Дон Педро вздохнул.
– Но и это еще не все, Мотриль говорит вам о любви Аиссы, да нет, он, наверное, обещает вам се любовь.
Дон Педро с тревогой и с таким страстным вниманием смотрел на нее, как будто хотел услышать слова доньи Марии прежде, чем та их произнесет.
– Он уверяет, что она вас полюбит, не правда ли?
– Когда еще это будет, сеньора!
– Это может быть, государь, хотя вы заслуживаете большего, чем эта любовь. По-моему, в вашем королевстве найдутся особы (и особы эти – ровня Аиссе), которые вас просто обожают.
Чело дона Педро посветлело; донья Мария умела ловко играть на чувствительных струнках его души.
– Но все-таки донья Аисса не полюбит вас, – продолжала молодая женщина, – потому что она любит другого.
– Неужели это правда? – в ярости вскричал дон Педро. – Неужели не клевета?
– Вовсе не клевета, сеньор, и если вы сами сию минуту спросите об этом Аиссу, то она слово в слово повторит вам все, о чем я вам сейчас расскажу.
– Расскажите, сеньора, расскажите. Сделав это, вы окажете мне поистине огромную услугу. Аисса любит другого… И кто же он?
– Рыцарь из Франции, по имени Аженор де Молеон.
– Тот посол, что приезжал ко мне в Сорию? И Мотриль знает об этом?
– Знает.
– Вы уверены?
– Клянусь вам!
– Значит, сердце Аиссы полностью занято другим, и обещать мне ее любовь было со стороны Мотриля наглой ложью, гнусным предательством?
– Наглой ложью и гнусным предательством.
– Вы сможете это доказать, сеньора?
– Как только вы мне прикажете, сир.
– Повторите мне слова Аиссы, чтобы я сам в этом убедился. Донья Мария смерила короля надменным взглядом. Она держала дона Педро в руках, зная такие его качества, как гордость и ревность.
– «Клянусь Богом, – сказала мне недавно Аисса, – и ее слова еще звучат в моих ушах, – если я окажусь во власти дона Педро и он захочет навязать мне свою любовь, клянусь Аллахом, что при мне будет либо кинжал, чтобы пронзить себе сердце, либо такой же перстень, как у вас, чтобы принять смертельный яд». И она показала на перстень, что я ношу на пальце, сеньор.
– На этот перстень… – с ужасом повторил дон Педро. – И что же в этом перстне, сеньора?
– В нем, действительно, сильный яд, сеньор. Я ношу его уже два года, чтобы остаться свободной телом и душой в тот день, когда в превратностях вашей судьбы, которые я так преданно делила с вами, меня постигнет неудача, что выдаст меня вашим врагам.
Дон Педро почувствовал легкое раскаяние, видя бесхитростное и трогательное мужество женщины.
– У вас благородное сердце, Мария, – сказал он, – и ни одну женщину я никогда не любил так сильно, как любил вас… Но неудачи нам не грозят, и вы можете жить спокойно!
«Так сильно, как любил вас! – повторила про себя Мария, бледнея, но ничем не выдавая своего волнения. – Он уже не говорит, как сильно он меня любит!»
– Значит, вот как думает Аисса? – помолчав, спросил дон Педро.
– Именно так, сеньор.
– Она боготворит этого французского рыцаря?
– Это любовь, равная той любви, которую я испытывала к вам, – ответила донья Мария.
– Вы сказали, «испытывали»? – спросил дон Педро, обладавший более слабый характером, чем его любовница, и при первом уколе проявлявший свою боль.
– Да, сеньор.
Дон Педро нахмурился.
– Я могу расспросить Аиссу…
– Когда вам будет угодно.
– Она будет говорить в присутствии Мотриля?
– В присутствии Мотриля, сеньор.
– И расскажет во всех подробностях о своей любви?
– Она даже признается в том, чего стыдится женщина.
– Мария! – вскричал дон Педро, внезапно охваченный страшным гневом. – Что вы сказали, Мария?!
– Правду, как всегда, – спокойно ответила она.
– Аисса обесчещена?
– Аисса, которую хотят посадить к вам на трон и уложить в вашу постель, обручена с сеньором де Молеоном теми узами, которые теперь может разорвать только Бог, ибо это узы свершившегося брака…
– Мария! Мария! – кричал король, пьяный от ярости.
– Я должна была сделать вам это последнее признание… Это я по просьбе Аиссы провела француза в комнату, где Мотриль держал ее взаперти, это я, защищая их любовь, должна была соединить их на земле Франции.
– Ну, берегись, Мотриль! Все наказания слишком малы, все пытки слишком слабы, чтобы заставить тебя расплатиться за это подлое преступление! Приведите ко мне Аиссу, сеньора, прошу вас.
– Государь, я немедленно иду к ней… Но, умоляю вас, подумайте о том, что я выдала тайну девушки, служа интересам и чести моего короля… Не лучше ли будет, если вы удовлетворитесь моим рассказом, неужели вы не можете поверить мне без этого доказательства, которое отнимает честь у несчастного ребенка?
– Ага! Вы боитесь, вы обманываете меня!
– Я не боюсь, государь, я хочу лишь заслужить немного вашего доверия. Ведь точно так же мы получим через несколько дней доказательство без шума, без скандала, который погубит девушку.
– Я хочу получить это доказательство сию же минуту и требую его от вас, иначе я не поверю вашим обвинениям.
– Я повинуюсь, господин мой, – мучительно страдая, ответила Мария.
– Я жду вас с большим нетерпением, сеньора.
– Ваша воля будет исполнена, государь.
– Если вы сказали правду, донья Мария, то завтра в Испании не останется ни одного мавра: они все станут изгнанниками и беглецами.
– Значит, завтра, сеньор, вы станете великим королем, а я, несчастная беглянка, бедная покинутая женщина, буду благодарить Бога за высочайшее счастье, которое он даровал мне в этом мире, – за уверенность в вашем благополучии.
– Сеньора, вы побледнели, вы еле держитесь на ногах, не желаете ли, чтобы я позвал…
– Не надо никого звать, государь, прошу вас… Я пойду к себе… Я попросила принести вина, приготовила прохладительное питье, которое ждет меня на столе… У меня жар, но когда я утолю жажду, мне станет лучше, поэтому не беспокойтесь обо мне, прошу вас. Но я клянусь вам, – вдруг воскликнула Мария, быстро идя в сторону соседней комнаты, – клянусь, что там кто-то есть! На этот раз я слышала чьи-то шаги, я не ошиблась…
Дон Педро и Мария, схватив факелы, бросились в комнату: она была пуста, ничто не обнаруживало, что в ней кто-то был.
Только портьера перед наружной дверью, которую Хафиз показал Мотрилю, дрожала.
– Никого! – удивилась Мария. – Но я ясно слышала.
– Я вам говорил, что здесь никого быть не может… О Мотриль, Мотриль! Как страшно я отомщу тебе за предательство. Так значит, сеньора, вы вернетесь?
– Я только предупрежу Аиссу и вернусь через потайной ход.
Донья Мария попрощалась с королем; охваченный лихорадочным нетерпением, он почти не чувствовал в душе признательности к той, которую он в прошлом любил.
А ведь донья Мария была женщиной красивой и страстной, такой женщиной, которую, увидев однажды, забыть нельзя было.
Гордая и смелая, она внушала уважение, когда боролась за свою любовь. Не раз этот король-деспот дрожал, видя ее в гневе, но гораздо чаще его пресыщенное сердце трепетало в ожидании прихода любовницы. Поэтому, когда она ушла, объяснившись с ним, у него возникло желание побежать следом за ней с мольбой:
– Мне не нужна Аисса, мне ни к чему мелкие подлости, что творятся под покровом ночи. Вы единственная, кого я люблю, только вы можете утолить мою страстную жажду любви.
Но донья Мария закрыла за собой железную дверь, и король лишь мог услышать, как, задевая стены, прошелестело ее платье, а под ногами захрустели сухие ветки.

VII. Перстень Марии и кинжал Аиссы

Когда донье Марии почудилось, будто в соседней комнате кто-то ходит, Мотриль всего лишь едва коснулся ногой пола. Он снимал сандалии, чтобы поближе подойти к ковровой портьере и услышать, что замышляется против него. Раскрытие тайны Аиссы внушило ему опасения и страх. Он не сомневался, что донья Мария его ненавидит; он был уверен, что она попытается погубить его, хуля его политику и раскрывая его честолюбивые планы; но ему была невыносима мысль, что дон Педро может оказаться равнодушным к Аиссе.
Аисса, обрученная с Молеоном, Аисса, потерявшая девственность, лишалась для дона Педро прелести и привлекательности; перестать держать в руках дона Педро обещанием любви Аиссы означало для Мотриля потерять узду, на которой он старался удерживать этого необузданного скакуна.
Пройдет несколько мгновений, и вся эта постройка, возведенная тяжким трудом, рухнет. Аисса, уверенная в том, что она под защитой Марии Падильи, вместе с подругой явится к дону Педро и до конца раскроет ему свою тайну… Тогда донья Мария снова вернет себе все свои права, а Аисса их потеряет; тогда Мотриль, пристыженный, опозоренный, презираемый всеми, словно жалкий фальшивомонетчик, отправится вместе с соотечественниками в мрачный путь изгнания, если, конечно, прежде его не унесет в могилу ураган королевского гнева. Вот что вставало перед мысленным взором мавра, когда Мария объяснялась с доном Педро, и вот почему ее слова, словно капли расплавленного свинца, падали на свежую рану честолюбца Мотриля.
Охваченный ужасом, прерывисто дыша, то холодный, как мрамор, то пышащий жаром, как кипящая сера, Мотриль, сжав рукоятку своего надежного кинжала, спрашивал себя, почему он не убьет одним махом своего повелителя, который слушает, и разоблачительницу, которая рассказывает, почему не спасает свою жизнь и свое дело.
Если рядом с доном Педро находился бы другой ангел-хранитель, а не Мария, этот ангел обязательно предупредил бы короля, какой страшной опасности он подвергается в эти мгновенья.
Неожиданно чело Мотриля разгладилось, пот, который струился по нему, стал менее обильным и не столь холодным. Два слова Марии, открывшей ему путь к спасению, одновременно заронили мысль о преступлении.
Поэтому он дал ей спокойно договорить; она могла высказать дону Педро все, что думает; и, лишь услышав ее последние слова, мавр, уже не надеясь что-то еще узнать, покинул свое укрытие, и ковровая портьера задрожала после его ухода, на что обратили внимание дон Педро и донья Мария.
Выйдя из комнаты, Мотриль на секунду остановился и подумал: «Я в три раза быстрее попаду в ее комнату через патио, чем она – через потайной ход».
– Хафиз, беги на переход в галерею, – сказал он, ударив по плечу этого молодого тигра, который на лету ловил каждое его приказание, – задержи донью Марию, когда она появится, проси у нее прощения так, словно тебя привело к ней раскаяние, обвиняй меня, если хочешь, признавайся во всем, выдавай все тайны… Делай все что угодно, только задержи ее на пять минут, пока она не вошла на галерею.
– Слушаюсь, господин, – ответил Хафиз и, вскарабкавшись, словно ящерица, по деревянной колонне, оказался на переходе в галерее, где уже слышались шаги Марии Падильи.
Тем временем Мотриль обогнул сад, по лестнице взошел на галерею и проник в комнату доньи Марии. В одной руке он сжимал кинжал, в другой держал маленький золотой пузырек, который достал из-за широкого пояса.
Когда он вошел в комнату, древко факела уже залил наполовину сгоревший воск. Аисса безмятежно спала на подушках. Из ее приоткрытых уст вместе с ароматом дыхания иногда слетало дорогое имя.
– Сначала ее, – зловеще глядя на Аиссу, прошептал мавр. – Мертвая, она не признается в том, в чем хочет заставить ее признаться донья Мария… «О, Аллах! убить мое дитя, – бормотал он, – спящее дитя… ту, кому, если бы я не испугался, Аллах Всемогущий, наверное, предназначает корону… Нет, подождем… Пусть она умрет последней, а я сохраню еще хоть миг надежды».
Он подошел к столу, взял серебряный кубок, наполненный тем питьем, что приготовила для себя Мария, и вылил туда содержимое золотого пузырька.
– Мария, – жутко усмехнувшись, еле слышно пробормотал он, – я вылил в твой кубок яд, он, наверное, слабее того, что ты прячешь в своем перстне, но ведь мы бедные мавры, варвары; прости меня: если тебе не понравится мой напиток я предложу тебе свой кинжал.
Едва он высыпал яд, как до его слуха донесся умоляюшии голос Хафиза, прерываемый более громким голосом доньи Марии, которую юноша задержал в потайном коридоре.
– Сжальтесь, – умоляло это юное чудовище, – простите моей молодости, я не знал, на что толкнул меня мой господин.
– Я решу потом, как с тобой быть, пропусти меня! – ответила донья Мария. – Я все разузнаю и сумею выяснить в рассказах свидетелей ту правду, что ты от меня скрываешь.
Мотриль сразу же спрятался за ковром, которым было завешено окно. Стоя здесь, он мог все видеть и слышать, мог броситься на Марию, если бы она захотела выйти из комнаты.
Хафиз, которого она прогнала, не спеша скрылся под темными сводами галереи.
После этого можно было видеть, как Мария вошла в свои покои и с каким-то совершенно необъяснимым волнением стала смотреть на спящую Аиссу.
– Я осквернила в глазах мужчины нежную тайну твоей любви, – шептала она, – очернила твою голубиную красоту, но вред, который я тебе причинила, вознагражден, несчастное дитя, твой сон под моей защитой… Спи! Я дарю твоим милым снам еще несколько минут!
Она подошла к Аиссе. Мотриль сжал свой длинный кинжал.
Но сделанное ею движение приблизило донью Марию к столу, где она увидела свой серебряный кубок с золотистой жидкостью, которая манила ее пересохшие губы.
Она взяла кубок и стала пить жадными глотками.
Нёбом она еще чувствовала вкус последнего глотка, когда всепронизывающий холод смерти уже коснулся сердца.
Она пошатнулась, глаза ее потускнели, она положила обе руки на грудь и, угадывая в этой необъяснимой боли новое горе, а может быть, и новую измену, она со страхом и ужасом огляделась вокруг, словно вопрошая одиночество и сон – двух безмолвных свидетелей ее страданий.
Боль вспыхнула в ее груди пожаром, Мария побагровела, пальцы ее сжались; ей казалось, что сердце готово выскочить у нее из груди, и она открыла рот, пытаясь закричать.
Быстрый как молния, Мотриль приглушил этот крик смертельным объятием. Тщетно Мария пыталась вырваться из его рук, напрасно кусала пальцы сарацина, зажимавшие ей рот.
Мотриль, не отпуская ее рук и не давая несчастной кричать, задул свечу, и Мария, погрузившись во тьму, погрузилась и в небытие.
Несколько секунд ее ноги судорожно бились об пол, и этот шум разбудил юную мавританку.
Аисса встала и, двигаясь вперед в темноте, споткнулась о труп. Она упала в объятья Мотриля, который, заломив ей руки, полоснул ее по плечу кинжалом и швырнул на тело Марии.
Обливаясь кровью, Аисса потеряла сознание. После этого Мотриль сорвал с пальца Марии перстень с ядом.
Он высыпал яд в серебряный кубок и снова надел кольцо на палец жертвы. Потом, испачкав в крови кинжал, висевший на поясе юной мавританки, положил его рядом с Марией таким образом, чтобы ее пальцы касались оружия. Эта жуткая мистерия заняла меньше времени, чем требуется индийской змее, чтобы задушить пару резвящихся на солнце газелей, которых она подстерегает в травах саванны.
Мотрилю, чтобы окончательно завершить свое преступление, оставалось лишь отвести от себя любые подозрения.
Это было совсем просто. Он вошел в соседний внутренний дворик, как будто возвращался из ночного дозора и спросил у прислуги, спит ли король. Ему ответили, что короля видели нетерпеливо расхаживающим по своей галерее.
Мотриль велел принести себе подушки, приказал слуге прочесть ему несколько стихов Корана и, казалось, погрузился в глубокий сон.
Хафиз, который не мог спросить совета у своего господина, все понял благодаря своему чутью. Невозмутимый, как всегда, он смешался с охраной короля. Так прошло полчаса. Глубочайшая тишина воцарилась во дворе.
Вдруг душераздирающий, жуткий вопль послышался из глубины королевской галереи; это был голос короля, кричавшего: «На помощь! На помощь!»
Все кинулись на галерею; стражники бежали с обнаженными мечами, слуги – с первым попавшимся под руку оружием.
Мотриль, протирая глаза и присев на подушках, словно еще был отягощен сном, спросил:
– Что случилось?
– На помощь королю! На помощь королю! – кричали бегущие.
Мотриль поднялся и пошел за ними. Он заметил, что в ту же сторону идет Хафиз, который тоже тер глаза и притворялся, будто сильно удивлен.
Тут все увидели дона Педро, который с факелом в руке стоял на пороге покоев доньи Марии. Он громко кричал, был бледен, изредка оглядывался назад, на комнату, и начинал еще громче стенать, выкрикивать проклятия.
Мотриль прошел сквозь молчаливую, дрожавшую от страха толпу, что окружала полуобезумевшего короля.
Десятки факелов заливали галерею кровавыми отблесками.
– Смотрите! Смотрите! – кричал дон Педро. – Мертвы! Обе мертвы!
– Мертвы! – глухо повторяли в толпе.
– Мертвы? Кто мертв, мой господин? – спросил Мотриль.
– Посмотри, бесстыдный сарацин! – вскричал король, у которого от ужаса волосы стояли дыбом.
Мавр взял из рук солдата факел, неторопливо вошел в комнату и испуганно (или прикинувшись испуганным) отпрянул назад при виде двух трупов и пятен крови на полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68