколько могил мозолистым
пальцем. - Там зарыта собака Лита Лавассеура, если я правильно помню, а там
три котенка из помета кошки Албиона Гроатли. Они похоронены в ряд. Старик
Фритчи держал почтовых голубей. Я, Ал Гроатли и Карл Ганнах похоронили
одного из них, когда до него добралась собака. Вон там, - старик
задумавшись, сделал паузу. - Я - последний из этой компании. Все остальные
умерли. Все из моей компании. Все.
Луис ничего не говорил, просто стоял и смотрел на могилы домашних
любимцев, засунув руки в карманы.
- Земля каменистая, - повторил Джад. - Тут нельзя ничего высаживать,
только разве что мертвецов.
На другой стороне кладбища тоненьким голоском заплакал Гадж; Речел
подняла его, взяла на руки.
- Он голоден, - сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50