Я не стал давить на него — как я уже говорил, он даже не был обязан приходить. Это была просто формальность.— Вам что-нибудь известно о том, на что он тратил время? — спросил Майло.— Насколько я знаю, он работал в этой миссии полный рабочий день. Чистил туалеты и мыл посуду.— "Вечная надежда".— Да, она самая. Нашел себе еще одно католическое убежище. Насколько я мог судить, он никогда не выходил из своей комнаты, не якшался с известными преступниками и не употреблял наркотиков. Священник подтвердил это по телефону. Если бы шестьдесят три моих подопечных были как он, то мне нечего было бы делать.— Он когда-нибудь говорил о своем преступлении? — спросил я.— Я сам с ним говорил об этом — в первый его приход. Зачитал ему из приговора, где судья называет его чудовищем и все такое. Я обычно делал это со всеми моими подопечными при первой встрече. Так я устанавливал некие основные правила, давал им понять, что знаю, с кем имею дело, и устранял массу всякой чепухи. Выходя на волю, они в своем большинстве продолжают утверждать, что невинны, словно младенец Христос. Вот и пытаешься пробиться сквозь эту иллюзию, заставить их увидеть себя в истинном свете, если хочешь на что-то надеяться. Похоже на психоанализ, верно?Я кивнул.— Ну, и добились вы этого от Макклоски? — поинтересовался Майло.— С ним ничего подобного не потребовалось. Когда он пришел ко мне, вина буквально лезла у него из всех пор, он прямо с порога заявил мне, что он дрянь и не заслуживает того, чтобы жить. Я сказал, что это, вероятно, так и есть, потом вслух зачитал ему текст приговора. А он просто сидел и слушал, как будто это какая-то лечебная процедура, которая проводится для его же блага. В жизни не видел никого, кто был бы так похож на ожившего мертвеца. Через пару раз я поймал себя на том, что начинаю по-настоящему жалеть его — словно смотришь на собаку, которую сбила машина. А меня не так уж легко разжалобить — слишком долго я работал, подавляя свои симпатии.— Он говорил, почему сжег ее? — спросил Майло.— Нет. Хотя я спрашивал его и об этом. Потому что в досье было сказано, что он так и не признал за собой никакого мотива. Только практически ничего от него не услышал — он что-то такое мямлил, но обсуждать отказывался.Бейлисс поскреб бородку, снял очки, протер их носовым платком и надел опять.— Я пробовал немного обработать его — говорил, что он перед ней в долгу, что раз он совершил такое преступление, то должен принадлежать ей. В духовном смысле — я пробовал воздействовать на его религиозную сторону. Каждый раз, когда мои подопечные испытывали на мне религиозные штучки, я тут же обращал все это против них. Но с ним ничего не получилось — он просто сидел, уставившись в пол. Мне с трудом удалось протянуть беседу до десяти положенных минут. И он не прикидывался — с моим двадцатипятилетним опытом я не ошибусь. Он действительно ничто. Полный зомби.— Почему он такой, как вы думаете? — спросил я. — Что привело его в такое состояние?Бейлисс пожал плечами.— Вы же психолог.— Ладно, — сказал Майло. — Спасибо. Это все?— Все. А что случилось с этой женщиной?— Вышла из дома, села в машину и уехала, и с тех пор о ней ни слуху ни духу.— Когда она уехала?— Вчера.Бейлисс нахмурился.— Ее нет только один день, а люди нанимают частного сыщика?— Это не та ситуация, которую можно было бы считать типичной, — возразил Майло. — Она очень долго практически вообще не выходила из дома.— Очень долго — это сколько?— С тех пор, как он облил ее кислотой.— С того времени она страдает тяжелой формой агорафобии, — сказал я.— Вот как. Очень сожалею. — Казалось, он говорил совершенно искренне. — Да, понимаю, почему обеспокоена ее семья.Мы пошли обратно. Бейлисс шагал в задумчивости. Он проводил нас до самой машины.— Надеюсь, вы скоро найдете ее, — сказал он. — Если бы я знал о Джоэле что-то существенное для вас, то обязательно сказал бы. Но вряд ли он имеет какое-либо отношение к делу.— Почему вы так думаете? — спросил Майло.— Инертность. Мертвая зона. Он похож на змею, растратившую весь свой яд, потому что на нее слишком часто наступали. * * * Домой я возвращался по Олимпику. Хотя сиденье Майло было максимально отодвинуто назад, он расположился на нем, подтянув к себе колени. Сидя в этой неудобной позе, которую почему-то предпочел, он смотрел в окно.Когда мы были у Роксбери, я спросил:— В чем дело?Он продолжал смотреть на проносившийся за окном пейзаж.— В таких типах, как Макклоски. Кто, черт возьми, скажет, что у них настоящее, а что фальшивое? Вот Бейлисс уверен, что в подонке не осталось больше пороха, хотя и признает, что едва знал его. В сущности, он принял Макклоски за чистую монету, потому что эта мразь явилась добровольно и не поднимала волну, — вот тебе типичная бюрократическая реакция. Дерьмо пропускают через систему, и, пока трубы не засорятся, всем до лампочки.— Думаешь, за Макклоски нелишне будет понаблюдать и впредь?— Если эта дамочка не объявится в самом скором времени и не выплывет ничего нового в плане следов и ниточек, я собираюсь еще раз заскочить к нему, попробую застать его врасплох. Но прежде сяду на телефон, кое-кому позвоню и попробую узнать, не якшался ли этот подонок с кем-нибудь из известных уголовников. А у тебя что-нибудь уже запланировано?— Ничего неотложного.— Если есть желание, прокатись на побережье. Взгляни на этот пляжный домик — так, на всякий случай. Вдруг да она расположилась там на свежем воздухе и не хочет, чтобы ее беспокоили. Это долгая поездка, и мне не хочется убивать на нее столько времени — вряд ли она что-нибудь даст.— Ладно, съезжу.— Вот адрес.Я взял клочок бумаги с адресом и снова стал смотреть на дорогу.Майло взглянул на часы.— Ты особенно не тяни. Поезжай, пока солнце светит. Поиграешь в сыщика, позагораешь — слушай, возьми с собой доску для серфинга, покатайся на волне.— Стараешься отделаться от доктора Ватсона?— Что-то вроде того. 21 Дома никаких сообщений для меня не оказалось. Я пробыл ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы как следует накормить рыб — в надежде, что они оставят в покое те несколько гроздьев икры, которые еще цеплялись за жизнь. В два тридцать я уже снова ехал по бульвару Сансет, направляясь на запад.День на пляже.Я притворился, что предвкушаю удовольствие.Выехав на шоссе Пасифик-Коуст, я увидел синюю воду и коричневые тела.Мы с Робин так часто здесь проезжали.Мы с Линдой проезжали здесь однажды. Это было второе наше свидание.Сейчас я был один, и все было иначе.Я отогнал эти мысли и стал смотреть на побережье Малибу. Оно всегда разное, всегда манит к себе. Кама Сутра. Райский уголок.Вероятно, поэтому люди залезали в долги, чтобы приобрести кусочек его. Мирясь с черными мухами, коррозией, шоссейной мясорубкой и постепенно забывая о неизбежном круговороте грязевых оползней, пожаров и губительных ураганов.Участок, приобретенный Артуром Дикинсоном, был превосходный. Нужно проехать пять миль от Пойнт-Дьюм, мимо большого общего пляжа у Зьюмы и свернуть налево, на Брод-Бич-роуд, сразу за ареной для родео у каньона Транкас.Это — Западное Малибу, где давным-давно исчезли дешевые мотели и прибрежные магазинчики, где вдоль шоссе Пасифик-Коуст тянутся ранчо и плантации и где час ужина озарен закатами самых фантастических оттенков.Адрес, который дал Майло, привел меня в дальний конец дороги. Километр белого кремниевого песка, насыпанного в виде волнообразных дюн. Неясной геологии холмы пятнадцать на тридцать метров, идущие по четыре миллиона с лишним. При такой цене архитектура становится состязательным видом спорта.Пляжный домик Дикинсонов — Рэмпов представлял собой одноэтажную солонку со стенками из посеребренного дерева и плоской коричневой гравийной крышей, стоявшую за низкой изгородью из цепей, которая ни от кого и ни от чего не ограждала, а напротив, открывала публике визуальный доступ на пляж. На соседних участках справа и слева от дома возвышалось по двухъярусному, свободной формы сооружению типа торта из мороженого. Одно из них, еще недостроенное, было похоже на ванильное; другое — на фисташковое с малиновым сиропом. Вход на оба участка преграждали электрические ворота из напоминающих тюремные решетки железных прутьев. Позади ванильного виднелся зеленый брезент теннисного корта. Перед фисташковым была выставлена табличка с надписью: «ПРОДАЕТСЯ». На обоих — предупреждения о системе сигнализации.«Солонка» же не была снабжена никакой охранной системой. Я поднял щеколду и просто вошел на участок.Следов ландшафтного обустройства тоже не было, только колючая путаница усыпанных оранжевыми цветами плетей бугенвиллии местами заползала на изгородь. Вместо гаража — зацементированный поверх песка пятачок на две машины. На пятачке был небрежно припаркован автофургон цвета ямса с багажником для лыж на крыше, занимавший оба места. Спрятать «роллс-ройс» здесь было негде.Я подошел к дому, впитывая жар раскаленного песка сквозь подошвы туфель. Будучи все еще в пиджаке и при галстуке, я чувствовал себя коммивояжером, предлагаю и дам какой-то товар. Я вдыхал острый соленый запах океана, видел, как волны прилива потихоньку, в виде ручейков, перебираются через дюны. Клин бурых пеликанов прочертил небо. В тридцати метрах за бурунами прибоя кто-то предавался виндсерфингу.Сосновая входная дверь была разъедена морской солью, а ручка позеленела и покрылась коркой. Оконные стекла — мутные и влажные на ощупь; на одном из них кто-то пальцем написал: «ПОМОЙ МЕНЯ». Над дверью болтались стеклянные ветряные колокольчики, они качались и ударялись друг о друга, но рев океана заглушал их перезвон.Я постучал. Ответа не было. Я постучал еще раз, подождал и подошел к одному из покрытых потеками окон.Единственная комната. Свет в ней не горел, и было трудно различить отдельные детали, но я прищурился и разглядел маленькую кухоньку с открытыми полками с левой стороны, а остальное пространство занимала комбинированная спальня — жилая комната. На матовом сосновом полу развернут футон Тонкий японский матрас, используемый в качестве подстилки на пол.

. Несколько предметов недорогой плетеной мебели с подушками в чехлах из гавайского ситца, небольшой кофейный столик. На стороне, обращенной к пляжу, раздвижные стеклянные двери выходили на затененный внутренний дворик. Сквозь них были видны пара складных шезлонгов, склон дюны и океан.На песке, прямо перед патио, стоял человек. Ноги согнуты в коленях, спина округлена — он качал штангу.Я обошел вокруг дома.Тодд Никвист. Инструктор по теннису стоял по щиколотку в песке.На нем были маленькие черные плавки, тяжелоатлетический кожаный пояс и перчатки без пальцев, какими пользуются штангисты. Он напрягался и гримасничал, поднимая и опуская штангу. Железные диски на концах штанги были размером с крышки от канализационных люков. По два с каждой стороны. Глаза его были крепко зажмурены, рот открыт, а длинные соломенного цвета волосы влажными, слипшимися прядями падали ему на спину. Обливаясь потом и крякая, он продолжал упражнение со штангой, держа спину неподвижно, нагружая только руки. Он работал в такт с оглушительной музыкой, гремевшей из динамика, который стоял у его ног.Рок-н-ролл. «Тоненькая Лиззи». «Парни вновь вернулись в город».Бешеный ритм. Должно быть, успевать за ним — сущая пытка. Бицепсы Никвиста казались изваянными из камня.Он повторил упражнение еще шесть раз нормально, потом несколько раз нетвердо, дрожащими руками, пока не кончилась музыка. Испустив напоследок хриплый вопль — крик боли или победный клич, — он еще больше согнул ноги в коленях и, по-прежнему не открывая глаз, опустил штангу на песок. Потом шумно выдохнул, начал выпрямляться и потряс головой, рассеяв вокруг капли пота. На пляже было почти безлюдно. Несмотря на хорошую погоду, лишь несколько человек прогуливались у кромки берега, по большей части с собаками.Я сказал:— Привет, Тодд.Он не успел еще полностью выпрямиться, и от неожиданности чуть не упал.Но ловко восстановил равновесие — впечатал в песок подошвы, потом подпрыгнул, словно танцор. Широко открыв глаза, он всмотрелся, «врубился» и одарил меня широкой улыбкой, словно старого знакомого.— Вы тот доктор, верно? Мы встречались там, в большом доме.— Алекс Делавэр. — Я подошел ближе и протянул руку. Мне в туфли насыпался песок.Он посмотрел на свои руки в перчатках и поболтал ими в воздухе.— На вашем месте я не стал бы этого делать, док. Они ужасно грязные.Я опустил свою.— А я тут себе качаю и качаю, — сказал он. — Что вас сюда привело?— Ищу миссис Рэмп.— Здесь? — Казалось, он был искренне озадачен.— Ее ищут повсюду, Тодд. Меня попросили съездить сюда и посмотреть.— Это ужасно странно, — произнес он.— Что именно?— Да все это. Ее исчезновение. Бред какой-то. Где она может быть?— Именно это мы и пытаемся узнать.— Да. Верно. Ну, здесь-то вы ее не найдете, это уж точно. Она сюда никогда не приезжала. Ни разу. По крайней мере, пока я здесь живу. — Он повернулся в сторону океана, потянулся и глубоко вздохнул. — Представляете, иметь такую благодать и ни разу даже не приехать?— Место великолепное, — отозвался я. — А вы давно здесь живете?— Полтора года.— Арендуете этот дом?Он улыбнулся еще шире, словно гордясь тем, что обладает каким-то важным секретом. Сняв перчатки, он взъерошил волосы. С них слетело еще несколько капель пота.— У нас что-то вроде бартера, — сказал он. — Теннис и персональные тренировки для мистера Р. в обмен на жилье для меня. Но вообще-то я не живу здесь постоянно. По большей части я бываю в других местах, путешествую — в прошлом году, например, был в двух круизах. К северу до Аляски и к югу до Кабо. Вел занятия по физкультуре для пожилых дам. Еще я даю уроки в загородном клубе Брентвуда, и у меня в городе полно друзей. Так что я ночую здесь от силы пару раз в неделю.— Похоже, вам повезло.— Еще как. Знаете, за сколько можно было бы сдавать здесь домик? Даже такой маленький?— Пять тысяч в месяц?— Скажите лучше десять, если сдаете на круглый год, от восемнадцати до двадцати в летнее время, и это еще при отключенном отоплении. Но мистер и миссис Р. очень спокойно разрешают мне жить здесь, когда хочу, лишь бы я приезжал в этот прокопченный Л.-А., чтобы как следует погонять мистера Р., когда хочет он.— А сюда он вообще не приезжает?Его улыбка поблекла.— Фактически нет, зачем ему приезжать?— Да просто так. На мой взгляд, здесь неплохое место для тренировки.До нас донеслись женские голоса, и мы повернулись в ту сторону. Две девушки в бикини, лет восемнадцати или девятнадцати, выгуливали овчарку. Собака все время рвалась в сторону от кромки воды, натягивая поводок и заставляя державшую его девушку потрудиться. Та какое-то время боролась с собакой, потом сдалась и позволила ей повести себя наискосок через пляж. Вторая девушка трусцой бежала за ними. Добежав до границы участка «ванильного мороженого», собака перестала натягивать поводок, и вся троица направилась в нашу сторону.Никвист не сводил с девушек глаз. У обеих были настоящие гривы длинных, густых, огрубевших на солнце волос. Одна — блондинка, другая — рыжая. Высокие и длинноногие, с безупречными бедрами и смеющимися лицами Калифорнийской Девушки, они словно только что спрыгнули с рекламного ролика в честь какого-то прохладительного напитка. Блондинка была в белом бикини, а рыжая в ядовито-зеленом. Когда между нами оставалось совсем ничего, собака остановилась, чихнула и стала отряхиваться. Рыжая девушка наклонилась и погладила ее, открыв взору большие, усыпанные веснушками груди.Никвист прошептал: «Стоп машина!» Потом, повысив голос, окликнул девушек:— Эгей! Трейси! Мария!Те обернулись.— Привет, — продолжал он, все еще во весь голос, — как жизнь, дамы?— Отлично, Тодд, — ответила рыжая.— Привет, Тодд, — сказала блондинка.Никвист потянулся, расплылся в улыбке и потер похожий на стиральную доску живот.— Прекрасно смотритесь, дамы. Ну что, старик Берни все так же боится воды?— Да, — вздохнула рыжеволосая девушка. — Такой трусишка. — Она снова повернулась к собаке. — Правда, бэби? Ты у нас просто маленький старый трус-боягуз.Словно обидевшись на эти слова, пес отвернулся, взрыл лапами песок и опять то ли чихнул, то ли кашлянул.— Смотри-ка, — сказал Никвист, — он, похоже, простудился.— Не-а, он просто боится, — возразила рыжая.— В таких случаях хорошо помогает витамин С. И В12 — надо измельчить таблетку и дать собаке вместе с едой.— А это кто, Тодд? — спросила блондинка. — Твой новый друг?— Друг хозяина.— Вот как? — улыбнулась рыжая девушка. Она посмотрела на блондинку, потом на меня. — Собираетесь повысить арендную плату?Я тоже улыбнулся.— Секундочку, док, — пробормотал Никвист и вприпрыжку подбежал к девушкам. Обняв, он притянул их к себе, словно проводил совещание игроков на футбольном поле во время матча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57