«Вот видите, в замке его нет».
– Значит, вы намерены сдаться? – спросил коннетабль.
– Да, мессир, но мы, будучи людьми честными, намерены это сделать спустя некоторое время, ибо не хотим, чтобы дон Педро, когда он вернется, обвинил нас, будто мы его предали без сопротивления.
– Но говорят, что король в замке, – заметил дон Энрике.
Испанец улыбнулся.
– Король очень далеко, – ответил он, – и зачем ему приезжать сюда, где людям, вроде нас, обложенным вами со всех сторон, остается лишь один выбор – погибнуть от голода или просить пощады.
Коннетабль и король снова посмотрели на Аженора.
– Чего именно вы просите? – спросил Дюгеклен. – Изложите ваши условия.
– Мы просим десятидневной передышки, чтобы дать дону Педро время придти нам на помощь, – ответил офицер. – По истечении этого срока мы сдадимся.
– Послушайте, вы положительно утверждаете, что дона Педро нет в крепости? – спросил король.
– Я утверждаю это, ваше величество, иначе мы не просили бы у вас разрешения покинуть замок. Ведь если мы выйдем из крепости, вы увидите всех нас, а значит, опознаете короля. Если мы солжем, вы накажете нас. И если вы возьмете в плен короля, то вы, вероятно, не пощадите его?
Последняя фраза была вопросом, на который коннетабль не дал ответа. Энрике де Трастамаре хватило самообладания погасить кровожадный блеск, который зажгло в его глазах предположение о захвате дона Педро.
– Мы предоставляем вам передышку, но никто не должен покидать замок, – сказал коннетабль.
– Но как быть с продовольствием, сеньор? – спросил офицер.
– Мы будем снабжать вас припасами и заходить к вам, но никто из вас не должен покидать замок.
– Но это не совсем обычное перемирие, – смущенно возразил офицер.
– Зачем вам выходить из крепости? Чтобы бежать? – спросил коннетабль. – Но ведь через десять дней мы вам всем даруем жизнь.
– Я согласен и принимаю ваши условия, – ответил офицер. – Ручаетесь ли вы вашим словом, мессир?
– Позволите ли вы, ваша светлость, дать слово? – спросил Бертран у короля Энрике.
– Позволяю, коннетабль.
– Я даю слово, что предоставляю вам десять дней перемирия и гарантирую жизнь всему гарнизону, – объявил Дюгеклен.
– Всему? – спросил офицер.
– Разумеется! – воскликнул Молеон. – Исключений быть не может, поскольку вы сами утверждаете, что дона Педро в крепости нет.
Это восклицание вырвалось у молодого человека вопреки почтению, которое он обязан был оказывать обоим главнокомандующим, но он радовался тому, что напомнил о доне Педро, ибо явная бледность, словно облако, покрыла лицо дона Родриго де Санатриаса.
Парламентер откланялся и удалился.
– Теперь вы убеждены, мой юный упрямец и несчастный любовник? – спросил король, когда дон Родриго ушел.
– Да, сир, я убежден, что дон Педро в Монтеле и что через неделю он будет в ваших руках! – ответил Аженор.
– Ну и ну! – воскликнул король. – Какое упрямство!
– А ведь он не бретонец, – усмехнулся Бертран.
– Господа, дон Педро играет ту же игру, которую хотели разыграть мы, – продолжал Аженор. – Он уверен, что не сможет пробиться силой и пытается прибегнуть к хитрости. Ему удалось убедить вас, что его нет в замке, вы предоставляете перемирие, вы небрежно несете охрану. Так вот, он вырвется! Да, он вырвется, повторяю я, и убежит, но я надеюсь, что мы будем на страже. То, что вам доказывает, будто его нет в Монтеле, мне доказывает, что дон Педро в замке.
Аженор покинул шатер короля и коннетабля с понятным раздражением.
– Мюзарон, найди самую высокую палатку в лагере и водрузи над ней мой флаг, чтобы он был прекрасно виден из замка. Аиссе известен мой флаг, она, видя его, будет знать, что я рядом, и сохранит все свое мужество. А наши враги, видя мой стяг на насыпном валу, пусть думают, что я здесь, и не подозревают, что мы с тобой снова заберемся в пещеру у источника. Пошли, мой бравый Мюзарон, вперед!
XXII. Хитрость побежденного
Король Энрике и коннетабль увели войска от Монтеля. Насыпной вал вокруг замка остались охранять всего две тысячи бретонцев под командованием Виллана Заики.
Молеона вдохновляла любовь, и каждое его суждение было совершенно правильным. Он в самом деле говорил так, словно слышал все, что происходило в замке.
Примчавшись в замок после битвы, запыхавшийся, растерянный, взбешенный дон Педро рухнул в комнате Мотриля на ковер и замер неподвижно, безмолвный и недоступный, пытаясь сверхчеловеческим усилием воли удержать в самой глубине сердца гнев и отчаяние, которые клокотали в его душе.
Все его друзья погибли! Его прекрасная армия разбита! Все надежды отомстить и добиться славы уничтожены в один день!
Теперь его ждет бегство, изгнание, нищета? Мелкие, постыдные и бесплодные схватки с врагом? И недостойная смерть на каком-нибудь бесславном поле боя?
Друзей у него больше не осталось! Этот король, который никогда никого не любил, испытывал жесточайшие муки, сомневаясь в любви к нему других людей. Почти все короли путают уважение, которое люди обязаны им оказывать, с любовью, которую они должны были бы внушать людям. Имея первое, они обходятся без второй.
Дон Педро увидел, что в комнату вошел Мотриль, покрытый какими-то бурыми пятнами. Доспехи его были изрешечены, из пробоин текла кровь.
Мавр был мертвенно-бледеным. Глаза его горели дикой решительностью. Он уже не был покорным, раболепным сарацином; перед королем стоял гордый и несговорчивый человек, который обратился к дону Педро как к равному.
– Значит, король дон Педро, ты побежден? – спросил он.
Дон Педро поднял голову и по холодным глазам мавра понял, что поведение Мотриля полностью изменилось.
– Да, – ответил дон Педро, – и больше уже не встану на ноги.
– Ты пал духом, – сказал Мотриль. – Значит, твой Бог слабее нашего Бога. Я ведь тоже побежден и изранен, но не впадаю в отчаяние… Я молился и вот снова полон сил.
Дон Педро покорно опустил голову.
– Ты правду говоришь, – согласился он, – я забыл о Боге.
– Несчастный король! Ты не знаешь, в чем твое величайшее горе. Вместе с короной ты потеряешь жизнь.
Дон Педро вздрогнул, грозно взглянув на Мотриля.
– Ты убьешь меня? – спросил он.
– Убью тебя? Я твой друг, а ты, король дон Педро, сходишь с ума. У тебя и без меня вполне хватает врагов, и мне, если бы я хотел твоей смерти, не пришлось бы омывать свои руки в твоей крови. Встань и посмотри вместе со мной на равнину.
Равнину, действительно, заполняли копья и латы, которые, сверкая в лучах заходящего солнца, медленно охватывали Монтель огненным, все более плотным кольцом.
– Нас окружают! Ты сам видишь, дон Педро, что мы погибли! – воскликнул Мотриль. – Ибо этот неприступный замок, если бы мы даже имели запасы продовольствия, не может прокормить ни гарнизон, ни тебя самого… Они тебя видели и обкладывают со всех сторон. Ты обречен.
– Видели?! Кто видел? – помолчав, спросил дон Педро.
– Неужели ты думаешь, что Виллан Заика поднял здесь свое знамя, чтобы взять Монтель, эту жалкую лачугу? Постой, видишь вдали стяги, это подходят отряды коннетабля… А к чему коннетаблю Монтель? Им замок не нужен, они ищут тебя, да, они хотят взять тебя в плен.
– Живым я им не дамся, – ответил дон Педро. Теперь промолчал Мотриль.
– Ты преданный друг, человек, исполненный надежды, и у тебя не хватает сил сказать своему королю: «Живите и надейтесь».
– Я ищу способ вытащить тебя отсюда, – возразил Мотриль.
– Ты изгоняешь меня?
– Я хочу спасти свою жизнь, не желаю быть вынужденным убить донью Аиссу из страха, что она окажется во власти христиан.
При имени Аиссы краска залила лоб дона Педро.
– Из-за нее я и попал в ловушку, – прошептал он. – Если бы я не желал снова ее увидеть, я бежал бы в Толедо. Этот город способен выдержать осаду, там не умрешь от голода. Толедцы меня любят и готовы отдать за меня жизнь. Под Толедо я мог бы дать последнее сражение, погибнуть со славой и, как знать, убить Энрике де Трастамаре, этого бастарда Альфонса. Но женщина сгубила меня.
– Я тоже предпочел бы видеть тебя в Толедо, – холодно согласился мавр, – потому что, не будь тебя здесь, я уладил бы и твои и мои дела…
– А здесь ты ничего не сделаешь для меня! – воскликнул дон Педро, который снова дал волю своей ярости. – Ну что ж, презренный, пусть я кончу свои дни здесь, но я накажу тебя за твои преступления и твое вероломство, я вкушу последнее счастье. Аисса, которую ты предложил мне в качестве приманки, сегодня же ночью будет моей.
– Ты ошибаешься, Аисса не будет принадлежать тебе, – спокойно возразил мавр.
– Не забывай, что у меня здесь три сотни солдат.
– А ты помни, что не выйдешь из этой комнаты без моего разрешения, что ты будешь лежать мертвым у моих ног, если двинешься с места, и я брошу твой труп солдатам коннетабля, которые примут мой подарок с криками радости.
– Предатель! – пробормотал дон Педро.
– Безумец! Слепец! Неблагодарный! – вскричал Мотриль. – Скажи лучше, спаситель! Ты можешь бежать, вместе со свободой ты можешь отвоевать все – богатство, корону, славу. Беги же немедля, не серди Бога своей похотью и злодейством, не оскорбляй единственного друга, который у тебя остался.
– И этот друг смеет так разговаривать со мной!
– А ты предпочел бы, чтобы он, угождая тебе, выдал тебя врагам?
– Я покоряюсь… Что ты намерен делать?
– Я пошлю к бретонцам, которые за тобой охотятся, герольда. Они думают, что ты здесь, нам надо обмануть их. Убедившись, что они потеряли надежду на столь славную добычу, мы используем эти мгновенья, и ты бежишь при первой возможности, которую предоставит тебе их беспечность. Давай поищем, есть ли у тебя в замке преданный, умный человек, кого ты мог бы послать к бретонцам.
– У меня есть офицер Родриго де Санатриас, он всем мне обязан.
– Этого мало. Надеется ли он получить от тебя еще что-нибудь?
– Ты прав, – с горечью усмехнулся дон Педро, – наш друг лишь тот, кто надеется что-то получить. Ну ладно, я внушу ему надежду.
– Хорошо, пусть он придет!
Пока король вызывал Санатриаса, Мотриль призвал нескольких мавров, которых поставил на часах у двери в комнату Аиссы.
Часть ночи дон Педро провел за обсуждением с испанцем способов вступить в переговоры с врагом. Родриго был столь же умен, сколь и предан; он, кстати, понимал, что от дона Педро зависит спасение всех в замке и что победители, пытаясь захватить поверженного короля, принесут в жертву десять тысяч солдат, сроют скалу, истребят всех железом или уморят голодом, но своей цели добьются.
На рассвете дон Педро в отчаянии увидел знамена дона Энрике де Трастамаре и уверился, что возьмут в Монтеле не только гарнизон, раз король не пошел на Толедо, а коннетабль изменил свои планы.
Дон Педро сразу же послал парламентером Родриго де Санатриаса, который, как мы уже знаем, умело и с успехом исполнил его поручение.
Он принес в замок вести, которые обрадовали осажденных.
Дон Педро долго расспрашивал Родриго обо всех подробностях, каждая из которых приводила его к благоприятным выводам; уход войск короля и коннетабля окончательно доказал дону Педро, насколько осмотрительным и полезным был совет мавра.
– Теперь перед нами просто обычный враг, – сказал Мотриль. – Наступит темная ночь, и мы будем спасены.
Дон Педро был вне себя от радости; он стал разговорчив и ласков с Мотрилем.
– Послушай, я понимаю, что обращался с тобой плохо, – сказал он Мотрилю. – Ты заслуживаешь большего, чем быть министром низложенного короля. Я женюсь на Аиссе, и нас с тобой свяжут нерасторжимые узы. Бог покинул меня, и я оставлю Бога. Я стану поклонником Магомета, ибо это он твоими устами спасает меня. Сарацины видели меня в деле, им известно, что я хороший полководец и храбрый солдат; я помогу им отвоевать Испанию и, если они сочтут меня достойным управлять ими, сяду на трон обеих Кастилии как магометанский султан, чтобы посрамить христианский мир, который погряз в междоусобицах, вместо того чтобы принимать всерьез интересы веры.
Мотриль с мрачным недоверием выслушивал обещания, подсказанные страхом или воодушевлением.
– Сперва беги, а там видно будет, – заметил он.
– Я хочу, чтобы у моих обещаний была более надежная гарантия, чем простое слово, – возразил дон Педро. – Призови сюда Аиссу, я дам слово жениться на ней, ты запишешь мои клятвы, и я скреплю их подписью, и все трое мы заключим союз вместо обычного соглашения.
Связывая себя этой клятвой, дон Педро вновь обретал всю свою хитрость, всю свою былую силу. Он прекрасно чувствовал, что, давая Мотрилю надежду на будущее, он тем самым мешает ему полностью бросить дело короля: не имея этой надежды, он выдаст его врагам.
Мотриль тоже думал об этом и надеялся спасти дона Педро, то есть снова разжечь войну, все плоды которой послужат делу мусульман; если же дон Педро будет взят в плен или убит, то у сарацин больше не останется повода продолжать разорительную войну с непобедимым отныне врагом.
Дон Педро был искусным полководцем, о чем хорошо знал Мотриль; ему были известны все возможности мавров, и, примирившись с христианами, он мог принести мусульманам непоправимый вред.
Кстати, преступление и честолюбие связывали Мотриля и дона Педро теми загадочными, крепкими узами, продолжительность и прочность которых нельзя измерить.
Поэтому мавр благосклонно выслушал дона Педро и ответил:
– Я с благодарностью принимаю ваши предложения, мой король, и помогу вам их осуществить. Вы желаете видеть Аиссу, я позволю вам увидеть ее. Только не волнуйте ее скромность своими слишком пылкими речами, не забывайте, что она едва оправилась от жестокой болезни…
– Я буду помнить об этом, – ответил дон Педро. Мотриль послал за Аиссой, которую тревожило отсутствие вестей от Молеона. Звон оружия, топот слуг и солдат возвещали о неотвратимо надвигающейся опасности, прежде всего о том, что ее пугало, – о приезде дона Педро; но она не знала, что он уже в замке.
Мотриль, надававший ей множество обещаний, опять был вынужден солгать Аиссе. Он очень боялся, что она расскажет королю о смерти Марии Падильи. Эта встреча была опасной, но отказать в ней королю Мотриль не мог. До сего дня Мотрилю удавалось избегать всяческих объяснений, но на этот раз ему станут задавать вопросы, а Аисса отвечать на них…
– Аисса, я пришел сообщить вам, что дон Педро разбит и укрылся в замке, – сказал мавр.
Аисса побледнела.
– Он желает видеть вас и говорить с вами, не отказывайте ему, ибо здесь приказывает он… Кстати, сегодня ночью он уезжает… и лучше с ним не ссориться.
Казалось, Аисса поверила словам мавра. Но мучительное беспокойство предупреждало Аиссу, что ее ждет новое испытание.
– Я не хочу ни говорить с королем, ни встречаться с ним до тех пор, пока не увижу сира де Молеона, которого вы обещали привезти в замок победителем или побежденным, – заявила она.
– Но дон Педро ждет…
– А мне какое дело!
– Здесь повелевает он, повторяю вам.
– У меня есть способ избавиться от его власти, как вам прекрасно известно… Вы помните, что обещали мне?
– Я сдержу свои обещания, Аисса, но помогите мне.
– Я никому не буду помогать обманывать.
– Хорошо… Тогда выдайте королю мою голову, я готов к смерти.
Эта угроза всегда действовала на Аиссу. Привыкшая к спорому на расправу арабскому правосудию, она знала, что голову сносят по одному мановению руки господина, и могла верить, что голова Мотриля под сильной угрозой.
– Что скажет мне король? – спросила она. – И где он будет говорить со мной?
– В моем присутствии.
– Этого мало. Я хочу, чтобы при беседе присутствовали и другие люди.
– Я обещаю вам это.
– Я желаю быть в этом уверена.
– Каким образом?
– Комната, где мы находимся, выходит на площадку замка. Заполните людьми эту площадку, пусть меня сопровождают мои служанки. Мои носилки вынесут туда, и я выслушаю все, что мне скажет король.
– Все ваши желания будут исполнены, донья Аисса.
– Ну и что скажет мне дон Педро?
– Он предложит вам стать его женой.
Аисса отчаянно всплеснула руками в знак протеста.
– Я прекрасно знаю, что вы против этого, – перебил ее Мотриль, – но дайте королю высказать его желание… Не забывайте, что сегодня ночью он уезжает…
– Я все равно не отвечу ему.
– Наоборот, Аисса, вы дадите учтивый ответ. Вы сами видите, что замок окружают испанские и бретонские солдаты; эти люди грубо схватят нас и казнят, если вместе с нами возьмут короля. Чтобы нам спастись, надо дать дону Педро уехать.
– А как же сир де Молеон?
– Он не сможет нас спасти, если дон Педро останется в замке.
– Вы лжете, – возразила Аисса, – вы даже не можете обещать мне привести его ко мне. Где он? Что с ним? Жив ли он?
В это мгновенье Мюзарон по приказу своего господина высоко поднял его знамя, хорошо знакомое Аиссе. Девушка увидела этот дорогой сердцу знак. В экстазе сложив на груди руки, она воскликнула:
– Он видит меня! Он меня слышит! Простите меня, Мотриль, я напрасно подозревала вас… Ступайте и передайте королю, что я сейчас выйду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Значит, вы намерены сдаться? – спросил коннетабль.
– Да, мессир, но мы, будучи людьми честными, намерены это сделать спустя некоторое время, ибо не хотим, чтобы дон Педро, когда он вернется, обвинил нас, будто мы его предали без сопротивления.
– Но говорят, что король в замке, – заметил дон Энрике.
Испанец улыбнулся.
– Король очень далеко, – ответил он, – и зачем ему приезжать сюда, где людям, вроде нас, обложенным вами со всех сторон, остается лишь один выбор – погибнуть от голода или просить пощады.
Коннетабль и король снова посмотрели на Аженора.
– Чего именно вы просите? – спросил Дюгеклен. – Изложите ваши условия.
– Мы просим десятидневной передышки, чтобы дать дону Педро время придти нам на помощь, – ответил офицер. – По истечении этого срока мы сдадимся.
– Послушайте, вы положительно утверждаете, что дона Педро нет в крепости? – спросил король.
– Я утверждаю это, ваше величество, иначе мы не просили бы у вас разрешения покинуть замок. Ведь если мы выйдем из крепости, вы увидите всех нас, а значит, опознаете короля. Если мы солжем, вы накажете нас. И если вы возьмете в плен короля, то вы, вероятно, не пощадите его?
Последняя фраза была вопросом, на который коннетабль не дал ответа. Энрике де Трастамаре хватило самообладания погасить кровожадный блеск, который зажгло в его глазах предположение о захвате дона Педро.
– Мы предоставляем вам передышку, но никто не должен покидать замок, – сказал коннетабль.
– Но как быть с продовольствием, сеньор? – спросил офицер.
– Мы будем снабжать вас припасами и заходить к вам, но никто из вас не должен покидать замок.
– Но это не совсем обычное перемирие, – смущенно возразил офицер.
– Зачем вам выходить из крепости? Чтобы бежать? – спросил коннетабль. – Но ведь через десять дней мы вам всем даруем жизнь.
– Я согласен и принимаю ваши условия, – ответил офицер. – Ручаетесь ли вы вашим словом, мессир?
– Позволите ли вы, ваша светлость, дать слово? – спросил Бертран у короля Энрике.
– Позволяю, коннетабль.
– Я даю слово, что предоставляю вам десять дней перемирия и гарантирую жизнь всему гарнизону, – объявил Дюгеклен.
– Всему? – спросил офицер.
– Разумеется! – воскликнул Молеон. – Исключений быть не может, поскольку вы сами утверждаете, что дона Педро в крепости нет.
Это восклицание вырвалось у молодого человека вопреки почтению, которое он обязан был оказывать обоим главнокомандующим, но он радовался тому, что напомнил о доне Педро, ибо явная бледность, словно облако, покрыла лицо дона Родриго де Санатриаса.
Парламентер откланялся и удалился.
– Теперь вы убеждены, мой юный упрямец и несчастный любовник? – спросил король, когда дон Родриго ушел.
– Да, сир, я убежден, что дон Педро в Монтеле и что через неделю он будет в ваших руках! – ответил Аженор.
– Ну и ну! – воскликнул король. – Какое упрямство!
– А ведь он не бретонец, – усмехнулся Бертран.
– Господа, дон Педро играет ту же игру, которую хотели разыграть мы, – продолжал Аженор. – Он уверен, что не сможет пробиться силой и пытается прибегнуть к хитрости. Ему удалось убедить вас, что его нет в замке, вы предоставляете перемирие, вы небрежно несете охрану. Так вот, он вырвется! Да, он вырвется, повторяю я, и убежит, но я надеюсь, что мы будем на страже. То, что вам доказывает, будто его нет в Монтеле, мне доказывает, что дон Педро в замке.
Аженор покинул шатер короля и коннетабля с понятным раздражением.
– Мюзарон, найди самую высокую палатку в лагере и водрузи над ней мой флаг, чтобы он был прекрасно виден из замка. Аиссе известен мой флаг, она, видя его, будет знать, что я рядом, и сохранит все свое мужество. А наши враги, видя мой стяг на насыпном валу, пусть думают, что я здесь, и не подозревают, что мы с тобой снова заберемся в пещеру у источника. Пошли, мой бравый Мюзарон, вперед!
XXII. Хитрость побежденного
Король Энрике и коннетабль увели войска от Монтеля. Насыпной вал вокруг замка остались охранять всего две тысячи бретонцев под командованием Виллана Заики.
Молеона вдохновляла любовь, и каждое его суждение было совершенно правильным. Он в самом деле говорил так, словно слышал все, что происходило в замке.
Примчавшись в замок после битвы, запыхавшийся, растерянный, взбешенный дон Педро рухнул в комнате Мотриля на ковер и замер неподвижно, безмолвный и недоступный, пытаясь сверхчеловеческим усилием воли удержать в самой глубине сердца гнев и отчаяние, которые клокотали в его душе.
Все его друзья погибли! Его прекрасная армия разбита! Все надежды отомстить и добиться славы уничтожены в один день!
Теперь его ждет бегство, изгнание, нищета? Мелкие, постыдные и бесплодные схватки с врагом? И недостойная смерть на каком-нибудь бесславном поле боя?
Друзей у него больше не осталось! Этот король, который никогда никого не любил, испытывал жесточайшие муки, сомневаясь в любви к нему других людей. Почти все короли путают уважение, которое люди обязаны им оказывать, с любовью, которую они должны были бы внушать людям. Имея первое, они обходятся без второй.
Дон Педро увидел, что в комнату вошел Мотриль, покрытый какими-то бурыми пятнами. Доспехи его были изрешечены, из пробоин текла кровь.
Мавр был мертвенно-бледеным. Глаза его горели дикой решительностью. Он уже не был покорным, раболепным сарацином; перед королем стоял гордый и несговорчивый человек, который обратился к дону Педро как к равному.
– Значит, король дон Педро, ты побежден? – спросил он.
Дон Педро поднял голову и по холодным глазам мавра понял, что поведение Мотриля полностью изменилось.
– Да, – ответил дон Педро, – и больше уже не встану на ноги.
– Ты пал духом, – сказал Мотриль. – Значит, твой Бог слабее нашего Бога. Я ведь тоже побежден и изранен, но не впадаю в отчаяние… Я молился и вот снова полон сил.
Дон Педро покорно опустил голову.
– Ты правду говоришь, – согласился он, – я забыл о Боге.
– Несчастный король! Ты не знаешь, в чем твое величайшее горе. Вместе с короной ты потеряешь жизнь.
Дон Педро вздрогнул, грозно взглянув на Мотриля.
– Ты убьешь меня? – спросил он.
– Убью тебя? Я твой друг, а ты, король дон Педро, сходишь с ума. У тебя и без меня вполне хватает врагов, и мне, если бы я хотел твоей смерти, не пришлось бы омывать свои руки в твоей крови. Встань и посмотри вместе со мной на равнину.
Равнину, действительно, заполняли копья и латы, которые, сверкая в лучах заходящего солнца, медленно охватывали Монтель огненным, все более плотным кольцом.
– Нас окружают! Ты сам видишь, дон Педро, что мы погибли! – воскликнул Мотриль. – Ибо этот неприступный замок, если бы мы даже имели запасы продовольствия, не может прокормить ни гарнизон, ни тебя самого… Они тебя видели и обкладывают со всех сторон. Ты обречен.
– Видели?! Кто видел? – помолчав, спросил дон Педро.
– Неужели ты думаешь, что Виллан Заика поднял здесь свое знамя, чтобы взять Монтель, эту жалкую лачугу? Постой, видишь вдали стяги, это подходят отряды коннетабля… А к чему коннетаблю Монтель? Им замок не нужен, они ищут тебя, да, они хотят взять тебя в плен.
– Живым я им не дамся, – ответил дон Педро. Теперь промолчал Мотриль.
– Ты преданный друг, человек, исполненный надежды, и у тебя не хватает сил сказать своему королю: «Живите и надейтесь».
– Я ищу способ вытащить тебя отсюда, – возразил Мотриль.
– Ты изгоняешь меня?
– Я хочу спасти свою жизнь, не желаю быть вынужденным убить донью Аиссу из страха, что она окажется во власти христиан.
При имени Аиссы краска залила лоб дона Педро.
– Из-за нее я и попал в ловушку, – прошептал он. – Если бы я не желал снова ее увидеть, я бежал бы в Толедо. Этот город способен выдержать осаду, там не умрешь от голода. Толедцы меня любят и готовы отдать за меня жизнь. Под Толедо я мог бы дать последнее сражение, погибнуть со славой и, как знать, убить Энрике де Трастамаре, этого бастарда Альфонса. Но женщина сгубила меня.
– Я тоже предпочел бы видеть тебя в Толедо, – холодно согласился мавр, – потому что, не будь тебя здесь, я уладил бы и твои и мои дела…
– А здесь ты ничего не сделаешь для меня! – воскликнул дон Педро, который снова дал волю своей ярости. – Ну что ж, презренный, пусть я кончу свои дни здесь, но я накажу тебя за твои преступления и твое вероломство, я вкушу последнее счастье. Аисса, которую ты предложил мне в качестве приманки, сегодня же ночью будет моей.
– Ты ошибаешься, Аисса не будет принадлежать тебе, – спокойно возразил мавр.
– Не забывай, что у меня здесь три сотни солдат.
– А ты помни, что не выйдешь из этой комнаты без моего разрешения, что ты будешь лежать мертвым у моих ног, если двинешься с места, и я брошу твой труп солдатам коннетабля, которые примут мой подарок с криками радости.
– Предатель! – пробормотал дон Педро.
– Безумец! Слепец! Неблагодарный! – вскричал Мотриль. – Скажи лучше, спаситель! Ты можешь бежать, вместе со свободой ты можешь отвоевать все – богатство, корону, славу. Беги же немедля, не серди Бога своей похотью и злодейством, не оскорбляй единственного друга, который у тебя остался.
– И этот друг смеет так разговаривать со мной!
– А ты предпочел бы, чтобы он, угождая тебе, выдал тебя врагам?
– Я покоряюсь… Что ты намерен делать?
– Я пошлю к бретонцам, которые за тобой охотятся, герольда. Они думают, что ты здесь, нам надо обмануть их. Убедившись, что они потеряли надежду на столь славную добычу, мы используем эти мгновенья, и ты бежишь при первой возможности, которую предоставит тебе их беспечность. Давай поищем, есть ли у тебя в замке преданный, умный человек, кого ты мог бы послать к бретонцам.
– У меня есть офицер Родриго де Санатриас, он всем мне обязан.
– Этого мало. Надеется ли он получить от тебя еще что-нибудь?
– Ты прав, – с горечью усмехнулся дон Педро, – наш друг лишь тот, кто надеется что-то получить. Ну ладно, я внушу ему надежду.
– Хорошо, пусть он придет!
Пока король вызывал Санатриаса, Мотриль призвал нескольких мавров, которых поставил на часах у двери в комнату Аиссы.
Часть ночи дон Педро провел за обсуждением с испанцем способов вступить в переговоры с врагом. Родриго был столь же умен, сколь и предан; он, кстати, понимал, что от дона Педро зависит спасение всех в замке и что победители, пытаясь захватить поверженного короля, принесут в жертву десять тысяч солдат, сроют скалу, истребят всех железом или уморят голодом, но своей цели добьются.
На рассвете дон Педро в отчаянии увидел знамена дона Энрике де Трастамаре и уверился, что возьмут в Монтеле не только гарнизон, раз король не пошел на Толедо, а коннетабль изменил свои планы.
Дон Педро сразу же послал парламентером Родриго де Санатриаса, который, как мы уже знаем, умело и с успехом исполнил его поручение.
Он принес в замок вести, которые обрадовали осажденных.
Дон Педро долго расспрашивал Родриго обо всех подробностях, каждая из которых приводила его к благоприятным выводам; уход войск короля и коннетабля окончательно доказал дону Педро, насколько осмотрительным и полезным был совет мавра.
– Теперь перед нами просто обычный враг, – сказал Мотриль. – Наступит темная ночь, и мы будем спасены.
Дон Педро был вне себя от радости; он стал разговорчив и ласков с Мотрилем.
– Послушай, я понимаю, что обращался с тобой плохо, – сказал он Мотрилю. – Ты заслуживаешь большего, чем быть министром низложенного короля. Я женюсь на Аиссе, и нас с тобой свяжут нерасторжимые узы. Бог покинул меня, и я оставлю Бога. Я стану поклонником Магомета, ибо это он твоими устами спасает меня. Сарацины видели меня в деле, им известно, что я хороший полководец и храбрый солдат; я помогу им отвоевать Испанию и, если они сочтут меня достойным управлять ими, сяду на трон обеих Кастилии как магометанский султан, чтобы посрамить христианский мир, который погряз в междоусобицах, вместо того чтобы принимать всерьез интересы веры.
Мотриль с мрачным недоверием выслушивал обещания, подсказанные страхом или воодушевлением.
– Сперва беги, а там видно будет, – заметил он.
– Я хочу, чтобы у моих обещаний была более надежная гарантия, чем простое слово, – возразил дон Педро. – Призови сюда Аиссу, я дам слово жениться на ней, ты запишешь мои клятвы, и я скреплю их подписью, и все трое мы заключим союз вместо обычного соглашения.
Связывая себя этой клятвой, дон Педро вновь обретал всю свою хитрость, всю свою былую силу. Он прекрасно чувствовал, что, давая Мотрилю надежду на будущее, он тем самым мешает ему полностью бросить дело короля: не имея этой надежды, он выдаст его врагам.
Мотриль тоже думал об этом и надеялся спасти дона Педро, то есть снова разжечь войну, все плоды которой послужат делу мусульман; если же дон Педро будет взят в плен или убит, то у сарацин больше не останется повода продолжать разорительную войну с непобедимым отныне врагом.
Дон Педро был искусным полководцем, о чем хорошо знал Мотриль; ему были известны все возможности мавров, и, примирившись с христианами, он мог принести мусульманам непоправимый вред.
Кстати, преступление и честолюбие связывали Мотриля и дона Педро теми загадочными, крепкими узами, продолжительность и прочность которых нельзя измерить.
Поэтому мавр благосклонно выслушал дона Педро и ответил:
– Я с благодарностью принимаю ваши предложения, мой король, и помогу вам их осуществить. Вы желаете видеть Аиссу, я позволю вам увидеть ее. Только не волнуйте ее скромность своими слишком пылкими речами, не забывайте, что она едва оправилась от жестокой болезни…
– Я буду помнить об этом, – ответил дон Педро. Мотриль послал за Аиссой, которую тревожило отсутствие вестей от Молеона. Звон оружия, топот слуг и солдат возвещали о неотвратимо надвигающейся опасности, прежде всего о том, что ее пугало, – о приезде дона Педро; но она не знала, что он уже в замке.
Мотриль, надававший ей множество обещаний, опять был вынужден солгать Аиссе. Он очень боялся, что она расскажет королю о смерти Марии Падильи. Эта встреча была опасной, но отказать в ней королю Мотриль не мог. До сего дня Мотрилю удавалось избегать всяческих объяснений, но на этот раз ему станут задавать вопросы, а Аисса отвечать на них…
– Аисса, я пришел сообщить вам, что дон Педро разбит и укрылся в замке, – сказал мавр.
Аисса побледнела.
– Он желает видеть вас и говорить с вами, не отказывайте ему, ибо здесь приказывает он… Кстати, сегодня ночью он уезжает… и лучше с ним не ссориться.
Казалось, Аисса поверила словам мавра. Но мучительное беспокойство предупреждало Аиссу, что ее ждет новое испытание.
– Я не хочу ни говорить с королем, ни встречаться с ним до тех пор, пока не увижу сира де Молеона, которого вы обещали привезти в замок победителем или побежденным, – заявила она.
– Но дон Педро ждет…
– А мне какое дело!
– Здесь повелевает он, повторяю вам.
– У меня есть способ избавиться от его власти, как вам прекрасно известно… Вы помните, что обещали мне?
– Я сдержу свои обещания, Аисса, но помогите мне.
– Я никому не буду помогать обманывать.
– Хорошо… Тогда выдайте королю мою голову, я готов к смерти.
Эта угроза всегда действовала на Аиссу. Привыкшая к спорому на расправу арабскому правосудию, она знала, что голову сносят по одному мановению руки господина, и могла верить, что голова Мотриля под сильной угрозой.
– Что скажет мне король? – спросила она. – И где он будет говорить со мной?
– В моем присутствии.
– Этого мало. Я хочу, чтобы при беседе присутствовали и другие люди.
– Я обещаю вам это.
– Я желаю быть в этом уверена.
– Каким образом?
– Комната, где мы находимся, выходит на площадку замка. Заполните людьми эту площадку, пусть меня сопровождают мои служанки. Мои носилки вынесут туда, и я выслушаю все, что мне скажет король.
– Все ваши желания будут исполнены, донья Аисса.
– Ну и что скажет мне дон Педро?
– Он предложит вам стать его женой.
Аисса отчаянно всплеснула руками в знак протеста.
– Я прекрасно знаю, что вы против этого, – перебил ее Мотриль, – но дайте королю высказать его желание… Не забывайте, что сегодня ночью он уезжает…
– Я все равно не отвечу ему.
– Наоборот, Аисса, вы дадите учтивый ответ. Вы сами видите, что замок окружают испанские и бретонские солдаты; эти люди грубо схватят нас и казнят, если вместе с нами возьмут короля. Чтобы нам спастись, надо дать дону Педро уехать.
– А как же сир де Молеон?
– Он не сможет нас спасти, если дон Педро останется в замке.
– Вы лжете, – возразила Аисса, – вы даже не можете обещать мне привести его ко мне. Где он? Что с ним? Жив ли он?
В это мгновенье Мюзарон по приказу своего господина высоко поднял его знамя, хорошо знакомое Аиссе. Девушка увидела этот дорогой сердцу знак. В экстазе сложив на груди руки, она воскликнула:
– Он видит меня! Он меня слышит! Простите меня, Мотриль, я напрасно подозревала вас… Ступайте и передайте королю, что я сейчас выйду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68