Мятная конфетка прилипла к коронке, и говорю я не слишком внятно. Эмма наблюдает, как я довольно неучтиво пытаюсь выковырять леденец, и смеется.– Это нехорошо, – говорю я. – Мы никак не можем быть друзьями.– Ты прав.– В основе наших отношений лежат враждебность, недоверие и обоюдное отсутствие уважения.– Так и должно быть, – игриво отвечает Эмма.Хватит, велю я себе.– Сколько валиума ты сегодня приняла? – спрашиваю я. Она смущается.– Ты приняла таблетку перед обедом, так?– Нет… да, мне пришлось, – бормочет Эмма. – Откуда ты знаешь?Я перегибаюсь через стол и беру ее за руку. Трудно сказать, кто из нас ошарашен больше.– А теперь послушай, – говорю я. – Я этого не стою. И работа этого не стоит. Сейчас мы вернемся в редакцию, и ты сразу пойдешь в туалет и спустишь маминых маленьких помощников Аллюзия на песню «Роллинг Стоунз» «Мамин маленький помощник» альбома «Последствие» («Aftermath», 1966).

в унитаз. Недопустимо, чтобы ты сидела на таблетках.– Ты не понимаешь, Джек. Не можешь понять.– Сними туфли. Это приказ.– Не сниму.– Эмма, я считаю до трех.– Ты что, спятил?А через секунду я стою на коленях под столом и в каждой руке держу по серой лодочке Эммы. Она прячет босые ноги под стул и поджимает пальцы, но я вижу, что она перекрасила ногти – в миниатюрную черно-белую шахматную доску!Широко улыбаясь, я вылезаю из-под скатерти.– У тебя все будет хорошо! – восклицаю я.Эмма со всей дури бьет меня кулаком по носу. 14 Эмма попросила меня не показываться в редакции, пока кровь не остановится и не спадет отек. Поэтому я сижу дома за ноутбуком и стараюсь не смотреть в зеркало. Календарь сообщает, что у меня есть восемь дней, чтобы избежать участи Оскара Уайльда, который умер нищим и опозоренным в сорок шесть лет. Когда-нибудь я поблагодарю Анну за предупреждение. Мой сорок седьмой день рождения будет через неделю, считая с завтрашнего дня. Я могу похвастаться 514 долларами на счету и носом размером с баклажан.Мать позвонит в день рождения, но рассусоливать не станет. Я уже достал ее расспросами, но я не могу перестать думать о том, что она выдала в прошлый раз: она узнала про смерть моего отца «много лет назад» из некролога в газете.Так как поиск по базе в редакции ничего не дал, мне остается только положиться на свое умение обращаться с телефоном и на милость незнакомцев. Я начинаю с того, что составляю список городов, где мать жила в течение сорока трех лет после ухода Джека-старшего. В хронологическом порядке: Клируотер, Орландо (там я ходил в старшие классы), Джексонвилль (там мать познакомилась с отчимом), Атланта, Даллас, Таллахасси и, наконец, Неаполь.Если мать ничего не путает, получается, что мой старик умер по крайней мере двадцать лет назад. Значит, три последних города автоматически отпадают. Двадцать лет назад мать с отчимом жили в Атланте, и именно оттуда я и начну – позвоню на кладбище «Джорнал-Конститьюшн».Как только я говорю, что я их собрат журналист, меня переключают на деловитую библиотекаршу с мягким южным акцентом. Она просит меня подождать, пока сама вручную перебирает статьи докомпьютерного периода – вырезки, разложенные по алфавиту. Я жду. У меня потеют ладони, сердце бьется о ребра – и в какой-то миг просветления я решаю повесить трубку. Какая разница, преставился мой отец в тридцать пять или в девяносто пять – я его даже не помню! У нас нет ничего общего, кроме имени и крови; любая другая связь между нами иллюзорна, она – слепой плод моего воображения.Но я не вешаю трубку. Библиотекарша возвращается к телефону и извиняется: она не может найти ни одной публикации некролога о человеке по имени Джек Таггер, а также ни одной статьи, где бы упоминалась смерть этого человека.– Всегда есть вероятность, что бумаги лежат не в той папке. Я могу просмотреть раздел Смертей на микрофильмах, – предлагает она. – Когда это случилось?– Знал бы – не звонил вам, – говорю я. – Большое спасибо.Я звоню во «Флорида Таймс-Юнион» в Джексонвилле, «Орландо Сентинел», и «Клируотер Сан» – никаких результатов. Ни некрологов, ни заметок, ни статей – ничего о Джеке Таггере. Я спрашиваю себя, уж не переоценил ли я искренность своей матери. Может, она выдумала этот некролог отца в газете? Может, она хотела, чтобы я затеял Долгие, заведомо бесплодные поиски и отстал от нее.Если так, то я попался на крючок, как голодный карп. Два часа висел на телефоне – и в результате фиг с маслом. Так мне и надо.Я набираю номер матери. Трубку снимает Дэйв, мой отчим. Мы начинаем пустой разговор про его неудачи в гольфе, пока он не переходит, как обычно, на Тайгера Вудса. Тайгер Вудс (р. 1975) – звезда мирового гольфа.

Он признает феноменальные успехи молодого человека, но при этом опасается, что Тайгер Вудс подстрекает тысячи юных представителей национальных меньшинств заниматься гольфом, а это значит, что рано или поздно некоторые из них получат доступ в любимый загородный клуб моего отчима и надерут задницы белым протестантам.– Я ничего не имею против черных, – говорит Дэйв, – но, Джек, посмотри вокруг. Они уже подмяли под себя баскетбол, заполучили футбол, побеждают в беге. Могут они оставить нам хоть что-то? Хоть в каком-нибудь спорте мы можем побеждать, черт возьми? Не пойми меня неправильно…– Ну что ты, – говорю я. Без толку спорить – Дэйв стар, упрям и дремуч.– …не пойми меня неправильно, Джек, но что им может нравиться в гольфе? Господи боже, там даже не надо бегать. Просто ходишь или ездишь на картах по солнцепеку – разве это может им нравиться?– Мама дома? – перебиваю я.– Джек, ты знаешь, у меня нет никаких предубеждений… Боже упаси!– …и, как ты знаешь, мы с твоей матерью делаем щедрые пожертвования в этот Фонд негритянских колледжей. И никогда не пропускаем передачу Лу Роулза. Лу Роулз (р. 1935) – американский джазовый певец. В 1980 г. создал музыкальную телепрограмму с целью сбора средств для Объединенного фонда негритянских колледжей.

– Дэйв?– Но что меня больше всего беспокоит насчет этого Тайгера Вудса – а бог свидетель, он одаренный спортсмен, – что меня беспокоит, Джек, это идея, которую он внушает молодым, что гольф – это игра для, как бы это сказать… для масс. – Дэйв, мать дома?– Она ушла за продуктами.– Могу я задать тебе вопрос?– Конечно, Джек.– Не подумай, что я хочу сменить тему.– Хорошо, хорошо.– Она когда-нибудь говорит про моего старика?– Хммм.– Потому что она сказала мне, что он умер, – продолжаю я. – Она сказала, что прочла об этом в газете много лет назад. Ты случайно не помнишь, когда это было?Тишина в трубке. Не похоже на Дэйва.– Хотя бы приблизительно, – говорю я. – Мне просто интересно, Дэйв. Ты же понимаешь.– Конечно. Он ведь твой биологический отец и все такое. Просто…– Что?Он покашливает. Как бы я хотел сказать, что мне неудобно ставить его в такое положение, но я молчу. Дэйв занимался сетевым маркетингом в компании «Эмвей», поэтому его невозможно сбить с толку.– Когда мы с твоей матерью поженились, – наконец говорит он, – мы заключили уговор. Неписаный контракт, если хочешь.– Продолжай.Мы договорились, что не будем говорить о прошлых… как бы это сказать… связях. Никогда. Это касается бывших любовников, мужей, подружек, жен… всех бывших. Кто прошлое помянет, тому глаз вон.– Понятно.– Мы ведь с твоей матерью уже не были детьми, когда познакомились. Мы уже пару раз обжигались. Бегали за радугами.– Я понимаю, Дэйв.– Ничего хорошего не выйдет, если начинаешь копаться в прошлом, – мудро замечает он.– То есть ты хочешь сказать «нет», я правильно понял? Она никогда не упоминала моего старика. Ни разу.– При мне нет, Джек. Уговор есть уговор, – отвечает он. – Передать ей, что ты звонил?
Перерыв в отделе фотографии начинается в пять часов. Мы с Карлой встречаемся в кафе в том же супермаркете. Люди поворачивают головы, завидев ее вдохновленный Везувием цвет волос – а может, смотрят на мой малиновый нос. Вполголоса я описываю ей сцену на балконе Клио Рио. Карла безуспешно выспрашивает подробности. Она явно разочарована, что предметом страсти вдовы был не Рассел Кроу, не Леонардо Ди Каприо и не один из «Бэкстрит Бойз» Леонардо Ди Каприо (р. 1974) – американский киноактер. «Бэкстрит Бойз» (с 1992) – американская поп-группа.

– ни у кого из них нет такой прекрасной шевелюры, которую я ей красочно описал. Карла обещает прошвырнуться по окрестностям и пособирать слухи. Она сообщает мне, что Клио обычно тусуется в клубе «Туда-Сюда»; это в Тетре, если ехать к центру по Саут-Бич.– Это очень важно, – убеждаю я Карлу. – Я должен узнать имя этого мальчика на побегушках.– Дай мне одни выходные, – уверенно говорит она.А затем запускает руку в свою сумку. – Хочешь на дикость посмотреть?– Ты опять за свое? – Мои лекции на тему неприкосновенности частной жизни явно не произвели на Карлу никакого впечатления.– Брось, Джек. – Карла озорно разворачивает фотографии веером в руке, точно карты. Мне хватает и одного взгляда.– Тебя могут за это уволить, – нерешительно бормочу я.Карла и ее коллеги с минимальным окладом устроили в супермаркете клуб поклонников частной эротической фотографии. Если снимки незаурядны, они тайком делают копии и обмениваются друг с другом. Сегодняшняя подборка отображает голую упитанную парочку, тенор-саксофон и джек-рассел-терьера в женской шляпке. Карла замечает мою гримасу отвращения:– Послушай, если бы они не хотели, чтобы кто-то видел эти снимки, они не стали бы сдавать их в печать, правда? Кем бы они ни были, я уверена, они секут фишку. Думаю, они рассчитывают, что мы будем разглядывать.Я отталкиваю снимки прочь и обещаю ничего не говорить ее матери.– Да ладно тебе, Черный Джек. Это настоящая жизнь. Тебя такое не заставляет задуматься о роде людском?– На самом деле такое вгоняет меня в депрессию. Эти извращенцы получают больше удовольствия от жизни, чем я.– Даже собачка довольна, – отмечает Карла, проглядывая фотографии. – Кстати, кто зарядил тебе в морду? Похоже, какая-то девица.– Ага. Моя начальница.Карла качает головой и смеется:– Ты неподражаем, Джек.– Скажи, с кем твоя мать ездила в Англию.– Тебе не стоит вникать. – А ведь могла бы и грубее ответить.– Да что-то не получается. И это очень прискорбный факт.– Ну ладно. – Карла убирает выкраденное портфолио терьера обратно в сумку. – Сказать тебе правду или соврать? Я должна знать, кого ты вынесешь.– Врача, адвоката и университетского профессора – если у последнего нет публикаций.– То есть любого, кроме писателя.– Короче говоря, да, – соглашаюсь я.Карла смотрит на меня с сочувствием; и я снова вижу перед собой глаза Анны.– Значит, мне придется солгать, Джек, – говорит она.– Ты шутишь. Она ездила в Лондон с писакой? Карла кивает.– Он журналист? – содрогаюсь я.– Не-а.– Что он пишет? Стихи? Прозу? Пьесы?– Прозу, – отвечает Карла.– С ума сойти. Я о нем слышал?– Может статься.– Не называй мне его имени.– Об этом не беспокойся, – говорит Карла.– И ради бога, не говори матери, что я спрашивал.– Джек, они собираются пожениться.Я даже не вздрогнул.– Дай еще раз взглянуть на фотки.– Мне пора возвращаться на работу, – говорит Карла.Я покупаю ей молочный коктейль «мокко» и провожаю до ее закутка. Она гладит меня по щеке и признается, что ей жаль, что она сообщила мне эту новость. Она решила, я должен знать правду, на тот случай, если решу снова звонить Анне и выставлять себя идиотом.– Сколько лет этому писаке? – невинно интересуюсь я.– Сорок четыре.– Ха!– Что «ха!»? – переспрашивает Карла. – Что плохого в сорока четырех?– Не важно, – отвечаю я, а сам думаю: «Роберт Луис Стивенсон».
Я звоню домой и проверяю автоответчик: одно сообщение от Эммы и три от Дженет Траш. У Дженет, как обычно, занято, поэтому я сразу еду в Беккервилль. Она открывает дверь. На ней вязаная шапочка с прорезями для глаз и облегающий черный спортивный костюм. На шее болтается противогаз, в руке игрушечная М-16.– Что, теперь спецназ? – спрашиваю я.– Да, мои извращенцы устали от Королевы парковки. Заходи, Джек. – Дженет снимает шапочку. – Что у тебя с носом?– Ошибка соединения, – отвечаю я. – Что новенького?– Ты не поверишь, что произошло!Мы садимся под осветительными лампами, и она рассказывает, что ее пригласил к себе мужчина по имени Чарлз Чикл – знакомое имя. Крутой адвокат в Силвер-Бич; не крючкотвор и не акула, но солидный юрист, к тому же чистый перед законом. Похоже, Джимми Стома включил в свое завещание пункт о том, что мистер Чикл должен представлять интересы Дженет в суде в случае его, Джимми, смерти. Большинству наследников не нужны адвокаты, но Джимми, очевидно, предполагал, что его сестра столкнется с юридическими проволочками.– Он оставил мне сто штук, – радостно сообщает Дженет Траш. – Представляешь?– А сколько получит Клио?– Столько же.– Хо-хо. Теперь понятно, зачем понадобился адвокат Чикл.– Но она еще получает яхту, машины и квартиру, – добавляет Дженет.– А его записи?– Ты имеешь в виду новый альбом? Он не рассчитывал, что умрет, не закончив, – говорит Дженет.– Но он упомянут в завещании?– Джек, мне даже в голову не пришло об этом спросить.Что касается дома на Багамах, то, по словам Дженет, ее брат оставил его благотворительной организации под названием «Морские ежи», которая спонсирует лагеря на море для детей из неблагополучных семей. И, как заявил Чарлз Чикл, именно «Морским ежам» Джеймс Брэдли Стомарти завещал свой основной капитал, в том числе 405 000 долларов в акциях и облигациях, свою долю в будущих авторских отчислениях и один миллион долларов по страховке.– Клио, наверное, в восторге, – замечаю я.– Думаю, Джимми решил, что после того, как ее песня стала хитом, у нее не будет нужды в деньгах. Он думал, она встала на ноги.Я уже собираюсь рассказать Дженет, что ее невестка вытворяла вчера на балконе квартиры ее умершего брата, когда Дженет вдруг заявляет:– Думаю, Клио его не убивала.– Почему ты так думаешь?– Потому что она заранее знала, Джек. Знала, что получит, если Джимми умрет. Он сказал ей, что почти все деньги уйдут «Морским ежам» – и это правда отличное решение, – и еще он сказал ей, что она не получит ни цента по страховке. Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне верится, что она могла убить его из-за сотни тысяч долларов. Для меня это целое состояние, а для Клио – уикэнд в Каннах.Тут она права. Такая женщина, как Клио, не станет париться из-за денег – разве что сумма как минимум семизначная.– Думаю, это был несчастный случай, Джек, как нам и говорили. Ты сам всю дорогу утверждал, что такое возможно.– Да.– Хоть они и напортачили со вскрытием.– А ты уверяла меня, что не поверишь ни единому слову Клио, – напоминаю я. – Что, если я скажу, что у нее роман?Дженет пожимает плечами:– А что, если я скажу, что мой брат не был образцовым мужем?Компьютер на журнальном столике пикает: Дженет звонит очередной кибердрочила. Она вздыхает и угрюмо смотрит на М-16, прислоненную к стене в углу. Я спрашиваю, не знает ли она иного мотива, в силу которого Клио могла убить Джимми. Дженет качает головой.– Не могла она это сделать потому, что разозлилась из-за завещания?– Она могла попросту его бросить, – возражает Дженет. – Я уверена, она бы вытряхнула куда больше сотни косарей при бракоразводном процессе.И в этом Дженет тоже права.Снова настойчиво пищит компьютер.– Тебе не жарко в таком прикиде? – спрашиваю я.– Не волнуйся. Недолго мне в нем щеголять. Этот парень, – Дженет машет рукой в сторону компьютера, – Ронни из Риверсайда, получает сапоги, трусики, лифчик и винтовку. Он все надеется, что я сброшу бельишко, но его ждет большое разочарование. В любом случае сюжет такой: во время захвата особняка колумбийского наркобарона я внезапно решаю принять душ – идиотизм полнейший. Но я не знаю, что один из плохих парней – Ронни, естественно, – прячется в джакузи и за мной подсматривает. И вся эта бодяга тянется аж час.– Зато четыре бакса в минуту, – оптимистично вставляю я.– Еще пару месяцев, – говорит Дженет. – Мистер Чикл обещал, что столько уйдет на вступление в права наследства.– Если Клио не опротестует завещание.– Мистер Чикл говорит, что нет. Он знаком с ее адвокатом.– И с большинством судей по делам о наследстве, – прибавляю я. – Он с ними на короткой ноге.– Джимми всегда обо мне заботился. – В голосе Дженет нежность. – Теперь его нет, но он все равно обо мне заботится.Ронни из Риверсайда снова напоминает о себе.– Черт. – Дженет включает освещение и гостиную заливает яркий свет.Она натягивает шапочку, и надевает противогаз. Мне пора уходить.– Так что нам делать со статьей? – спрашиваю я. – Ты не обязана решать прямо сейчас. Утро вечера мудренее, поговорим в выходные.Слова Дженет заглушаются шапкой и противогазом, но все-таки я их слышу. Лучше бы не слышал.– Какой статьей? – спрашивает она.
Свет выключен. Я лежу в кровати и слушаю «Болезненное жжение», последний альбом Джимми и «Блудливых Юнцов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37