— Она могла быть в шоке, не осознавать, где находится, — возможно даже, она получила травму головы, забрела куда-то и потеряла сознание.— Следов крови не обнаружили.— Это могла быть закрытая черепно-мозговая травма. При сотрясении мозга крови не бывает.— Говоришь, забрела куда-то. Если ищешь счастливый конец, то не там. Его не будет, если вертолеты не найдут ее в самом скором времени. Ведь она уже больше пятидесяти часов находится без всякой помощи, под воздействием внешних условий. Если бы мне пришлось выбирать способ смерти, я предпочел бы озеро.Он снова встал и заходил по комнате.— Хочешь послушать кое-что пострашнее? Выдержишь?Я развел руки в стороны и выпятил грудь.— Валяй, бей.— Есть по меньшей мере еще два сценария, которые мы не рассматривали. Номер один: она действительно выбралась на берег, подождала у дороги, и кто-то действительно подобрал ее. Какой-нибудь мерзкий тип.— Псих на колесах?— Это возможная версия, Алекс. Красивая женщина, мокрая до нитки, беспомощная. Это могло оказаться привлекательным для человека с определенными... склонностями. Бог свидетель, мы такое видим достаточно часто — женщины, застрявшие на шоссе, и добрые самаритяне, которые на поверку оказываются никакими не добрыми, а совсем даже наоборот.Я сказал:— Это действительно страшно. Никто не заслуживает стольких страданий.— С каких это пор мера страданий отпускается по заслугам?— А номер два?— Самоубийство. Эту идею высказал шериф Готье. Сразу после того, как ты увез Мелиссу, Чикеринг начал всем объяснять, что ты ее психиатр, потом стал разглагольствовать о проблемах Джины — плохие гены и все такое. О том, что в Сан-Лабрадоре полно всяких чудаков. Может, он и охраняет дворцы богачей, но им самим не очень симпатизирует. Ну, так вот, Готье и говорит: раз такое дело, то почему не самоубийство? Видно, у них уже были случаи, когда люди бросались в водохранилище. Чикерингу это ужасно понравилось.— А что же Рэмп? Как он реагировал на это?— Рэмпа там не был о — Чикеринг не стал бы распускать язык в его присутствии. До него даже не дошло, что я все это слушаю.— А где был Рэмп?— Наверху, на шоссе. Похоже, ему стало плохо, и его взяли в машину «скорой», чтобы сделать ЭКГ.— С ним все в порядке?— Со стороны ЭКГ — да. Но вид у него был довольно дерьмовый. Когда я уезжал, с ним все еще возились.— Думаешь, игра?Майло пожал плечами.— Вопреки психологическим экскурсам Чикеринга, — рассуждал я, — не могу согласиться с версией самоубийства. Когда я разговаривал с ней, то не видел никаких признаков депрессии — ни малейшего даже намека. Напротив, она была настроена оптимистически. Ведь у нее было целых двадцать лет боли и страданий — достаточно для того, чтобы решиться наложить на себя руки. Зачем бы она стала делать это сейчас, когда уже жила в предвкушении определенной степени свободы?— Свобода может быть пугающей.— Всего пару дней назад ты говорил, что она была настолько опьянена свободой, что рванула в Вегас — отпраздновать это дело.— Все меняется, — сказал он. Потом проворчал: — Ты всегда находишь, чем осложнить мне жизнь.— А что может быть лучшей основой для дружбы? 25 Мы пошли взглянуть на Мелиссу. Она лежала на боку, лицом к спинке дивана; одеяло было плотно подоткнуто со всех сторон наподобие тугого кокона.Мадлен сидела у нее в ногах на самом краешке дивана и вязала крючком что-то розовое и бесформенное, сосредоточив все внимание на руках. Когда мы вошли, она подняла глаза от вязанья.— Она хоть раз просыпалась? — спросил я.— Non, месье.— А мистер Рэмп уже вернулся? — поинтересовался Майло.— Non, месье. — Ее пальцы замерли.— Давайте уложим ее в постель, — предложил я.— Qui, месье.Я взял Мелиссу на руки и отнес наверх, в ее комнату. Мадлен и Майло вошли следом за мной. Мадлен включила свет, убавила яркость и отвернула одеяло на кровати. Она долго возилась, укрывая Мелиссу и подтыкая одеяло, потом придвинула к кровати стул и уселась. Полезла в карман халата, достала свое вязанье и положила на колени. Она сидела неподвижно, стараясь не толкнуть кровать.Мелисса пошевелилась под одеялом, потом перевернулась на спину. Рот у нее был приоткрыт, дышала она медленно и размеренно.Майло с минуту понаблюдал за тем, как поднимается и опускается стеганое одеяло, потом сказал:— Мне пора двигаться. А у тебя какие планы?Вспомнив о ночных страхах маленькой девчушки, я ответил:— Останусь пока здесь.Майло кивнул.— Я тоже останусь, — сказала Мадлен. Она зацепила нить, сделала петлю вокруг крючка и принялась за работу.— Хорошо, — одобрил я ее решение. — Я буду внизу. Позовите меня, если она проснется.— Qui, месье. * * * Я сидел в одном из мягких кресел и думал о вещах, которые гнали от меня сон. Когда я последний раз смотрел на часы, было несколько минут второго ночи. Я заснул сидя и проснулся одеревеневший, с совершенно пересохшим ртом и покалыванием в затекших руках.Ничего не соображая, я резко выпрямился. Покалывания переместились, словно в калейдоскопе.Перед глазами световые пятна — синие, красные, изумрудно-зеленые, янтарно-желтые.Солнечный свет, просеивающийся сквозь кружевные шторы и цветные стекла витражей.Воскресенье.Я почувствовал себя осквернителем святыни. Словно задремал в церкви во время богослужения.Двадцать минут восьмого.Абсолютная тишина в доме.За ночь здесь установился какой-то затхлый запах. Или, может быть, он присутствовал все время.Я протер глаза и попытался навести ясность в мыслях. Встал, превозмогая боль в затекших мышцах, разгладил одежду, провел рукой по щетине на лице и потянулся. Боль дала мне понять, что не собирается так легко со мной расстаться.В гостевой ванной комнате, находившейся рядом с холлом, я плеснул водой в лицо, помассировал голову и отправился наверх.Мелисса все еще спала; ее волосы разметались по подушке, но лежали так красиво, что вряд ли это получилось случайно.Картина напоминала мне фотографию похорон викторианской эпохи. Похожие на ангелочков дети в украшенных кружевами гробиках.Я отогнал эти мысли и улыбнулся Мадлен.Розовая вещица была по-прежнему бесформенна, но удлинилась на полметра. Интересно, спала ли она вообще. Она сидела босиком, ее ступни были больше моих. Пара вельветовых шлепанцев аккуратно стояла на полу у кресла-качалки. Рядом со шлепанцами стоял телефон, перенесенный сюда с тумбочки.Я сказал:— Bonjour.Она взглянула на меня совершенно ясными, серьезными глазами, и крючок у нее в руках задвигался еще быстрее.— Месье. — Она нагнулась и поставила телефон на место.— Мистер Рэмп вернулся?Она бросила быстрый взгляд на Мелиссу. Покачала головой. От этого движения кресло заскрипело.Мелисса открыла глаза.Мадлен укоризненно посмотрела на меня.Я подошел к кровати.Мадлен начала раскачиваться. Скрип стал громче.Мелисса посмотрела на меня снизу вверх.Я улыбнулся ей, надеясь, что это выглядит не слишком жутко.Ее глаза округлились. Она пошевелила губами, силясь что-то сказать.— Привет, — произнес я.— Я... что... — Ее глаза заметались, не в состоянии ни на чем остановиться. На лице промелькнуло выражение панического страха. Она с усилием приподняла голову, но снова бессильно уронила ее. Закрыла и снова открыла глаза.Я сел и взял ее за руку. Она была мягкой и горячей. Я пощупал ей лоб. Теплый, но жара нет.Мадлен начала раскачиваться быстрее.Я почувствовал, что Мелисса сжимает мои пальцы.— Я...Что... Мама.— Ее продолжают искать, Мелисса.— Мама. — Ее глаза наполнились слезами. Она закрыла их.Мадлен моментально оказалась рядом с бумажной салфеткой для нее и укоризненным выражением на лице для меня.В следующую секунду Мелисса уже опять спала. * * * Я подождал, пока ее сон не стал более глубоким, добился от Мадлен того, что было нужно, и спустился вниз. Лупе и Ребекка там пылесосили и мыли. Когда я проходил мимо, они отвели глаза.Я вышел из дома в неясный свет, от которого лес вокруг дома казался серым. Когда я открывал дверцу «севиля», по подъездной дорожке с ревом подкатил белый «сааб-турбо». Он резко остановился, рев мотора умолк, и из машины вышли оба Гэбни, Урсула — со стороны водителя.На ней был облегающий костюм из плотной ткани и белая блузка, и накрашена она была гораздо скромнее, чем тогда в клинике. От этого она казалась усталой, но зато моложе. Каждый волосок по-прежнему был на своем месте, но прическе не хватало общего блеска.Ее муж сменил ковбойский наряд на пиджак в мелкую коричнево-бежевую клетку, бежевые брюки, остроносые туфли из замши шоколадного цвета, белую рубашку и зеленый галстук.Она подождала, чтобы он взял ее под руку. Разница в росте производила почти комическое впечатление, но выражение их лиц исключало всякую шутку. Они направились ко мне, шагая в ногу и наводя на мысль о похоронной процессии.— Доктор Делавэр, — сказал Лео Гэбни. — Мы регулярно звонили в полицейское управление и только что получили это ужасное известие от начальника полиции Чикеринга. — Свободной рукой он тер свой высокий лоб. — Ужасно.Его жена закусила губу. Он похлопал ее по руке.— Как Мелисса? — очень тихо спросила она.Удивленный этим вопросом, я ответил:— Спит.— О, вот как?— Похоже, что сейчас это ее основная защитная реакция.— Такое нередко встречается, — заметил Лео. — Защитный уход в себя. Надеюсь, вам известно, как важно непрерывно следить за этим состоянием, так как иногда оно является прелюдией к затяжной депрессии.— Я буду наблюдать за ней.— Ей что-нибудь дали, чтобы она уснула? — спросила Урсула.— Насколько я знаю, нет.— Это хорошо, — сказала она. — Лучше всего обойтись без транквилизаторов. Чтобы... — Она снова закусила губу. — Боже, мне так жаль. Я правда... это просто... — Она покачала головой, поджала губы так, что они совсем исчезли, и посмотрела наверх, на небо. — Что можно сказать в такую минуту?— Ужасно, — повторил ее муж. — Можно сказать, что это чертовски ужасно, и чувствовать боль, смиряясь с неадекватностью языка.Он еще раз похлопал ее по руке. Она смотрела мимо него, на персиковый фасад дома. Мне показалось, что это был взгляд в никуда.— Ужасно, — сказал еще раз муж с видом преподавателя, пытающегося развязать дискуссию. — Кто может знать, как все сложится?Когда ни жена, ни я ему не ответили, он продолжал:— Чикеринг предположил самоубийство — выступил в качестве психолога-дилетанта. Чепуха чистой воды — я так ему и сказал. У нее никогда не наблюдалось ни на йоту депрессии, скрытой или явной. Напротив, ее можно назвать крепкой женщиной, если учитывать, через что ей пришлось пройти.Он снова многозначительно замолчал. Где-то в гуще деревьев пересмешник передразнил сойку. Гэбни раздраженно глянул в том направлении и повернулся к жене. Она витала где-то в другом месте.Я спросил:— Во время лечебных сеансов она упоминала о чем-нибудь таком, что объясняло бы, зачем она приехала к водохранилищу?— Нет, — ответил Лео. — Никогда ни о чем подобном от нее не слышал. Да и вообще, что она решилась ехать одна, является полнейшей импровизацией. В том-то и дел о, черт побери! Если бы она придерживалась лечебного плана, ничего подобного просто не могло бы случиться. Никакой самодеятельности раньше за ней не водилось.Урсула по-прежнему не говорила ни слова. Я не заметил, когда она высвободила руку.— Может быть, она подверглась какому-то необычному стрессу — я имею в виду, не считая ее агорафобии? — спросил я.— Нет, абсолютно ничего похожего, — ответил Гэбни. — Ее стрессовый уровень был ниже, чем когда-либо, а состояние улучшалось с поразительной быстротой.Я повернулся к Урсуле. Она продолжала смотреть на дом, но все же покачала головой.— Нет, — сказала она, — ничего такого не было.— Чем объясняется направление ваших вопросов, доктор Делавэр? — поинтересовался Гэбни. — Надеюсь, уж вы-то не думаете, что имело место самоубийство? — Он приблизил свое лицо к моему. Один глаз у него был более светлого голубого оттенка, чем другой. Взгляд обоих был ясен и тверд. Там было больше любопытства, чем агрессивности.— Просто пытаюсь найти во всем этом хоть какой-нибудь смысл.Он положил руку мне на плечо.— Понимаю. Это только естественно. Но боюсь, что грустный смысл всего этого сводится к тому, что она переоценила свой прогресс и отступила от лечебного плана. Смысл здесь заключается в том, что мы никогда не сможем докопаться до смысла.Он вздохнул, снова отер лоб, хотя тот был абсолютно сух.— Кто лучше нас, лечебников, знает, что человеческим существам свойственно упорствовать в своей достойной сожаления привычке быть непредсказуемыми? Тем из нас, кто не находит в себе сил иметь с этим дело, следует, наверное, заняться физикой.Голова его жены резко повернулась на четверть оборота.— Нет, я далек от того, чтобы осуждать ее, — продолжал Гэбни. — Это была приятная, добрейшая женщина. И страданий на ее долю выпало сверх всякой меры. Произошел просто один из этих неприятных несчастных случаев. — Он пожал плечами. — После стольких лет практической лечебной работы приобретаешь способность мириться с трагическим. Определенно приобретаешь эту способность.Он потянулся к руке Урсулы. Она позволила ему прикоснуться к себе на секунду, потом отстранилась и стала быстро подниматься по белым ступеням. Ее высокие каблуки громко стучали, а длинные ноги казались слишком элегантными для такой высокой скорости. Она выглядела и сексуальной и неуклюжей одновременно. Достигнув входной двери, она прижала ладони к чосеровской резьбе, словно дерево, из которого была сделана дверь, обладало целительной силой.— Она так чувствительна, — очень тихо сказал Гэбни. — Слишком близко все принимает к сердцу.— Я не знал, что это недостаток.— Ну, подождите еще несколько лет, — улыбнулся он. — Так значит, это вы отвечаете за эмоциональное благополучие семьи?— Нет, одной только Мелиссы.Он кивнул.— Она, несомненно, ранима. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться к нам за консультацией в случае необходимости.— Нельзя ли взглянуть на историю болезни миссис Рэмп?— На ее историю? Наверно, можно, но зачем?— Ответ, пожалуй, будет тот же, что и прежде. Хотелось бы найти в этом какой-то смысл.Он одарил меня профессорской улыбкой.— Ее история для этой цели вам не подойдет. В ней нет ничего... сенсационного. То есть мы избегаем всех этих обычных, анекдотичных ляпов типа навязчиво-подробных описаний каждого чоха и вздоха пациента, этих прелестных воспоминаний в духе Эдипова комплекса и многосерийных снов, столь обожаемых киносценаристами. Мои исследования показали, что все это мало влияет на результат лечения. Чаще всего врач строчит в истории болезни лишь для того, чтобы ощутить собственную полезность; он почти никогда не дает себе труда вернуться к записям и перечитать их, а если и делает это, то ничего полезного не находит. Поэтому мы разработали свой метод ведения записей, обеспечивающий большую степень объективности. Поведенческая симптомология. Объективно определяемые цели.— А записи о групповых занятиях?— Мы их не ведем. Потому что не концептуализируем группы как способ лечения. Сами по себе бесструктурные занятия в группах не имеют большой чисто лечебной ценности. Два пациента с идентичными симптомами могли прийти к своему патологическому состоянию совершенно различными путями. Каждый из них выработал свою уникальную модель искаженного восприятия. Как только пациент меняется, ему может быть полезно поговорить с другими пациентами, испытавшими улучшение. Такое общение ценно хотя бы просто в качестве социальной подпорки.— Общение как награда за улучшение состояния пациента.— Именно так. Но мы удерживаем беседу в позитивном русле. Стремимся к непринужденности. Ничего не записываем и не делаем вообще ничего такого, что могло бы показаться чересчур специальным.Вспомнив, что говорила Урсула о намерении Джины поговорить в группе о Мелиссе, я спросил:— Вы не поощряете разговоров между ними об их проблемах?— Я бы предпочел рассматривать групповые обсуждения как средство укрепить позитивность вообще.— Видимо, сейчас перед вами встанет сложная проблема. Помочь остальным вашим пациентам пережить то, что случилось с Джиной.Продолжая смотреть на меня, он полез в карман и достал пакетик жевательной резинки. Развернув две пластинки, он слепил их вместе и отправил в рот.— Если вам нужна ее история болезни, буду рад сделать для вас копию.— Был бы весьма признателен.— Куда вам послать ее?— У вашей жены есть мой адрес.— Понятно. — Он снова взглянул на Урсулу. Она отошла от двери и медленно спускалась по ступеням.— Итак, — сказал он, — дочь спит?Я кивнул.— А как себя чувствует муж?— Он еще не возвращался домой. Нет ли у вас каких-либо психологических соображений на его счет?Он склонил голову к одному плечу, переступил на освещенное солнцем место, и его седые волосы засияли, словно нимб.— Он кажется довольно приятным человеком. Несколько пассивным. Они ведь недавно женаты, так что к возникновению и развитию ее патологии он не причастен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57