В ней поддерживалось не слишком яркое освещение, так как лампы дневного света во избежание ультрафиолетового излучения были прикрыты щитами. Вирусы не переносят ультрафиолетового излучения. Для быстрого размножения им нужна благоприятная среда, которую и создавали почки африканских зеленых обезьян вместе с питательным раствором при соответствующей температуре, необходимой влажности и некоторой удаче.
***
– Как вы сумели собрать столько сведений? – спросил Дарейи.
– Из американских средств массовой информации, от их репортеров, – объяснил Бадрейн.
– Получается все они шпионы! – воскликнул аятолла.
– Существует такое мнение, – улыбнулся Бадрейн. – На самом деле это не так. Репортеры – это…, как бы получше выразиться? Что-то вроде средневековых герольдов. Они видят интересные события и сообщают о том, что видят. Они преданы только самим себе и своей профессии. Вы правы, они действительно шпионят, но шпионят за всеми, и в первую очередь за своими соотечественниками. Это может показаться безумием, я согласен, но тем не менее это так.
– А они верят во что-нибудь? – Религиозному лидеру Ирана трудно было понять такую позицию.
– Я так этого и не понял, – снова улыбнулся Бадрейн. – Казалось бы, американские репортеры сочувствуют Израилю, но и это преувеличение. Мне потребовались годы, чтобы постигнуть их поведение. Подобно диким собакам, они готовы броситься на кого угодно, укусят любую протянутую руку, какой бы доброй она ни была. Они не жалеют сил на поиски, находят интересующие их сведения и публикуют собранную информацию. Таким образом мне удалось узнать все об этом Райане – его доме, семье, школах, где учатся его дети, я знаю даже номер кабинета, где работает его жена, – словом, обо всем.
– Что, если часть этой информации не соответствует действительности? – В голосе Дарейи звучало подозрение. При его отношении к Западу природа тамошних репортеров была настолько чужда аятолле, что он не мог в нее целиком поверить.
– Это легко проверяется. Место работы его жены, например. Я не сомневаюсь, что среди персонала той больницы имеются и правоверные. Нужно только вступить с ними в контакт и задать несколько невинных вопросов. Что касается дома, в котором живет семья, он находится под надежной охраной. То же самое относится к детям президента. Это трудно понять. Чтобы передвигаться, им нужна охрана, но эту охрану легко заметить, и само ее присутствие говорит о том, кого они охраняют и где эти люди находятся. Если исходить из собранной мной информации, мы даже знаем, где начать поиски. – Бадрейн отвечал на вопросы иранского аятоллы коротко и просто. Это не значит, что Дарейи глуп – как раз наоборот, к глупцам его никак не отнесешь, – но у него ограниченное знание мира. Одно из преимуществ пребывания Бадрейна в Ливане заключалось в том, что он сталкивался там со многими людьми и многое узнавал. Прежде всего он понял, что ему нужен покровитель, и в Махмуде Хаджи Дарейи Бадрейн нашел могущественного союзника. У аятоллы были свои планы. Он нуждался в людях. По какой-то причине он не слишком доверял соотечественникам. Бадрейна не интересовало почему. Какой бы ни была причина, это пошло ему на пользу и не было смысла узнавать подробности.
– Насколько хорошо охраняют таких людей? – спросил аятолла, поглаживая щеку. Он не брился почти двадцать четыре часа.
– У них отличная охрана, – ответил Бадрейн. Почувствовав что-то странное в этом вопросе, он решил запомнить его. – Американские полицейские агентства очень эффективны. В Америке существует проблема преступности, но она никак не связана с недостаточной активностью полиции. Там просто не знают, что делать с преступниками, после того как они арестованы. Вас интересует охрана президента? – Али откинулся назад и потянулся. – Он постоянно окружен великолепно подготовленными и преданными вооруженными людьми, готовыми ради него на смерть. – Бадрейн добавил эту фразу, чтобы увидеть реакцию собеседника. Дарейи устал, но при этих словах выражение его глаз изменилось. – В остальном охрана, как охрана. Приемы ее ничем не отличаются от обычных. Вряд ли нужно объяснять их, они вам хорошо знакомы.
– Каковы слабые стороны Америки?
– Сейчас их много. Там правительственный кризис. Царит полный хаос. Но вам и без меня это известно.
– Их трудно понять, этих американцев… – пробормотал Дарейи, словно думая вслух.
– Военная мощь Америки колоссальна. Ее политическая решимость непредсказуема, как мы оба обнаружили…, к нашему несчастью. Было бы большой ошибкой недооценивать все это. Америка похожа на спящего льва, и потому к ней нужно относиться осторожно и с уважением.
– А как победить льва?
При этой фразе аятоллы Бадрейн на мгновение задумался. Однажды во время пребывания в Танзании – Али находился там в качестве советника правительства по борьбе с повстанцами – он отправился на сутки в буш в сопровождении полковника танзанийской службы безопасности. Там он заметил старого льва, которому тем не менее удалось в одиночку убить антилопу. Может быть, она была покалечена. Затем они увидели стаю гиен. При виде гиен полковник остановил вездеход советского производства, сделанный в СССР, передал Бадрейну бинокль и посоветовал следить за дальнейшими событиями, сказав, что это поможет ему понять тактику повстанцев и их силу. Али навсегда запомнил случившееся. Он увидел огромного льва, по-видимому, уже старого, миновавшего расцвет своей мощи, но по-прежнему пугающе опасного и вызывающего уважение, даже с расстояния в двести метров. Гиены оказались небольшими животными, похожими на собак, которые передвигались странным образом, словно у них перебит позвоночник, однако это не мешало им быть весьма активными. Они собрались небольшой стаей метрах в двадцати от льва, пытающегося насытиться добычей, затем окружили его, и всякий раз тот, кто оказывался позади могучего зверя, бросался вперед и кусал его за ляжки. Лев поворачивался и с ревом отгонял дерзкого хищника – но в тот же миг другая гиена устремлялась вперед и кусала отвернувшегося царя зверей со своей стороны. Поодиночке у гиен было не больше шансов победить этого гиганта, чем у человека с ножом в руках в противостоянии с автоматчиком. Однако при всей своей силе лев оказался беспомощен отстоять свою добычу – или хотя бы просто защитить себя, – и через пять минут он был вынужден обороняться, не в состоянии даже убежать с достоинством, потому что всякий раз сзади оказывалась кусающая его за ляжки гиена. Льву пришлось обратиться в бегство, которое выглядело унизительно комическим – он тащил зад по траве, пытаясь прикрыть его от атак безжалостных хищников. Наконец лев исчез вдали, молча, не издавая рева и не оглядываясь назад, а гиены устремились к мертвой антилопе и стали пожирать ее со странным лаем, похожим на смех, словно издеваясь над унижением огромного льва, у которого они сумели отнять добычу. Бадрейн увидел, как маленькие хищники одержали верх над повелителем буша. Лев еще постареет, станет еще слабее, и придет время, когда он уже не сможет защитить себя от свирепых гиен. Рано или поздно, сказал ему танзанийский друг, гиены побеждают всех. Бадрейн снова посмотрел в глаза иранского аятоллы. – Победить можно и льва.
Глава 20 Новая администрация
В Восточном зале собралось человек тридцать – к удивлению Райана, все мужчины были с женами. Когда, войдя в зал, он окинул взглядом лица, некоторые их владельцы ему понравились, некоторые нет. Те, кто понравились, были так же испуганы, как и он сам. Настороженность вызывали улыбающиеся и уверенные в себе мужчины.
Как лучше всего обходиться с ними? Даже Арни не знал ответа, хотя обдумывал это. Проявить силу и запугать их? Да, конечно, подумал Райан, и завтра же в газетах его обзовут королем Джеком Первым. Говорить с ними на равных? Тогда его назовут слабаком, не способным взять на себя обязанности главы исполнительной власти. Райан начал испытывать страх перед средствами массовой информации. Раньше все было гораздо проще. Поскольку он был «рабочей пчелой», на него почти не обращали внимания. Даже когда он занимал должность советника по национальной безопасности в администрации президента Дарлинга, его считали чем-то вроде куклы чревовещателя, излагающей мнение своего повелителя. Однако теперь положение коренным образом изменилось. Теперь все, что он говорил, каждое произнесенное им слово, могло быть истолковано – и истолковывалось – так, как это хотел понять, а затем сказать любой репортер. Вашингтон уже давно потерял способность быть объективным. Здесь все было политикой, политика превращалась в идеологию, а идеология основывалась на личных предубеждениях, а не на поиске истины. Где получили образование все эти люди, если понятие истины больше не имело для них ни малейшего значения?
Проблема Райана заключалась в том, что ему по сути была чужда политическая философия как таковая. Он верил в то, что действовало, что приносило ожидаемые плоды и исправляло все, что выходило из строя. Какие политические взгляды отражали те или иные поступки, было для него менее важным, чем полученный результат. Хорошие идеи приносили пользу, несмотря на то что некоторые из них на первый взгляд могли показаться безумными. Плохие пользы не приносили, хотя многие казались чертовски здравыми. Но Вашингтон мыслил по-другому. В этом городе идеологии становились фактами, и если идеология не действовала, от нее отказывались; когда те, с которыми не соглашались, оказывались полезными, то люди, которые были против них, никогда в этом не признавались, потому что признание ошибки являлось для них более страшным грехом, чем любой личный проступок. Они скорее отвергнут Бога, чем станут отрицать его идеи. Политика была единственной сферой деятельности людей, в которой они лезли из кожи вон, мало задумываясь о реальных последствиях своих действий, реальный мир был для них намного менее важен, чем выбранные ими фантазии – правые, левые или центристские, – которые они принесли в этот город, полный мрамора и юристов.
Джек смотрел на лица присутствующих и пытался понять, какой политический багаж принесли они с собой вместе с чемоданами. Может быть, его слабым местом было то, что он не понимал, как все это происходит, но Райан жил в мире, где ошибки приводили к гибели реальных людей – или, как в практике Кэти, лишали их зрения. Для Джека жертвы были людьми с настоящими именами и лицами. Для Кэти они были людьми, чьих лиц она касалась во время операций. А вот для политических деятелей эти люди представляли собой отвлеченные абстрактные фигуры, куда менее важные для них, чем идеи, которых они придерживались.
– Как в зоопарке, – прошептала Кэролайн Райан, «Хирург», первая леди, скрывая свои подлинные чувства за обаятельной улыбкой. Она примчалась домой – в чем немало помог вертолет – как раз вовремя, чтобы облачиться в новое белое платье и надеть на шею золотое колье, которое Джек преподнес ей на Рождество…, за несколько недель до того, как террористы попытались убить ее в Аннаполисе, у моста на шоссе № 50.
– За золотой решеткой, – отозвался ее муж, «Фехтовальщик», президент Соединенных Штатов, раздвинув губы в улыбке достоверностью трехдолларовой банкноты.
– Тогда кто мы? – спросила она едва слышно, заглушаемая аплодисментами только что назначенных сенаторов. – Лев и львица? Бык и корова? Павлин и пава? Или две морские свинки в лаборатории, ждущие, когда им в глаза брызнут шампунем?
– Это зависит от того, кто на нас смотрит, милая. – Райан взял жену за руку, и они вместе подошли к микрофону.
– Дамы и господа, добро пожаловать в Вашингтон, – произнес он и сделал паузу, пока не кончилась волна новых аплодисментов. К этому тоже следует привыкнуть. Присутствующие аплодировали практически любому звуку, исходящему от президента. Хорошо еще, что у моего туалета есть двери, подумал он. Райан извлек из кармана несколько карточек размером три на пять дюймов с основными тезисами своего выступления. Карточки приготовила Кэлли Уэстон. Ее почерк был достаточно крупным, чтобы он мог читать без очков. Несмотря на это, Райан знал, что потом у него непременно будет болеть голова. Головная боль наступала каждый вечер – слишком много приходилось читать.
– В нашей стране сейчас большая нужда в вас, и именно потому мы сегодня здесь собрались. Наступило время решений. И вы получили назначения и будете исполнять обязанности, заниматься которыми многие из вас не собирались, а некоторые, может быть, и просто не желали. – Это была явная лесть, но присутствующие в зале наверняка хотели ее услышать – или, если быть более точным, увидеть себя потом на экранах телевизоров, поскольку в зале по углам стояли камеры канала Си-Спан.
Среди собравшихся, может быть, и была тройка непрофессиональных политиков, вроде одного губернатора, который заключил сделку со своим Заместителем по принципу «ты – мне, я – тебе» и в результате оказался в Вашингтоне, заняв место сенатора от другой партии. Это была «подача по кривой», о которой газеты только что начали писать. Катастрофа с Капитолием изменит соотношение сил в Сенате, потому что контроль над тридцатью двумя штатами Америки не соответствовал распределению сил между партиями в Конгрессе.
– Это принесет только пользу, – продолжал Райан. – Существует многовековая благородная традиция, согласно которой граждане страны служат своему народу, она ведет свое начало по крайней мере со времен римского гражданина Цинцинната. Страна не раз призывала его на помощь в час нужды, а затем он возвращался к себе в деревню, к своей семье и скромной сельской жизни. Не случайно один из славных наших городов носит его имя, – добавил Райан, обращаясь к сенатору из Огайо, который на самом деле жил в Дейтоне, хотя и неподалеку.
– Вы не приехали бы сюда, если бы не понимали, в чем нуждается наша страна. Но главное, о чем я хочу сказать вам сегодня, это то, что мы должны работать рука об руку. У нас, как и у страны, нет времени на споры и разногласия. – Райану снова пришлось сделать паузу, пережидая новый взрыв аплодисментов. Раздраженный задержкой, он заставил себя ответить аудитории благодарной улыбкой.
– Сенаторы, я надеюсь, вы увидите, что работать со мной нетрудно. Мои двери всегда открыты для вас, я умею отвечать на телефонные звонки и готов обратиться за помощью к вам. Я буду обсуждать с вами все проблемы, прислушиваться ко всем точкам зрения. Для меня не существует иных правил, кроме Конституции, которую я поклялся соблюдать, ограждать и защищать.
– Те, кто прислали вас сюда, кто живут за пределами кольцевого шоссе 495, опоясывающего Вашингтон, ожидают, что все мы выполним свою работу. Они не рассчитывают на наше переизбрание. Они надеются, что мы будем трудиться для их блага добросовестно, насколько позволяют наши способности. Мы работаем на них, а не они на нас. В этом заключается наш долг. Роберт Ли однажды сказал, что нет слова возвышенней, чем слово «долг». А сегодня особенно, потому что ни один из нас не избран на должность, которую занимает. Мы представляем народ демократической страны, но все оказались здесь по причине, которой просто не должно было произойти. Разве может быть ответственней долг каждого из нас?
Новые аплодисменты.
– Не существует более высокого доверия, чем то, которое оказала нам судьба. Мы не средневековые феодалы, от рождения освященные высоким положением и безграничной властью. Мы слуги народа, чья воля дала нам власть. Мы живем по традициям гигантов. Примером для нас должны стать Генри Клей, Дэниел Уэбстер, Джон Кэлхун и другие члены Сената прошлых поколений. «Каково положение Америки?» – говорят, спросил Уэбстер со смертного одра. Мы ответим на этот вопрос. Судьба Америки в наших руках. Линкольн назвал Америку последней и лучшей надеждой человечества, и в течение последних двадцати лет Америка оправдывала слова нашего шестнадцатого президента. Америка все еще остается экспериментом, коллективной идеей, управляемой списком правил под названием Конституция, в верности которой клянется каждый из нас как внутри кольцевого шоссе 495, так и за его пределами, по всей стране. Благодаря этому короткому документу мы занимаем особое место в жизни человечества. Америка – это не просто континент между двумя океанами. Америка – это идея, это список правил, которым мы повинуемся. Именно по этой причине мы отличаемся от других государств, и, следуя этим правилам, мы все, кто находимся в этом зале, можем сделать так, что страна, которую мы оставим нашим наследникам, будет такой же, какой была получена нами от наших предшественников, может быть, даже чуть лучше. А теперь… – Райан повернулся к председателю апелляционного суда Соединенных Штатов по Четвертому судебному округу, судье из Ричмонда, наиболее уважаемому судье страны, – настало время для вас приступить к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
***
– Как вы сумели собрать столько сведений? – спросил Дарейи.
– Из американских средств массовой информации, от их репортеров, – объяснил Бадрейн.
– Получается все они шпионы! – воскликнул аятолла.
– Существует такое мнение, – улыбнулся Бадрейн. – На самом деле это не так. Репортеры – это…, как бы получше выразиться? Что-то вроде средневековых герольдов. Они видят интересные события и сообщают о том, что видят. Они преданы только самим себе и своей профессии. Вы правы, они действительно шпионят, но шпионят за всеми, и в первую очередь за своими соотечественниками. Это может показаться безумием, я согласен, но тем не менее это так.
– А они верят во что-нибудь? – Религиозному лидеру Ирана трудно было понять такую позицию.
– Я так этого и не понял, – снова улыбнулся Бадрейн. – Казалось бы, американские репортеры сочувствуют Израилю, но и это преувеличение. Мне потребовались годы, чтобы постигнуть их поведение. Подобно диким собакам, они готовы броситься на кого угодно, укусят любую протянутую руку, какой бы доброй она ни была. Они не жалеют сил на поиски, находят интересующие их сведения и публикуют собранную информацию. Таким образом мне удалось узнать все об этом Райане – его доме, семье, школах, где учатся его дети, я знаю даже номер кабинета, где работает его жена, – словом, обо всем.
– Что, если часть этой информации не соответствует действительности? – В голосе Дарейи звучало подозрение. При его отношении к Западу природа тамошних репортеров была настолько чужда аятолле, что он не мог в нее целиком поверить.
– Это легко проверяется. Место работы его жены, например. Я не сомневаюсь, что среди персонала той больницы имеются и правоверные. Нужно только вступить с ними в контакт и задать несколько невинных вопросов. Что касается дома, в котором живет семья, он находится под надежной охраной. То же самое относится к детям президента. Это трудно понять. Чтобы передвигаться, им нужна охрана, но эту охрану легко заметить, и само ее присутствие говорит о том, кого они охраняют и где эти люди находятся. Если исходить из собранной мной информации, мы даже знаем, где начать поиски. – Бадрейн отвечал на вопросы иранского аятоллы коротко и просто. Это не значит, что Дарейи глуп – как раз наоборот, к глупцам его никак не отнесешь, – но у него ограниченное знание мира. Одно из преимуществ пребывания Бадрейна в Ливане заключалось в том, что он сталкивался там со многими людьми и многое узнавал. Прежде всего он понял, что ему нужен покровитель, и в Махмуде Хаджи Дарейи Бадрейн нашел могущественного союзника. У аятоллы были свои планы. Он нуждался в людях. По какой-то причине он не слишком доверял соотечественникам. Бадрейна не интересовало почему. Какой бы ни была причина, это пошло ему на пользу и не было смысла узнавать подробности.
– Насколько хорошо охраняют таких людей? – спросил аятолла, поглаживая щеку. Он не брился почти двадцать четыре часа.
– У них отличная охрана, – ответил Бадрейн. Почувствовав что-то странное в этом вопросе, он решил запомнить его. – Американские полицейские агентства очень эффективны. В Америке существует проблема преступности, но она никак не связана с недостаточной активностью полиции. Там просто не знают, что делать с преступниками, после того как они арестованы. Вас интересует охрана президента? – Али откинулся назад и потянулся. – Он постоянно окружен великолепно подготовленными и преданными вооруженными людьми, готовыми ради него на смерть. – Бадрейн добавил эту фразу, чтобы увидеть реакцию собеседника. Дарейи устал, но при этих словах выражение его глаз изменилось. – В остальном охрана, как охрана. Приемы ее ничем не отличаются от обычных. Вряд ли нужно объяснять их, они вам хорошо знакомы.
– Каковы слабые стороны Америки?
– Сейчас их много. Там правительственный кризис. Царит полный хаос. Но вам и без меня это известно.
– Их трудно понять, этих американцев… – пробормотал Дарейи, словно думая вслух.
– Военная мощь Америки колоссальна. Ее политическая решимость непредсказуема, как мы оба обнаружили…, к нашему несчастью. Было бы большой ошибкой недооценивать все это. Америка похожа на спящего льва, и потому к ней нужно относиться осторожно и с уважением.
– А как победить льва?
При этой фразе аятоллы Бадрейн на мгновение задумался. Однажды во время пребывания в Танзании – Али находился там в качестве советника правительства по борьбе с повстанцами – он отправился на сутки в буш в сопровождении полковника танзанийской службы безопасности. Там он заметил старого льва, которому тем не менее удалось в одиночку убить антилопу. Может быть, она была покалечена. Затем они увидели стаю гиен. При виде гиен полковник остановил вездеход советского производства, сделанный в СССР, передал Бадрейну бинокль и посоветовал следить за дальнейшими событиями, сказав, что это поможет ему понять тактику повстанцев и их силу. Али навсегда запомнил случившееся. Он увидел огромного льва, по-видимому, уже старого, миновавшего расцвет своей мощи, но по-прежнему пугающе опасного и вызывающего уважение, даже с расстояния в двести метров. Гиены оказались небольшими животными, похожими на собак, которые передвигались странным образом, словно у них перебит позвоночник, однако это не мешало им быть весьма активными. Они собрались небольшой стаей метрах в двадцати от льва, пытающегося насытиться добычей, затем окружили его, и всякий раз тот, кто оказывался позади могучего зверя, бросался вперед и кусал его за ляжки. Лев поворачивался и с ревом отгонял дерзкого хищника – но в тот же миг другая гиена устремлялась вперед и кусала отвернувшегося царя зверей со своей стороны. Поодиночке у гиен было не больше шансов победить этого гиганта, чем у человека с ножом в руках в противостоянии с автоматчиком. Однако при всей своей силе лев оказался беспомощен отстоять свою добычу – или хотя бы просто защитить себя, – и через пять минут он был вынужден обороняться, не в состоянии даже убежать с достоинством, потому что всякий раз сзади оказывалась кусающая его за ляжки гиена. Льву пришлось обратиться в бегство, которое выглядело унизительно комическим – он тащил зад по траве, пытаясь прикрыть его от атак безжалостных хищников. Наконец лев исчез вдали, молча, не издавая рева и не оглядываясь назад, а гиены устремились к мертвой антилопе и стали пожирать ее со странным лаем, похожим на смех, словно издеваясь над унижением огромного льва, у которого они сумели отнять добычу. Бадрейн увидел, как маленькие хищники одержали верх над повелителем буша. Лев еще постареет, станет еще слабее, и придет время, когда он уже не сможет защитить себя от свирепых гиен. Рано или поздно, сказал ему танзанийский друг, гиены побеждают всех. Бадрейн снова посмотрел в глаза иранского аятоллы. – Победить можно и льва.
Глава 20 Новая администрация
В Восточном зале собралось человек тридцать – к удивлению Райана, все мужчины были с женами. Когда, войдя в зал, он окинул взглядом лица, некоторые их владельцы ему понравились, некоторые нет. Те, кто понравились, были так же испуганы, как и он сам. Настороженность вызывали улыбающиеся и уверенные в себе мужчины.
Как лучше всего обходиться с ними? Даже Арни не знал ответа, хотя обдумывал это. Проявить силу и запугать их? Да, конечно, подумал Райан, и завтра же в газетах его обзовут королем Джеком Первым. Говорить с ними на равных? Тогда его назовут слабаком, не способным взять на себя обязанности главы исполнительной власти. Райан начал испытывать страх перед средствами массовой информации. Раньше все было гораздо проще. Поскольку он был «рабочей пчелой», на него почти не обращали внимания. Даже когда он занимал должность советника по национальной безопасности в администрации президента Дарлинга, его считали чем-то вроде куклы чревовещателя, излагающей мнение своего повелителя. Однако теперь положение коренным образом изменилось. Теперь все, что он говорил, каждое произнесенное им слово, могло быть истолковано – и истолковывалось – так, как это хотел понять, а затем сказать любой репортер. Вашингтон уже давно потерял способность быть объективным. Здесь все было политикой, политика превращалась в идеологию, а идеология основывалась на личных предубеждениях, а не на поиске истины. Где получили образование все эти люди, если понятие истины больше не имело для них ни малейшего значения?
Проблема Райана заключалась в том, что ему по сути была чужда политическая философия как таковая. Он верил в то, что действовало, что приносило ожидаемые плоды и исправляло все, что выходило из строя. Какие политические взгляды отражали те или иные поступки, было для него менее важным, чем полученный результат. Хорошие идеи приносили пользу, несмотря на то что некоторые из них на первый взгляд могли показаться безумными. Плохие пользы не приносили, хотя многие казались чертовски здравыми. Но Вашингтон мыслил по-другому. В этом городе идеологии становились фактами, и если идеология не действовала, от нее отказывались; когда те, с которыми не соглашались, оказывались полезными, то люди, которые были против них, никогда в этом не признавались, потому что признание ошибки являлось для них более страшным грехом, чем любой личный проступок. Они скорее отвергнут Бога, чем станут отрицать его идеи. Политика была единственной сферой деятельности людей, в которой они лезли из кожи вон, мало задумываясь о реальных последствиях своих действий, реальный мир был для них намного менее важен, чем выбранные ими фантазии – правые, левые или центристские, – которые они принесли в этот город, полный мрамора и юристов.
Джек смотрел на лица присутствующих и пытался понять, какой политический багаж принесли они с собой вместе с чемоданами. Может быть, его слабым местом было то, что он не понимал, как все это происходит, но Райан жил в мире, где ошибки приводили к гибели реальных людей – или, как в практике Кэти, лишали их зрения. Для Джека жертвы были людьми с настоящими именами и лицами. Для Кэти они были людьми, чьих лиц она касалась во время операций. А вот для политических деятелей эти люди представляли собой отвлеченные абстрактные фигуры, куда менее важные для них, чем идеи, которых они придерживались.
– Как в зоопарке, – прошептала Кэролайн Райан, «Хирург», первая леди, скрывая свои подлинные чувства за обаятельной улыбкой. Она примчалась домой – в чем немало помог вертолет – как раз вовремя, чтобы облачиться в новое белое платье и надеть на шею золотое колье, которое Джек преподнес ей на Рождество…, за несколько недель до того, как террористы попытались убить ее в Аннаполисе, у моста на шоссе № 50.
– За золотой решеткой, – отозвался ее муж, «Фехтовальщик», президент Соединенных Штатов, раздвинув губы в улыбке достоверностью трехдолларовой банкноты.
– Тогда кто мы? – спросила она едва слышно, заглушаемая аплодисментами только что назначенных сенаторов. – Лев и львица? Бык и корова? Павлин и пава? Или две морские свинки в лаборатории, ждущие, когда им в глаза брызнут шампунем?
– Это зависит от того, кто на нас смотрит, милая. – Райан взял жену за руку, и они вместе подошли к микрофону.
– Дамы и господа, добро пожаловать в Вашингтон, – произнес он и сделал паузу, пока не кончилась волна новых аплодисментов. К этому тоже следует привыкнуть. Присутствующие аплодировали практически любому звуку, исходящему от президента. Хорошо еще, что у моего туалета есть двери, подумал он. Райан извлек из кармана несколько карточек размером три на пять дюймов с основными тезисами своего выступления. Карточки приготовила Кэлли Уэстон. Ее почерк был достаточно крупным, чтобы он мог читать без очков. Несмотря на это, Райан знал, что потом у него непременно будет болеть голова. Головная боль наступала каждый вечер – слишком много приходилось читать.
– В нашей стране сейчас большая нужда в вас, и именно потому мы сегодня здесь собрались. Наступило время решений. И вы получили назначения и будете исполнять обязанности, заниматься которыми многие из вас не собирались, а некоторые, может быть, и просто не желали. – Это была явная лесть, но присутствующие в зале наверняка хотели ее услышать – или, если быть более точным, увидеть себя потом на экранах телевизоров, поскольку в зале по углам стояли камеры канала Си-Спан.
Среди собравшихся, может быть, и была тройка непрофессиональных политиков, вроде одного губернатора, который заключил сделку со своим Заместителем по принципу «ты – мне, я – тебе» и в результате оказался в Вашингтоне, заняв место сенатора от другой партии. Это была «подача по кривой», о которой газеты только что начали писать. Катастрофа с Капитолием изменит соотношение сил в Сенате, потому что контроль над тридцатью двумя штатами Америки не соответствовал распределению сил между партиями в Конгрессе.
– Это принесет только пользу, – продолжал Райан. – Существует многовековая благородная традиция, согласно которой граждане страны служат своему народу, она ведет свое начало по крайней мере со времен римского гражданина Цинцинната. Страна не раз призывала его на помощь в час нужды, а затем он возвращался к себе в деревню, к своей семье и скромной сельской жизни. Не случайно один из славных наших городов носит его имя, – добавил Райан, обращаясь к сенатору из Огайо, который на самом деле жил в Дейтоне, хотя и неподалеку.
– Вы не приехали бы сюда, если бы не понимали, в чем нуждается наша страна. Но главное, о чем я хочу сказать вам сегодня, это то, что мы должны работать рука об руку. У нас, как и у страны, нет времени на споры и разногласия. – Райану снова пришлось сделать паузу, пережидая новый взрыв аплодисментов. Раздраженный задержкой, он заставил себя ответить аудитории благодарной улыбкой.
– Сенаторы, я надеюсь, вы увидите, что работать со мной нетрудно. Мои двери всегда открыты для вас, я умею отвечать на телефонные звонки и готов обратиться за помощью к вам. Я буду обсуждать с вами все проблемы, прислушиваться ко всем точкам зрения. Для меня не существует иных правил, кроме Конституции, которую я поклялся соблюдать, ограждать и защищать.
– Те, кто прислали вас сюда, кто живут за пределами кольцевого шоссе 495, опоясывающего Вашингтон, ожидают, что все мы выполним свою работу. Они не рассчитывают на наше переизбрание. Они надеются, что мы будем трудиться для их блага добросовестно, насколько позволяют наши способности. Мы работаем на них, а не они на нас. В этом заключается наш долг. Роберт Ли однажды сказал, что нет слова возвышенней, чем слово «долг». А сегодня особенно, потому что ни один из нас не избран на должность, которую занимает. Мы представляем народ демократической страны, но все оказались здесь по причине, которой просто не должно было произойти. Разве может быть ответственней долг каждого из нас?
Новые аплодисменты.
– Не существует более высокого доверия, чем то, которое оказала нам судьба. Мы не средневековые феодалы, от рождения освященные высоким положением и безграничной властью. Мы слуги народа, чья воля дала нам власть. Мы живем по традициям гигантов. Примером для нас должны стать Генри Клей, Дэниел Уэбстер, Джон Кэлхун и другие члены Сената прошлых поколений. «Каково положение Америки?» – говорят, спросил Уэбстер со смертного одра. Мы ответим на этот вопрос. Судьба Америки в наших руках. Линкольн назвал Америку последней и лучшей надеждой человечества, и в течение последних двадцати лет Америка оправдывала слова нашего шестнадцатого президента. Америка все еще остается экспериментом, коллективной идеей, управляемой списком правил под названием Конституция, в верности которой клянется каждый из нас как внутри кольцевого шоссе 495, так и за его пределами, по всей стране. Благодаря этому короткому документу мы занимаем особое место в жизни человечества. Америка – это не просто континент между двумя океанами. Америка – это идея, это список правил, которым мы повинуемся. Именно по этой причине мы отличаемся от других государств, и, следуя этим правилам, мы все, кто находимся в этом зале, можем сделать так, что страна, которую мы оставим нашим наследникам, будет такой же, какой была получена нами от наших предшественников, может быть, даже чуть лучше. А теперь… – Райан повернулся к председателю апелляционного суда Соединенных Штатов по Четвертому судебному округу, судье из Ричмонда, наиболее уважаемому судье страны, – настало время для вас приступить к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191