Мотоцикл умчался
вперед, выплюнув синий дым, и девушка, обернувшись, показала на Бена
пальцем.
Он снова набрал скорость. Ему хотелось курить. Руки слегка дрожали.
Мотоцикл уже почти пропал из виду. Подростки. Проклятые подростки. К нему
пробивались воспоминания - на этот раз более недавние. Он оттолкнул их.
Два года он не садился на мотоцикл. И никогда больше не собирался.
Красное пятно слева привлекло его внимание, вызвав вспышку радости и
узнавания. Уродливое красное здание стояло на склоне холма за клеверным
полем; даже отсюда виднелся отблеск солнца на флюгере, увенчивающем
выкрашенный в белое купол. Этот дом стоял здесь тогда, и он все еще здесь.
И ни в чем не переменился. Может быть, в конце концов все будет хорошо.
Потом купол исчез за деревьями.
За поворотом на Кэмберленд знакомого стало появляться все больше и
больше. Он проехал мимо реки Роял, где мальчишкой ловил щук, мимо
промелькнувшего между деревьями вида на поселок Кэмберленд. Показалась
кэмберленедская водонапорная башня с огромным лозунгом: "Сохраним штат Мэн
зеленым!". Тетя Синди всегда говорила, что под ним следовало бы приписать:
"Давай деньги!".
Волнение его усиливалось, он начал набирать скорость и высматривать
поворотный знак. Знак замерцал зеленым впереди миль через пять:
ДОРОГА 12 ДЖЕРУСАЛЕМЗ ЛОТ, КЭМБЕРЛЕНД
Внезапно его охватила мрачность, потушив хорошее настроение, как
песок тушит огонь. Это с ним бывало со времен... (он попытался произнести
в уме имя Миранды и не смог), с тяжелых времен, но никогда еще с такой
неодолимой силой.
Что это ему вздумалось - возвращаться в городок, где четыре года
прожил мальчишкой, возвращаться, пытаясь вернуть себе нечто, безнадежно
потерянное? Какого волшебства он ждет от ходьбы по дорогам, по которым
ходил ребенком и которые теперь наверняка заасфальтированы и замусорены
пивными банками туристов? Белая или черная - магия ушла. Она исчезла в
стремнине той ночи, когда мотоцикл потерял управление и возник перед
глазами беспощадно растущий желтый фургон, и крик жены Миранды оборвался
внезапно и окончательно, и...
Поворот появился справа, и Бен едва не проехал мимо, с тем чтобы
сделать круг через Кэмберленд и вернуться. Но вернуться куда? Домой?
Смешно. Был бы дом - он оставался бы там.
Он дал сигнал и свернул на дорогу 12, которая ближе к городу
становилась Джойнтер-авеню. То, что он увидел, заставило его нажать на
тормоз обеими ногами. "Ситроен" вздрогнул и остановился.
Впереди к востоку на фоне неба толпились сосны и ели - отсюда город
не был виден за холмом. Только поднималась вдалеке между деревьями
двухскатная, с остроконечными башенками крыша Марстен Хауза.
Он смотрел туда как зачарованный. Множество чувств сменилось на его
лице с калейдоскопической быстротой.
- Все еще здесь, - пробормотал он. - Бог ты мой...
Он взглянул на свои руки. Они покрывались гусиной кожей.
Он объездил город вдоль и поперек, удивляясь обилию небольших
перемен. Появились новые дома, гостиница под названием "Дол" на главной
улице, пара новых гравийных карьеров у окраин. Но старый жестяной
указатель дороги к городской свалке остался на месте, и дорога, как и
прежде немощеная, по-прежнему изобиловала выбоинами и канавами, и в
просеку линии электропередач по-прежнему виднелся Школьный Холм. Ферма
Гриффина тоже осталась на месте.
Хотел бы он знать, продают ли там еще молоко в бутылках. На этикетке
улыбающаяся корова выглядывала из-под надписи: "Солнечное молоко с
Гриффинской фермы!". Он улыбнулся. Немало этого молока он выплеснул в
кукурузные хлопья у тети Синди.
Он свернул на Брукс-роуд мимо железных ворот и низкой каменной стены,
окружающей кладбище, потом спустился в лощину и выехал на новый подъем,
известный как Марстен Хилл.
На верхушке холма деревья расступались с обеих сторон дороги. Справа
открывался отличный вид на город - в первый раз Бен увидел его целиком.
Слева стоял Марстен Хауз. Бен остановил машину и вышел.
Здесь ничего не изменилось. Ничего. Как будто в последний раз он был
здесь вчера.
Вольно разросшаяся перед домом трава прятала следы от выщербленных
камней дорожки, ведущей к парадной двери. В траве пели сверчки, и он
видел, как кузнечики описывают над ней свои судорожные параболы.
Дом смотрел на город. Это был огромный запущенный дом, с
заколоченными как попало окнами, придающими ему тот зловещий вид, который
свойствен давно пустующим домам. Краски давно выцвели, все посерело. Бури
сильно проредили черепицу, и какой-то сильный снегопад провалил западный
угол главной крыши, перекосив ее набекрень. На стойке перил крыльца
облупившаяся табличка, прибитая гвоздями, запрещала вход.
Ему страшно хотелось пройти по заросшей дорожке среди сверчков и
кузнечиков, подняться по ступенькам, протиснуться между досками
заколоченной двери, попасть внутрь.
Он сглотнул и направился к дому, глядя на него словно под гипнозом.
Дом в ответ смотрел на Бена с безразличием идиота.
Пройти прихожую, пахнущую сырой штукатуркой и гнилыми обоями, слушая
возню мышей за стенами. Кругом будет валяться масса всякой дребедени, и
можно подобрать что-нибудь - пресс-папье, например, - и положить в карман.
Потом, вместо того чтобы пройти через кухню, можно повернуть налево и
подняться по лестничке, и под ногами будет хрустеть обвалившаяся за годы с
потолка штукатурка. В лестничке четырнадцать ступенек, точно,
четырнадцать. Но верхняя меньше других, она словно добавлена специально,
чтобы избежать несчастливого числа. Остановиться на верхней площадке
лестницы, глядя на закрытую дверь. И, если подойти к этой двери, наблюдая
словно со стороны, как она приближается и увеличивается, можно протянуть
руку и...
Он отвернулся от дома, соломенно-сухой шелест слетал с губ. Не
сейчас. Может быть, позднее, но не сейчас. Сейчас достаточно знать, что
все это еще здесь. Ждет его. Он оперся руками на капот машины и взглянул
на город. Там можно выяснить, кому принадлежит Марстен Хауз, и, может
быть, снять его. Из кухни получится отличный кабинет, а спать можно в
передней гостиной. Но он не позволит себе подняться по лестничке.
Разве только без этого нельзя будет обойтись.
Он сел в машину и опустился с холма в Джерусалемз Лот.
2. СЬЮЗЕН (1)
Он сидел на скамейке в парке, когда заметил, что за ним наблюдает
девушка. Очень хорошенькая девушка, чьи легкие светлые волосы перехватывал
шелковый шарфик. Сейчас она читала книгу, но рядом лежал этюдник и что-то
вроде угольного карандаша. В этот день - вторник шестнадцатого сентября,
первый день школьных занятий - парк опустел как по волшебству. Остались
только кое-где матери с маленькими детьми, несколько стариков у Военного
Мемориала и эта девушка, сидящая в сквозной тени старого ильма.
Она опустила и снова подняла взгляд. На ее лице про-мелькнуло
удивление. Она взглянула на книгу, потом опять на него и сделала было
движение встать, но передумала.
Вместо этого встал он и подошел, держа в руках собственную книгу -
вестерн в бумажной обложке.
- Привет, - произнес он дружелюбно, - мы что, знаем друг друга?
- Нет, - ответила она. - Дело в том... вы Бенджамен Мерс, правда?
- Правда, - он приподнял брови.
Она издала нервный смешок, лишь мельком взглянув ему в глаза, чтобы
попытаться прочесть его намерения. Девушка явно не принадлежала к тем, кто
заговаривает с посторонними мужчинами в парке.
- Я думала, что увидела призрак. - Она подняла с колен книгу. Бен
заметил на ней штамп городской библиотеки. Книга оказалась "Воздушным
танцем", его вторым романом. Девушка показала фотографию на форзаце - его
собственную фотографию четырехлетней давности. Мальчишеское лицо с черными
алмазами глаз выглядело пугающе серьезным.
- С таких пустячных случаев берут начало династии, - шутливо
провозгласил он, но фраза повисла в воздухе, как невольно сорвавшееся
пророчество. Позади него малыши счастливо плескались в луже, женский голос
просил некоего Родди на раскачивать сестренку так высоко; сестренка,
ничего не слушая, бесстрашно взлетала к небу. Это мгновение он запомнил на
долгие годы. Если ничего не вспыхивает между двумя людьми, такие моменты
просто летят вслед за прочими в гигантский провал памяти.
Потом она рассмеялась и протянула ему книгу:
- Подпишите, пожалуйста.
- Библиотечную?
- Я куплю такую же и возмещу им.
Он нашел в кармане автоматический карандаш.
- Как ваше имя?
- Сьюзен Нортон.
Он быстро написал, не задумываясь: "Для Сьюзен Нортон, самой
хорошенькой девушки в парке. С сердечным приветом - Бен Мерс".
- Теперь вам придется ее украсть, - сообщил он, возвращая книгу. -
"Воздушный танец" больше не издается, увы.
- Найду у букиниста в Нью-Йорке, - чуть поколебавшись, сказала она. -
Ужасно хорошая книга.
- Спасибо. Когда я ее перечитываю, я удивляюсь, как ее вообще могли
опубликовать.
- Вы часто ее перечитываете?
- Да, но я стараюсь бросить.
Они рассмеялись, и сразу почувствовали себя естественно. Позднее у
него был случай удивиться, как легко это произошло. Судьба... Да, судьба,
но не слепая, а вооруженная двадцатикратным биноклем и непременно желающая
перемолоть несчастных смертных своими гигантскими жерновами, чтобы испечь
нечто непостижимое.
- Я и "Дочь Конуэя" читала тоже. Я люблю эту книгу. Наверное, вам
такое говорят каждый день.
- Поразительно редко, - признался он. Миранде тоже нравилась "Дочь
Конуэя", но приятели в кафе не проявляли на ее счет энтузиазма, а
критики... Чего ждать от критиков...
- Вы читали последнюю?
- Нет еще. Мисс Куген из аптеки говорит, что она очень скабрезная.
- Черт! Да она почти что пуританская, - возмутился Бен. - Язык
грубоват, но когда пишешь о деревенских парнях, нельзя же... Послушайте, а
не угостить ли мне вас мороженым? Я как раз собирался сам подкрепиться.
Она еще раз исследовала его взгляд. Потом тепло улыбнулась.
- Конечно. Я не против. У Спенсера отличное мороженое.
Так это началось.
- Это и есть мисс Куген? - вполголоса спросил Бен, глядя на высокую
женщину в красном плаще поверх белой униформы.
- Она самая. Она каждый четверг заказывает книги в библиотеке тоннами
и доводит мисс Старчер до сумасшествия.
Они сидели на табуретках, обитых кожей, и попивали содовую: он -
шоколадную, она - клубничную. Заведение Спенсера - аптека и кондитерская -
обслуживало еще и местный автовокзал, и со своего места они могли видеть
через старомодную арку пустой зал ожидания, где одинокий молодой человек в
голубой форме военно-воздушных сил сидел с угрюмым видом, обхватив ногами
чемодан.
- Куда бы он ни ехал, он, кажется, не очень-то этому рад, -
проследила девушка взгляд Бена.
- Увольнительная кончилась, наверное, - предположил тот и подумал:
"Сейчас она спросит, служил ли я когда-нибудь".
Но вместо этого она сказала:
Когда-нибудь и я сяду вот так на автобус в пол-одиннадцатого и скажу
"прощай" Салему. И буду, наверное, такой же мрачной, как этот парень.
- И куда?
- В Нью-Йорк, пожалуй. Надо же посмотреть, не смогу ли я наконец жить
самостоятельно.
- А здесь что-нибудь не так?
- В Лоте? Я люблю его. Но родственники, знаете... Они всегда как
будто заглядывают мне через плечо. Да и Лот немного может предложить
честолюбивой девушке.
Она пожала плечами и наклонилась к своей соломинке. На загорелой шее
красиво проступали мышцы. Цветастое платье намекало на красивую фигуру.
- И какую же работу вы ищете?
Она опять пожала плечами:
- У меня диплом Бостонского университета. Он, конечно, не стоит
бумаги, на которой напечатан. По искусству - максимум, по английскому -
минимум. Прямым ходом в категорию образованных дурочек. Меня даже не
научили украшать учреждение. Несколько моих школьных приятельниц работают
секретаршами - мне выше машинистки никогда не подняться.
- Так что же остается?
- Ну... может быть, издательство, - проговорила она неуверенно. - Или
какой-нибудь журнал... В таких местах всегда найдется место тому, кто
умеет рисовать по заказу.
- А вам делали заказы? - мягко спросил он.
- Нет... но...
- Без заказов в Нью-Йорк ехать не стоит. Поверьте мне. Только каблуки
стопчете. Вам случалось продавать что-нибудь здесь?
- О, да! - она резко засмеялась. - В Портленде открывали новый
кинотеатр и купили двенадцать моих картин, чтобы повесить в фойе. Семьсот
долларов заплатили. Я внесла последний взнос за свой автомобильчик. Но как
насчет вас? - Она оставила соломинку и погрузила ложку в мороженое. - Что
вы делаете в процветающем сообществе Джерусалемз Лота, основное население
тринадцать сотен человек?
Он пожал плечами:
- Пытаюсь писать роман.
Она тут же загорелась возбуждением:
- В Лоте? О чем? Почему именно здесь? Вы...
- Вы расплескали содовую, - серъезно прервал он ее.
- Я... Да, действительно. Прошу прощения, - она промокнула дно
стакана носовым платком. - Послушайте, я вовсе не хотела надоедать вам. Я
обычно неназойлива.
- Не за что извиняться. Все писатели любят говорить о своих книгах.
Иногда перед сном я сочиняю себе интервью с "Плэйбоем". Напрасная трата
времени.
Молодой летчик встал - подъезжал автобус.
- Я четыре года жил в Салеме Лоте ребенком. Там, на Бернс-роуд.
- На Бернс-роуд? Там сейчас ничего нет, кроме кладбища.
- Я жил у тети Синди. Синтия Стоунс. Мой отец умер, и с мамой
случилось что-то... вроде, знаете, нервного срыва. Она и отправила меня "в
деревню к тетушке", покамест придет в себя. Тетя Синди усадила меня на
автобус и отправила обратно в Лонг-Айленд к маме ровно через месяц после
большого пожара. От мамы я уезжал - плакал, и от тети Синди уезжал - тоже
плакал.
- Я родилась в год пожара, - сообщила Сьюзен. - Самая чертовски
занимательная вещь, какая случалась в этом городе, - и я ее проспала. Бен
рассмеялся:
- В самом деле? Значит, вы на семь лет старше, чем я решил там, в
парке.
Она явно обрадовалась:
- Спасибо... Дом вашей тети, должно быть, сгорел?
- Да. Ту ночь я навсегда запомнил. Люди с насосами на спинах пришли и
велели нам выбираться. Это было так интересно! Тетя Синди суетилась,
таскала вещи в свой автомобиль... Боже, что за ночь!
- Ваша тетя страховалась?
- Нет, но дом мы снимали и все ценное вывезли, кроме телевизора. Мы
вдвоем не смогли оторвать его от пола. Это был "Видео Кинг" с семидюймовым
экраном и линзой, но что за важность - все равно тут показывал только один
канал. Фермерские новости и Китти Клоун.
- И вы вернулись сюда писать книгу? - удивилась она.
- Да, - ответил Бен не сразу. Он повернулся и в первый раз взглянул
ей прямо в лицо. Очень милое лицо: спокойные голубые глаза и высокий ясный
загорелый лоб. - Это город вашего детства? - спросил он.
- Да.
Он кивнул:
- Тогда вы понимаете. Я жил в Салеме Лоте ребенком, и это для меня
город с призраками. Возвращаясь, я чуть не проехал мимо из страха, что все
окажется другим.
- Здесь ничего не меняется, - возразила она. - Во всяком случае, не
сильно.
- Я часто играл в войну с мальчишками Гарднеров. Пиратство на
Королевском пруду. Разведки в парке и битвы за знамя. Потом, с мамой, я
мотался по довольно жестоким местам. Она погибла, когда мне было
четырнадцать, но волшебная пыльца с моих крылышек облетела гораздо раньше.
Она вся осталась здесь. И она здесь до сих пор. Город не настолько
изменился. Взглянуть с Джойнтер-авеню - как будто сквозь глыбу льда на
собственное детство: нечетко, туманно, кое-где вовсе сходит на нет, но оно
там.
Он замолк в изумлении. Кажется, он только что произнес речь.
- Вы говорите в точности как в книгах, - проговорила она со священным
ужасом в голосе.
Он рассмеялся.
- Я сказал нечто подобное первый раз в жизни. Во всяком случае,
вслух.
- Что вы делали после того, как ваша мама... после ее смерти?
- Продолжал мотаться, - ответил он коротко. - Ешьте мороженое.
Она послушалась.
- Кое-что все-таки изменилось, - начала она, помолчав. - Мистер
Спенсер умер. Вы помните его?
- Конечно. Каждый четверг тетя Синди выбиралась в город за покупками
к Кроссену, а потом мы с ней заходили сюда. Она выдавала мне пятицентовик,
завернутый в платочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
вперед, выплюнув синий дым, и девушка, обернувшись, показала на Бена
пальцем.
Он снова набрал скорость. Ему хотелось курить. Руки слегка дрожали.
Мотоцикл уже почти пропал из виду. Подростки. Проклятые подростки. К нему
пробивались воспоминания - на этот раз более недавние. Он оттолкнул их.
Два года он не садился на мотоцикл. И никогда больше не собирался.
Красное пятно слева привлекло его внимание, вызвав вспышку радости и
узнавания. Уродливое красное здание стояло на склоне холма за клеверным
полем; даже отсюда виднелся отблеск солнца на флюгере, увенчивающем
выкрашенный в белое купол. Этот дом стоял здесь тогда, и он все еще здесь.
И ни в чем не переменился. Может быть, в конце концов все будет хорошо.
Потом купол исчез за деревьями.
За поворотом на Кэмберленд знакомого стало появляться все больше и
больше. Он проехал мимо реки Роял, где мальчишкой ловил щук, мимо
промелькнувшего между деревьями вида на поселок Кэмберленд. Показалась
кэмберленедская водонапорная башня с огромным лозунгом: "Сохраним штат Мэн
зеленым!". Тетя Синди всегда говорила, что под ним следовало бы приписать:
"Давай деньги!".
Волнение его усиливалось, он начал набирать скорость и высматривать
поворотный знак. Знак замерцал зеленым впереди миль через пять:
ДОРОГА 12 ДЖЕРУСАЛЕМЗ ЛОТ, КЭМБЕРЛЕНД
Внезапно его охватила мрачность, потушив хорошее настроение, как
песок тушит огонь. Это с ним бывало со времен... (он попытался произнести
в уме имя Миранды и не смог), с тяжелых времен, но никогда еще с такой
неодолимой силой.
Что это ему вздумалось - возвращаться в городок, где четыре года
прожил мальчишкой, возвращаться, пытаясь вернуть себе нечто, безнадежно
потерянное? Какого волшебства он ждет от ходьбы по дорогам, по которым
ходил ребенком и которые теперь наверняка заасфальтированы и замусорены
пивными банками туристов? Белая или черная - магия ушла. Она исчезла в
стремнине той ночи, когда мотоцикл потерял управление и возник перед
глазами беспощадно растущий желтый фургон, и крик жены Миранды оборвался
внезапно и окончательно, и...
Поворот появился справа, и Бен едва не проехал мимо, с тем чтобы
сделать круг через Кэмберленд и вернуться. Но вернуться куда? Домой?
Смешно. Был бы дом - он оставался бы там.
Он дал сигнал и свернул на дорогу 12, которая ближе к городу
становилась Джойнтер-авеню. То, что он увидел, заставило его нажать на
тормоз обеими ногами. "Ситроен" вздрогнул и остановился.
Впереди к востоку на фоне неба толпились сосны и ели - отсюда город
не был виден за холмом. Только поднималась вдалеке между деревьями
двухскатная, с остроконечными башенками крыша Марстен Хауза.
Он смотрел туда как зачарованный. Множество чувств сменилось на его
лице с калейдоскопической быстротой.
- Все еще здесь, - пробормотал он. - Бог ты мой...
Он взглянул на свои руки. Они покрывались гусиной кожей.
Он объездил город вдоль и поперек, удивляясь обилию небольших
перемен. Появились новые дома, гостиница под названием "Дол" на главной
улице, пара новых гравийных карьеров у окраин. Но старый жестяной
указатель дороги к городской свалке остался на месте, и дорога, как и
прежде немощеная, по-прежнему изобиловала выбоинами и канавами, и в
просеку линии электропередач по-прежнему виднелся Школьный Холм. Ферма
Гриффина тоже осталась на месте.
Хотел бы он знать, продают ли там еще молоко в бутылках. На этикетке
улыбающаяся корова выглядывала из-под надписи: "Солнечное молоко с
Гриффинской фермы!". Он улыбнулся. Немало этого молока он выплеснул в
кукурузные хлопья у тети Синди.
Он свернул на Брукс-роуд мимо железных ворот и низкой каменной стены,
окружающей кладбище, потом спустился в лощину и выехал на новый подъем,
известный как Марстен Хилл.
На верхушке холма деревья расступались с обеих сторон дороги. Справа
открывался отличный вид на город - в первый раз Бен увидел его целиком.
Слева стоял Марстен Хауз. Бен остановил машину и вышел.
Здесь ничего не изменилось. Ничего. Как будто в последний раз он был
здесь вчера.
Вольно разросшаяся перед домом трава прятала следы от выщербленных
камней дорожки, ведущей к парадной двери. В траве пели сверчки, и он
видел, как кузнечики описывают над ней свои судорожные параболы.
Дом смотрел на город. Это был огромный запущенный дом, с
заколоченными как попало окнами, придающими ему тот зловещий вид, который
свойствен давно пустующим домам. Краски давно выцвели, все посерело. Бури
сильно проредили черепицу, и какой-то сильный снегопад провалил западный
угол главной крыши, перекосив ее набекрень. На стойке перил крыльца
облупившаяся табличка, прибитая гвоздями, запрещала вход.
Ему страшно хотелось пройти по заросшей дорожке среди сверчков и
кузнечиков, подняться по ступенькам, протиснуться между досками
заколоченной двери, попасть внутрь.
Он сглотнул и направился к дому, глядя на него словно под гипнозом.
Дом в ответ смотрел на Бена с безразличием идиота.
Пройти прихожую, пахнущую сырой штукатуркой и гнилыми обоями, слушая
возню мышей за стенами. Кругом будет валяться масса всякой дребедени, и
можно подобрать что-нибудь - пресс-папье, например, - и положить в карман.
Потом, вместо того чтобы пройти через кухню, можно повернуть налево и
подняться по лестничке, и под ногами будет хрустеть обвалившаяся за годы с
потолка штукатурка. В лестничке четырнадцать ступенек, точно,
четырнадцать. Но верхняя меньше других, она словно добавлена специально,
чтобы избежать несчастливого числа. Остановиться на верхней площадке
лестницы, глядя на закрытую дверь. И, если подойти к этой двери, наблюдая
словно со стороны, как она приближается и увеличивается, можно протянуть
руку и...
Он отвернулся от дома, соломенно-сухой шелест слетал с губ. Не
сейчас. Может быть, позднее, но не сейчас. Сейчас достаточно знать, что
все это еще здесь. Ждет его. Он оперся руками на капот машины и взглянул
на город. Там можно выяснить, кому принадлежит Марстен Хауз, и, может
быть, снять его. Из кухни получится отличный кабинет, а спать можно в
передней гостиной. Но он не позволит себе подняться по лестничке.
Разве только без этого нельзя будет обойтись.
Он сел в машину и опустился с холма в Джерусалемз Лот.
2. СЬЮЗЕН (1)
Он сидел на скамейке в парке, когда заметил, что за ним наблюдает
девушка. Очень хорошенькая девушка, чьи легкие светлые волосы перехватывал
шелковый шарфик. Сейчас она читала книгу, но рядом лежал этюдник и что-то
вроде угольного карандаша. В этот день - вторник шестнадцатого сентября,
первый день школьных занятий - парк опустел как по волшебству. Остались
только кое-где матери с маленькими детьми, несколько стариков у Военного
Мемориала и эта девушка, сидящая в сквозной тени старого ильма.
Она опустила и снова подняла взгляд. На ее лице про-мелькнуло
удивление. Она взглянула на книгу, потом опять на него и сделала было
движение встать, но передумала.
Вместо этого встал он и подошел, держа в руках собственную книгу -
вестерн в бумажной обложке.
- Привет, - произнес он дружелюбно, - мы что, знаем друг друга?
- Нет, - ответила она. - Дело в том... вы Бенджамен Мерс, правда?
- Правда, - он приподнял брови.
Она издала нервный смешок, лишь мельком взглянув ему в глаза, чтобы
попытаться прочесть его намерения. Девушка явно не принадлежала к тем, кто
заговаривает с посторонними мужчинами в парке.
- Я думала, что увидела призрак. - Она подняла с колен книгу. Бен
заметил на ней штамп городской библиотеки. Книга оказалась "Воздушным
танцем", его вторым романом. Девушка показала фотографию на форзаце - его
собственную фотографию четырехлетней давности. Мальчишеское лицо с черными
алмазами глаз выглядело пугающе серьезным.
- С таких пустячных случаев берут начало династии, - шутливо
провозгласил он, но фраза повисла в воздухе, как невольно сорвавшееся
пророчество. Позади него малыши счастливо плескались в луже, женский голос
просил некоего Родди на раскачивать сестренку так высоко; сестренка,
ничего не слушая, бесстрашно взлетала к небу. Это мгновение он запомнил на
долгие годы. Если ничего не вспыхивает между двумя людьми, такие моменты
просто летят вслед за прочими в гигантский провал памяти.
Потом она рассмеялась и протянула ему книгу:
- Подпишите, пожалуйста.
- Библиотечную?
- Я куплю такую же и возмещу им.
Он нашел в кармане автоматический карандаш.
- Как ваше имя?
- Сьюзен Нортон.
Он быстро написал, не задумываясь: "Для Сьюзен Нортон, самой
хорошенькой девушки в парке. С сердечным приветом - Бен Мерс".
- Теперь вам придется ее украсть, - сообщил он, возвращая книгу. -
"Воздушный танец" больше не издается, увы.
- Найду у букиниста в Нью-Йорке, - чуть поколебавшись, сказала она. -
Ужасно хорошая книга.
- Спасибо. Когда я ее перечитываю, я удивляюсь, как ее вообще могли
опубликовать.
- Вы часто ее перечитываете?
- Да, но я стараюсь бросить.
Они рассмеялись, и сразу почувствовали себя естественно. Позднее у
него был случай удивиться, как легко это произошло. Судьба... Да, судьба,
но не слепая, а вооруженная двадцатикратным биноклем и непременно желающая
перемолоть несчастных смертных своими гигантскими жерновами, чтобы испечь
нечто непостижимое.
- Я и "Дочь Конуэя" читала тоже. Я люблю эту книгу. Наверное, вам
такое говорят каждый день.
- Поразительно редко, - признался он. Миранде тоже нравилась "Дочь
Конуэя", но приятели в кафе не проявляли на ее счет энтузиазма, а
критики... Чего ждать от критиков...
- Вы читали последнюю?
- Нет еще. Мисс Куген из аптеки говорит, что она очень скабрезная.
- Черт! Да она почти что пуританская, - возмутился Бен. - Язык
грубоват, но когда пишешь о деревенских парнях, нельзя же... Послушайте, а
не угостить ли мне вас мороженым? Я как раз собирался сам подкрепиться.
Она еще раз исследовала его взгляд. Потом тепло улыбнулась.
- Конечно. Я не против. У Спенсера отличное мороженое.
Так это началось.
- Это и есть мисс Куген? - вполголоса спросил Бен, глядя на высокую
женщину в красном плаще поверх белой униформы.
- Она самая. Она каждый четверг заказывает книги в библиотеке тоннами
и доводит мисс Старчер до сумасшествия.
Они сидели на табуретках, обитых кожей, и попивали содовую: он -
шоколадную, она - клубничную. Заведение Спенсера - аптека и кондитерская -
обслуживало еще и местный автовокзал, и со своего места они могли видеть
через старомодную арку пустой зал ожидания, где одинокий молодой человек в
голубой форме военно-воздушных сил сидел с угрюмым видом, обхватив ногами
чемодан.
- Куда бы он ни ехал, он, кажется, не очень-то этому рад, -
проследила девушка взгляд Бена.
- Увольнительная кончилась, наверное, - предположил тот и подумал:
"Сейчас она спросит, служил ли я когда-нибудь".
Но вместо этого она сказала:
Когда-нибудь и я сяду вот так на автобус в пол-одиннадцатого и скажу
"прощай" Салему. И буду, наверное, такой же мрачной, как этот парень.
- И куда?
- В Нью-Йорк, пожалуй. Надо же посмотреть, не смогу ли я наконец жить
самостоятельно.
- А здесь что-нибудь не так?
- В Лоте? Я люблю его. Но родственники, знаете... Они всегда как
будто заглядывают мне через плечо. Да и Лот немного может предложить
честолюбивой девушке.
Она пожала плечами и наклонилась к своей соломинке. На загорелой шее
красиво проступали мышцы. Цветастое платье намекало на красивую фигуру.
- И какую же работу вы ищете?
Она опять пожала плечами:
- У меня диплом Бостонского университета. Он, конечно, не стоит
бумаги, на которой напечатан. По искусству - максимум, по английскому -
минимум. Прямым ходом в категорию образованных дурочек. Меня даже не
научили украшать учреждение. Несколько моих школьных приятельниц работают
секретаршами - мне выше машинистки никогда не подняться.
- Так что же остается?
- Ну... может быть, издательство, - проговорила она неуверенно. - Или
какой-нибудь журнал... В таких местах всегда найдется место тому, кто
умеет рисовать по заказу.
- А вам делали заказы? - мягко спросил он.
- Нет... но...
- Без заказов в Нью-Йорк ехать не стоит. Поверьте мне. Только каблуки
стопчете. Вам случалось продавать что-нибудь здесь?
- О, да! - она резко засмеялась. - В Портленде открывали новый
кинотеатр и купили двенадцать моих картин, чтобы повесить в фойе. Семьсот
долларов заплатили. Я внесла последний взнос за свой автомобильчик. Но как
насчет вас? - Она оставила соломинку и погрузила ложку в мороженое. - Что
вы делаете в процветающем сообществе Джерусалемз Лота, основное население
тринадцать сотен человек?
Он пожал плечами:
- Пытаюсь писать роман.
Она тут же загорелась возбуждением:
- В Лоте? О чем? Почему именно здесь? Вы...
- Вы расплескали содовую, - серъезно прервал он ее.
- Я... Да, действительно. Прошу прощения, - она промокнула дно
стакана носовым платком. - Послушайте, я вовсе не хотела надоедать вам. Я
обычно неназойлива.
- Не за что извиняться. Все писатели любят говорить о своих книгах.
Иногда перед сном я сочиняю себе интервью с "Плэйбоем". Напрасная трата
времени.
Молодой летчик встал - подъезжал автобус.
- Я четыре года жил в Салеме Лоте ребенком. Там, на Бернс-роуд.
- На Бернс-роуд? Там сейчас ничего нет, кроме кладбища.
- Я жил у тети Синди. Синтия Стоунс. Мой отец умер, и с мамой
случилось что-то... вроде, знаете, нервного срыва. Она и отправила меня "в
деревню к тетушке", покамест придет в себя. Тетя Синди усадила меня на
автобус и отправила обратно в Лонг-Айленд к маме ровно через месяц после
большого пожара. От мамы я уезжал - плакал, и от тети Синди уезжал - тоже
плакал.
- Я родилась в год пожара, - сообщила Сьюзен. - Самая чертовски
занимательная вещь, какая случалась в этом городе, - и я ее проспала. Бен
рассмеялся:
- В самом деле? Значит, вы на семь лет старше, чем я решил там, в
парке.
Она явно обрадовалась:
- Спасибо... Дом вашей тети, должно быть, сгорел?
- Да. Ту ночь я навсегда запомнил. Люди с насосами на спинах пришли и
велели нам выбираться. Это было так интересно! Тетя Синди суетилась,
таскала вещи в свой автомобиль... Боже, что за ночь!
- Ваша тетя страховалась?
- Нет, но дом мы снимали и все ценное вывезли, кроме телевизора. Мы
вдвоем не смогли оторвать его от пола. Это был "Видео Кинг" с семидюймовым
экраном и линзой, но что за важность - все равно тут показывал только один
канал. Фермерские новости и Китти Клоун.
- И вы вернулись сюда писать книгу? - удивилась она.
- Да, - ответил Бен не сразу. Он повернулся и в первый раз взглянул
ей прямо в лицо. Очень милое лицо: спокойные голубые глаза и высокий ясный
загорелый лоб. - Это город вашего детства? - спросил он.
- Да.
Он кивнул:
- Тогда вы понимаете. Я жил в Салеме Лоте ребенком, и это для меня
город с призраками. Возвращаясь, я чуть не проехал мимо из страха, что все
окажется другим.
- Здесь ничего не меняется, - возразила она. - Во всяком случае, не
сильно.
- Я часто играл в войну с мальчишками Гарднеров. Пиратство на
Королевском пруду. Разведки в парке и битвы за знамя. Потом, с мамой, я
мотался по довольно жестоким местам. Она погибла, когда мне было
четырнадцать, но волшебная пыльца с моих крылышек облетела гораздо раньше.
Она вся осталась здесь. И она здесь до сих пор. Город не настолько
изменился. Взглянуть с Джойнтер-авеню - как будто сквозь глыбу льда на
собственное детство: нечетко, туманно, кое-где вовсе сходит на нет, но оно
там.
Он замолк в изумлении. Кажется, он только что произнес речь.
- Вы говорите в точности как в книгах, - проговорила она со священным
ужасом в голосе.
Он рассмеялся.
- Я сказал нечто подобное первый раз в жизни. Во всяком случае,
вслух.
- Что вы делали после того, как ваша мама... после ее смерти?
- Продолжал мотаться, - ответил он коротко. - Ешьте мороженое.
Она послушалась.
- Кое-что все-таки изменилось, - начала она, помолчав. - Мистер
Спенсер умер. Вы помните его?
- Конечно. Каждый четверг тетя Синди выбиралась в город за покупками
к Кроссену, а потом мы с ней заходили сюда. Она выдавала мне пятицентовик,
завернутый в платочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36