– Сир, вы наложите подушную подать в один франк на духовенство, будете брать себе десятую часть церковной десятины: ведь церковь давно собирает с нас эту десятину.
– Для этого я и посылал вас к нашему святому отцу, папе Урбану Пятому, – ответил король. – Дает ли он нам разрешение на сбор этой мзды?
– О, совсем наоборот, он сетует на бедность духовенства и просит денег! – воскликнул Бертран.
– Вы прекрасно понимаете, мой друг, – с грустной улыбкой заметил король, – что здесь мы бессильны что-либо сделать.
– Да, сир, но он оказывает вам великую милость.
– Всякая милость, которая дорого обходится, Бертран, – заметил Карл V, – это не благодеяние для короля, чьи сундуки пусты.
– Сир, папа бесплатно дарует ее вам.
– Тогда говорите скорее, Бертран, что эта за милость.
– Сир, сейчас наемные отряды превратились в бич Франции, не правда ли?
– Ну, разумеется. А что, папа нашел способ избавиться от них?
– Нет, сир, это не в его власти. Но он отлучил наемников от церкви.
– Ах, какая жалость! Это окончательно нас доконает! – в отчаянии воскликнул король, тогда как Бертран, с торжествующим видом сообщивший эту новость, растерялся. – Из воров они превратятся в убийц, из волков станут тиграми; среди них, наверное, еще оставалось несколько человек, которые боялись Бога и сдерживали остальных. Теперь им нечего больше терять, и они не пощадят никого. Мы погибли, мой бедный Бертран!
Достойный рыцарь знал глубокую мудрость и проницательный ум короля. Дюгеклен обладал ценным качеством для человека, занимающего подчиненное положение: он уважал суждения, превосходящие его разумение; поэтому он задумался, и природный здравый смысл подсказал ему, что король все понял правильно.
– Верно, – согласился он, – они славно посмеются, узнав, что наш святой отец обошелся с ними как с христианами. Но зато с нами они станут обходиться как с магометанами Магомет (точнее Мухаммед или Мохаммед; около 570–632) – основатель ислама, глава первого мусульманского государства в Аравии.

и евреями.
– Ты прекрасно понимаешь, мой дорогой Бертран, в какое неприятное положение мы попали, – сказал король.
– Я, действительно, не подумал об этом, – признался рыцарь, – а еще полагал, будто сообщил вам добрую весть. Не угодно ли вам, чтобы я вернулся к папе и посоветовал ему не спешить?
– Спасибо, Бертран, – поблагодарил король.
– Простите меня, сир, – сказал Бертран. – Признаться, посол из меня плохой. Мое дело – вскочить в седло и мчаться в бой, когда вы приказываете мне: «На коня, Геклен, и вперед!» Но, сир, право слово, во всех вопросах, которые решаются не ударами меча, а росчерками пера, я плохой политик.
– И все-таки, если ты хочешь мне помочь, дорогой мой Бертран, еще ничего не потеряно, – успокоил его король.
– Почему, сир, вы спрашиваете, хочу ли я вам помочь?! – воскликнул Дюгеклен. – Я твердо знаю, что хочу. И отдаю вам все – мою руку, мой меч, всего себя!
– Но ты не сможешь меня понять, – вздохнул король.
– Ах, сир, видимо, это и так, – ответил рыцарь, – ибо голова у меня слегка твердовата, в чем, кстати, мне сильно повезло, ведь меня много раз по ней били, и, не сотвори ее природа такой прочной, не сидеть бы ей сегодня на моих плечах.
– Я не прав, говоря, что ты не сможешь меня понять, мой дорогой Бертран, мне следовало бы сказать, что ты не захочешь этого.
– Как это я не захочу? – удивился Бертран. – Разве я могу не захотеть того, чего желает мой король?
– Не горячись, мой дорогой Бертран. Ведь мы вообще хотим лишь того, что отвечает нашей природе, нашим привычкам и нашим склонностям, а то, о чем я хочу тебя просить, сначала покажется тебе необычным и даже странным.
– Говорите, сир, – попросил Дюгеклен.
– Бертран, ты ведь знаешь французскую историю? – спросил король.
– Не слишком хорошо, сир, – ответил Дюгеклен. – Знаю немного историю Бретани, потому что это моя родина.
– Но, надеюсь, ты слышал о тех великих поражениях, которые множество раз ставили французское королевство на край гибели.
– Конечно слышал, сир. Ваше величество хочет, вероятно, сказать, к примеру, о битве при Куртре, В 1302 г. под этим городом (фламанд. название – Кортрейк) войско короля Франции Филиппа Красивого (1268–1314) было разбито восставшими горожанами Фландрии, которую он захватил в 1300 г. В этом сражении погиб Робер П, граф д'Артуа.

в которой погиб граф д'Артуа, о битве при Креси, В 1346 г. в сражении при селении Креси в Северо-Восточной Франции иплийиий король Эдуард Ш разбил французов. Король Франции Филипп VI Валуа (1293–1350) едва избежал пленения.

откуда бежал король Филипп де Валуа, и, наконец, о битве при Пуатье, когда попал в плен король Иоанн.
– Так вот, Бертран, ты когда-нибудь задумывался, какие причины привели к поражению в этих сражениях? – спросил король.
– Нет, сир, я стараюсь думать как можно меньше, меня это утомляет.
– Да, я понимаю тебя. А я задумался и нашел их причину.
– Правда?
– Да, и сейчас открою ее тебе.
– Слушаю вас, сир.
– Ты обращал внимание, что, едва французы вступают в сражение, они – в отличие от фламандцев, которые прикрываются копьями, или англичан, которые прячутся за кольями, – вместо того чтобы использовать свое преимущество, когда наступает благоприятный для них момент, кучей, наперегонки бросаются в атаку, забывая о позиции? У всех лишь одна забота – первым домчаться до врага и нанести ему самый эффектный удар. Этим объясняется отсутствие единства, ведь никто никому не подчиняется, каждый действует как ему вздумается, слушает лишь тот голос, что кричит: «Вперед!» По этой причине фламандцы и англичане, люди серьезные и дисциплинированные, которые подчиняются приказам одного командующего, наносят удар своевременно и почти всегда разбивают нас.
– Правильно, так все и происходит, – согласился Дюгеклен. – Но разве есть способ помешать французам атаковать, если они видят перед собой врага?
– Именно этот способ и надо найти, мой славный Дюгеклен, – сказал Карл.
– Это можно было бы сделать, если бы нас вел король, – заметил рыцарь. – Наверное, его голос услышали бы.
– Здесь ты заблуждаешься, мой дорогой Бертран, – возразил Карл. – Все знают, что нрав у меня мирный, что по характеру я нисколько не похож на моего отца Иоанна и брата моего Филиппа. Филиппа Смелого, герцога Бургундского (1342–1404), четвертого сына короля Иоанна Доброго.

Все думают, что я не иду на врага из трусости, ибо короли Франции по обыкновению бросаются туда, где враг. Но разве же это чудо повиновения не должен свершить признанный храбрец, прославленный воин, человек безупречной репутации? И человек этот – Бертран Дюгеклен.
– Неужели я, сир?! – воскликнул рыцарь, глядя на короля расширенными от изумления глазами.
– Да, ты, и только ты, ибо всем, слава Богу, известно, что тебе нравится опасность, и, если ты избегаешь ее, никто не заподозрит тебя в трусости.
– Сир, все, что вы говорите, лестно для меня, но кто заставит подчиняться мне всех этих сеньоров, всех этих рыцарей?
– Ты, Бертран!
– Вряд ли, сир, – ответил рыцарь. – Я слишком маленький человек, чтобы отдавать приказы вашей знати, половина которой по происхождению благороднее меня.
– Бертран, если ты хочешь мне помочь, служить мне, понять меня, то я поставлю тебя над всеми этими людьми.
– Вы, сир?
– Да, я, – подтвердил Карл V.
– И что же вы сделаете?
– Я назначу тебя коннетаблем.
– Ваша светлость шутить изволит, – усмехнулся Бертран.
– Нет, Бертран, я не шучу, – возразил король. – Наоборот, я говорю серьезно.
– Но, сир, меч, украшенный лилиями, обычно может сверкать лишь в руках принцев.
– В этом и заключается несчастье народов, – заметил Карл, – потому что принцы, которым вручается этот меч, получают его в знак своего высокого положения, а не как награду за труды. Владея этим мечом, так сказать, по праву рождения, но не получая его из рук своего короля, они забывают о тех обязанностях, какие это налагает на них. Тогда как ты, Д юге клен, каждый раз, вынимая этот меч из ножен, будешь вспоминать о короле, который его тебе вручил, и тех наказах, что он тебе дал.
– Дело в том, сир, что если мне когда-нибудь будет оказана подобная честь… – начал Дюгеклен. – Но нет, это невозможно…
– Почему же?
– Нет, невозможно! Это нанесет ущерб вашему величеству. И мне не пожелают подчиняться, ибо я не знатный сеньор.
– Повинуйся только мне, – сказал Карл, придавая лицу выражение твердой решимости, – а заставить повиноваться остальных – моя забота.
Дюгеклен недоверчиво покачал головой.
– Послушай, Дюгеклен, не думаешь ли ты, что нас бьют потому, что мы слишком храбрые? – спросил король.
– Право слово! – воскликнул Дюгеклен. – Признаюсь, я об этом никогда не задумывался, но, думая сейчас об этом, полагаю, что согласен с вашим величеством.
– Ну, храбрый мой Бертран, это значит, что все будет хорошо. Мы не должны пытаться разбить англичан, мы должны постараться изгнать их, а для этого, Дюгеклен, не надо давать сражения, не надо; все, что требуется, – это отдельные бои, схватки, стычки. Надо постепенно, по одному, уничтожать наших врагов всюду – на опушке леса, на переправах, в селениях, где они останавливаются на постой; это займет больше времени, я понимаю, но так будет надежнее.
– О Боже мой, разумеется, вы правы! Мне известно об этом, но ваша знать ни за что не захочет вести такую войну.
– И все-таки, во имя Святой Троицы, надо добиться, чтобы знать приняла участие в подобной войне, если два таких человека, как король Карл V и коннетабль Дюгеклен пожелают этого.
– Для этого необходимо, чтобы коннетабль Дюгеклен обладал не меньшей властью, нежели Карл V.
– Ты получишь королевскую власть, Бертран, я предо ставлю тебе право даровать жизнь и обрекать на смерть.
– Хорошо, я получу право над вилланами. Вилланы – крестьяне, лично свободные, но зависимые от феода на в качестве держателей земли.

А как быть с сеньорами?
– И над сеньорами.
– Подумайте, сир, ведь в армии служат и принцы.
– Право над принцами и сеньорами, над всеми. Слушай, Дюгеклен: у меня три брата герцоги Анжуйский, Бургундский и Беррийский. – Герцог Анжуйский – Луи, второй сын короля Иоанна Доброго. Герцог Бероийский – Жан (1340–1416), третий сын короля Иоанна Доброго; французский военачальник, участник Столетней войны.

– герцоги Анжуйский, Бургундский и Беррийский. Так вот, я делаю их не твоими лейтенантами, а твоими солдатами; это заставит других сеньоров повиноваться, и если один из них нарушит свой долг, ты поставишь его на колени там, где он его нарушил, призовешь палача и велишь отрубить ему голову как предателю.
Дюгеклен с изумлением смотрел на короля Карла V. Он ни разу не слышал, чтобы столь добрый и кроткий государь говорил с такой твердостью.
Король взглядом подтвердил все, что выразил словами.
– Что ж, государь, я согласен, – сказал Дюгеклен. – Если вы предоставляете мне такие возможности, я буду повиноваться вашему величеству, попробую.
– Да, славный мой Дюгеклен, – сказал король, кладя руки на плечи рыцаря, – ты не только попробуешь, но и добьешься успеха. А я в это время займусь финансами, пополню казну, завершу постройку замка Бастилии, Бастилия – первоначально крепость в окрестностях Парижа, известная с XIV в.; позже вошла в черту города; с XV в. – тюрьма для государственных преступников; разрушена в 1789 г. в начале Великой Французской революции.

прикажу надстроить стены Парижа или лучше возведу новые. Я заложу библиотеку, Обширная для того времени библиотека Карла V, состоявшая примерно из тысячи рукописей, размешалась в Лувре и послужила основой для современной Национальной библиотеки Парижа, одного из самых значительных книжных собраний в мире.

ибо надо питать не только тело человека, но и его ум. Мы варвары, Дюгеклен, которые занимаются тем, что снимают ржавчину с доспехов, не помышляя о том, чтобы заставить сверкать свой разум. Презираемые нами мавры – это наши учителя, ведь у них есть поэты, историки, законодатели, а у нас нет.
– Это правда, сир, – согласился Дюгеклен, – хотя, по-моему, мы и без них обходимся.
– Да, обходимся, как Англия обходится без солнца, ведь у нее нет иного выхода, хотя это вовсе не означает, что без солнца может обходиться Франция. Однако если Господь продлит мои дни, а тебе, Дюгеклен, придаст мужества, мы с тобой дадим Франции все, чего ей не хватает, а чтобы дать Франции то, чего ей не хватает, сначала необходимо дать ей мир.
– А главное, нам надо найти способ избавить Францию от наемных отрядов, – подхватил Дюгеклен, – отыскать его может только чудо.
– Так вот, чудо это свершит Бог, – сказал король. – Мы с тобой слишком истовые христиане, и у нас слишком добрые намерения, чтобы он не пришел нам на помощь.
В этот момент в дверь осмелился заглянуть доктор.
– Сир, вы забыли о двух рыцарях.
– Ах да, верно! – воскликнул король. – Это потому, как вы сами, доктор, понимаете, что мы с Дюгекленом были заняты мыслями о том, как превратить Францию в первую державу мира. Теперь пригласите их.
Оба рыцаря тут же вошли в залу. Король подошел к ним. Забрало было поднято только у одного; его король не знал, но улыбка, которой он встретил рыцаря, от этого не была менее благожелательной.
– Это вы, рыцарь, просили о встрече со мной по исключительно важному делу?
– Да, сир, – ответил молодой человек.
– Тогда, добро пожаловать, – сказал Карл.
– Не торопитесь желать мне добра, мой король, – возразил рыцарь, – ибо я принес вам печальную весть.
Грустная улыбка пробежала по губам Карла.
– Печальная весть! – вздохнул он. – Других я уже давно не получаю. Но мы не из тех, кто путает вестника с вестью. Говорите же, рыцарь.
– Увы, сир!
– Откуда вы приехали?
– Из Испании.
– Мы давно больше не ждем из этой страны ничего хорошего. Все, что вы скажете, нисколько нас не удивит.
– Сир, король Кастилии погубил сестру нашей королевы. Карл в ужасе отшатнулся.
– Он повелел убить ее после того, как опозорил клеветой.
– Убита! Моя сестра убита! – восклицал побледневший король. – Быть этого не может!
Рыцарь, который стоял, преклонив колено, резко поднялся.
– Сир, не пристало королю обижать подобными словами честного рыцаря, который претерпел много страданий, на службе своему государю, – дрожащим голосом сказал он. – Поскольку вы не желаете мне верить, возьмите перстень королевы. Может быть, ему вы поверите больше, чем мне.
Карл V взял перстень, долго его разглядывал; грудь его стала тяжело вздыматься, а глаза наполнились слезами.
– О, горе, горе! – вздохнул он. – Я узнаю перстень, ведь это мой подарок. Ну вот, Бертран, видишь? Еще один удар, – прибавил он, повернувшись к Дюгеклену.
– Сир, вам следует принести извинения этому храброму молодому человеку за ваши резкие слова, – заметил славный воин.
– Конечно, конечно, – ответил Карл. – Но он меня простит, ибо я подавлен горем и сразу не мог поверить этому, да и сейчас еще не могу.
В эту секунду к ним приблизился второй рыцарь и, подняв забрало шлема, воскликнул:
– А поверите ли вы мне, сир, если я скажу вам то же самое? Поверите ли вы мне, кого вы научили достоинству рыцаря, мне, сыну французского королевского двора, кто так сильно вас любит?
– Сын мой, Анри, сын мой! – воскликнул Карл. – Энрике де Трастамаре! О, благодарю, что ты приехал ко мне в день всех моих несчастий!
– Я приехал, сир, оплакать вместе с вами жестокую смерть королевы Кастилии. Я приехал встать под защиту вашего щита, ибо дон Педро убил не только вашу сестру донью Бланку, но и моего брата дона Фадрике.
Бертран Дюгеклен побагровел от гнева, и в его глазах вспыхнул мстительный огонек.
– Он злодей! – вскричал Дюгеклен. – Будь я королем Франции…
– То что бы ты сделал? – живо обернувшись к нему, спросил Карл V.
– Сир, защитите меня, – просил коленопреклоненный Энрике. – Спасите меня, сир.
– Я постараюсь, – ответил Карл V. – Но почему ты, испанец, приехавший из Испании, ты, так глубоко заинтересованный в этом деле, затаился, когда этот рыцарь подошел ко мне, почему молчал, когда он говорил!
– Потому, сир, что этот рыцарь, которого я рекомендую вам как одного из благороднейших и честнейших людей, известных мне, – ответил Энрике, – оказал мне большую услугу, и совершенно естественно, что я предоставил ему вполне заслуженную честь, позволив первым говорить с вами. Он вызволил меня из рук командира отряда наемников, был преданным моим спутником, и поэтому никто, кроме него, не мог рассказать обо всем королю Франции лучше, ибо он собственными глазами видел, как умирала королева Кастилии, и держал в руках окровавленную голову моего несчастного брата.
При этих словах, прерываемых слезами и рыданиями Энрике, которые, казалось, раздирали душу Карлу V, Бертран Дюгеклен тяжело топнул ногой по полу.
Энрике, прикрыв глаза железной перчаткой, внимательно наблюдал за тем впечатлением, какое произвели его слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68