– Поздравляю вас! Джима вы уже приручили.Сэр Хамфри встал с явным намерением удалиться.– С вашего позволения, господин Вейзель.– Визел! – рявкнул Фрэнк и повернулся ко мне. – Вы хоть понимаете, что говорите и действуете в точности, как вас запрограммировали они? Вы кто – министр или механический апельсин?Эти его шуточки! Никто даже не улыбнулся.– Э-э… политическому советнику, должно быть, трудно в это поверить, господин Вейзель, – подчеркнуто-покровительственно произнес сэр Хамфри, – но я всего лишь преданный слуга правительства Ее Величества и по мере своих скромных возможностей стараюсь исполнить все, что повелевает мне мой министр, мой господин.– «Его господин… преданный слуга»!… Типичная демагогическая чушь на уровне паиньки-мальчика из привилегированной школы! – отворачиваясь, возмущенно махнул рукой Фрэнк.Должен заметить, слова Хамфри меня тоже заинтересовали.– А как быть, если министр – женщина? – спросил я. – Как вы ее будете называть?Мой постоянный заместитель обожает все эти разговоры о протоколе и о хорошем тоне. Это его стихия.– Да, весьма интересный вопрос. Мы пытались найти на него ответ еще в сорок седьмом году, когда я был главным личным секретарем, а министром – доктор Эдит Саммерскил. И мне как-то неудобно было называть ее «моя министерша».Он сделал паузу. Для большего эффекта. Так, во всяком случае, мне показалось, поскольку я ждал продолжения. Однако я ошибся. Вскоре стало ясно: сэр Хамфри ничего добавлять не собирается.– Ну и какой же вы нашли выход? – пришлось поинтересоваться мне.– Увы, мы до сих пор его ищем.– Вопрос находится на рассмотрении? – снова влез Фрэнк со своим, я бы сказал, дубоватым юмором. – Рим строился не в один день, верно, сэр Хамфри? Такие дела требуют времени…Между прочим, Фрэнк начинает действовать мне на нервы. Его «зуб» на государственную службу растет не по дням, а по часам. Мне, честно говоря, непонятно почему. В полное его распоряжение предоставили отдельный кабинет в главном здании министерства. Его общению со мной ничто не препятствует, и, насколько мне известно, его знакомят со всей необходимой документацией. А он тем не менее кидается на всех, словно раненый бык. Даже на меня! Может, это еще с новогоднего похмелья?Мы с Хамфри хотели закончить совещание и разойтись, но Бернарду приспичило напомнить мне о предстоящих делах. И снова пошло-поехало… Он сказал, что завтра мы встречаемся с ним в восемь утра на Паддингтонском вокзале и отправляемся в Суонси, поскольку вечером того же дня мне предстоит выступать на конференции муниципальных казначеев в центре регистрации автотранспортных средств. Фрэнк объяснил, что это абсолютно невозможно: на завтрашний вечер запланировано мое выступление перед избирателями в Ньюкасле. Бернард заметил, что совместить оба эти мероприятия, очевидно, вряд ли удастся. И я попытался втолковать это Фрэнку. Но он сказал, что дополнительные выборы для нас по-настоящему важны, а поездка в Суонси – всего-навсего чиновничья показуха. И я попытался втолковать это Бернарду. Тогда Бернард напомнил мне, что договоренность о моем выступлении на конференции была достигнута давно и меня там ждут. Я передал это Фрэнку. Тот, в свою очередь, напомнил мне, что центр (партийный центр. – Ред.) рассчитывает на мое выступление перед избирателями в Ньюкасле. Этого я уже не стал объяснять Бернарду, так как просто устал от объяснений. О чем и сообщил им обоим. Тогда Фрэнк потребовал от Бернарда объяснений, почему я оказался задействован одновременно в двух важных мероприятиях. Бернард ответил, что о Ньюкасле его никто не информировал. Я спросил Фрэнка, почему он не предупредил об этом моего личного секретаря. Фрэнк, в свою очередь, спросил, почему я не предупредил своего личного секретаря об этом. А я заметил, что не должен помнить обо всем на свете, и заявил:– Я еду в Суонси.– Это окончательно, господин министр? – спросил Бернард.– Да, окончательно.Тут-то Фрэнк, черт его дери, и выложил свой главный козырь:– Но ПМ рассчитывает на ваше присутствие в Ньюкасле.Идиот! Что ж он раньше молчал?! Я поинтересовался, достоверная ли у него информация. Он утвердительно кивнул.– Бернард, по-моему, мне лучше поехать в Ньюкасл, – сказал я.– Это окончательное решение? – спросил Фрэнк.– Да, окончательное, – ответил я. – А сейчас я еду домой.– И это тоже окончательное? – вступил в разговор сэр Хамфри.Ему-то чего надо? Прояснить ситуацию или поддеть меня? Никак не пойму его. Он всегда ставит меня в тупик. Но тут Хамфри, слава богу, добавил:– Простите, господин министр, но, мне кажется, вы приняли неверное решение. Ваше выступление в Суонси включено в программу. О нем объявлено. Мы не можем вот так взять и проигнорировать…Это же черт знает что такое! Они хотят, чтобы я одновременно был в двух разных местах.– Тогда найдите какой-нибудь способ быстро перебросить меня из Суонси в Ньюкасл. Поездом, машиной, вертолетом – мне абсолютно все равно!… А сейчас я еду домой. Это мое окончательное решение!– Окончательно окончательное? – спросил Бернард. Его намерения мне в равной степени неясны.У выхода Бернард вручил моему шоферу Рою четыре красных кейса и попросил меня просмотреть бумаги сегодня же вечером, поскольку все парламентские документы и корреспонденция должны быть отправлены до конца недели.– Будь паинькой, получишь конфетку, – просюсюкал нам вслед Фрэнк, без особого успеха подражая безукоризненному произношению Бернарда.Непонятно, с какой стати я должен терпеть подобные выходки своего политического советника. Допустим, от этих чертовых постоянных помощников деваться некуда, но Фрэнк-то, Фрэнк здесь исключительно благодаря моему настойчивому требованию. Боюсь, придется напомнить ему об этом. И очень скоро.Вернувшись домой, застал Энни за укладыванием чемоданов.– Решила наконец меня бросить? – шутливо спросил я.В ответ услышал, что завтра годовщина нашей свадьбы и мы, оказывается, давным-давно договорились провести этот день в Париже.Кошмар!Я попробовал объяснить ей сложившуюся ситуацию, но Энни наотрез отказалась проводить годовщину своей свадьбы в Суонси или Ньюкасле. А о приеме в честь муниципальных казначеев в центре регистрации автотранспортных средств не пожелала даже говорить. Я ее понимаю. Она посоветовала мне отменить намеченные выступления. Услышав, что это не в моих силах, заявила, что поедет в Париж без меня.Пришлось позвонить Бернарду и сообщить ему о годовщине свадьбы моей жены («И твоей тоже», – напомнила Энни.) и моей тоже. Бернард попытался было глупо пошутить насчет счастливого совпадения, но я прервал его. Сказал, что еду в Париж и это мое окончательное решение, хотя мое решение ехать в Суонси тоже было окончательным, но на этот раз уж точно окончательное – Париж. В связи с этим ему придется уладить все дела с отменой моих выступлений. Затем три минуты говорил Бернард. Когда я положил трубку, вопрос был решен окончательно. Завтра я еду в Суонси и Ньюкасл.Эти государственные служащие обладают удивительным даром на что угодно уговорить и от чего угодно отговорить.Некоторое время мы с Энни, не глядя друг на друга, молча курили. Затем я все-таки решился задать ей действительно важный вопрос: смотрела ли она мое телеинтервью?– Да, выступал кто-то, похожий на тебя.– Что ты хочешь этим сказать?Она ничего не ответила.– Знаешь, Фрэнк обозвал меня механическим апельсином Уайтхолла, – пожаловался я.– И правильно!Я был потрясен.– Ты что… ты с этим согласна?– Безусловно. Ты вполне мог бы нанять вместо себя какого-нибудь безработного актера. У него это вышло бы намного лучше. Кстати, почему бы тебе заодно не приспособить для резолюций резиновый штамп или не поручить расписываться какому-нибудь помощнику твоего личного секретаря? Все равно они пишут за тебя все документы и письма.– Помощники не пишут моих писем, – с достоинством возразил я. – Их пишут мои заместители.– Мне нечего добавить, милорд.– Значит, по-твоему, я стал марионеткой?– Вот именно! Я даже думаю: не посоветовать ли им посадить вместо тебя мисс Пигги Персонаж популярного телевизионного кукольного представления – неприятная по внешности и характеру свинья.
? Она, во всяком случае, куда симпатичнее.Должен признаться, слова Энни меня сильно задели, да что там – просто сокрушили. Тяжело вздохнув, я присел на кровать, с трудом сдерживая слезы – честное слово. Неужели такое бывает со всяким министром, вдруг подумалось мне. Или это просто я безнадежный неудачник? Что-то у меня не ладится… Но что?– Энни, я не знаю, как мне быть, – тихо проговорил я. – Работа, словно бездонный омут, засасывает меня. Я просто в отчаянии.– Ладно, – решительно тряхнула головой Энни, – раз уж мы не едем в Париж, давай хотя бы отметим наш праздник в тихом ресторанчике со свечами. Кстати, это совсем рядом, через дорогу.– К сожалению, это невозможно, – вздохнул я. – Бернард сказал, что сегодня вечером я обязательно должен просмотреть все красные кейсы.И тут Энни высказала мысль, благодаря которой вся ситуация предстала передо мной совершенно в ином свете.– Что значит «Бернард сказал»? Когда ты издавал «Реформ», ты был совсем другим. Ты говорил им, что надо делать, ты требовал и добивался! Что изменилось? Почему же теперь ты позволяешь командовать собой?И тут вдруг я прозрел. А ведь она права. Именно этим и объясняется необычная агрессивность Фрэнка. Итак, либо я схвачу их за глотку, либо они меня! Закон джунглей, как в кабинете.– Вспомни, сколько написанных статей ты в те годы рвал и выбрасывал в корзину? – спросила Энни.– Десятки.– А сколько официальных бумаг ты выбрасываешь в корзину сейчас?– Ни одной. Мне не разрешают.Энни понимающе улыбнулась, и я вдруг почувствовал, что по крайней мере для нее по-прежнему остаюсь бунтарем.– Не разрешают? – Она взяла меня за руку. – Дорогой мой, ты же министр. Ты можешь делать все, что считаешь нужным.Она, безусловно, права. Я действительно министр, я все могу, но они непонятно каким образом «приручили» меня. Теперь я это ясно вижу. Я искренне признателен Энни. Благодаря ее здравому смыслу я окончательно прозрел. Ну что ж, их всех ожидает большой сюрприз. Странно, мне почему-то не терпится поскорее оказаться в министерстве. Взять бразды правления в свои руки – вот мое первое генеральное решение в новом году! 11 января Дела идут на лад.Хотя и не так быстро, как хотелось. Себя мне упрекнуть вроде бы не в чем. Хамфри, похоже, придерживается иного мнения.Вызвал сэра Хамфри в свой кабинет – хотя, по-моему, ему очень не нравится, когда его вызывают, – и сообщил, что Фрэнк (да и Маккензи тоже) абсолютно прав: функции НЭБДа необходимо пересмотреть.К моему удивлению, он ничего не возразил.– Да, господин министр.– Мы должны обеспечить гражданам все необходимые гарантии, – продолжил я.– Да, господин министр…– И немедленно, – добавил я.Это требование явно застигло его врасплох.– Э-э… А что конкретно вы имеете в виду под словом «немедленно»?– Я имею в виду – немедленно.– Так, понятно, значит, вы имеете в виду не медленно, господин министр.– Вот-вот, Хамфри, не медля, одним махом.Пока все идет, как надо. Однако, согласившись с необходимостью радикальных изменений, сэр Хамфри, судя по всему, решил взять меня измором.– Все это, конечно, так, – начал он, – но я считаю своим долгом напомнить вам, господин министр, что новое правительство практически только-только приступило к работе и ему предстоит…– Хамфри, – перебил я его, – никаких «но». Будем менять правила пользования банком данных. Немедленно!– Но, господин министр, вы не можете…– Могу, – снова оборвал я его, вспомнив вчерашний раз говор с Энни. – Я здесь министр!Ну и реакция у сэра Хамфри! Позавидовать можно.– Конечно же, вы – министр, господин министр, – с милой улыбкой произнес он, мгновенно меняя тактику, – и притом отличный министр, если вас интересует мое мнение.– Комплименты тут ни при чем, Хамфри. Я хочу, чтобы каждый гражданин нашей страны имел право доступа к своему досье. Я хочу, чтобы был принят закон, квалифицирующий несанкционированное использование информации «электронного досье» как уголовное преступление со всеми вытекающими отсюда последствиями.– Очень хорошо, – сказал сэр Хамфри. – Будет исполнено, господин министр,От его неожиданной покладистости мой пыл несколько угас.– Вот так. Теперь вперед. Полным ходом, – неуверенно закончил я, теряясь в догадках, нет ли тут подвоха.Предчувствие не обмануло меня: подвох-таки был. Не без видимого удовольствия сэр Хамфри подробнейшим образом объяснил, что, прежде чем действовать, необходимо получить согласие кабинета, тогда можно будет передать дело на рассмотрение сначала ведомственного, а затем межведомственного комитета. Ну а уж после этого, конечно, прямым ходом в комитет кабинета. И наконец, в сам кабинет… Я заметил, что с кабинета мы начали.– Только для получения принципиального согласия, господин министр. А на этой стадии кабинет рассмотрит конкретные предложения.Я неохотно уступил, выразив надежду, что, во всяком случае, после кабинета мы сможем полным ходом двинуться вперед. Сэр Хамфри согласился, но с оговоркой, что если у членов кабинета возникнут какие-либо сомнения – а они обязательно возникнут, – то наши предложения снова пойдут по кругу: ведомственный комитет – межведомственный комитет – комитет кабинета – кабинет…– Все это мне хорошо известно, – довольно резко перебил я. – Полагаю, у членов кабинета не будет возражений.Сэр Хамфри удивленно поднял брови, но от комментариев воздержался.Честно говоря, мне это было совсем неизвестно: постичь сложнейший механизм прохождения законопроектов, находясь в оппозиции или на задних скамьях парламента, практически невозможно.– Значит, получив согласие, мы можем двинуть дело полным ходом?– Разумеется… к председателю комитета палаты общин, а затем в парламент, естественно, через соответствующий парламентский комитет…Щелк! – что-то сработало в мозгу. Вдруг стало ясно: он намеренно запутывает ситуацию. С моих глаз, как по волшебству, спала пелена…– Хамфри, – сказал я, – мы же говорим о разных вещах. Вы – об изменениях в законодательстве, а я – об административных и процедурных изменениях.Мой постоянный заместитель снисходительно улыбнулся.– Если вы хотите, чтобы люди имели право действовать законно, необходимо законодательство, а это не так просто.– А разве требуется какое-либо специальное законодательство для того, чтобы гражданин страны ознакомился со своим собственным досье?Сэр Хамфри задумался.– Пожалуй, н-е-е-т.– Значит, мы можем действовать немедленно?Кажется, один-ноль в мою пользу. Впрочем, сэр Хамфри и не думал сдаваться.– Господин министр, мы, конечно, можем несколько ускорить ход дела, однако не следует забывать, что на нашем пути встанет и немало административных проблем…– Послушайте, Хамфри, – перебил я, – а ведь наверняка эти вопросы поднимались и раньше. НЭБД появился на свет не вчера, он существует много лет и…– Да, безусловно.– Ну и какие же выводы были сделаны?Сэр Хамфри промолчал. Вначале я подумал, он размышляет над ответом, затем – что он просто не расслышал вопроса.– Так какие же выводы? – повторил я, на всякий случай чуть повысив голос.Никакого ответа. Может, ему нездоровится?– Хамфри, вы меня слышите?– Да, господин министр, но мои уста скреплены печатью молчания, – наконец-то ответил он, очевидно, их распечатав.Естественно, я поинтересовался почему.– Я не считаю себя вправе обсуждать планы и намерения предыдущего правительства, – заявил он.– Почему?– Господин министр, положа руку на сердце, хотели бы вы, чтобы все происходящее в тиши этого кабинета впоследствии стало известно кому-либо из ваших политических противников?Я никогда над этим не задумывался. Конечно, нет! Упаси боже! Я бы сошел с ума! Надо мной ежеминутно висела бы страшная угроза! Я боялся бы и рот раскрыть в собственном кабинете!Почувствовав, что попал в «десятку», сэр Хамфри воодушевленно продолжал:– Мы не имеем морального права вкладывать оружие в руки ваших оппонентов… и наоборот.Безусловно, он прав. Я целиком и полностью с ним согласен, хотя в данном случае имеется одно небольшое, но важное обстоятельство, о котором я, естественно, тут же сообщил сэру Хамфри. Дело в том, что моим предшественником был Том Сарджент, а он – отличный парень и вряд ли будет возражать. В конце концов, эта проблема не является предметом политических разногласий. Более того, в данном вопросе представители всех партий на редкость едины.Однако сэра Хамфри мои доводы ничуть не поколебали.– Это вопрос принципа, господин министр. В противном случае мы нарушили бы правила игры.Еще один неотразимый аргумент. Надо отдать Хамфри должное. Конечно же, я не хочу, чтобы меня упрекнули, будто я играю не по правилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
? Она, во всяком случае, куда симпатичнее.Должен признаться, слова Энни меня сильно задели, да что там – просто сокрушили. Тяжело вздохнув, я присел на кровать, с трудом сдерживая слезы – честное слово. Неужели такое бывает со всяким министром, вдруг подумалось мне. Или это просто я безнадежный неудачник? Что-то у меня не ладится… Но что?– Энни, я не знаю, как мне быть, – тихо проговорил я. – Работа, словно бездонный омут, засасывает меня. Я просто в отчаянии.– Ладно, – решительно тряхнула головой Энни, – раз уж мы не едем в Париж, давай хотя бы отметим наш праздник в тихом ресторанчике со свечами. Кстати, это совсем рядом, через дорогу.– К сожалению, это невозможно, – вздохнул я. – Бернард сказал, что сегодня вечером я обязательно должен просмотреть все красные кейсы.И тут Энни высказала мысль, благодаря которой вся ситуация предстала передо мной совершенно в ином свете.– Что значит «Бернард сказал»? Когда ты издавал «Реформ», ты был совсем другим. Ты говорил им, что надо делать, ты требовал и добивался! Что изменилось? Почему же теперь ты позволяешь командовать собой?И тут вдруг я прозрел. А ведь она права. Именно этим и объясняется необычная агрессивность Фрэнка. Итак, либо я схвачу их за глотку, либо они меня! Закон джунглей, как в кабинете.– Вспомни, сколько написанных статей ты в те годы рвал и выбрасывал в корзину? – спросила Энни.– Десятки.– А сколько официальных бумаг ты выбрасываешь в корзину сейчас?– Ни одной. Мне не разрешают.Энни понимающе улыбнулась, и я вдруг почувствовал, что по крайней мере для нее по-прежнему остаюсь бунтарем.– Не разрешают? – Она взяла меня за руку. – Дорогой мой, ты же министр. Ты можешь делать все, что считаешь нужным.Она, безусловно, права. Я действительно министр, я все могу, но они непонятно каким образом «приручили» меня. Теперь я это ясно вижу. Я искренне признателен Энни. Благодаря ее здравому смыслу я окончательно прозрел. Ну что ж, их всех ожидает большой сюрприз. Странно, мне почему-то не терпится поскорее оказаться в министерстве. Взять бразды правления в свои руки – вот мое первое генеральное решение в новом году! 11 января Дела идут на лад.Хотя и не так быстро, как хотелось. Себя мне упрекнуть вроде бы не в чем. Хамфри, похоже, придерживается иного мнения.Вызвал сэра Хамфри в свой кабинет – хотя, по-моему, ему очень не нравится, когда его вызывают, – и сообщил, что Фрэнк (да и Маккензи тоже) абсолютно прав: функции НЭБДа необходимо пересмотреть.К моему удивлению, он ничего не возразил.– Да, господин министр.– Мы должны обеспечить гражданам все необходимые гарантии, – продолжил я.– Да, господин министр…– И немедленно, – добавил я.Это требование явно застигло его врасплох.– Э-э… А что конкретно вы имеете в виду под словом «немедленно»?– Я имею в виду – немедленно.– Так, понятно, значит, вы имеете в виду не медленно, господин министр.– Вот-вот, Хамфри, не медля, одним махом.Пока все идет, как надо. Однако, согласившись с необходимостью радикальных изменений, сэр Хамфри, судя по всему, решил взять меня измором.– Все это, конечно, так, – начал он, – но я считаю своим долгом напомнить вам, господин министр, что новое правительство практически только-только приступило к работе и ему предстоит…– Хамфри, – перебил я его, – никаких «но». Будем менять правила пользования банком данных. Немедленно!– Но, господин министр, вы не можете…– Могу, – снова оборвал я его, вспомнив вчерашний раз говор с Энни. – Я здесь министр!Ну и реакция у сэра Хамфри! Позавидовать можно.– Конечно же, вы – министр, господин министр, – с милой улыбкой произнес он, мгновенно меняя тактику, – и притом отличный министр, если вас интересует мое мнение.– Комплименты тут ни при чем, Хамфри. Я хочу, чтобы каждый гражданин нашей страны имел право доступа к своему досье. Я хочу, чтобы был принят закон, квалифицирующий несанкционированное использование информации «электронного досье» как уголовное преступление со всеми вытекающими отсюда последствиями.– Очень хорошо, – сказал сэр Хамфри. – Будет исполнено, господин министр,От его неожиданной покладистости мой пыл несколько угас.– Вот так. Теперь вперед. Полным ходом, – неуверенно закончил я, теряясь в догадках, нет ли тут подвоха.Предчувствие не обмануло меня: подвох-таки был. Не без видимого удовольствия сэр Хамфри подробнейшим образом объяснил, что, прежде чем действовать, необходимо получить согласие кабинета, тогда можно будет передать дело на рассмотрение сначала ведомственного, а затем межведомственного комитета. Ну а уж после этого, конечно, прямым ходом в комитет кабинета. И наконец, в сам кабинет… Я заметил, что с кабинета мы начали.– Только для получения принципиального согласия, господин министр. А на этой стадии кабинет рассмотрит конкретные предложения.Я неохотно уступил, выразив надежду, что, во всяком случае, после кабинета мы сможем полным ходом двинуться вперед. Сэр Хамфри согласился, но с оговоркой, что если у членов кабинета возникнут какие-либо сомнения – а они обязательно возникнут, – то наши предложения снова пойдут по кругу: ведомственный комитет – межведомственный комитет – комитет кабинета – кабинет…– Все это мне хорошо известно, – довольно резко перебил я. – Полагаю, у членов кабинета не будет возражений.Сэр Хамфри удивленно поднял брови, но от комментариев воздержался.Честно говоря, мне это было совсем неизвестно: постичь сложнейший механизм прохождения законопроектов, находясь в оппозиции или на задних скамьях парламента, практически невозможно.– Значит, получив согласие, мы можем двинуть дело полным ходом?– Разумеется… к председателю комитета палаты общин, а затем в парламент, естественно, через соответствующий парламентский комитет…Щелк! – что-то сработало в мозгу. Вдруг стало ясно: он намеренно запутывает ситуацию. С моих глаз, как по волшебству, спала пелена…– Хамфри, – сказал я, – мы же говорим о разных вещах. Вы – об изменениях в законодательстве, а я – об административных и процедурных изменениях.Мой постоянный заместитель снисходительно улыбнулся.– Если вы хотите, чтобы люди имели право действовать законно, необходимо законодательство, а это не так просто.– А разве требуется какое-либо специальное законодательство для того, чтобы гражданин страны ознакомился со своим собственным досье?Сэр Хамфри задумался.– Пожалуй, н-е-е-т.– Значит, мы можем действовать немедленно?Кажется, один-ноль в мою пользу. Впрочем, сэр Хамфри и не думал сдаваться.– Господин министр, мы, конечно, можем несколько ускорить ход дела, однако не следует забывать, что на нашем пути встанет и немало административных проблем…– Послушайте, Хамфри, – перебил я, – а ведь наверняка эти вопросы поднимались и раньше. НЭБД появился на свет не вчера, он существует много лет и…– Да, безусловно.– Ну и какие же выводы были сделаны?Сэр Хамфри промолчал. Вначале я подумал, он размышляет над ответом, затем – что он просто не расслышал вопроса.– Так какие же выводы? – повторил я, на всякий случай чуть повысив голос.Никакого ответа. Может, ему нездоровится?– Хамфри, вы меня слышите?– Да, господин министр, но мои уста скреплены печатью молчания, – наконец-то ответил он, очевидно, их распечатав.Естественно, я поинтересовался почему.– Я не считаю себя вправе обсуждать планы и намерения предыдущего правительства, – заявил он.– Почему?– Господин министр, положа руку на сердце, хотели бы вы, чтобы все происходящее в тиши этого кабинета впоследствии стало известно кому-либо из ваших политических противников?Я никогда над этим не задумывался. Конечно, нет! Упаси боже! Я бы сошел с ума! Надо мной ежеминутно висела бы страшная угроза! Я боялся бы и рот раскрыть в собственном кабинете!Почувствовав, что попал в «десятку», сэр Хамфри воодушевленно продолжал:– Мы не имеем морального права вкладывать оружие в руки ваших оппонентов… и наоборот.Безусловно, он прав. Я целиком и полностью с ним согласен, хотя в данном случае имеется одно небольшое, но важное обстоятельство, о котором я, естественно, тут же сообщил сэру Хамфри. Дело в том, что моим предшественником был Том Сарджент, а он – отличный парень и вряд ли будет возражать. В конце концов, эта проблема не является предметом политических разногласий. Более того, в данном вопросе представители всех партий на редкость едины.Однако сэра Хамфри мои доводы ничуть не поколебали.– Это вопрос принципа, господин министр. В противном случае мы нарушили бы правила игры.Еще один неотразимый аргумент. Надо отдать Хамфри должное. Конечно же, я не хочу, чтобы меня упрекнули, будто я играю не по правилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64