Она согласилась с такой готовностью, что я понял: она сама уже думала об этом.Тем не менее я ожидал, что будет какой-то откат, когда она полностью осознает потерю и попытается претендовать на большее время и внимание. Но этого так и не произошло, и к концу года число сеансов сократилось до одного в неделю. Характер сеансов тоже изменился. Стал более непринужденным, менее формальным. Много игры, никакого драматизма.Лечение завершается само собой. Полный успех. Я подумал, что Айлин Уэгнер будет наверняка рада узнать об этом, сделал еще одну попытку дозвониться до нее и получил записанный на пленку ответ, что номер отключен. Позвонил в больницу и узнал, что она закрыла свою практику, уволилась из штата и уехала, не оставив адреса, по которому следует пересылать корреспонденцию.Странно. Но это не моя забота. И если придется писать одним отчетом меньше, то я нисколько не буду об этом сокрушаться.Такой сложный был случай, а оказался в конце на удивление простым.Пациент и врач вместе уничтожают демонов.Что тут можно добавить?Чеки из банка «Ферст фидьюшиери траст» продолжали приходить, каждый раз с трехзначной цифрой.Прошла неделя, когда у нее был день рождения, ей исполнилось девять лет. Она явилась ко мне с подарком. Для нее у меня подарка не было — я давно решил никогда ничего не покупать своим пациентам. Но ее это явно не волновало; она вся светилась от удовольствия, которое ей доставил акт дарения.Подарок был такой большой, что сама она донести его не смогла бы. Сабино внес его ко мне в офис.Это была огромная корзина, наполненная завернутыми в тонкую бумагу фруктами, сырами, пробными бутылочками вина, банками и баночками икры, копченых устриц и форели, пасты из каштанов, консервированных фруктов и компотов из магазина деликатесов в Пасадене.Внутри корзины была карточка:ДОКТОРУ ДЕЛАВЭРУ С ЛЮБОВЬЮ ОТ МЕЛИССЫ Д.На обратной стороне был нарисован дом. Самый лучший из всех нарисованных ею за время нашего знакомства — тщательно отретушированный, со множеством окон и дверей.— Это замечательный подарок, Мелисса. Большое тебе спасибо.— Пожалуйста. — Это было сказано с улыбкой, но ее глаза наполнились слезами.— В чем дело, малышка?— Я хочу...Она отвернулась к одному из книжных шкафов и обхватила себя руками.— Что ты хочешь сказать, Мелисса?— Я хочу... Может, уже пора... и больше не надо...Гол ос ее прервался, она замолчала. Пожала плечами. Помяла руки.— Ты хочешь сказать, что больше не надо сеансов?Она быстро закивала.— Ничего плохого в этом нет, Мелисса. Ты поработала замечательно. Я действительно тобой горжусь. Так что если ты хочешь попробовать обойтись своими силами, я вполне тебя понимаю и считаю, что это здорово. И не беспокойся — я всегда готов тебе помочь, если будет нужно.Она резко повернулась ко мне лицом.— Мне уже девять лет, доктор Делавэр. Я думаю, что уже могу сама со всем справляться.— Я тоже думаю, что можешь. И не бойся меня обидеть.Она заплакала.Я подошел к ней, прижал ее к себе. Она горько плакала, положив голову мне на грудь.— Я знаю, это тяжело, — сказал я. — Ты беспокоишься, как бы не обидеть меня. Наверно, ты уже давно из-за этого переживаешь.Непросохшие кивки.— Я рад за тебя, Мелисса. Рад тому, что тебе не безразлично, что я чувствую. Но не волнуйся, со мной будет все в порядке. Конечно, мне будет не хватать тебя, но я всегда буду о тебе думать. И то, что ты перестанешь приходить на регулярные сеансы, еще не значит, что мы не можем поддерживать контакт. Например, по телефону. Или будем переписываться. Можешь и просто так зайти повидаться со мной, даже когда тебя ничто не беспокоит. Просто зайти поздороваться.— А другие пациенты так делают?— Конечно.— А как их зовут?Сказано с озорной улыбкой.Мы оба засмеялись.Я сказал:— Самое важное для меня, Мелисса, это как здорово все у тебя получилось. Как ты взялась за свои страхи и справилась с ними. Я просто поражен.— Я правда чувствую, что справлюсь.— Уверен в этом.— Да, я справлюсь, — повторила она, глядя на огромную корзину. — Вы когда-нибудь ели ореховую пасту? Она какая-то необычная, у нее вкус совсем не как у печеных каштанов...На следующей неделе я позвонил ей. Подошел Датчи. Я спросил, как у нее дела. Он сказал:— Очень, очень хорошо, доктор. Сейчас я вам ее позову. — Я не был уверен, но мне показалось, что он разговаривал дружелюбным тоном.Когда Мелисса взяла трубку, она говорила со мной вежливо, но отстраненно. Сказала, что у нее все нормально и что позвонит, если ей понадобится прийти ко мне. Она так и не позвонила.Я звонил еще пару раз. Голос ее звучал неспокойно, и она торопилась закончить разговор.Несколько недель спустя я приводил в порядок свою бухгалтерию, дошел до ее листа и обнаружил, что мне переплатили авансом за десять сеансов, которых я не провел. Я выписал чек и отослал его в Сан-Лабрадор. На следующий день посыльный принес мне в офис конверт. Внутри оказался мой чек, аккуратно разорванный на три части, и лист надушенной бумаги. Дорогой доктор Делавэр, я очень Вам благодарна. Искренне Ваша, Джина Дикинсон Все тот же изящный почерк, каким она писала мне два года назад, обещая поддерживать со мной контакт.Я выписал еще один чек на точно такую же сумму, на имя Западного педиатрического фонда игрушек, спустился в фойе и отправил его. Я понимал, что делаю это не только для детей, которые получат игрушки, но и для себя тоже, и говорил себе, что не имею никакого права думать, будто совершаю благородный поступок.Потом я поднялся на лифте снова к себе в кабинет и приготовился к приему следующего пациента. 6 Был уже час ночи, когда я убрал историю болезни на место. Воспоминания — дело утомительное, и усталость охватила меня. Я доковылял до постели, погрузился в беспокойный сон, неплохо справился с пробуждением в семь часов и отправился под душ. Через несколько минут после того, как я кончил одеваться, в дверь позвонили. Я пошел открывать.На террасе стоял Майло — руки в карманах, желтая спортивная рубашка с двумя широкими горизонтальными полосами зеленого цвета, светло-коричневые хлопчатобумажные брюки и баскетбольные кеды, которые когда-то были белыми. Его черные волосы были отпущены длиннее, чем мне приходилось их когда-либо видеть, — передняя прядь полностью закрывала лоб, а баки спускались почти до уровня нижней челюсти. Его неровное, в оспинах лицо местами поросло трехдневной щетиной, а зеленые глаза казались потускневшими — их обычный поразительно яркий оттенок поблек до цвета очень старой травы.Он сказал:— Хорошо, что теперь ты, по крайней мере, запираешь дверь. А плохо, что открываешь ее, не проверив, кого там черт принес.— Откуда тебе известно, что я не проверил?— Интервал между последним звуком шагов и поворотом замка. Детективные способности. — Он постучал себя по виску и направился прямо на кухню.— Доброе утро, сыщик. Досуг тебе на пользу.Он что-то буркнул, не останавливаясь.Я спросил:— Что случилось?— А должно что-то случиться? — крикнул он в ответ, уже заглядывая в холодильник.Еще один чисто случайный визит. В последнее время эти визиты участились.Очередная хандра.Прошла половина срока назначенного ему наказания — шесть месяцев отстранения от службы без сохранения содержания. Наказать его сильнее этого управление не могло — следующей мерой было бы уже увольнение. Начальство надеялось, что гражданская жизнь придется ему по вкусу и он не вернется. Но начальство тешило себя иллюзиями.Он покрутился, поискал, нашел ржаной хлеб, паштет и молоко, достал нож и тарелку и занялся приготовлением завтрака.— Ну, чего ты уставился? — спросил он. — Никогда не видел мужика на кухне, что ли?Я пошел одеваться. Когда я вернулся, он стоял у кухонной стойки, ел поджаренный хлеб, намазывая его паштетом, и запивал молоком прямо из пакета. Он располнел — его живот арбузом вырисовывался под нейлоновой рубашкой.— Ты очень занят сегодня? — спросил он. — Я подумал, может, смотаемся на ранчо и погоняем в гольф?— Не знал, что ты играешь в гольф.— Я и не играю. Но нужно же иметь какое-то хобби, верно?— Извини, сегодня утром у меня работа.— Да? Значит, мне уйти?— Нет, работа не с пациентами. Я кое-что пишу.— А, — сказал он, пренебрежительно махнув рукой. — Я имел в виду настоящую работу.— Для меня эта работа настоящая.— Что, все та же старая песня — блокировки-провалы-сдвиги-по-фазе?Я кивнул.— Хочешь, я сделаю это вместо тебя? — сказал он.— Что сделаешь?— Напишу твой доклад.— Валяй.— Нет, я серьезно. Настрочить что-то всегда было для меня раз плюнуть. Недаром я дошел до магистра — видит Бог, это лишь часть того академического дерьма, которым меня пичкали. Моя проза не отличалась большой оригинальностью, но была... добротной, хотя чуточку скучноватой. Говоря словами моего тогдашнего университетского наставника.Он с хрустом откусил кусок поджаренного хлеба. Крошки посыпались ему на грудь рубашки. Он не сделал ни малейшей попытки стряхнуть их.Я сказал:— Спасибо, Майло, но я пока не созрел для того, чтобы иметь «негра». — Я пошел варить кофе.— Ты-чего-это? — спросил он с набитым ртом. — Не доверяешь мне?— Это научная писанина. Материал для журнала по психологии.— Ну и что?— А то, что речь идет о сухих цифрах и фактах. Может, страниц сто такого текста.— Велика важность, — сказал он. — Не страшнее, чем основной протокол убийства. — Коркой хлеба он стал отстукивать у себя на пальце. — Римское один: резюме преступления. Римское два: изложение событий в хронологической последовательности. Римское три: информация о жертве преступления. Римское...— Я тебя понял.Он сунул корку в рот.— Ключом к отличному написанию отчетов является изгнание из них всякого пыла, до последней капли. Используй добавочную — с «горкой» — порцию избыточно заумных тавтологических плеоназмов, чтобы сделать отчет умопомрачительно скучным. И тогда твои начальники, которым положено все это читать, быстренько выдохнутся, начнут перескакивать с пятого на десятое и тогда, может быть, не заметят, как ты, развив бурную деятельность с момента обнаружения трупа, так ни черта и не раскрыл. А теперь скажи мне, так ли это отличается от того, что делаешь ты?Я рассмеялся.— До сих пор я полагал, что ищу истину. Спасибо, что поправил.— Не за что. Это моя работа.— Кстати, о работе. Есть что-нибудь новенькое?Он посмотрел на меня долгим, мрачным взглядом.— Опять все то же. Конторские жокеи с улыбающимися рожами. На этот раз притащили психоаналитика из управления.— Я думал, ты отказался консультироваться.— Они обошли мой отказ, назвав это проявлением стресса. Условия наказания — читайте мелкий шрифт.Он покачал головой.— Все эти типы с сальными рожами разговаривали со мной ну исключительно тихо и медленно, как с маразматиком. Справлялись о моей адаптации. Об уровне стресса. Делились своей озабоченностью. Ты когда-нибудь замечал, как люди, которые говорят, что чем-то делятся, в действительности никогда этого не делают? Они также весьма заботливо дали мне понять, что все мои медицинские счета оплачивало управление — которое, стало быть, получало копии всех моих лабораторных анализов, — и что там высказывалось определенное беспокойство по поводу уровня моего холестерина, триглицеридов и чего-то там еще, и действительно ли я чувствую себя в силах вернуться к активной службе.Он помрачнел.— Как тебе нравятся эти деятели, а? Я в ответ тоже им улыбнулся и сказал, не забавно ли, что и мой стрессовый уровень и мои триглицериды были всем до лампочки, когда я мотался на задания.— Ну и как они отреагировали на этот перл?— Новой порцией улыбочек, потом таким жирным молчанием, в котором можно было жарить картошку, как во фритюре. Здорово действует на нервы. Наверняка эта задница, психоаналитик, предупредил их — не обижаться. Но таково военное мышление: уничтожить индивидуума.Он посмотрел на пакет с молоком и сказал:— А, с низким содержанием жира. Это хорошо. Да здравствуют триглицериды.Я налил в кофеварку воды, засыпал в воронку несколько ложек кофе «Кениан».— Одного у этих задниц не отнимешь, — сказал он. — Они становятся все напористее. На этот раз они пошли в открытую и заговорили о пенсии. О долларах и центах. С фактическими выкладками, откуда видно, как много получается всего, если прибавить проценты, которые я мог бы получить в случае удачного помещения денег. О том, как славно можно прожить на то, что мне полагается за четырнадцать лет. Когда я не распустил слюни и не схватил наживку, они отбросили морковку и взяли палку, и пошли намеки, что вопрос о пенсии отнюдь не является однозначно решенным, учитывая обстоятельства. И все такое прочее. Что правильный выбор момента имеет существенное значение. И тому подобное.Он принялся за следующий кусок хлеба.Я сказал:— И чем же все кончилось?— Я дал им повякать еще немного, потом встал, сказал, что у меня неотложная встреча, и ушел.— Ну, — заметил я, — если ты все-таки решишь уволиться, то дипломатический корпус всегда к твоим услугам.— Ты что, — сказал он, — я этим сыт вот докуда. — Он чиркнул пальцем по горлу. — Ну, отстранили на полгода, ладно. Ну, отобрали пушку, и значок, и зарплату, черт с вами. Но дайте мне отбыть срок в мире и покое, отвяжитесь с вашей хреновой заботой. Со всей этой фальшивой чувствительностью.Он вернулся к еде.— Конечно, на лучшее я, наверно, не могу рассчитывать, при таких обстоятельствах. — Он усмехнулся.— "Отлично" с плюсом по результатам тестирования на контакт с реальностью, Майло.Он сказал:— Оскорбление действием старшего по званию. — Он еще шире улыбнулся. — Неплохо звучит, а?— Ты забыл самую забойную часть. На ТВ.Все еще улыбаясь, он хотел выпить молока, но улыбка мешала, и он опустил пакет.— Какого черта, ведь мы живем в век средств массовой информации, верно? Шеф получает по морде, когда выпендривается перед репортерами. Я отвалил им парочку таких смачных звуковых кусочков, что век будут помнить.— Это уж точно. А в каком состоянии Фриск?— Говорят, что его пикантный носик зажил довольно хорошо. Новые зубы выглядят почти так же, как старые, — просто удивительно, какие чудеса творит сегодня восстановительная хирургия, а? Но все же его внешний вид чуточку изменится. Будет меньше Тома Селлека и больше... Карла Мальдена. А это совсем неплохо для старшего офицера, верно? Такой подпорченный вид, который предполагает мудрость и опыт.— Он уже приступил к исполнению обязанностей?— Не-е-т. Видимо, у нашего Кении уровень стресса все еще довольно высок, уж он-то не откажется от длительного отдыха для восстановления сил. Но потом он вернется, обязательно. Его отфутболят наверх, где он сможет портачить на более высоком уровне и приносить вред систематически.— Но он — зять заместителя начальника полиции, Майло. Это просто везенье, что тебя вообще оставили на службе.Он отстранил пакет с молоком и пристально посмотрел на меня.— Думаешь, если бы они могли выпереть меня, то не сделали бы этого? Они знают, что счет не в их пользу, поэтому-то и ищут подходы.Он шлепнул своей большой рукой по столу.— Этот гад использовал меня в качестве наживки, черт бы его побрал. Адвокат, с которым Рик заставил меня поговорить, сказал, что у меня есть основания возбудить крупный гражданский иск, что я мог бы отдать материальчик газетам и месяцами поддерживать к нему интерес. Такое пришлось бы ему по вкусу, этому сутяге. Он на этом деле сорвал бы немалый куш. Рик тоже хотел, чтобы я так поступил. Из принципа. Но я отказался, потому что дело совсем не в том, чтобы дать возможность шайке крючкотворов лет десять препираться из-за юридических тонкостей. Здесь все надо было решать один на один. Телевидение было для меня дополнительной гарантией — пара миллионов свидетелей, чтобы никто не мог сказать, что все было не так, а иначе. Вот почему я стукнул его после того, как он сказал, какой я великий герой, и объявил мне благодарность. Так что никто теперь не может сказать «зелен виноград». Управление у меня в долгу, Алекс. Они должны быть мне благодарны за то, что я всего-навсего подпортил ему рожу. И если у Фриска котелок варит, то он тоже будет мне благодарен — постарается не попадаться мне на глаза. Никогда. И в гробу я видал его семейные связи. Ему еще повезло, что я не выдрал у него внутренности и не запустил ими в телекамеру.Его глаза прояснились, а лицо покраснело. Со свесившимися на лоб волосами и толстыми губами, он смахивал на рассерженную гориллу.Я зааплодировал.Он немного привстал, уставился на меня и вдруг засмеялся.— Да, нет ничего лучше дозы адреналина, чтобы день показался прекрасным. Так ты действительно не хочешь сыграть в гольф?— Извини. Мне правда надо закончить работу над докладом, а в полдень у меня пациент. И, честно говоря, гонять мячи по зеленой лужайке не соответствует моим представлениям об отдыхе, Майло.— Знаю, знаю, — подхватил он. — Не улучшает кислородный обмен. Держу пари, что уж твои-то триглицериды — просто конфетка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57