– Ни разу, – заявляет она. – Впрочем, я на это и не рассчитывала.– Так как же ты узнала, что он умер? От его родных? От полиции? Кто тебе позвонил?– Тебе завтра лететь на самолете? Да? – спрашивает мать.– И что с того?– Ты всегда сам не свой, когда тебе нужно куда-нибудь ехать.– Это неправда. – Я кривлю душой, и мама это знает.– Если это тебе поможет, то успокойся, твой отец погиб не в авиакатастрофе. Куда, кстати, тебя посылают на этот раз?– На Багамы.– Бедный ребенок, – говорит мама. – Меня бы кто-нибудь послал на Багамы.– Я собираюсь взглянуть на отчет о вскрытии. Хочешь присоединиться?– Фу!– Полечу на гидроплане. Сядем прямо в гавани Нассау.– Самолет, гидроплан – не переживай. Твой отец сыграл в ящик не от этого.– Разве я не имею права знать?Мать смеется:– Возможно, нам с тобой стоит сходить на «Салли Джесси». Популярное ток-шоу американской радио– и телеведущей Салли Джесси Рафаэл (р. 1935), в котором обсуждаются, помимо прочего, острые семейные проблемы.
Посмотрим, кто больше понравится публике.– Я тебе говорил, что каждый месяц прохожу медосмотр? С головы до пят?– Это немного слишком, Джек. Каждый месяц?– И я имею в виду полный медосмотр.– Теперь я понимаю, почему Анна тебя бросила, – говорит мать. – Ты сходишь с ума.Как будто я нуждаюсь в напоминании.– Кто был в тот раз? Стивен Крейн? Стивен Крейн (1871–1900) – американский поэт и прозаик.
Я бормочу:– Скотт Фицджеральд.– Точно! – восклицает мать.Когда меня только перевели в раздел Смертей, мне было сорок четыре – столько же, сколько Фицджеральду, когда он умер. И я не мог выкинуть эту мысль из головы, не мог спать, не мог об этом не говорить – а ведь я даже не поклонник «Великого Гэтсби».Анна пыталась помочь, но скоро поняла, что это бесполезно. И тогда она ушла. Едва мне стукнуло сорок пять, наваждение покинуло меня – но Анна так и не вернулась. Сначала Фицджеральд, сказала она, потом еще какая-нибудь мертвая знаменитость – каждый год одно и то же. Мне часто хочется позвонить ей и сказать, что я чувствую себя намного лучше в свои сорок шесть, несмотря на богатый урожай дохлых знаменитостей.– Анна не похожа на Зельду, Зельда Фицджеральд (урожденная Сейер, 1900–1948) – жена американского писателя Скотта Фицджеральда (1896–1940), автора романа «Великий Гэтсби».
– продолжает мать. – Анна была взрослой. Мне она нравилась. Дочь ее, конечно, не подарок, но Анна мне нравилась.– Мне тоже, мам.– Это все твоя богомерзкая работа – каждый день писать об умерших. Как тут не свихнуться?– Но мне уже лучше. Правда.– Тогда зачем ты звонишь с этими вопросами, Джек?– Извини.– Ты мог бы перейти в спортивную рубрику. Писать про Ассоциацию профессиональных гольфистов. Или даже про Женскую ассоциацию профессиональных гольфистов – познакомился бы с хорошей девушкой на турнире.– Я только хочу спросить, – спокойно говорю я, – откуда ты узнала про смерть отца? Просто это странно, раз ты говоришь, что не видела его и не общалась с ним все эти годы… Откуда ты узнала, мам?Мать испускает свой фирменный вздох:– Ты правда хочешь знать?– Да.– Предупреждаю: здесь есть доля иронии.– Давай, не тяни уж. Я сижу.– Я узнала об этом из газеты, Джек, – говорит она. – Они напечатали некролог. 9 В брюхе гидроплана жарко. Пахнет бензином, машинным маслом и потом, мы обмахиваемся журналами.Я нервничаю меньше обычного: мне нравится идея самолета, который может плавать. Это разумно.– Я никогда не летала на таких штуковинах, – сквозь шум двигателей доносятся слова Дженет Траш.Она сидит от меня через проход; на ней желтый пуловер без рукавов, обрезанные джинсы, сандалии и развесистая панамка. Она будто уже на островах.Я смотрю в иллюминатор на синюю ленту Гольфстрима за нами. Впереди прозрачные воды искрятся сапфирами. Дженет наклоняется ближе:– Мне здесь нравится. Я часто приезжала к Джимми – пока он не подцепил Клио.– Она себе оставит дом на Эксуме? – Я практически кричу.– Кто знает, – пожимает плечами Дженет. Она надевает те же самые дешевые очки, что были на ней вчера, когда она изображала Риту, «королеву парковки». Аллюзия на песню «Битлз» «Красотка Рита» («Lovely Rita») с альбома «Оркестр Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» («Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band», 1967).
– Эй, Джек, – говорит она, – а мой брат оставил завещание?– Ты меня спрашиваешь?– Ты же пишешь статью.Гидроплан весело скачет по волнам и пристраивается в кильватер лайнера, заходящего в гавань Нассау. Мы беспрепятственно проходим таможню, прыгаем в такси и едем через большой мост к полицейскому управлению в центре города. Я уже позвонил туда и удостоверился, что сержант Уимс сегодня на службе – но это не означает, что он будет торчать там целый день, дабы поприветствовать нас на землях Содружества. Я предупреждаю Дженет, что нам, возможно, придется ждать, но она решительна и спокойна. Я понимаю, что она волнуется, лишь по тому, как она запихивает в рот пластинки жвачки, одну за другой.– Либо жвачка, либо «Кэмел», – говорит она.Невероятно, но сержант Картрайт Уимс на месте. Молодой парень, вежливый, и выправка отличная. На столе безупречный порядок. Я называюсь сам, затем представляю Дженет как «сестру покойного».Ему жаль, говорит Уимс, что с ее братом случилось такое несчастье. На что Дженет просит:– Джек, расскажи ему, зачем мы здесь.– Разумеется. Мы по поводу вскрытия.Уимс скрещивает руки на груди и изображает вежливый интерес.– На самом деле, – говорю я, – у нас есть основания полагать, что вскрытие не проводилось. – Почему вы так думаете? – спрашивает сержант.– Потому что на теле не было швов.– Ах вот оно что. – Уимс подается вперед и открывает папку, лежащую перед ним на столе. Внутри – полицейский отчет об утоплении Джеймса Брэдли Стомарти. – Когда вы говорите о вскрытии, – говорит Уимс, бегло просматривая документы в папке, – вы, конечно, имеете в виду то, как проводят его в Штатах. Судебно-медицинская экспертиза, так сказать. – Он улыбается, а затем поднимает глаза. – А здесь, на Багамах, у нас нет ни средств, ни людей, чтобы проводить каждое вскрытие по всем правилам. К сожалению.Британский акценту него куда сильнее, чем у большинства местных жителей, – судя по всему, учился в Лондоне.– Могу я поинтересоваться: вы пользуетесь услугами патологоанатомов?– Когда это возможно, мистер Таггер, – отвечает Уимс. – Но, как вы знаете, у нас в Содружестве более семи сотен островов, раскиданных на достаточно большой территории. Иногда нам удается быстро привлечь квалифицированного патологоанатома, но иногда – нет.Он поворачивается к Дженет и тихо произносит:– Видите ли, у нас жаркий климат и часто возникают проблемы – я бы не хотел вдаваться в подробности, мисс Траш, – но у нас часто возникают трудности с хранением останков жертв несчастных случаев, подобных этому. На некоторых отдаленных островах кондиционеры – это предметы роскоши. Поставки льда весьма ограниченны – и я опять-таки хотел бы обойтись без подробностей, но нам нередко приходится хранить тела в холодильниках для рыбы.Блокнота я не достаю: сержант Уимс ни слова больше не вымолвит, если увидит, что я записываю. Копы везде одинаковы.– А как же мой брат? – спрашивает Дженет сквозь ком жвачки. – Вот дерьмо, только не говорите мне, что вы засунули его в ящик с рыбой. – Она сняла очки и панамку, но обрезанные джинсы игнорировать трудно, хотя Уимс старается. Он переводит взгляд на папку.– В случае с мистером Стомарти нам удалось довольно быстро достать тело и перевезти сюда, в Нассау. Но дело в том, – говорит он, – что мы были стеснены в средствах. В тот день, когда с вашим братом произошло несчастье, во Фрипорте произошла ужасная авария. Водный мотоцикл врезался в лодку – два туриста погибли. И наш ведущий патологоанатом немедленно был направлен туда.– Так кто же работал над моим братом? – спрашивает Дженет.– Доктор Сойер. Уинстон Сойер. Очень образованный человек.– Можно нам с ним поговорить? – встреваю я.– Разумеется. Если он согласится. – Тон сержанта призван напомнить мне, что иностранные журналисты в Нассау не пользуются ни малейшим влиянием. И доктор Сойер вправе послать меня ко всем чертям.Тут Дженет подает голос:– Можно мне получить копию полицейского рапорта?Она все-таки вспомнила, слава богу.И вот тут сержант Уимс занервничал. Он начинает ерзать на стуле, как будто у него еж в заднице.– Ну, мне сначала надо…– Это же мой брат, в конце концов, – обрывает его Дженет. – В посольстве сказали, что я имею право.Прекрасно. Не зря мы репетировали. Разумеется, ни в каком посольстве мы не были.– Конечно, конечно. – Уимс в спешке начинает перечитывать отчет, как будто собирается вычеркнуть половину по пути к ксероксу. Он медленно встает из-за стола (все еще читая) и говорит: – Сейчас вернусь, мисс Траш. Одну минуту.Как только он уходит, я победно подмигиваю Дженет.Молодой сержант возвращается, она забирает у него отчет и пробегает глазами. Мы с Уимсом храним неловкое молчание. Затем Дженет складывает документ и сует в сумку. Вся в слезах, она встает и просит ее извинить. Это не притворство.Я жду пару секунд, потом говорю Уимсу:– Ей нелегко с этим смириться.– Да, понимаю.– Вы уверены, что это был несчастный случай?Он убежденно кивает:– У нас есть показания обоих свидетелей, миссис Стомарти и мистера Бёрнса, если я правильно запомнил имена. Детали сошлись, – говорит Уимс. – Боюсь, ее брат потерял ориентацию на глубине и не смог вернуться на яхту. Такое случается даже с опытными дайверами, поверьте мне. Если бы вы знали, как часто это происходит…– А вам не показалось странным, что мистер Стомарти не бросил свой акваланг и не попытался всплыть на поверхность?Уимс откидывается на спинку стула и цедит сквозь зубы:– Признаться, нет, мистер Таггер. Некоторые люди ждут до последнего. Другие впадают в панику. Такие трагедии происходят из-за помутнения рассудка.Неожиданно резкий тон сержанта говорит о том, что он от меня уже устал.Я встаю и благодарю его за то, что он любезно уделил нам время.– Кстати, а кто допрашивал миссис Стомарти?– Я.– На яхте?– Да, но позже. Когда они уже пришвартовались в Чаб-Кэй.– А она не говорила ничего такого про свое дурное предчувствие в то утро? Или про то, что она умоляла мужа не нырять к обломкам самолета?Уимс скептически качает головой:– Нет, не говорила. Я бы наверняка запомнил.– А она не упоминала, что мистер Стомарти неважно себя чувствовал?Уимс заинтригован:– В каком смысле неважно? – Пищевое отравление, – поясняю я. – Отравился рыбной похлебкой.Уимс фыркает от смеха и встает:– Нет, мистер Таггер. Откуда вы это взяли?– Почему вы смеетесь?– Именно это ела миссис Стомарти, когда я задавал ей вопросы на яхте, – говорит он. – Рыбную похлебку. Она даже мне предложила тарелочку.
Доктор Сойер согласился принять нас через два часа, и чтобы убить время, мы с Дженет заказываем коктейли с ромом и рыбные сэндвичи в уличном кафе в квартале от Бэй-стрит. Как-то само собой разговор переходит на тему смерти, и оказывается, что на сей счет у нас абсолютно разные философии. Дженет говорит, что верит в реинкарнацию и именно это помогло ей не сломаться после смерти Джимми. Если в двух словах, она считает, что ее брат вернется в этот мир в обличье дельфина или, возможно, Лабрадора.Я же, в свою очередь, верю, что смерть – это конец пути. Никуда от нее не деться, она едет с тобой в одном поезде.– А жизнь после смерти? – вопрошает Дженет.– Не жди от меня откровений! – говорю я. – Хотя…– Ты веришь в рай?– Если судить по тому, что я о нем читал, скука там просто смертная. Честно говоря, твоя идея с реинкарнацией мне куда больше нравится. Только один минус – с моим везением я в следующей жизни буду Ширли Маклейн. Ширли Маклейн (р. 1934) – американская театральная и киноактриса.
– Не смейся.– Или кефалью.– Это еще что? – спрашивает она.– Рыбка, чей смысл жизни заключается в том, чтобы стать кормом более крупной и голодной рыбины.– Джек, ты не понимаешь. Как мне объяснили, не важно, что с тобой произойдет на земле, главное – твоя душа остается целой и невредимой. Будь ты хоть рыбой, хоть бабочкой.Я возмущенно хрумкаю огурцом.– Вот, скажем, я превращусь в омара…– Давай не будем больше говорить об этом.– И в день открытия сезона охоты на омаров какой-нибудь ныряльщик, пуская пузыри, наколет меня на гарпун. Ты хочешь сказать, я ничего не почувствую? Даже если мою вкусную красную задницу положат в кипящую кастрюлю, моя душа будет в полном порядке? Ты по-честному так считаешь?– Принесите счет, пожалуйста.
Доктору Уинстону Сойеру восемьдесят семь лет – столько же было Жаку-Иву Кусто, когда он умер.– Я пгинял больше новогожденных, чем любой дгугой вгач на Багамах, – заявляет он нам с порога.Мы с Дженет были готовы к этой новости: приемная ломилась от беременных женщин.– Мы здесь по поводу моего брата, – говорит Дженет.– А, – кивает доктор Сойер. И продолжает кивать: – Ну да, ну да.Дженет беспомощно смотрит на меня. Я стараюсь запомнить каждую деталь этой сцены на тот случай, если мне придется об этом писать.– Американец, который умер во время погружения, – напоминаю я доктору Сойеру, – на прошлой неделе в Чаб-Кэй.– А, – приветливо улыбается доктор. У него потрясающие зубы – ровные и ослепительно белые.– Возможно, нам нужен другой доктор Сойер, – говорю я.– Понимаю ваше замешательство, – говорит он, – но я завегяю вас, что я весьма компетентный вгач, весьма компетентный. Иногда полиция пгосит меня им помочь, я ведь уже говорил, что у меня за плечами годы, годы пгактики.Я спрашиваю, почему на теле брата Дженет не было швов.– Швов? – сонно моргает доктор.– Ну да, швов, которые обычно остаются после вскрытия, – подсказываю я. – Которыми зашивают грудную клетку.Дженет вздыхает. Краска сходит с ее лица. Она достает изо рта жвачку и кидает ее в мусорное ведро.Доктор Уинстон Сойер поднимает вверх костлявый палец цвета тикового дерева:– Вы говогите «вскгытие», что ж, должен вам сказать, сэг, – и вам, мадам, – что во вскгытии не было надобности. Поэтому нет и швов! Полицейские попгосили меня, как они иногда пгосят в подобных случаях, ведь у меня за плечами годы, годы пгактики…Голос доктора затихает; он сгибает и разгибает поднятый палец.– Продолжайте, – прошу я. – Вас попросила полиция…Доктор Сойер вздергивает подбородок:– Да-да. Меня попгосили осмотгеть тело, я осмотгел и констатиговал смегть в гезультате несчастного случая. На основании, как я уже сказал, посмегтного осмотга тела.– То есть вы просто осмотрели тело? – Я достаю свой блокнот и снимаю колпачок с ручки. Слава богу, доктор Сойер этого не замечает.– Понимаете, я не газ и не два видел утопленников за все эти годы, годы пгактики… Это была пгосто фогмальность, – говорит он, обращаясь к Дженет. – Хотя, газумеется, такая тгагедия – это не пгосто фогмальность, мадам. Но с медицинской точки згения, вы понимаете, это был пгостой случай. Здесь, на Багамах, мы пгивыкли к утопленникам, пгивыкли. К сожалению.Дженет робко спрашивает:– А как выглядел Джимми?Доктор Сойер беспомощно покашливает. Он опускает палец, которым до этого потрясал, словно проповедник с кафедры.– Я хочу сказать, вы видели синяки? Какие-нибудь… вы понимаете… Джек, как это называется?– Следы насилия?– Ага. Какие-нибудь следы насилия?– Нет, – отвечает доктор. – Ни цагапины, мадам, уж повегьте моему слову. Ваш бгат утонул. Не было смысла его гезать – бог ты мой, не было никакой надобности во вскгытии.– И вы не заметили ничего необычного? – переспрашиваю я. – Вы хотя бы водолазный костюм с него сняли?Доктор Сойер щурится, чтобы собраться с мыслями, и шевелит пятнистыми губами, как корова. А затем радостно восклицает:– О да! Тепегь я знаю, к чему вы клоните! Татуиговка! Татуиговка со змеей! О боже-боже, я никогда ганьше такой не видел! За все восемьдесят семь лет! О, мой бог!Доктор смеется так, что начинает хрипеть. Дженет не выдерживает и тоже принимается хохотать. Аза ней и я. Просто чудесный старик.– Эта татуиговка, боже мой! Это пгосто пгоизведение искусства, – говорит доктор Сойер. – И скажу вам пгавду, я гад, что ее не испогтил. Не хотел ее тгогать. Если позволите, кто была та кгасивая леди со змеей?– Какая-то стриптизерша, подружка Джимми, – отвечает Дженет, хихикнув при воспоминании. – На самом деле у нее был кошмарный прикус.– Это не стгашно. То же самое говогят о Моне Лизе.Доктор сердечно провожает нас до двери, и тут я вспоминаю, что у меня есть к нему еще один вопрос.– Спгашивайте, сэг.– Я просто хотел узнать: вы когда-нибудь занимались судебной медициной?– Газумеется, сэг. – Он склоняет старую голову и смотрит на меня, как древняя черепаха. – Я габотал патологоанатомом пгямо здесь, в Нью-Пговиденс. В Нассау. Годы, годы пгактики…– Когда это было?– В тысяча девятьсот… э-э-э, дайте-ка подумать. Согок втогом, кажется.– 1942?– И еще некотогое вгемя в 43-м.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Посмотрим, кто больше понравится публике.– Я тебе говорил, что каждый месяц прохожу медосмотр? С головы до пят?– Это немного слишком, Джек. Каждый месяц?– И я имею в виду полный медосмотр.– Теперь я понимаю, почему Анна тебя бросила, – говорит мать. – Ты сходишь с ума.Как будто я нуждаюсь в напоминании.– Кто был в тот раз? Стивен Крейн? Стивен Крейн (1871–1900) – американский поэт и прозаик.
Я бормочу:– Скотт Фицджеральд.– Точно! – восклицает мать.Когда меня только перевели в раздел Смертей, мне было сорок четыре – столько же, сколько Фицджеральду, когда он умер. И я не мог выкинуть эту мысль из головы, не мог спать, не мог об этом не говорить – а ведь я даже не поклонник «Великого Гэтсби».Анна пыталась помочь, но скоро поняла, что это бесполезно. И тогда она ушла. Едва мне стукнуло сорок пять, наваждение покинуло меня – но Анна так и не вернулась. Сначала Фицджеральд, сказала она, потом еще какая-нибудь мертвая знаменитость – каждый год одно и то же. Мне часто хочется позвонить ей и сказать, что я чувствую себя намного лучше в свои сорок шесть, несмотря на богатый урожай дохлых знаменитостей.– Анна не похожа на Зельду, Зельда Фицджеральд (урожденная Сейер, 1900–1948) – жена американского писателя Скотта Фицджеральда (1896–1940), автора романа «Великий Гэтсби».
– продолжает мать. – Анна была взрослой. Мне она нравилась. Дочь ее, конечно, не подарок, но Анна мне нравилась.– Мне тоже, мам.– Это все твоя богомерзкая работа – каждый день писать об умерших. Как тут не свихнуться?– Но мне уже лучше. Правда.– Тогда зачем ты звонишь с этими вопросами, Джек?– Извини.– Ты мог бы перейти в спортивную рубрику. Писать про Ассоциацию профессиональных гольфистов. Или даже про Женскую ассоциацию профессиональных гольфистов – познакомился бы с хорошей девушкой на турнире.– Я только хочу спросить, – спокойно говорю я, – откуда ты узнала про смерть отца? Просто это странно, раз ты говоришь, что не видела его и не общалась с ним все эти годы… Откуда ты узнала, мам?Мать испускает свой фирменный вздох:– Ты правда хочешь знать?– Да.– Предупреждаю: здесь есть доля иронии.– Давай, не тяни уж. Я сижу.– Я узнала об этом из газеты, Джек, – говорит она. – Они напечатали некролог. 9 В брюхе гидроплана жарко. Пахнет бензином, машинным маслом и потом, мы обмахиваемся журналами.Я нервничаю меньше обычного: мне нравится идея самолета, который может плавать. Это разумно.– Я никогда не летала на таких штуковинах, – сквозь шум двигателей доносятся слова Дженет Траш.Она сидит от меня через проход; на ней желтый пуловер без рукавов, обрезанные джинсы, сандалии и развесистая панамка. Она будто уже на островах.Я смотрю в иллюминатор на синюю ленту Гольфстрима за нами. Впереди прозрачные воды искрятся сапфирами. Дженет наклоняется ближе:– Мне здесь нравится. Я часто приезжала к Джимми – пока он не подцепил Клио.– Она себе оставит дом на Эксуме? – Я практически кричу.– Кто знает, – пожимает плечами Дженет. Она надевает те же самые дешевые очки, что были на ней вчера, когда она изображала Риту, «королеву парковки». Аллюзия на песню «Битлз» «Красотка Рита» («Lovely Rita») с альбома «Оркестр Клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» («Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band», 1967).
– Эй, Джек, – говорит она, – а мой брат оставил завещание?– Ты меня спрашиваешь?– Ты же пишешь статью.Гидроплан весело скачет по волнам и пристраивается в кильватер лайнера, заходящего в гавань Нассау. Мы беспрепятственно проходим таможню, прыгаем в такси и едем через большой мост к полицейскому управлению в центре города. Я уже позвонил туда и удостоверился, что сержант Уимс сегодня на службе – но это не означает, что он будет торчать там целый день, дабы поприветствовать нас на землях Содружества. Я предупреждаю Дженет, что нам, возможно, придется ждать, но она решительна и спокойна. Я понимаю, что она волнуется, лишь по тому, как она запихивает в рот пластинки жвачки, одну за другой.– Либо жвачка, либо «Кэмел», – говорит она.Невероятно, но сержант Картрайт Уимс на месте. Молодой парень, вежливый, и выправка отличная. На столе безупречный порядок. Я называюсь сам, затем представляю Дженет как «сестру покойного».Ему жаль, говорит Уимс, что с ее братом случилось такое несчастье. На что Дженет просит:– Джек, расскажи ему, зачем мы здесь.– Разумеется. Мы по поводу вскрытия.Уимс скрещивает руки на груди и изображает вежливый интерес.– На самом деле, – говорю я, – у нас есть основания полагать, что вскрытие не проводилось. – Почему вы так думаете? – спрашивает сержант.– Потому что на теле не было швов.– Ах вот оно что. – Уимс подается вперед и открывает папку, лежащую перед ним на столе. Внутри – полицейский отчет об утоплении Джеймса Брэдли Стомарти. – Когда вы говорите о вскрытии, – говорит Уимс, бегло просматривая документы в папке, – вы, конечно, имеете в виду то, как проводят его в Штатах. Судебно-медицинская экспертиза, так сказать. – Он улыбается, а затем поднимает глаза. – А здесь, на Багамах, у нас нет ни средств, ни людей, чтобы проводить каждое вскрытие по всем правилам. К сожалению.Британский акценту него куда сильнее, чем у большинства местных жителей, – судя по всему, учился в Лондоне.– Могу я поинтересоваться: вы пользуетесь услугами патологоанатомов?– Когда это возможно, мистер Таггер, – отвечает Уимс. – Но, как вы знаете, у нас в Содружестве более семи сотен островов, раскиданных на достаточно большой территории. Иногда нам удается быстро привлечь квалифицированного патологоанатома, но иногда – нет.Он поворачивается к Дженет и тихо произносит:– Видите ли, у нас жаркий климат и часто возникают проблемы – я бы не хотел вдаваться в подробности, мисс Траш, – но у нас часто возникают трудности с хранением останков жертв несчастных случаев, подобных этому. На некоторых отдаленных островах кондиционеры – это предметы роскоши. Поставки льда весьма ограниченны – и я опять-таки хотел бы обойтись без подробностей, но нам нередко приходится хранить тела в холодильниках для рыбы.Блокнота я не достаю: сержант Уимс ни слова больше не вымолвит, если увидит, что я записываю. Копы везде одинаковы.– А как же мой брат? – спрашивает Дженет сквозь ком жвачки. – Вот дерьмо, только не говорите мне, что вы засунули его в ящик с рыбой. – Она сняла очки и панамку, но обрезанные джинсы игнорировать трудно, хотя Уимс старается. Он переводит взгляд на папку.– В случае с мистером Стомарти нам удалось довольно быстро достать тело и перевезти сюда, в Нассау. Но дело в том, – говорит он, – что мы были стеснены в средствах. В тот день, когда с вашим братом произошло несчастье, во Фрипорте произошла ужасная авария. Водный мотоцикл врезался в лодку – два туриста погибли. И наш ведущий патологоанатом немедленно был направлен туда.– Так кто же работал над моим братом? – спрашивает Дженет.– Доктор Сойер. Уинстон Сойер. Очень образованный человек.– Можно нам с ним поговорить? – встреваю я.– Разумеется. Если он согласится. – Тон сержанта призван напомнить мне, что иностранные журналисты в Нассау не пользуются ни малейшим влиянием. И доктор Сойер вправе послать меня ко всем чертям.Тут Дженет подает голос:– Можно мне получить копию полицейского рапорта?Она все-таки вспомнила, слава богу.И вот тут сержант Уимс занервничал. Он начинает ерзать на стуле, как будто у него еж в заднице.– Ну, мне сначала надо…– Это же мой брат, в конце концов, – обрывает его Дженет. – В посольстве сказали, что я имею право.Прекрасно. Не зря мы репетировали. Разумеется, ни в каком посольстве мы не были.– Конечно, конечно. – Уимс в спешке начинает перечитывать отчет, как будто собирается вычеркнуть половину по пути к ксероксу. Он медленно встает из-за стола (все еще читая) и говорит: – Сейчас вернусь, мисс Траш. Одну минуту.Как только он уходит, я победно подмигиваю Дженет.Молодой сержант возвращается, она забирает у него отчет и пробегает глазами. Мы с Уимсом храним неловкое молчание. Затем Дженет складывает документ и сует в сумку. Вся в слезах, она встает и просит ее извинить. Это не притворство.Я жду пару секунд, потом говорю Уимсу:– Ей нелегко с этим смириться.– Да, понимаю.– Вы уверены, что это был несчастный случай?Он убежденно кивает:– У нас есть показания обоих свидетелей, миссис Стомарти и мистера Бёрнса, если я правильно запомнил имена. Детали сошлись, – говорит Уимс. – Боюсь, ее брат потерял ориентацию на глубине и не смог вернуться на яхту. Такое случается даже с опытными дайверами, поверьте мне. Если бы вы знали, как часто это происходит…– А вам не показалось странным, что мистер Стомарти не бросил свой акваланг и не попытался всплыть на поверхность?Уимс откидывается на спинку стула и цедит сквозь зубы:– Признаться, нет, мистер Таггер. Некоторые люди ждут до последнего. Другие впадают в панику. Такие трагедии происходят из-за помутнения рассудка.Неожиданно резкий тон сержанта говорит о том, что он от меня уже устал.Я встаю и благодарю его за то, что он любезно уделил нам время.– Кстати, а кто допрашивал миссис Стомарти?– Я.– На яхте?– Да, но позже. Когда они уже пришвартовались в Чаб-Кэй.– А она не говорила ничего такого про свое дурное предчувствие в то утро? Или про то, что она умоляла мужа не нырять к обломкам самолета?Уимс скептически качает головой:– Нет, не говорила. Я бы наверняка запомнил.– А она не упоминала, что мистер Стомарти неважно себя чувствовал?Уимс заинтригован:– В каком смысле неважно? – Пищевое отравление, – поясняю я. – Отравился рыбной похлебкой.Уимс фыркает от смеха и встает:– Нет, мистер Таггер. Откуда вы это взяли?– Почему вы смеетесь?– Именно это ела миссис Стомарти, когда я задавал ей вопросы на яхте, – говорит он. – Рыбную похлебку. Она даже мне предложила тарелочку.
Доктор Сойер согласился принять нас через два часа, и чтобы убить время, мы с Дженет заказываем коктейли с ромом и рыбные сэндвичи в уличном кафе в квартале от Бэй-стрит. Как-то само собой разговор переходит на тему смерти, и оказывается, что на сей счет у нас абсолютно разные философии. Дженет говорит, что верит в реинкарнацию и именно это помогло ей не сломаться после смерти Джимми. Если в двух словах, она считает, что ее брат вернется в этот мир в обличье дельфина или, возможно, Лабрадора.Я же, в свою очередь, верю, что смерть – это конец пути. Никуда от нее не деться, она едет с тобой в одном поезде.– А жизнь после смерти? – вопрошает Дженет.– Не жди от меня откровений! – говорю я. – Хотя…– Ты веришь в рай?– Если судить по тому, что я о нем читал, скука там просто смертная. Честно говоря, твоя идея с реинкарнацией мне куда больше нравится. Только один минус – с моим везением я в следующей жизни буду Ширли Маклейн. Ширли Маклейн (р. 1934) – американская театральная и киноактриса.
– Не смейся.– Или кефалью.– Это еще что? – спрашивает она.– Рыбка, чей смысл жизни заключается в том, чтобы стать кормом более крупной и голодной рыбины.– Джек, ты не понимаешь. Как мне объяснили, не важно, что с тобой произойдет на земле, главное – твоя душа остается целой и невредимой. Будь ты хоть рыбой, хоть бабочкой.Я возмущенно хрумкаю огурцом.– Вот, скажем, я превращусь в омара…– Давай не будем больше говорить об этом.– И в день открытия сезона охоты на омаров какой-нибудь ныряльщик, пуская пузыри, наколет меня на гарпун. Ты хочешь сказать, я ничего не почувствую? Даже если мою вкусную красную задницу положат в кипящую кастрюлю, моя душа будет в полном порядке? Ты по-честному так считаешь?– Принесите счет, пожалуйста.
Доктору Уинстону Сойеру восемьдесят семь лет – столько же было Жаку-Иву Кусто, когда он умер.– Я пгинял больше новогожденных, чем любой дгугой вгач на Багамах, – заявляет он нам с порога.Мы с Дженет были готовы к этой новости: приемная ломилась от беременных женщин.– Мы здесь по поводу моего брата, – говорит Дженет.– А, – кивает доктор Сойер. И продолжает кивать: – Ну да, ну да.Дженет беспомощно смотрит на меня. Я стараюсь запомнить каждую деталь этой сцены на тот случай, если мне придется об этом писать.– Американец, который умер во время погружения, – напоминаю я доктору Сойеру, – на прошлой неделе в Чаб-Кэй.– А, – приветливо улыбается доктор. У него потрясающие зубы – ровные и ослепительно белые.– Возможно, нам нужен другой доктор Сойер, – говорю я.– Понимаю ваше замешательство, – говорит он, – но я завегяю вас, что я весьма компетентный вгач, весьма компетентный. Иногда полиция пгосит меня им помочь, я ведь уже говорил, что у меня за плечами годы, годы пгактики.Я спрашиваю, почему на теле брата Дженет не было швов.– Швов? – сонно моргает доктор.– Ну да, швов, которые обычно остаются после вскрытия, – подсказываю я. – Которыми зашивают грудную клетку.Дженет вздыхает. Краска сходит с ее лица. Она достает изо рта жвачку и кидает ее в мусорное ведро.Доктор Уинстон Сойер поднимает вверх костлявый палец цвета тикового дерева:– Вы говогите «вскгытие», что ж, должен вам сказать, сэг, – и вам, мадам, – что во вскгытии не было надобности. Поэтому нет и швов! Полицейские попгосили меня, как они иногда пгосят в подобных случаях, ведь у меня за плечами годы, годы пгактики…Голос доктора затихает; он сгибает и разгибает поднятый палец.– Продолжайте, – прошу я. – Вас попросила полиция…Доктор Сойер вздергивает подбородок:– Да-да. Меня попгосили осмотгеть тело, я осмотгел и констатиговал смегть в гезультате несчастного случая. На основании, как я уже сказал, посмегтного осмотга тела.– То есть вы просто осмотрели тело? – Я достаю свой блокнот и снимаю колпачок с ручки. Слава богу, доктор Сойер этого не замечает.– Понимаете, я не газ и не два видел утопленников за все эти годы, годы пгактики… Это была пгосто фогмальность, – говорит он, обращаясь к Дженет. – Хотя, газумеется, такая тгагедия – это не пгосто фогмальность, мадам. Но с медицинской точки згения, вы понимаете, это был пгостой случай. Здесь, на Багамах, мы пгивыкли к утопленникам, пгивыкли. К сожалению.Дженет робко спрашивает:– А как выглядел Джимми?Доктор Сойер беспомощно покашливает. Он опускает палец, которым до этого потрясал, словно проповедник с кафедры.– Я хочу сказать, вы видели синяки? Какие-нибудь… вы понимаете… Джек, как это называется?– Следы насилия?– Ага. Какие-нибудь следы насилия?– Нет, – отвечает доктор. – Ни цагапины, мадам, уж повегьте моему слову. Ваш бгат утонул. Не было смысла его гезать – бог ты мой, не было никакой надобности во вскгытии.– И вы не заметили ничего необычного? – переспрашиваю я. – Вы хотя бы водолазный костюм с него сняли?Доктор Сойер щурится, чтобы собраться с мыслями, и шевелит пятнистыми губами, как корова. А затем радостно восклицает:– О да! Тепегь я знаю, к чему вы клоните! Татуиговка! Татуиговка со змеей! О боже-боже, я никогда ганьше такой не видел! За все восемьдесят семь лет! О, мой бог!Доктор смеется так, что начинает хрипеть. Дженет не выдерживает и тоже принимается хохотать. Аза ней и я. Просто чудесный старик.– Эта татуиговка, боже мой! Это пгосто пгоизведение искусства, – говорит доктор Сойер. – И скажу вам пгавду, я гад, что ее не испогтил. Не хотел ее тгогать. Если позволите, кто была та кгасивая леди со змеей?– Какая-то стриптизерша, подружка Джимми, – отвечает Дженет, хихикнув при воспоминании. – На самом деле у нее был кошмарный прикус.– Это не стгашно. То же самое говогят о Моне Лизе.Доктор сердечно провожает нас до двери, и тут я вспоминаю, что у меня есть к нему еще один вопрос.– Спгашивайте, сэг.– Я просто хотел узнать: вы когда-нибудь занимались судебной медициной?– Газумеется, сэг. – Он склоняет старую голову и смотрит на меня, как древняя черепаха. – Я габотал патологоанатомом пгямо здесь, в Нью-Пговиденс. В Нассау. Годы, годы пгактики…– Когда это было?– В тысяча девятьсот… э-э-э, дайте-ка подумать. Согок втогом, кажется.– 1942?– И еще некотогое вгемя в 43-м.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37