Я дал ему новое имя – Сергей. Он ходил за мной повсюду, как щенок. В глазах его светилась благодарность– не за то, что я спас ему жизнь, а за то, что я отомстил за надругательство над его матерью. Ни разу не заговаривал он о своей семье, о своем детстве и по мере сил старался привыкнуть к нашему образу жизни. Мальчик хорошо учился, много занимался спортом.
Вскоре мы переехали из Белоруссии в Москву, где я получил назначение в наркомате обороны.
Много лет я не возил его в Ленинград. Боялся, что места, знакомые с детства, могут вызвать нежелательные ассоциации, и это пагубно скажется на наших отношениях.
Сергей окончил Московский университет, а потом, вопреки ожиданиям многих, поступил в Военную академию. Сейчас ему двадцать семь лет, он красный офицер, член партии, верный ленинец. О прошлом даже не заговаривает– прошлое давно забыто.
Я горжусь тем, что мне удался этот опыт, – спокойным голосом произнес Григорий. – И я горжусь своим сыном Сергеем. Можете себе представить мое удивление, когда сегодня вечером я совершенно случайно встретил вас и понял, что нашел то, вернее, ту, которую столько лет искала наша разведка. Впрочем, нельзя сказать, чтобы поиски велись планомерно: ведь не было доказательств того, что Ивановым удалось бежать. Это известно только нам двоим. Но НКВД все-таки надеется, что Ивановы живы. Вы ведь сами понимаете, что Советскому Союзу нужны наследники князя.
Крепко сжав дрожащие от волнения руки, Мисси спросила:
– И вы собираетесь им все рассказать? Соловский улыбнулся.
– Можно еще чайку? Как здесь у вас уютно – камин, мягкие кресла… Прямо как на старой русской даче.
Пока Мисси наливала чай, Григорий внимательно следил за выражением ее лица. Эта женщина умела скрывать свои чувства, но он знал: она боится его.
– Мы с вами уже выполнили свой долг по отношению к нашим «детям», – проговорил Григорий. – Больше мы не можем дать им ничего: и Эйва, и Сергей достигли таких высот, о которых мы, в общем-то, и мечтать не могли. Скажу больше: они не добились бы таких успехов, будучи детьми князя Михаила и княгини Аннушки. Сергей может по праву гордиться своими достижениями – ведь он достиг всего своими собственными силами. Выходит, я не зря поставил этот опыт? Да и вам удалось очень много: посмотрите, какого успеха добилась Ксения.
Григорий положил руки на стол и, постукивая костяшками пальцев по полированному дереву, проговорил:
– Вы умная женщина, Мисси, и должны понимать, что произойдет, если я сейчас сниму трубку и позвоню в НКВД. Вам, должно быть, известно, что агенты советской разведки рассеяны по всему миру – в Нью-Йорке их тоже немало.
Мисси побледнела, как полотно, Соловский с довольным видом ухмыльнулся: вот теперь-то можно было поторговаться.
– Я мог бы силой отнять у вас Эйву, – медленно протянул он. – Я мог бы передать ее нашему правительству и получить за это очередное повышение по службе – ведь, захватив Ксению Иванову, Советская Россия получила бы доступ к миллиардам ее предков. – Соловский сделал небольшую паузу. Несколько секунд он молча смотрел на Мисси, как ястреб на воробья. – Но я вижу, что вы любите Ксению, как свою родную дочь, – продолжил он наконец. – И мне не хочется причинять вам боль. Предлагаю заключить договор. Мне давно уже хотелось сделать что-нибудь приятное для Сергея. Вот я и подумал: почему бы не подарить ему радость встречи с родной сестрой? Если вы дадите согласие на поездку Эйвы в Россию – всего на несколько недель, – я, со своей стороны, обещаю никому не раскрывать тайну Ивановых. Уладить формальности не составит большого труда: мы организуем «культурный обмен» или что-нибудь в этом роде – поездка знаменитой актрисы по крупнейшим городам СССР, встречи с деятелями культуры, концерты, просмотр фильмов с участием Эйвы. Со своей стороны я сделаю все, чтобы обеспечить безопасность Ксении.
Снова, как двадцать лет назад, в том самом поезде, Мисси почувствовала, что настал решительный момент в судьбе Ксении. Усилием воли Мисси заставила себя победить страх, выйти из оцепенения. Она с ужасом поняла, к чему пытается склонить ее этот русский генерал: его план был коварен и жесток. Как только несчастная Азали пересечет границу Советского Союза, она окажется в ловушке. Вместо концертов и встреч с деятелями культуры бедную девушку ожидают застенки НКВД. Кремль завладеет несметными сокровищами Ивановых, а Алексей даже не узнает о трагической судьбе сестры. Ксения подпишет бумаги и, скорее всего, будет расстреляна без суда и следствия, а Григорий убьет двух зайцев одним выстрелом: принесет пользу Отечеству и сохранит «сына». Но тут Мисси вспомнила, что у нее оставался один козырь.
– Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните, господин Соловский, – проговорила она. – Но я не могу дать согласие на поездку Эйвы в Россию. Что же касается ваших угроз, то мне они не страшны.
– Не страшны? – переспросил Григорий, поднимаясь с кресла. – Вы что же, полагаете, НКВД не в силах расправиться с вами?
– Вы забыли, где вы находитесь, Соловский. Америка—демократическая страна, и здесь не принято действовать угрозами и запугиванием. Эйва Адэр – знаменитая актриса. Если с ней что-нибудь случится, разразится международный скандал. Соловский пожал плечами.
– Россия привыкла к скандалам. Мы уже двадцать лет живем среди враждебного окружения.
– Но вы забыли об одном обстоятельстве, Соловский, – проговорила Мисси, глядя ему в глаза. – Мне известно, что стало с Алексеем Ивановым. Так вот, знайте, что я немедленно сделаю официальное заявление в присутствии свидетелей и, заверив его у нотариусов, положу в банковский сейф. Если с Эйвой что-нибудь случится, заявление будет тотчас же предано гласности. Вам и вашему «сыну» не поздоровится.
Соловский злобно посмотрел на Мисси. Он понял, что проиграл: она нашла его ахиллесову пяту. Все планы комкора рассыпались в прах.
Тяжело вздохнув, он опустился в кресло.
– Мне нечего возразить вам, Мисси. Вы сами прекрасно понимаете, что ради Алексея я готов пожертвовать всем. Брату и сестре не суждено встретиться. Алексей Иванов будет жить своей жизнью, Ксения Иванова – своей. Больше нам говорить не о чем.
– А как же те миллиарды, обладать которыми так стремится Россия? – с дрожью в голосе спросила Мисси. Она подумала, что агенты НКВД способны на все. Если не удастся захватить Ксению живой, то они могут постараться уничтожить ее.
– Советую вам держать язык за зубами, – процедил Григорий. – Гарантировать ничего не могу. Впрочем, шансы у вас есть. Ведь не нашли же вас наши агенты на протяжении двадцати лет.
Он поднялся и, с улыбкой посмотрев на Мисси, признался:
– Еще тогда, в поезде, я понял, что вы – крепкий орешек.
Разговор был закопчен, но перед тем, как распроститься с Соловским, Мисси нужно было задать ему еще один вопрос.
– Пожалуйста, расскажите мне, что случилось с князем Михаилом, – выдавила она.
– Князя застрелили взбунтовавшиеся крестьяне. Потом они сожгли усадьбу, и его тело сгорело в огне.
Вдруг за дверью послышались шаги. На пороге комнаты появилась Азали. Она была бледная, как полотно.
– Извините, что я прерываю вашу беседу, – произнесла она слабым голосом. – Я вернулась домой пораньше. У меня ужасно болит голова.
– Пожалуй, мне пора, – проговорил Соловский, кланяясь Азали и Мисси. – До свидания, леди.
Мисси долго смотрела ему вслед – ей очень хотелось надеяться, что свидание с Соловским никогда не произойдет.
Мисси обернулась к Азали: девушка стояла, прислонившись к дверному косяку, сжимая ладонями виски. Наверное, она поняла всю двусмысленность слов этого русского военного. В глазах ее бился немой крик. Лишь один раз Мисси видела Азали в таком состоянии – когда на глазах девочки пули изрешетили О'Хару. В тот раз она кричала от ужаса – сейчас хранила гробовое молчание. Мисси с ужасом поняла, что болезнь возвращается.
ГЛАВА 42
Голливуд
Ярко светило солнце над Беверли-Хиллз, отражаясь в воде открытого бассейна в саду С. 3. Эбрамса. Весело щебетали птички, стрекотали цикады, но не было весело на сердце у обитателей особняка на Лексингтон-Роуд.
Зев стоял, опершись на балюстраду, и смотрел, как Мисси подает чай. Больше всего на свете ему хотелось повернуть время вспять. Ах, если бы только было возможно возвратиться на год назад… Он бы сделал все, чтобы не дать Азали увидеться с Григорием Соловским!
Они только что возвратились из клиники «Ранчо-Вело», расположенной в графстве Вентура. Впервые за целый месяц врачи разрешили им повидать Азали. Девушка медленно вышла навстречу Зеву и Мисси: она с трудом могла передвигать ноги и шла, опираясь на руку медсестры. За этот месяц она так изменилась, что Зев с трудом поверил, что это и есть Азали.
Волосы ее были коротко острижены – в клинике использовали какие-то новые методы лечения с применением электрошока; электроды должны были плотно прилегать к черепу, а роскошная шевелюра пациентки мешала этому. Лицо бедной девушки осунулось, бледная кожа покрылась мелкими морщинками. Огромные глаза казались еще больше. Азали так истощала, что было непонятно, как эти тонюсенькие ноги могут держать тело.
– Она отказывается от приема пищи, – поведал Мисси врач. – Я не могу понять, почему…
– Девочка хочет умереть, – проговорила Мисси. – Она хочет быть рядом со своим отцом.
– Конечно, мы осуществляем принудительное кормление, – проговорил врач. – До поры до времени это позволит поддерживать в ее организме обмен веществ. Но это не может продолжаться вечно. Если в ближайшие несколько дней она не станет нормально есть… – Он многозначительно пожал плечами.
Отрешенным взглядом Азали посмотрела на Зева и Мисси, и они с ужасом поняли, что девушка не узнает их. Вдруг она бросилась к Мисси и, схватив ее за руку, громко прошептала:
– Ты привела его? Ты привела ко мне Алексея? Помнишь, ты же обещала привести его.
В глазах Азали стояли слезы.
– Милая моя, – прошептала она, – пожалуйста, скажи, что с папой все в порядке. Скажи, что он скоро придет меня навестить.
Больше она ничего не смогла произнести. Опираясь на плечо медсестры, Азали смотрела куда-то вдаль и плакала.
Зев отошел от края террасы и приблизился к Мисси – она поставила чайник на стол и, уткнувшись в его плечо, разрыдалась. Абрамски не знал, что сказать; действительно, в такой ситуации все слова могли показаться лишь пустым сотрясанием воздуха. Он лишь крепко обнимал жену и гладил ее по голове. Как жалел он, что у них с Мисси нет собственных детей.
Молчание было прервано Розой. Она вскочила со стула и в ярости стала ходить по террасе.
– Это просто невыносимо! – кричала она, отчаянно размахивая руками. – С каждым днем бедной девочке становится все хуже и хуже. Да эти врачи ее совсем в могилу сведут! Забери ее домой, Мисси! Если уж Азали суждено на всю жизнь остаться душевнобольной, то пусть хотя бы живет дома, среди тех, кому она по-настоящему дорога!
«Что ж, – грустно подумал Зев, – Роза как всегда права». – Он снял трубку внутреннего телефона и попросил шофера приготовить машину.
– Куда ты собрался? – сквозь слезы спросила Мисси. Зев поцеловал ее в лоб и ответил:
– Я собрался в клинику – заберу Азали домой.
Несмотря на настойчивые возражения врачей, Зев забрал Азали: он молча прошел к ней в палату, накинул ей на плечи теплую шаль и на руках отнес в машину. Зев был настроен весьма пессимистично. Он не надеялся на выздоровление и вез бедную девочку домой, чтобы она могла умереть в спокойной обстановке.
Мисси приготовила для нее отдельную комнату, но Зев покачал головой.
– Не надо оставлять ее одну. Пусть как можно больше времени девочка проводит с нами – сидит за столом, гуляет по саду. Роза права: Азали должна чувствовать, что она нам по-настоящему дорога.
Две борзые – Рекс и Бэби – с веселым лаем бросились к своей хозяйке; с отсутствующим видом Азали потрепала их по головам. Радостный Рекс свернулся клубком у ее ног, и девушка, словно очнувшись от обморока, с улыбкой произнесла:
– Привет, Рекс.
Потом она перевела взгляд на Розу и спросила:
– Мне надо идти спать?
– Спать? – переспросила Роза. – Разве нормальные люди спят посреди бела дня?
– А разве я нормальная? – с недоумением проговорила Азали.
– Садись, – сказала Мисси, указывая Азали на удобный шезлонг. Обе собаки улеглись у ее ног, а Мисси принесла стакан теплого молока с корицей. – Выпей, детка, – улыбнулась Мисси. – Это ведь фирменный напиток бабушки Софьи. Помнишь, как ты любила его в детстве?
– Спасибо, – проговорила Азали и, машинально выпив молоко, стала смотреть по сторонам. – Как здесь красиво, – выдавила она наконец и закрыла глаза.
Мисси, Зев и Роза склонились над Азали – один лишь Джеки остался стоять у балюстрады, потягивая виски из тяжелого стакана.
Зев подошел к нему и с сочувствием произнес:
– Я понимаю, как тяжело вам выносить все это, Джеки. Если вы оставите Эйву, мы не станем осуждать вас. После всего, что произошло за последний год, ваши обязательства теряют силу. Мы не имеем никакого морального права удерживать вас возле такой… неустойчивой девушки, как Эйва…
Пожимая плечами, Джеки осушил стакан.
– Я постараюсь сделать все, чтобы помочь ей, С. 3., но моя задача осложняется: ведь Эйва даже не узнает меня. Вы, конечно, правы: не всякий может вынести такое. Наверное, мне надо отключиться – ну, например, снова с головой погрузиться в работу. «Бродвейская девушка» имела огромный успех – почему бы теперь не попробовать сделать хороший фильм?
Не дожидаясь ответа Зева, Джеки налил себе еще один стакан виски.
– Нашел я на днях один сценарий. Можно попробовать довести его до ума. Что скажете, С. 3.?
– В понедельник принесите его мне в кабинет. – Зев дружески похлопал Джеки по плечу: – Посмотрим, что за сценарий – может, и правда что-нибудь придумаем.
Со следующего дня обитатели особняка на Лексингтон-Роуд стали делать все возможное, чтобы вернуть Азали к нормальной жизни. Утром ее разбудили вместе со всеми и отвели в столовую. Во время завтрака Азали пристально следила за ними своим остекленевшим взглядом, но Мисси, Зев и Роза как ни в чем не бывало весело разговаривали. Одного вида несчастной больной было достаточно, чтобы отбить всякий аппетит, но они знали, что не имеют права поддаваться эмоциям, и с трудом запихивали в рот блюдо за блюдом. Азали в то утро к пище так и не притронулась.
После завтрака Мисси и Роза взяли Азали под руки и попытались гулять с ней по террасе. Буквально через несколько шагов ноги у бедной девушки стали подкашиваться, и пришлось снова посадить ее в кресло.
Во время обеда Азали снова не ела. За ужином повторилось то же самое. Чувство тревоги передалось даже Рексу, который молча смотрел на девушку, не дерзая даже пошевелиться.
Через три дня терпение Розы иссякло. Во время очередного обеда она вдруг стукнула кулаком по столу и закричала:
– Ты зачем сидишь за столом?! Чтобы смотреть вдаль или чтобы есть?! Экая барыня! Она, видите ли, есть не хочет! Ты что, забыла те дни, когда Мисси с утра до вечера трудилась, чтобы заработать тебе на еду? Или кинозвезды считают ниже своего достоинства помнить о своем прошлом?
Азали от неожиданности вздрогнула и с удивлением посмотрела на Розу – та на какой-то миг даже испугалась, что зашла слишком далеко.
– Извините меня, – проговорила Азали, поднося ко рту первую ложку супа. – Да-да, я, конечно, помню, как много работает Мисси. – Она наклонилась и потрепала по голове Рекса. – Ей ведь надо прокормить и меня, и Виктора. – Улыбнувшись Мисси, она продолжила: – Спасибо тебе большое, матушка.
Они поняли, что Азали кажется, что она снова ребенок. И все же прогресс был налицо – девушка начала реагировать на внешний мир, а самое главное, начала есть.
Зев одобрил сценарий, представленный Джеки, и назначил его продюсером. На постановку фильма была выделена баснословная сумма, жалованье самого Джеки было увеличено в несколько раз. Впервые за много лет Зев предоставил ему полную свободу в подборе актеров и режиссера-постановщика. Студия «Мэджик» процветала, но у Зева появились другие интересы: он не жалел времени и денег на помощь еврейским беженцам из нацистской Германии, Венгрии, Польши и Чехословакии.
С замиранием сердца следил он за развитием политических событий в Европе. Когда 1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись на территорию Польши, а потом – двумя днями позже – Англия и Франция объявили Германии войну, он склонил голову на грудь и расплакался.
Мисси проводила целые дни возле Азали, стараясь сделать все возможное, чтобы помочь ей выйти из тяжелого кризиса. На общение с Зевом у нее практически не было времени, и он снова вернулся к работе. За следующие полтора года объем продукции кинокомпании «Мэджик» выросла на тридцать процентов, а доходы– на пятьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67