Аженор даже вскрикнул от радости.
– И как только за вами захлопнется дверь, – продолжала донья Мария, – вы сможете полтора часа беседовать наедине с дочерью Мотриля, не боясь, что вас застигнут врасплох. А если придут король с Мотрилем – попасть на террасу можно только через дом, – у вас будет надежный и свободный путь к отступлению.
Аженор упал на колени и осыпал поцелуями руку благодетельницы.
– Мадам, потребуйте от меня мою жизнь в ту минуту, когда она вам понадобится, и я отдам ее вам! – воскликнул он.
– Благодарю вас, но приберегите ее для вашей возлюбленной, сеньор Аженор. Солнце зашло, через несколько минут совсем стемнеет, у вас остается всего час. Ступайте и не выдавайте меня Мотрилю.
Аженор устремился на маленькую лестницу террасы и исчез.
– Сеньор француз, – закричала ему вслед донья Мария, – через час ваша заседланная лошадь будет стоять у дверей часовни, но Мотриль не должен ни о чем догадываться, а не то мы оба пропали!
– Я вернусь через час, обещаю вам, – послышался голос удалявшегося рыцаря.

XXII. Встреча

На нижней террасе дворца – она примыкала к покоям ее отца и комнатам девушки – в задумчивости сидела Аисса; томная и мечтательная, как истинная дочь Востока, она дышала вечерней прохладой, провожая взглядом последние отблески заката.
Когда солнце зашло, ее взгляд устремился на великолепные сады дворца, словно поверх стен и деревьев она хотела что-то отыскать за горизонтом, который когда-то еще открывался перед ней. Это было живое воспоминание, не подвластное ни пространству, ни времени, которое зовется любовью, иначе говоря, вечной надеждой.
Она мечтала о ярко-зеленых и обильных, благоуханных полях Франции, о роскошных садах Бордо, под спасительной сенью которых пережила самое сладостное событие в своей жизни; а так как во всем, над чем он задумывается, ум человеческий отыскивает печальное или радостное сходство, Аисса сразу же вспомнила сад в Севилье, где она впервые осталась наедине с Аженором, говорила с ним, сжимала его руку, которую сейчас ей страстно захотелось сжать снова.
Мысли влюбленных таят непостижимые загадки. Подобно тому как в голове безумцев крайности чередуются с бессвязной быстротой снов, так и улыбку любящей девушки сменяют иногда, словно улыбку Офелии, Офелия – героиня трагедии «Гамлет, принц датский» английского драматурга Уильяма Шекспира (1564–1616). Здесь имеются в виду сцены сумасшествия Офелии из IV акта трагедии.

горькие слезы или мучительные рыдания.
Захваченная воспоминаниями, Аисса улыбнулась, вздохнула и заплакала. Она, наверное, разрыдалась бы, если бы на каменной лестнице не послышались торопливые шаги.
Аисса подумала, что это вернулся Мотриль, который спешит – он изредка так делал – застигнуть ее врасплох за самыми нежными мечтаниями; у этого человека, проницательного до ясновидения, ум, подобный адскому факелу, пылал, освещая все окрест, и оставлял во мраке лишь его мысль, непостижимую, глубокую и всесильную.
И все-таки Аиссе показалось, что это не его походка, а шум доносится не с той стороны, откуда всегда появлялся Мотриль.
Тогда она, задрожав, вспомнила о короле, которого совсем перестала бояться, вернее, забыла после приезда доньи Марии. Ведь лестницу, откуда доносился шум, Мотриль устроил для своего суверена как потайной ход.
Поэтому Аисса поспешила – нет, не вытереть слезы: это было бы воспринято как пошлая скрытность, до которой не могла бы опуститься ее гордость, – но отогнать от себя слишком нежное воспоминание, чтобы его не заметил враг, что сейчас предстанет перед ней. Если это Мотриль, то ее оружием станет воля, если король – то кинжал.
И она с притворным равнодушием повернулась спиной к двери, как будто в отсутствие Аженора ничто – ни радость, ни угрозы – не могло ее взволновать; она готовилась выслушать суровые слова и заодно прислушивалась к зловещим шагам, что вызывали в ней трепет.
Вдруг она почувствовала, как ее шею обняли две железные руки; она закричала от гнева и отвращения, но к ее губам уже припали чьи-то жаждущие уста. Тогда, больше по трепетной дрожи, пробежавшей по ее жилам, чем по взгляду, который она бросила на него, Аисса узнала Аженора, на мраморном полу стоявшего на коленях у ее ног.
Аисса с трудом смогла подавить крик радости, который опять сорвался с ее уст, облегчая девушке душу. Она встала, не выпуская из объятий возлюбленного, и, сильная, словно молодая пантера, которая несет свою добычу в густые заросли Атласских гор, повлекла за собой, прямо-таки вынесла Аженора на лестницу, чей таинственный мрак скрыл счастливых любовников.
Комната Аиссы, окна которой были занавешены длинными шторами, находилась у подножия лестницы; Аисса бросилась в объятья возлюбленного. Свет небес не проникал сквозь плотные шторы, ни один звук не достигал сюда сквозь обитые коврами стены, и несколько минут были слышны лишь жадные поцелуи и пылкие вздохи. Длинные черные косы Аиссы, рассыпавшись в порыве любви, словно кисеей укрывали любовников.
Чуждая нашим европейским нравам, не ведающая искусства возбуждать желания кокетливым сопротивлением, Аисса отдалась своему любовнику так же, как, наверное, отдавалась первая женщина под властью врожденного чувства, с непосредственностью и тем восторгом счастья, который сам по себе есть высшее счастье.
– Ты! Ты! – в упоении шептала она. – Ты во дворце короля дона Педро! Ты весь во власти моей любви! О, как длинны дни в разлуке, хотя у Бога две меры времени: минуты с тобой пробегают словно тени; дни без тебя кажутся веками.
Потом их голоса умолкли, слившись в нежном и долгом поцелуе.
– О, теперь ты принадлежишь мне! – воскликнул Аженор. – Мне не страшна ненависть Мотриля, не страшна любовь короля! Я могу умереть.
– Умереть! Погибнуть! – воскликнула Аисса; ее глаза были полны слез, губы дрожали. – О нет, ты не умрешь, мой любимый. Я спасла тебя в Бордо, и здесь я снова спасу тебя. Ты говоришь о любви короля, но пойми, как мало мое сердце, что вздымает мою грудь. Неужели ты думаешь, что в этом сердце, которое все заполнено тобой и бьется лишь для тебя, найдется место хотя бы для тени другой любви?
– О! Храни меня Бог даже на миг помыслить, что моя Аисса может забыть меня! – воскликнул Аженор. – Но там, где не убеждают слова, иногда убеждает всемогущая сила. Разве ты не слышала о судьбе Леоноры де Хименес, которой грубое обхождение короля не оставило другого выхода, кроме монастыря.
– Леонора де Хименес, сеньор, не Аисса. И, клянусь, что я в монастырь не уйду.
– Ты сумеешь постоять за себя, я знаю, но, защищаясь, ты можешь погибнуть!
– Пускай! Разве ты не будешь любить меня сильнее, если я погибну, но не стану принадлежать другому.
– О да, буду! – вскричал молодой человек, прижимая Аиссу к сердцу. – Да, умри, если выхода не будет, но останься моей!
И он снова с таким неистовством обнял ее, что этот порыв любви внушал почти ужас.
Ночь, уже окрасившая в темный цвет стены дворца, все предметы в комнате превратила в бесформенные тени; в этой темноте, наполненной словами любви и горячим дыханием, нельзя было не обжечься тем огнем, что сжигает, не давая света, тем огнем, что подобен страшному пламени, что не гаснет даже под водой.
Довольно надолго тишина смерти, вернее молчание любви, воцарилась в комнате, где только что звучали два голоса и прижимались друг к другу бьющиеся в такт сердца.
Аженор первым очнулся от этого несказанного счастья; он перепоясал себя мечом, железные ножны которого со звоном ударились о мраморный пол.
– Что ты делаешь? – воскликнула девушка, хватая рыцаря за руку.
– Ты сказала, что у времени две меры – минуты для счастья и века для отчаяния, – ответил Аженор. – Я ухожу.
– Ты уходишь, но ведь ты возьмешь меня с собой, правда? Мы ведь уедем вместе?
Молодой человек со вздохом разомкнул объятья возлюбленной.
– Это невозможно, – сказал он.
– Почему?
– Потому что я приехал сюда, пользуясь неприкосновенностью посла, которая меня защищает. Я не могу оскорбить своего звания.
– А как же я? – воскликнула Аисса. – Нет, я не пущу тебя.
– Аисса, – сказал молодой человек, – я приехал по поручению славного коннетабля и Энрике де Трастамаре; один из них доверил мне блюсти интересы славы Франции, другой – защищать интересы кастильского трона. Что они скажут, когда узнают, что вместо исполнения этой двойной миссии я был занят только своей любовью?
– Кто им об этом расскажет? И кто мешает тебе никому меня не показывать?
– Мне нужно вернуться в Бургос. От Сории до Бургоса три дня пути.
– Я сильная и привыкла к быстрым переходам.
– Я знаю, ведь арабские всадники скачут быстро, гораздо быстрее нас. Но через час Мотриль заметит твое исчезновение, Аисса, и бросится за нами в погоню. Я не могу вернуться в Бургос беглецом.
– О, Боже мой, Боже! Нам опять предстоит разлука, – вздохнула Аисса.
– На этот раз разлука будет совсем недолгой, клянусь тебе. Дай мне исполнить мою миссию, вернуться в лагерь дона Энрике, дай мне освободиться от должности посла и вновь стать Аженором, французским рыцарем, который любит тебя, одну тебя, живет лишь ради тебя, и тогда, клянусь тебе, Аисса, я, переодевшись в кого угодно, даже в неверного, вернусь и, если ты не пожелаешь ехать со мной, увезу тебя насильно.
– Я поеду с тобой, поеду! – воскликнула Аисса. – Моя жизнь началась только сейчас; до сегодняшнего дня я не жила, потому что не принадлежала тебе, а с нынешнего дня не смогу без тебя прожить. Я больше не буду, как в прошлые дни, вздыхать и плакать, поджидая тебя; нет, я буду стенать, терзаться своим горем: ведь сегодня я стала твоей женой! Хорошо, пусть погибнут все те, кто мешает жене последовать за своим супругом!
– Что ты говоришь! Аисса, неужели должна погибнуть даже наша благодетельница, даже эта великодушная женщина, что привела меня к тебе, несчастная Мария Падилья, которой отомстит Мотриль? Ведь ты знаешь, как страшно он мстит.
– О, моя душа отлетает, – побледнев, прошептала девушка, ибо она чувствовала, что высшая сила – сила разума – отнимает у нее возлюбленного. – Но позволь мне приехать к тебе, ведь у меня два быстроногих мула, которые обгонят самых резвых лошадей. Укажи мне место, где я смогу подождать тебя или встретиться с тобой. И не сомневайся, что я догоню тебя.
– Аисса, мы снова возвращается к тому, с чего начали… Это невозможно, невозможно!
Девушка опустилась на колени. Гордая мавританка распростерлась у ног Аженора, она упрашивала, умоляла.
В эту секунду над их головами пролетел в воздухе печальный и тоскливый стон гузлы, похожий на тревожный зов о помощи; оба они содрогнулись.
– Что это за звук? – спросила Аисса.
– Я догадываюсь, пошли скорее, – ответил Аженор. И они снова поднялись на террасу.
Аженор сразу же взглянул на террасу Марии.
Было совсем темно, но при тусклом свете звезд молодые люди все-таки смогли разглядеть женщину в белом платье, которая склонилась над перилами и смотрела в их сторону.
Наверное, при этом у них возникли сомнения, призрак это или женщина. Но тут до них снова донесся звон дрожащих струн.
– Она зовет меня, – прошептал Аженор, – ты слышишь, она зовет меня.
– Уходите! Уходите! – слышался откуда-то сверху приглушенный голос доньи Марии.
– Ты слышишь, Аисса? Слышишь? – спросил Аженор.
– Нет, я ничего не вижу, ничего не слышу, – пробормотала Аисса.
В это время затрубили фанфары, которыми обычно встречали приезд короля во дворец.
– Боже милостивый! – воскликнула Аисса, внезапно превратившись в испуганную и слабую женщину. – Они едут… Беги, мой Аженор, беги!
– Простимся еще раз, – сказал он.
– Может быть, в последний, – прошептала Аисса, припав губами к губам возлюбленного.
И она вытолкнула Аженора на лестницу. Шаги рыцаря еще не смолкли, как послышались шаги Мотриля; и едва закрылась дверь, которая вела к Марии Падилье, как распахнулась дверь в комнату Аиссы.

XXIII. Приготовления к битве

Через три дня после событий, о которых мы уже рассказывали, Аженор, следуя той же дорогой, по которой он ехал в Сорию, догнал Мюзарона и сам доложил Энрике де Трастамаре об итогах своей миссии.
Все ясно понимали, каким опасностям подвергался Аженор при исполнении своего посольства. Поэтому коннетабль поблагодарил Аженора, похвалил его и повелел ему занять место среди самых храбрых бретонцев, под хоругвью, которую нес Сильвестр де Бюд. Сильвестр де Бюд, сеньор д'Юзель (ум. в 1379 г.) – французский военачальник, участник Столетней войны, соратник Дюгеклена.


Повсюду готовились к войне. Принц Уэльский добился права пройти через земли короля Наварры, соединился с доном Педро и привел отличную армию, которая слилась с его прекрасными африканскими войсками.
Английские наемники, которые окончательно перешли на сторону дона Педро, намеревались крепко ударить по своим заклятым врагам – бретонцам и гасконцам.
Разумеется, самые дерзкие, а стало быть, и алчные, замыслы зрели в голове нашего знакомца, мессира Гуго де Каверлэ.
Энрике де Трастамаре не отставал от этих воинственных приготовлений. К нему присоединились оба его брата, дон Тельо и дон Санче, которым он доверил командование, а сам короткими переходами двигался навстречу своему брату дону Педро.
Чувствовалось, что всю Испанию охватило то лихорадочное возбуждение, которое, как говорится, витает в воздухе и предвещает великие события. Мюзарон, неизменно прозорливый и ко всему относящийся философски, заставлял своего господина есть самую изысканную дичь и пить лучшие вина, чтобы набраться сил для битв и добыть на поле брани больше славы.
Наконец Аженор, предоставленный самому себе и совершенно одержимый любовью, после этого мимолетного обладания возлюбленной перебирал все мыслимые и немыслимые способы, чтобы добраться до Аиссы, Похитить ее и не быть вынужденным ждать столь рискованного события, как битва: люди идут на нее гордыми и сильными, но иногда возвращаются с позором или получают смертельные раны.
Чтобы похитить Аиссу, Аженор, коего щедро одарил Бертран, купил пару арабских скакунов; Мюзарон каждый день объезжал их, заставляя делать большие перегоны, выносить голод и жажду.
Но тут стало известно, что принц Уэльский прошел через ущелья и вышел на равнину. С армией, приведенной им из Гиени, он подошел к городу Витория, расположенному рядом с Наваррете. Наваррете – по-французски означает «маленькая Наварра». По-видимому, имеется в виду поражение в Ронсевальском ущелье, которое находится в Наварре, и враждебные отношения этого королевства с Францией во время, описываемое в романе.


Он располагал тридцатью тысячами всадников и сорока тысячами пехоты. Его силы были почти равны тем, которыми командовал дон Педро.
Бертран, стоявший со своими бретонцами в арьергарде, не обращал внимания на испанцев: они вовсю бахвалились и заранее трубили о победе, пока еще не одержанной ни одной из сторон.
Ведь у Бертрана были свои шпионы, которые ежедневно доносили ему обо всем, что делалось и в армии дона Педро, и в войсках дона Энрике; он даже узнавал обо всех замыслах самого Каверлэ в ту самую минуту, когда они еще только рождались в богатом воображении этого искателя приключений.
Бертрану, следовательно, было известно, что достойный капитан, искушаемый соблазном захватить в плен королей – он уже не раз это проделывал, – предложил свои услуги принцу Уэльскому, чтобы одним ударом закончить войну.
Каверлэ намеревался действовать так же просто, как хищная птица, которая, незримая, парит высоко в небе, потом стремительно бросается на добычу, и в ту секунду, когда та совсем не ждет опасности, уже сжимает ее в когтях.
План мессира Гуго де Каверлэ, вступившего в союз с Джоном Чандосом Чандос, Джон (погиб в 1369 г.) – английский полководец, участник Столетней войны.

и герцогом Ланкастерским, состоял в том, чтобы часть английского авангарда внезапно атаковала лагерь дона Энрике, захватила в плен короля и его двор, сразу получая тем самым возможность запросить два десятка выкупов, одного из которых было бы достаточно, чтобы составить состояния полудюжине наемников.
Принц Уэльский согласился; в предложенной сделке терять ему было нечего, но выиграть он мог очень многое.
К несчастью для Каверлэ, мессир Бертран Дюгеклен имел шпионов, сообщавших ему обо всем, что происходило во вражеской армии.
И к еще большему несчастью, Дюгеклен вообще испытывал к англичанам извечную ненависть бретонца, а с недавних пор особенно возненавидел мессира Каверлэ.
Поэтому Дюгеклен советовал своим шпионам ни на секунду не смыкать глаз, а если и спать, то лишь вполглаза.
Итак, Бертран Дюгеклен знал о каждом шаге мессира Гуго де Каверлэ.
За час до того как сей достойный капитан покинул лагерь принца Уэльского, коннетабль отобрал шесть тысяч бретонских и испанских всадников и, поставив во главе их Аженора и Заику Виллана, отправил в другую сторону, чтобы они заняли позицию в лесу, разделявшем ущелье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68