– Он просто выполняет свою работу. Я приношу ему бумаги, он читает их и принимает решение. Он прислушивается к тому, что ему говорят, – задает разумные вопросы, внимательно выслушивает ответы, – но всегда сам принимает решения, словно ему известно, что правильно, а что нет. Но, черт побери, Боб, почти всегда он оказывается прав! Ты понимаешь, я не могу разобраться в нем. Впрочем, это тоже не так. Иногда я не понимаю, чем он руководствуется.
– Словно пришел со стороны, – негромко заметил Хольцман. – Но…
Глава администрации кивнул.
– Вот именно – но. Но к нему относятся и пытаются его понять, словно он политический деятель с тщательно разработанной программой действий, которую он скрывает от всех.
– Значит, ключ к загадке Райана заключается в том, что нет никакой загадки… Вот ведь сукин сын! – засмеялся Хольцман. – А правда, что он ненавидит свою работу?
– Большей частью. Но ты бы видел его, когда он выступал на Среднем Западе. В тот момент Джек отдался этому всей душой. Люди, перед которыми он выступал, прямо-таки обожали его, а он тоже любил их, и это было заметно – и тогда он страшно испугался, что не сумеет оправдать их доверия. Никакой загадки? Совершенно верно, никакой. Как любят говорить игроки в гольф, самое трудное заключается в том, чтобы послать мяч прямо к лунке, верно? А тут все ждут от него каких-то хитростей. Да нет этих хитростей, нет совсем.
– Тогда в чем заключается фокус, если нет никакого фокуса? – фыркнул Хольцман.
– Боб, я просто пытаюсь контролировать средства массовой информации, понимаешь? Представления не имею, как ты изложишь это, разве что будешь придерживаться одних фактов, подобно тому как и полагается поступать журналистам.
Хольцману было трудно переварить услышанное. Он провел в Вашингтоне всю свою профессиональную жизнь.
– Значит, все политические деятели должны быть такими же честными и прямыми, как и Райан. Но они не такие.
– А этот такой, – огрызнулся Арни.
– Но как я скажу это своим читателям? Кто мне поверит?
– Действительно, сложная проблема, – покачал головой ван Дамм. – Я занимался политикой всю жизнь, и мне казалось, что я знаю все. Черт возьми, я действительно знаю все. Я один из лучших специалистов в своей области, всем это известно, и тут внезапно в Овальном кабинете появляется этот неотесанный мужлан и говорит, что король-то голый, и он прав. Никто не знает, что предпринять, разве что утверждать, что это не так. Система не готова для этого. Она способна заниматься только собой.
– И эта система уничтожит всякого, кто с ней не согласен. – Хольцман поморщился при мысли, что если бы Ганс Христиан Андерсен написал свою сказку «Новое платье короля» о Вашингтоне, то мальчишка, осмелившийся сказать правду вслух, был бы убит на месте собравшейся толпой лоббистов.
– Она прилагает все усилия для этого, – согласился Арни.
– Тогда что нам нужно предпринять?
– Это ведь ты сказал, что не хочешь стоять и наблюдать за тем, как распинают невиновного человека…
– Что же делать?
– Может быть, поговорить о беснующейся толпе, – предложил Арни, – или о коррумпированном королевском дворе.
Следующим отправлялся рейс 774 австрийской авиакомпании «Остриэн эйрлайнз». К этому времени процедура была отработана до мелочей и все происходило в пределах технических параметров.
Баллончики от крема для бритья наполнялись всего за сорок минут до вылета. «Обезьяний дом» находился недалеко от аэропорта, время отправления тоже было удобным, а зрелище людей, спешащих к трапу за несколько минут до вылета, не было чем-то необычным во всех аэропортах мира, особенно когда авиалайнеры вылетали ночью. «Суп» наливали в нижнюю половину баллончика через пластмассовый клапан, невидимый при просвечивании рентгеновскими лучами. Жидкий азот попадал в верхнюю часть баллончика, рядом с изолированным сосудом, расположенным в середине. Процедура подготовки была простой и безопасной. В качестве дополнительной меры предосторожности, но вообще-то даже излишней, наружную поверхность баллончиков опрыскивали едкими химикалиями и тщательно протирали; это делалось для того, чтобы успокоить посланцев. Баллончики были, конечно, очень холодными, но это не представляло опасности. По мере того как жидкий азот медленно закипал, избыток паров выходил через клапан в окружающую атмосферу, где просто смешивался с воздухом. Несмотря на то что азот является важной составляющей взрывчатых веществ, сам по себе это инертный прозрачный газ, не имеющий запаха. Он также не вступал ни в какую химическую реакцию с содержимым баллончиков, а клапан сохранял необходимое количество находящегося под давлением газа, который будет выбрасывать наружу «суп», когда в этом возникнет необходимость.
Баллончики наполнялись армейскими медиками, которые работали в защитных скафандрах, – они отказались работать без них, а всякий приказ всего лишь привел бы к тому, что они начали бы нервничать и проявлять излишнюю осторожность. Директор решил согласиться с их требованиями. Оставалось отправить еще две группы по пять человек в каждой. Вообще-то Моуди знал, что все баллончики можно было приготовить в одно и то же время, но было решено без крайней необходимости не рисковать. При этой мысли по его телу пробежали мурашки. Не рисковать без крайней необходимости? С тем содержимым, которое находится в баллончиках? Конечно.
***
Этой ночью Дарейи не спал, что было для него необычным. Несмотря на то что с течением времени он чувствовал, что ему требуется меньше сна, он никогда не испытывал проблем с тем, чтобы уснуть. По ночам, когда наступала тишина и ветер дул со стороны аэродрома, Дарейи слышал, как ревели двигатели авиалайнеров при взлете, – отдаленный шум, напоминающий грохот водопада, иногда думал он, или, может быть, землетрясения. Какой-то первобытный звук природы, далекий и полный мрачных предзнаменований. И вот теперь он почувствовал, как прислушивается к нему, стараясь представить себе, действительно ли он слышит этот звук или ему просто кажется.
Может быть, он начал действовать слишком поспешно? Он был старым человеком и жил в стране, где многие умирали совсем молодыми. Дарейи помнил болезни молодости, а позднее узнал об их причинах, известных науке, – они сводились главным образом к отсутствию водопровода и канализации, поскольку Иран был отсталой страной на протяжении почти всей его жизни, несмотря на долгую историю мощной страны и цивилизации. Затем эта страна ожила благодаря нефти и колоссальным богатствам, принесенным ею. Мохаммед Реза Пехлеви – шах-ин-шах – король королей, как гласила эта фраза, – начал восстанавливать страну, но допустил ошибку, делая это слишком поспешно и создав себе слишком много врагов. В темном прошлом Ирана, как и в позднейшие времена, светская власть находилась в руках исламского духовенства, а шах, начав освобождение крестьян, задел чувства слишком многих, и его врагами стали те, чья власть была духовной и к кому простые люди обращались, чтобы найти порядок в жизни, ставшей хаотичной в результате наступивших перемен. Даже при таких обстоятельствах шах едва не добился успеха, но именно едва, а это слово является убийственным для тех, кого мир создал для величия и славы.
Что думают такие люди? Подобно тому как он сам постарел и превратился в старика, так и шах стал стариком, умирающим от рака, которому было суждено увидеть, как труд всей его жизни рухнул у него на глазах за несколько коротких недель, как были уничтожены во время непродолжительной оргии сведения счетов его соратники. И сам он вскоре умер, испытывая горечь из-за предательства своих бывших американских друзей. О чем думал шах в последние дни своей жизни? О том, что слишком спешил добиться процветания своей страны, что зашел слишком далеко – или недостаточно далеко? Дарейи не знал этого, а ведь это было так важно теперь, думал он под отдаленный шум водопадов в тишине персидской ночи.
Двигаться вперед слишком быстро – значит совершить непростительную ошибку, чему учатся молодые и о чем знают старики, но не двигаться совсем или двигаться недостаточно быстро, идти недостаточно далеко или не проявлять достаточной настойчивости – значит фактически отказаться от достижения целей, которые делают людей великими. Как горько, должно быть, лежать ночью в постели, не в силах погрузиться в целебный сон, столь необходимый, чтобы снова обрести способность мыслить четко и ясно, думать и проклинать себя за навсегда упущенные возможности.
Наверно, он знает, о чем думал шах незадолго до смерти, признался Дарейи. В его стране, как и при шахе, начали проявляться тревожные приметы. Несмотря на то что аятолла был изолирован от народа и не общался с ним, он сумел заметить это. Приметы проявлялись как едва заметные перемены в одежде, особенно у женщин. Незначительные, недостаточные для того, чтобы преследовать их за отказ соблюдать мусульманские традиции, потому что даже истинные правоверные ослабли в своей преданности исламу. К тому же, оказывается, существует некоторая неопределенность в традициях ислама, и этим пользуются люди, чтобы узнать, что произойдет дальше. Да, люди продолжали верить в ислам и все еще верили в него, их духовного лидера. Но Коран по сути дела не был так уж строг, нация стала богатой, а чтобы стать еще богаче, надо устанавливать деловые отношения. Как можно оставаться защитником веры, если не становишься, в конце концов, все богаче и богаче? Самые лучшие и умные молодые люди Ирана уезжали за границу, чтобы получить там образование, потому что в его стране не было школ и университетов, как на Западе у неверных, и почти всегда они возвращались обратно, овладев специальностями, в которых так нуждалась страна. Но вместе со знаниями они привозили в Иран многое другое, невидимое и неосязаемое – сомнения и вопросы, воспоминания о свободной жизни в другом обществе, где слабым доступны плотские наслаждения, а ведь все люди слабы. Вдруг Хомейни и ему самому, аятолле Дарейи, удалось едва лишь замедлить тот процесс, который начался при шахе? Люди, вернувшиеся к исламу из-за реакции на действия Мохаммеда Реза Пехлеви, начали теперь снова поддаваться на данные им обещания свободы. Неужели они не знают? Разве они не видят? Они могут обладать всей мощью и всеми благами того, что люди называют цивилизацией, и по-прежнему оставаться правоверными, по-прежнему сохранять духовную целостность, без которой все это не стоит ничего.
Но чтобы добиться этого, его страна должна стать поистине великой, и потому он не мог допустить никаких едва. Он должен добиться успеха, должен доказать, что он был прав с самого начала, что только непреклонная вера является подлинной основой мощи страны.
Убийство диктатора Ирака, несчастья, обрушившиеся на Америку – все это было знамением, не могло не быть, правда? Он внимательно изучил их. Теперь Ирак и Иран стали единой страной, к этому он стремился на протяжении десятилетий, и буквально в это же время Америка оказалась парализованной. Дарейи полагался на советы не одного Бадрейна. Нет, у него были свои собственные эксперты по Америке, знакомые с тем, как функционирует ее правительство. Он раскусил Райана за время их единственной важной встречи, заглянул в глаза американца, услышал смелые, но пустые слова и понял сущность человека, который мог стать теперь его главным противником. Он знал, что Райан не выбрал и не мог по законам своей страны выбрать преемника, способного заменить его, а потому во власти аятоллы оказался этот благоприятный момент, которым он должен воспользоваться. В противном случае история заклеймит его как едва – опять едва! – не добившегося успеха.
Нет, он не хотел, чтобы его помнили, как еще одного Мохаммеда Пехлеви. Хотя он не стремился к благам, которые дарит власть, ему хотелось насладиться собственно ею. Еще при жизни он возглавит весь исламский мир. Через месяц в его распоряжении будет нефть Персидского залива и ключи к Мекке, а это значит, что он сосредоточит в своих руках всю светскую и духовную власть. А уж затем его влияние как владыки исламского мира распространится повсюду. Всего через несколько лет его страна превратится в сверхдержаву во всех отношениях, и он оставит в наследство мощь, которой не знал мир со времен Александра Македонского, но вдобавок к этому страна получит безопасность, основанную на вере в Аллаха. Для достижения этой цели, для объединения мусульман, для того, чтобы выполнить волю Аллаха и заветы пророка Мухаммеда, он сделает все необходимое, и если для этого нужно быстро двигаться вперед, он так и поступит. В конце концов, процесс был достаточно простым, состоящим всего из трех простых шагов, причем третий, самый трудный, был уже начат, и ничто не могло остановить его, даже если все планы Бадрейна потерпели бы неудачу.
Но не спешит ли он? – в последний раз спросил себя Дарейи. Нет, он двигается к своей цели решительно и смело, пользуясь фактором неожиданности, рассчитав каждый шаг. Именно так будет говориться о нем в истории.
***
– Ночные полеты – это действительно сложное дело? – спросил Джек.
– Да, конечно, по крайней мере, для них, – ответил Робби. Ему нравилось вот так информировать президента, сидя поздним вечером в Овальном кабинете, со стаканом виски в руке. – Они всегда беспокоятся о технике больше, чем о людях. Вертолеты – в данном случае французские, у нас такими же снабжена береговая охрана – стоят немалых денег, и мы раньше не замечали, чтобы они проводили летные операции по ночам. Ночные учения, которые они проводят, ориентированы главным образом на борьбу с подводными лодками. Возможно, они намереваются покончить со всеми голландскими подлодками, которые закупил Тайбэй в прошлом году. Кроме того, мы были свидетелями ряда операций, проведенных китайским военно-морским флотом совместно с военно-воздушными силами.
– Выводы?
– Они к чему-то готовятся. – Начальник оперативного управления Пентагона закрыл тетрадь с записями, куда время от времени заглядывал. – Сэр, мы…
– Робби, – прервал его Райан, глядя на адмирала поверх новых очков для чтения, которые ему только что прописала Кэти, – если ты не начнешь звать меня Джеком, когда мы беседуем с глазу на глаз, я президентским указом разжалую тебя в младшие лейтенанты.
– Но мы не одни, – возразил адмирал Джексон, делая жест в сторону агента Прайс.
– Не обращай внимания на Андреа – черт возьми, я совсем не хотел сказать… – Райан покраснел.
– Он совершенно прав, адмирал, вы действительно не должны обращать на меня внимания, – сказала она, с трудом удерживаясь от смеха. – Господин президент, этих слов я ждала от вас несколько недель.
Джек посмотрел на поверхность стола и покачал головой.
– Ну разве это жизнь для нормального человека? Мой лучший друг зовет меня «сэр», и я не проявляю должной вежливости по отношению к даме.
– Джек, ты мой верховный главнокомандующий, – с улыбкой напомнил Робби, глядя на расстроенное лицо друга. – А я всего лишь рядовой морской летчик.
Начинать лучше всего с самого начала, подумал президент, и произнес:
– Агент Прайс?
– Да, господин президент?
– Налейте себе виски и сядьте.
– Сэр, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и согласно действующим правилам…
– Тогда добавьте в свой стакан побольше воды, но вы обязаны выполнить приказ президента. Исполняйте!
Она заколебалась, затем пришла к выводу, что президент Соединенных Штатов делает это не просто так. Прайс налила в стакан для коктейля с наперсток виски и щедро добавила в него лед и минеральную воду, затем села рядом с начальником J-3. Сисси, жена адмирала, находилась на втором этаже Белого дома с семьей Райана.
– Я могу обосновать свой приказ тем, что президенту после трудного дня нужно снять напряжение, а я не могу сделать этого, если рядом, когда я сижу, стоит дама, а мой друг отказывается называть меня по имени даже в неслужебное время. Ясно?
– Так точно, – ответил Робби, продолжая улыбаться, но понимая логику Джека и грусть его одиночества. – Итак, Джек, мы расслабились и сможем беседовать в дружеской обстановке. – Он посмотрел на Прайс. – Вы находитесь здесь, чтобы застрелить меня, если сочтете мое поведение угрожающим, верно?
– Выстрелю прямо в голову, – подтвердила Андреа.
– Вообще-то я предпочитаю ракеты. Это надежнее, – добавил адмирал.
– Однажды ночью вы неплохо проявили себя и с ружьем в руках – во всяком случае так считает босс. Между прочим, позвольте поблагодарить вас.
– За что?
– За то, что вы помогли ему выжить. Наша обязанность заключается в том, чтобы защищать жизнь президента, даже если он проявляет излишнюю фамильярность по отношению к наемному персоналу.
Джек добавил себе бурбона и снова опустился в кресло, глядя на своих гостей, которые сидели на диване напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
– Словно пришел со стороны, – негромко заметил Хольцман. – Но…
Глава администрации кивнул.
– Вот именно – но. Но к нему относятся и пытаются его понять, словно он политический деятель с тщательно разработанной программой действий, которую он скрывает от всех.
– Значит, ключ к загадке Райана заключается в том, что нет никакой загадки… Вот ведь сукин сын! – засмеялся Хольцман. – А правда, что он ненавидит свою работу?
– Большей частью. Но ты бы видел его, когда он выступал на Среднем Западе. В тот момент Джек отдался этому всей душой. Люди, перед которыми он выступал, прямо-таки обожали его, а он тоже любил их, и это было заметно – и тогда он страшно испугался, что не сумеет оправдать их доверия. Никакой загадки? Совершенно верно, никакой. Как любят говорить игроки в гольф, самое трудное заключается в том, чтобы послать мяч прямо к лунке, верно? А тут все ждут от него каких-то хитростей. Да нет этих хитростей, нет совсем.
– Тогда в чем заключается фокус, если нет никакого фокуса? – фыркнул Хольцман.
– Боб, я просто пытаюсь контролировать средства массовой информации, понимаешь? Представления не имею, как ты изложишь это, разве что будешь придерживаться одних фактов, подобно тому как и полагается поступать журналистам.
Хольцману было трудно переварить услышанное. Он провел в Вашингтоне всю свою профессиональную жизнь.
– Значит, все политические деятели должны быть такими же честными и прямыми, как и Райан. Но они не такие.
– А этот такой, – огрызнулся Арни.
– Но как я скажу это своим читателям? Кто мне поверит?
– Действительно, сложная проблема, – покачал головой ван Дамм. – Я занимался политикой всю жизнь, и мне казалось, что я знаю все. Черт возьми, я действительно знаю все. Я один из лучших специалистов в своей области, всем это известно, и тут внезапно в Овальном кабинете появляется этот неотесанный мужлан и говорит, что король-то голый, и он прав. Никто не знает, что предпринять, разве что утверждать, что это не так. Система не готова для этого. Она способна заниматься только собой.
– И эта система уничтожит всякого, кто с ней не согласен. – Хольцман поморщился при мысли, что если бы Ганс Христиан Андерсен написал свою сказку «Новое платье короля» о Вашингтоне, то мальчишка, осмелившийся сказать правду вслух, был бы убит на месте собравшейся толпой лоббистов.
– Она прилагает все усилия для этого, – согласился Арни.
– Тогда что нам нужно предпринять?
– Это ведь ты сказал, что не хочешь стоять и наблюдать за тем, как распинают невиновного человека…
– Что же делать?
– Может быть, поговорить о беснующейся толпе, – предложил Арни, – или о коррумпированном королевском дворе.
Следующим отправлялся рейс 774 австрийской авиакомпании «Остриэн эйрлайнз». К этому времени процедура была отработана до мелочей и все происходило в пределах технических параметров.
Баллончики от крема для бритья наполнялись всего за сорок минут до вылета. «Обезьяний дом» находился недалеко от аэропорта, время отправления тоже было удобным, а зрелище людей, спешащих к трапу за несколько минут до вылета, не было чем-то необычным во всех аэропортах мира, особенно когда авиалайнеры вылетали ночью. «Суп» наливали в нижнюю половину баллончика через пластмассовый клапан, невидимый при просвечивании рентгеновскими лучами. Жидкий азот попадал в верхнюю часть баллончика, рядом с изолированным сосудом, расположенным в середине. Процедура подготовки была простой и безопасной. В качестве дополнительной меры предосторожности, но вообще-то даже излишней, наружную поверхность баллончиков опрыскивали едкими химикалиями и тщательно протирали; это делалось для того, чтобы успокоить посланцев. Баллончики были, конечно, очень холодными, но это не представляло опасности. По мере того как жидкий азот медленно закипал, избыток паров выходил через клапан в окружающую атмосферу, где просто смешивался с воздухом. Несмотря на то что азот является важной составляющей взрывчатых веществ, сам по себе это инертный прозрачный газ, не имеющий запаха. Он также не вступал ни в какую химическую реакцию с содержимым баллончиков, а клапан сохранял необходимое количество находящегося под давлением газа, который будет выбрасывать наружу «суп», когда в этом возникнет необходимость.
Баллончики наполнялись армейскими медиками, которые работали в защитных скафандрах, – они отказались работать без них, а всякий приказ всего лишь привел бы к тому, что они начали бы нервничать и проявлять излишнюю осторожность. Директор решил согласиться с их требованиями. Оставалось отправить еще две группы по пять человек в каждой. Вообще-то Моуди знал, что все баллончики можно было приготовить в одно и то же время, но было решено без крайней необходимости не рисковать. При этой мысли по его телу пробежали мурашки. Не рисковать без крайней необходимости? С тем содержимым, которое находится в баллончиках? Конечно.
***
Этой ночью Дарейи не спал, что было для него необычным. Несмотря на то что с течением времени он чувствовал, что ему требуется меньше сна, он никогда не испытывал проблем с тем, чтобы уснуть. По ночам, когда наступала тишина и ветер дул со стороны аэродрома, Дарейи слышал, как ревели двигатели авиалайнеров при взлете, – отдаленный шум, напоминающий грохот водопада, иногда думал он, или, может быть, землетрясения. Какой-то первобытный звук природы, далекий и полный мрачных предзнаменований. И вот теперь он почувствовал, как прислушивается к нему, стараясь представить себе, действительно ли он слышит этот звук или ему просто кажется.
Может быть, он начал действовать слишком поспешно? Он был старым человеком и жил в стране, где многие умирали совсем молодыми. Дарейи помнил болезни молодости, а позднее узнал об их причинах, известных науке, – они сводились главным образом к отсутствию водопровода и канализации, поскольку Иран был отсталой страной на протяжении почти всей его жизни, несмотря на долгую историю мощной страны и цивилизации. Затем эта страна ожила благодаря нефти и колоссальным богатствам, принесенным ею. Мохаммед Реза Пехлеви – шах-ин-шах – король королей, как гласила эта фраза, – начал восстанавливать страну, но допустил ошибку, делая это слишком поспешно и создав себе слишком много врагов. В темном прошлом Ирана, как и в позднейшие времена, светская власть находилась в руках исламского духовенства, а шах, начав освобождение крестьян, задел чувства слишком многих, и его врагами стали те, чья власть была духовной и к кому простые люди обращались, чтобы найти порядок в жизни, ставшей хаотичной в результате наступивших перемен. Даже при таких обстоятельствах шах едва не добился успеха, но именно едва, а это слово является убийственным для тех, кого мир создал для величия и славы.
Что думают такие люди? Подобно тому как он сам постарел и превратился в старика, так и шах стал стариком, умирающим от рака, которому было суждено увидеть, как труд всей его жизни рухнул у него на глазах за несколько коротких недель, как были уничтожены во время непродолжительной оргии сведения счетов его соратники. И сам он вскоре умер, испытывая горечь из-за предательства своих бывших американских друзей. О чем думал шах в последние дни своей жизни? О том, что слишком спешил добиться процветания своей страны, что зашел слишком далеко – или недостаточно далеко? Дарейи не знал этого, а ведь это было так важно теперь, думал он под отдаленный шум водопадов в тишине персидской ночи.
Двигаться вперед слишком быстро – значит совершить непростительную ошибку, чему учатся молодые и о чем знают старики, но не двигаться совсем или двигаться недостаточно быстро, идти недостаточно далеко или не проявлять достаточной настойчивости – значит фактически отказаться от достижения целей, которые делают людей великими. Как горько, должно быть, лежать ночью в постели, не в силах погрузиться в целебный сон, столь необходимый, чтобы снова обрести способность мыслить четко и ясно, думать и проклинать себя за навсегда упущенные возможности.
Наверно, он знает, о чем думал шах незадолго до смерти, признался Дарейи. В его стране, как и при шахе, начали проявляться тревожные приметы. Несмотря на то что аятолла был изолирован от народа и не общался с ним, он сумел заметить это. Приметы проявлялись как едва заметные перемены в одежде, особенно у женщин. Незначительные, недостаточные для того, чтобы преследовать их за отказ соблюдать мусульманские традиции, потому что даже истинные правоверные ослабли в своей преданности исламу. К тому же, оказывается, существует некоторая неопределенность в традициях ислама, и этим пользуются люди, чтобы узнать, что произойдет дальше. Да, люди продолжали верить в ислам и все еще верили в него, их духовного лидера. Но Коран по сути дела не был так уж строг, нация стала богатой, а чтобы стать еще богаче, надо устанавливать деловые отношения. Как можно оставаться защитником веры, если не становишься, в конце концов, все богаче и богаче? Самые лучшие и умные молодые люди Ирана уезжали за границу, чтобы получить там образование, потому что в его стране не было школ и университетов, как на Западе у неверных, и почти всегда они возвращались обратно, овладев специальностями, в которых так нуждалась страна. Но вместе со знаниями они привозили в Иран многое другое, невидимое и неосязаемое – сомнения и вопросы, воспоминания о свободной жизни в другом обществе, где слабым доступны плотские наслаждения, а ведь все люди слабы. Вдруг Хомейни и ему самому, аятолле Дарейи, удалось едва лишь замедлить тот процесс, который начался при шахе? Люди, вернувшиеся к исламу из-за реакции на действия Мохаммеда Реза Пехлеви, начали теперь снова поддаваться на данные им обещания свободы. Неужели они не знают? Разве они не видят? Они могут обладать всей мощью и всеми благами того, что люди называют цивилизацией, и по-прежнему оставаться правоверными, по-прежнему сохранять духовную целостность, без которой все это не стоит ничего.
Но чтобы добиться этого, его страна должна стать поистине великой, и потому он не мог допустить никаких едва. Он должен добиться успеха, должен доказать, что он был прав с самого начала, что только непреклонная вера является подлинной основой мощи страны.
Убийство диктатора Ирака, несчастья, обрушившиеся на Америку – все это было знамением, не могло не быть, правда? Он внимательно изучил их. Теперь Ирак и Иран стали единой страной, к этому он стремился на протяжении десятилетий, и буквально в это же время Америка оказалась парализованной. Дарейи полагался на советы не одного Бадрейна. Нет, у него были свои собственные эксперты по Америке, знакомые с тем, как функционирует ее правительство. Он раскусил Райана за время их единственной важной встречи, заглянул в глаза американца, услышал смелые, но пустые слова и понял сущность человека, который мог стать теперь его главным противником. Он знал, что Райан не выбрал и не мог по законам своей страны выбрать преемника, способного заменить его, а потому во власти аятоллы оказался этот благоприятный момент, которым он должен воспользоваться. В противном случае история заклеймит его как едва – опять едва! – не добившегося успеха.
Нет, он не хотел, чтобы его помнили, как еще одного Мохаммеда Пехлеви. Хотя он не стремился к благам, которые дарит власть, ему хотелось насладиться собственно ею. Еще при жизни он возглавит весь исламский мир. Через месяц в его распоряжении будет нефть Персидского залива и ключи к Мекке, а это значит, что он сосредоточит в своих руках всю светскую и духовную власть. А уж затем его влияние как владыки исламского мира распространится повсюду. Всего через несколько лет его страна превратится в сверхдержаву во всех отношениях, и он оставит в наследство мощь, которой не знал мир со времен Александра Македонского, но вдобавок к этому страна получит безопасность, основанную на вере в Аллаха. Для достижения этой цели, для объединения мусульман, для того, чтобы выполнить волю Аллаха и заветы пророка Мухаммеда, он сделает все необходимое, и если для этого нужно быстро двигаться вперед, он так и поступит. В конце концов, процесс был достаточно простым, состоящим всего из трех простых шагов, причем третий, самый трудный, был уже начат, и ничто не могло остановить его, даже если все планы Бадрейна потерпели бы неудачу.
Но не спешит ли он? – в последний раз спросил себя Дарейи. Нет, он двигается к своей цели решительно и смело, пользуясь фактором неожиданности, рассчитав каждый шаг. Именно так будет говориться о нем в истории.
***
– Ночные полеты – это действительно сложное дело? – спросил Джек.
– Да, конечно, по крайней мере, для них, – ответил Робби. Ему нравилось вот так информировать президента, сидя поздним вечером в Овальном кабинете, со стаканом виски в руке. – Они всегда беспокоятся о технике больше, чем о людях. Вертолеты – в данном случае французские, у нас такими же снабжена береговая охрана – стоят немалых денег, и мы раньше не замечали, чтобы они проводили летные операции по ночам. Ночные учения, которые они проводят, ориентированы главным образом на борьбу с подводными лодками. Возможно, они намереваются покончить со всеми голландскими подлодками, которые закупил Тайбэй в прошлом году. Кроме того, мы были свидетелями ряда операций, проведенных китайским военно-морским флотом совместно с военно-воздушными силами.
– Выводы?
– Они к чему-то готовятся. – Начальник оперативного управления Пентагона закрыл тетрадь с записями, куда время от времени заглядывал. – Сэр, мы…
– Робби, – прервал его Райан, глядя на адмирала поверх новых очков для чтения, которые ему только что прописала Кэти, – если ты не начнешь звать меня Джеком, когда мы беседуем с глазу на глаз, я президентским указом разжалую тебя в младшие лейтенанты.
– Но мы не одни, – возразил адмирал Джексон, делая жест в сторону агента Прайс.
– Не обращай внимания на Андреа – черт возьми, я совсем не хотел сказать… – Райан покраснел.
– Он совершенно прав, адмирал, вы действительно не должны обращать на меня внимания, – сказала она, с трудом удерживаясь от смеха. – Господин президент, этих слов я ждала от вас несколько недель.
Джек посмотрел на поверхность стола и покачал головой.
– Ну разве это жизнь для нормального человека? Мой лучший друг зовет меня «сэр», и я не проявляю должной вежливости по отношению к даме.
– Джек, ты мой верховный главнокомандующий, – с улыбкой напомнил Робби, глядя на расстроенное лицо друга. – А я всего лишь рядовой морской летчик.
Начинать лучше всего с самого начала, подумал президент, и произнес:
– Агент Прайс?
– Да, господин президент?
– Налейте себе виски и сядьте.
– Сэр, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и согласно действующим правилам…
– Тогда добавьте в свой стакан побольше воды, но вы обязаны выполнить приказ президента. Исполняйте!
Она заколебалась, затем пришла к выводу, что президент Соединенных Штатов делает это не просто так. Прайс налила в стакан для коктейля с наперсток виски и щедро добавила в него лед и минеральную воду, затем села рядом с начальником J-3. Сисси, жена адмирала, находилась на втором этаже Белого дома с семьей Райана.
– Я могу обосновать свой приказ тем, что президенту после трудного дня нужно снять напряжение, а я не могу сделать этого, если рядом, когда я сижу, стоит дама, а мой друг отказывается называть меня по имени даже в неслужебное время. Ясно?
– Так точно, – ответил Робби, продолжая улыбаться, но понимая логику Джека и грусть его одиночества. – Итак, Джек, мы расслабились и сможем беседовать в дружеской обстановке. – Он посмотрел на Прайс. – Вы находитесь здесь, чтобы застрелить меня, если сочтете мое поведение угрожающим, верно?
– Выстрелю прямо в голову, – подтвердила Андреа.
– Вообще-то я предпочитаю ракеты. Это надежнее, – добавил адмирал.
– Однажды ночью вы неплохо проявили себя и с ружьем в руках – во всяком случае так считает босс. Между прочим, позвольте поблагодарить вас.
– За что?
– За то, что вы помогли ему выжить. Наша обязанность заключается в том, чтобы защищать жизнь президента, даже если он проявляет излишнюю фамильярность по отношению к наемному персоналу.
Джек добавил себе бурбона и снова опустился в кресло, глядя на своих гостей, которые сидели на диване напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191