Она готова была сниматься задаром – просто ради удовольствия.
Дик дал маленькую роль и Рэчел. Теперь каждое утро, в половине седьмого, обе они садились в роскошный «Линкольн», который присылал за ними С. 3., и ехали на студию, высмеивая пламенные чувства партнера Азали по фильму – восемнадцатилетней звезды Уилла Мекка: недавно, отозвав Азали в сторонку, юноша признался ей в любви.
– Да, вот такая любовь! – со смехом говорила Азали, прижимаясь к Рэчел. – Интересно, что бы ты сказала, прицепись к тебе такой крокодил? На мой взгляд, Дик и то красивее.
– Как сказать, – протянула Рэчел. – У твоего Уилла хорошие зубы… – И обе они еще громче расхохотались.
Рэчел было восемнадцать лет. Унаследовав от Розы мягкие черты лица и красивые задумчивые глаза, она по праву считалась одной из самых симпатичных девочек на Фаунтин-авеню. В последнее время они очень сблизились с Азали. В свободные часы девушки часто сидели вместе на крыльце дома, говорили о кино и поверяли друг другу свои секреты: Рэчел призналась, что влюблена в кинозвезду интеллектуала Ральфа Лэена, а Азали – что просто с ума сходит по парнишке из Санта-Моникской школы, по выходным торгующему содовой возле аптеки.
Средняя дочь Розы, Ханна, на два года старше Рэчел, обладала более практичным умом, чем младшая сестра. Оставив романтические мечты, она устроилась работать на биржу труда. Начальство постоянно устраивало ей взбучки – добрая девушка слишком часто руководствовалась не профессиональными качествами, а тем жалким видом претендентов на свободные места.
Старшая сестра, двадцатидвухлетняя Соня, уже несколько месяцев жила в Сан-Франциско. Она работала учительницей и даже успела обручиться с молодым человеком из приятной еврейской семьи среднего достатка.
Появился постоянный «кавалер» и у самой Розы – вот уже целых три года владелец скобяного заводика в Питтсбурге по имени Сэм Брокман во время своих частых визитов в Голливуд останавливался в «Розмонте». Но Роза не спешила ответить согласием на его предложение руки и сердца.
– Нет уж, – говорила она Мисси. – Хватит с меня одного Меера Перельмана! Вдруг и этот такой же? Надо сначала получше присмотреться.
Конечно, в глубине души она прекрасно знала, что Сэм Брокман – приличный человек, но менять привычный образ жизни Розе не хотелось: во-первых, пришлось бы бросить свои пансионы, а во-вторых, в этих ежемесячных встречах с Сэмом было столько романтики… Он осыпал Розу цветами, водил ужинать в ресторан, как-то раз они съездили на остров Каталины. К тому же, Роза слишком ценила свою независимость – она твердо решила не позволять никому из мужчин понукать ею.
Но вот по Голливуду поползли сенсационные слухи: в павильонах и конторах, магазинах и ресторанах судачили о том, что у загадочного С. 3. Эбрамса наконец появилась личная жизнь. Более того, у этой личной жизни было свое имя – Мисси О'Хара. Вскоре в некоторых весьма солидных журналах появились их фотографии с такими подписями: «Директор компании «Мэджик» С. 3. Эбрамс в обществе постоянной спутницы Мисси О'Хара на премьере своей последней киноэпопеи» или «Очаровательная Мисси О'Хара и С. 3. Эбрамс на банкете в честь завершении съемок «Детей несчастья».
Людей, долго работавших с Эбрамсом, больше всего поражало то, что он ни разу не попытался возмутиться по этому поводу, а уж об официальных требованиях напечатать письменное опровержение слухов и речи не шло. Более того, однажды утром, заглянув в кабинет председателя правления, Дик Неверн обнаружил, что С. 3., блаженно улыбаясь, рассматривает очередной журнал, на развороте которого запечатлен он сам в обществе Мисси.
– «Постоянная спутница», – процитировал Эбрамс, – интересно, они сами понимают, какой смысл вкладывают в это слово?
Дик не осмелился спросить у С. 3., что он хотел этим сказать, но одно было ясно – повышенный интерес средств массовой информация к личной жизни не только не раздражал его, но даже, напротив, был ему приятен. Злые языки поговаривали, что тонкий знаток конъюнктуры С. 3. Эбрамс специально создает себе имидж дамского угодника, чтобы завоевать большую популярность в обществе, но Дик знал, что эти гипотезы совершенно безосновательны. Он видел, что С. 3. по-настоящему счастлив. В свою очередь, Роза заметила, что и с Мисси стали происходить перемены.
– Что с тобой делается? – спросила она как-то раз, провожая Мисси, одетую в один из своих лучших нарядов, на очередное свидание с С. 3.– Ты прямо вся светишься от восторга! Надо же, никогда не видела тебя в таком состоянии. Помнится, с О'Харой ты была мягкой, тихой, улыбчивой. А с Зевом Абрамски ты вдруг помолодела лет на десять. Знаешь, любой мальчишка на улице с первого взгляда определит, что перед ним влюбленная…
– О'Хару я любила совсем по-другому, – спокойно ответила Мисси. – Он был сильным человеком, а как раз тогда мне очень была нужна защита – я ведь столько натерпелась от Арнхальдта, да и не только от него. Каждый раз, когда Шемас заключал меня в свои объятия, я чувствовала себя как за каменной стеной. О'Хара был необычным человеком – он так умел радоваться жизни, что это отношение передавалось всем окружающим. Я до сих пор люблю О'Хару и никогда не смогу забыть о нем. К Зеву я отношусь совсем по-другому. – Она виновато поглядела на Розу. – Ты думаешь, я поступаю нехорошо?
Роза покачала головой.
– Только ты сама можешь разобраться в своих чувствах, поэтому тебе и решать. Да разве я осуждаю тебя? Скажу тебе честно: после всего горя, которое ты испытала, надо изо всех сил цепляться за каждый шанс ухватить счастье.
Мисси сидела за рулем недавно подаренного ей Зевом новенького темно-синего «Де Курмона» и направлялась в Беверли-Хиллз. Все ее мысли были заняты Абрамски.
Когда она увидела его в то утро на студии «Мэджик», она сначала с трудом поверила своим глазам. Ее старый друг, бывший ростовщик из Нижнего Ист-Энда, – председатель правления знаменитой кинофирмы! Но еще больше удивили ее перемены, происшедшие с Зевом. Бледный, щупленький, застенчивый молодой человек превратился в стройного, подтянутого красивого мужчину. Она так хорошо помнила его выходные субботние костюмы, которые Зев надевал, отправляясь с ней в украинское кафе, – как мало общего было у них с его нынешними элегантными нарядами из лучших ателье Америки и Европы.
Прежними остались лишь глаза Зева – печальные, с поволокой. И когда, широко разведя руки, он сказал: «Я сделал все это ради вас, Мисси», ей показалось, что этих восьми лет, которые прошли со дня их последней встречи, попросту не было. Она снова ощутила себя юной девушкой, пришедшей в ломбард на углу Орчард-стрит, которой застенчивый ростовщик ссужает пятьдесят долларов на похороны княгини Софьи.
– Как давно мы не виделись, – проговорила она, пожимая Зеву руку (не могла же она прямо с ходу, да еще при свидетелях броситься на шею самому С. 3. Эбрамсу, председателю правления компании «Мэджик»). – Но я не забыла вас, Зев; вы ведь были так добры ко мне. И вот вы снова стали нашим благодетелем – на этот раз Азали.
Тут в разговор вступила сама Азали.
– Зев Абрамски! Ну надо же! Я ведь до сих пор помню, как вы приходили к нам на Ривингтон-стрит по воскресеньям и водили Мисси в украинское кафе! – Она осмотрела продюсера с головы до ног и добавила: – Вы сильно изменились за эти годы. Даже фамилия у вас другая.
– Вас тоже трудно узнать, – улыбнулся Зев. – Настоящая барышня. Теперь я могу воочию убедиться, что камера не солгала – вы очаровательная барышня.
Покраснев, Азали опустила глаза.
– Если бы вы только знали, как мне хочется стать киноактрисой! – проговорила она. – А если бы еще в фильме мне надо было танцевать..
Она села на диван возле Дика, скромно сложив руки на коленях, и стала слушать, о чем будут разговаривать С. 3. и Мисси.
– Дик показал мне пробу, – сказал Эбрамс. – Азали просто создана для кино. К тому же, она обладает очень приятным низким голосом. Надо обязательно дать ей шанс. Мы бы дали ей роль в фильме «Мариэтта». Разумеется, с вашего разрешения.
– Но ведь ей всего пятнадцать, – нерешительно произнесла Мисси. – Пусть сначала окончит школу, потом, может быть, поступит в колледж.
Зев кивнул.
– Конечно, конечно… Я и сам прекрасно понимаю, что Азали еще ребенок, и не допущу, чтобы ей дали взрослую нагрузку. У нее будет сокращенный рабочий день. Возможно, имеет смысл приглашать учителей прямо в студию. Я буду следить за тем, чтобы девочка не переутомлялась. Не волнуйтесь, Мисси, я присмотрю за Азали.
– Конечно, Зев, я никогда не сомневалась в вашей надежности.
– Ах, Мисси, Мисси, ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – Азали упала перед ней на колени. – Умоляю тебя, скажи «да»!
Мисси громко рассмеялась, хотя в глубине души она все-таки опасалась, что совершает большую ошибку. Мир кино – далеко не лучшая среда для девушки с такой расшатанной психикой. Профессор Юнг предупреждал, что любая драма, любой стресс могут отбросить Азали обратно в болезнь, а ведь судьба киноактрисы полна стрессов. Но, с другой стороны, Мисси боялась, что и отказ может дурно сказаться на состоянии девочки: со времени гибели О'Хары Азали ни разу еще не была такой веселой и возбужденной, как в эти дни.
– Вообще-то я пришла сюда для того, чтобы отказаться от вашего предложения. Я собиралась попросить вас рассмотреть кандидатуру Азали в съемках ваших фильмов позже – когда она немного повзрослеет. Но теперь, когда я вижу, что знаменитый С. 3. Эбрамс – это вы, Зев, разве могу я сказать «нет»?
– Спасибо! Спасибо! – Азали в восторге кружилась по кабинету. Наконец она остановилась возле стола С. 3. и серьезным тоном произнесла: – Я обещаю упорно трудиться и делать все, что вы мне скажете. Поверьте мне, я не подведу.
– Конечно, не подведете, – рассмеялся Зев, и Дик с удивлением подумал, что впервые видит смеющегося Эбрамса – он всегда оставался серьезен и строг – даже на просмотрах кинокомедий. Улыбка редко появлялась на лице этого человека.
С. 3. предложил Дику провести Азали по территории студии, а потом отвезти домой – сам он собирался пообедать с Мисси и обсудить с ней кое-какие деловые вопросы.
Сейчас, направляясь на своем «Де Курмоне» в гости к Зеву, Мисси вспомнила этот первый после восьмилетнего перерыва обед.
В тот день они сели в один из роскошных лимузинов Абрамски и поехали к нему домой. Казалось, Зеву не терпится поскорее показать Мисси свой особняк, чтобы она смогла воочию убедиться, что он уже не бедный ростовщик, а богатый человек с утонченным вкусом. Увы, при всей своей красоте и роскоши дом на Лексингтон-Роуд производил впечатление музея: в нем было холодно и неуютно…
Камердинер в белом сюртуке подавал изысканные яства, а Мисси и Зев сидели друг против друга за старинным ореховым столом и вели светскую беседу – о погоде, искусстве, о дивных садах, вид на которые открывался из окна столовой.
Вдруг Зев оборвал на полуслове очередную фразу и, взяв Мисси за руку, проговорил:
– Что с вами, Мисси? Я вижу, что вы пережили какое-то горе.
– Неужели это так заметно?
– Да, – тихо ответил Зев. – Я заметил по вашим глазам…
И она рассказала ему все – ведь так уж вышло, что Зев был тем человеком, которому Мисси могла исповедаться. Она не скрывала от него ничего—даже подробностей той отвратительной первой брачной ночи с Эдди Арнхальдтом. Поведала она и о найденной в сейфе Эдди броши, и о психических расстройствах Азали, и о том, как любила Шемаса… Когда Мисси дошла до рассказа о гибели О'Хары, она расплакалась – Зев не стал ее утешать, лишь протянул платок, чтобы она могла вытереть слезы. Он дал ей возможность выплакаться до конца.
– Что же происходит с вами сейчас? – спросил он, когда Мисси закончила рассказ. – Вы забрали Азали из клиники, но может быть, имеет смысл вам самой показаться доктору Юнгу?
Мисси покачала головой.
– Нет, Зев, у меня достаточно устойчивая психика, – проговорила она, стараясь изобразить улыбку. – К тому же, у меня есть Роза, которая может порой заменить самых квалифицированных психоаналитиков. Я изливаю перед ней душу, и сразу становится легче – я не замыкаюсь в себе, как Азали. Теперь, после моего рассказа, вам, наверное, понятно, почему мне так не хотелось, чтобы она становилась актрисой. А что если фильм провалится?
Уж я-то знаю, сколько грязи могут вылить язвительные критики на чем-то не угодившего им актера. Вынесет ли бедная девочка такое унижение?
– И все же, – проговорил Зев, – я твердо убежден, что девочке надо испытать свои силы. Бесполезно защищать ее от самой жизни, Мисси. Надо позволить ей жить…
– Может быть, вы и правы. – Мисси глубоко вздохнула.
Оставалась еще одна серьезная проблема – проблема анонимности. До сих пор она решалась довольно просто: ни агентам Москвы, ни людям Арнхальдтов было не под силу проверить всех школьниц Америки. Но если девушка по имени Азали О'Брайен станет кинозвездой, опасность неминуема. Мисси настояла на том, чтобы Азали снималась под псевдонимом.
– Пусть будет Эйва Адэр, – предложила она.
Они прошли в большую гостиную, из окон которой открывался великолепный вид на пальмовую аллею, ведущую к выложенному синим кафелем бассейну – Зев сел к роялю и пробежал пальцами по клавиатуре. Волшебные звуки Шопена наполнили гостиную.
– Каждый раз, когда я встречал вас, я играл эту пьесу, – признался Зев. – Я возвращался домой после этих удивительных вечеров в украинском кафе и, оставшись наедине с собой, мечтал о вас. Встреча с вами изменила всю мою жизнь, Мисси. – Он опустил взгляд на клавиши из слоновой кости. – Именно это я имел в виду, когда сказал, что сделал все это ради вас. Еще тогда, в Нью-Йорке, я понял, что люблю вас больше жизни. Но что я мог дать такой девушке, как вы, такой утонченной барышне? Две крошечные комнатки за ломбардом? Муж, который дает ссуды окрестным жителям, принимая под залог их выходные сорочки?
Он снова посмотрел на нее и продолжил:
– Когда я продал свой ломбард и переселился в Голливуд, я сделал это ради вас – я был полон решимости добиться чего-то в жизни, стать таким человеком, на которого вы могли бы обратить внимание. Если бы я добился успеха, я почувствовал бы себя вправе вернуться в Нью-Йорк и попросить вашей руки. Когда я прочитал в газете, что вы вышли замуж за Арнхальдта, первым моим желанием было убить этого человека. – Зев саркастически улыбнулся. – Но я обратил свой гнев против другого: это был известный голливудский аферист, принявший меня за простака и решивший погреть на этом руки. О! Ему пришлось глубоко раскаяться в том, что он посмел связаться со мной! Вот так и началась история «Мэджик-Муви».
– Теперь вы уже не Зев Абрамски, – проговорила Мисси, подходя к роялю, – вы – С. 3. Эбрамс, один из самых знаменитых продюсеров в Голливуде. Но для меня это не имеет никакого значения. Я всегда уважала вас, Зев. Всегда считала вас равным себе.
В тот день Мисси допоздна засиделась в особняке Эбрамса. Солнце закатилось за горизонт, ночная тьма постепенно спустилась на калифорнийскую землю, а они все сидели за столиком в гостиной, пили французское шампанское и изливали друг перед другом свои души – точь-в-точь как восемь лет назад в маленьком украинском кафе в Нью-Йорке…
Прошло восемь месяцев. По мере работы над «Мариэттой» развивались и отношения Зева и Мисси. Наконец фильм был завершен. Зев пригласил Мисси к себе домой на частный просмотр. Эта честь была оказана только ей – даже Дика Неверна не позвали в тот вечер в особняк С. 3.
В огромном доме стоял чарующий запах воска и роз. В каждой комнате были расставлены серебряные вазы с дивными цветами, широко раскрывшиеся лепестки которых отражались в начищенных до блеска паркетных иолах. На большой софе в гостиной лежала борзая Джульетта. Тяжелые парчовые гардины уступили место легким шелковым занавескам кремового цвета. Мрачная мебель, фанерованная темными породами дерева, исчезла– ее место заняли удобные кресла и диваны. По комнатам были небрежно разбросаны книги и журналы, под столом валялся искусанный собакой кожаный тапок. Под влиянием Мисси дом Зева изменился до неузнаваемости– изменился и его хозяин: он стал больше улыбаться, шутить, исчезла вся его былая холодность и неприступность.
– Все готово, – возбужденно проговорил Зев. – Тебя ожидает сюрприз.
– Хороший или плохой? – спросила Мисси, целуя его в щеку.
Зев улыбнулся.
– Это уж тебе решать.
Взяв Мисси под руку, Зев повел ее на террасу, где под голубым балдахином уже был накрыт столик на двоих. Они знали друг о друге все и их жизни так тесно переплелись, что, казалось, эту связь не в силах прервать ничто. Они сидели за столом, смотрели на темный сад, болтали о винах, землянике, кино, и со стороны можно было подумать, что это супружеская пара, прожившая вместе много-много лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Дик дал маленькую роль и Рэчел. Теперь каждое утро, в половине седьмого, обе они садились в роскошный «Линкольн», который присылал за ними С. 3., и ехали на студию, высмеивая пламенные чувства партнера Азали по фильму – восемнадцатилетней звезды Уилла Мекка: недавно, отозвав Азали в сторонку, юноша признался ей в любви.
– Да, вот такая любовь! – со смехом говорила Азали, прижимаясь к Рэчел. – Интересно, что бы ты сказала, прицепись к тебе такой крокодил? На мой взгляд, Дик и то красивее.
– Как сказать, – протянула Рэчел. – У твоего Уилла хорошие зубы… – И обе они еще громче расхохотались.
Рэчел было восемнадцать лет. Унаследовав от Розы мягкие черты лица и красивые задумчивые глаза, она по праву считалась одной из самых симпатичных девочек на Фаунтин-авеню. В последнее время они очень сблизились с Азали. В свободные часы девушки часто сидели вместе на крыльце дома, говорили о кино и поверяли друг другу свои секреты: Рэчел призналась, что влюблена в кинозвезду интеллектуала Ральфа Лэена, а Азали – что просто с ума сходит по парнишке из Санта-Моникской школы, по выходным торгующему содовой возле аптеки.
Средняя дочь Розы, Ханна, на два года старше Рэчел, обладала более практичным умом, чем младшая сестра. Оставив романтические мечты, она устроилась работать на биржу труда. Начальство постоянно устраивало ей взбучки – добрая девушка слишком часто руководствовалась не профессиональными качествами, а тем жалким видом претендентов на свободные места.
Старшая сестра, двадцатидвухлетняя Соня, уже несколько месяцев жила в Сан-Франциско. Она работала учительницей и даже успела обручиться с молодым человеком из приятной еврейской семьи среднего достатка.
Появился постоянный «кавалер» и у самой Розы – вот уже целых три года владелец скобяного заводика в Питтсбурге по имени Сэм Брокман во время своих частых визитов в Голливуд останавливался в «Розмонте». Но Роза не спешила ответить согласием на его предложение руки и сердца.
– Нет уж, – говорила она Мисси. – Хватит с меня одного Меера Перельмана! Вдруг и этот такой же? Надо сначала получше присмотреться.
Конечно, в глубине души она прекрасно знала, что Сэм Брокман – приличный человек, но менять привычный образ жизни Розе не хотелось: во-первых, пришлось бы бросить свои пансионы, а во-вторых, в этих ежемесячных встречах с Сэмом было столько романтики… Он осыпал Розу цветами, водил ужинать в ресторан, как-то раз они съездили на остров Каталины. К тому же, Роза слишком ценила свою независимость – она твердо решила не позволять никому из мужчин понукать ею.
Но вот по Голливуду поползли сенсационные слухи: в павильонах и конторах, магазинах и ресторанах судачили о том, что у загадочного С. 3. Эбрамса наконец появилась личная жизнь. Более того, у этой личной жизни было свое имя – Мисси О'Хара. Вскоре в некоторых весьма солидных журналах появились их фотографии с такими подписями: «Директор компании «Мэджик» С. 3. Эбрамс в обществе постоянной спутницы Мисси О'Хара на премьере своей последней киноэпопеи» или «Очаровательная Мисси О'Хара и С. 3. Эбрамс на банкете в честь завершении съемок «Детей несчастья».
Людей, долго работавших с Эбрамсом, больше всего поражало то, что он ни разу не попытался возмутиться по этому поводу, а уж об официальных требованиях напечатать письменное опровержение слухов и речи не шло. Более того, однажды утром, заглянув в кабинет председателя правления, Дик Неверн обнаружил, что С. 3., блаженно улыбаясь, рассматривает очередной журнал, на развороте которого запечатлен он сам в обществе Мисси.
– «Постоянная спутница», – процитировал Эбрамс, – интересно, они сами понимают, какой смысл вкладывают в это слово?
Дик не осмелился спросить у С. 3., что он хотел этим сказать, но одно было ясно – повышенный интерес средств массовой информация к личной жизни не только не раздражал его, но даже, напротив, был ему приятен. Злые языки поговаривали, что тонкий знаток конъюнктуры С. 3. Эбрамс специально создает себе имидж дамского угодника, чтобы завоевать большую популярность в обществе, но Дик знал, что эти гипотезы совершенно безосновательны. Он видел, что С. 3. по-настоящему счастлив. В свою очередь, Роза заметила, что и с Мисси стали происходить перемены.
– Что с тобой делается? – спросила она как-то раз, провожая Мисси, одетую в один из своих лучших нарядов, на очередное свидание с С. 3.– Ты прямо вся светишься от восторга! Надо же, никогда не видела тебя в таком состоянии. Помнится, с О'Харой ты была мягкой, тихой, улыбчивой. А с Зевом Абрамски ты вдруг помолодела лет на десять. Знаешь, любой мальчишка на улице с первого взгляда определит, что перед ним влюбленная…
– О'Хару я любила совсем по-другому, – спокойно ответила Мисси. – Он был сильным человеком, а как раз тогда мне очень была нужна защита – я ведь столько натерпелась от Арнхальдта, да и не только от него. Каждый раз, когда Шемас заключал меня в свои объятия, я чувствовала себя как за каменной стеной. О'Хара был необычным человеком – он так умел радоваться жизни, что это отношение передавалось всем окружающим. Я до сих пор люблю О'Хару и никогда не смогу забыть о нем. К Зеву я отношусь совсем по-другому. – Она виновато поглядела на Розу. – Ты думаешь, я поступаю нехорошо?
Роза покачала головой.
– Только ты сама можешь разобраться в своих чувствах, поэтому тебе и решать. Да разве я осуждаю тебя? Скажу тебе честно: после всего горя, которое ты испытала, надо изо всех сил цепляться за каждый шанс ухватить счастье.
Мисси сидела за рулем недавно подаренного ей Зевом новенького темно-синего «Де Курмона» и направлялась в Беверли-Хиллз. Все ее мысли были заняты Абрамски.
Когда она увидела его в то утро на студии «Мэджик», она сначала с трудом поверила своим глазам. Ее старый друг, бывший ростовщик из Нижнего Ист-Энда, – председатель правления знаменитой кинофирмы! Но еще больше удивили ее перемены, происшедшие с Зевом. Бледный, щупленький, застенчивый молодой человек превратился в стройного, подтянутого красивого мужчину. Она так хорошо помнила его выходные субботние костюмы, которые Зев надевал, отправляясь с ней в украинское кафе, – как мало общего было у них с его нынешними элегантными нарядами из лучших ателье Америки и Европы.
Прежними остались лишь глаза Зева – печальные, с поволокой. И когда, широко разведя руки, он сказал: «Я сделал все это ради вас, Мисси», ей показалось, что этих восьми лет, которые прошли со дня их последней встречи, попросту не было. Она снова ощутила себя юной девушкой, пришедшей в ломбард на углу Орчард-стрит, которой застенчивый ростовщик ссужает пятьдесят долларов на похороны княгини Софьи.
– Как давно мы не виделись, – проговорила она, пожимая Зеву руку (не могла же она прямо с ходу, да еще при свидетелях броситься на шею самому С. 3. Эбрамсу, председателю правления компании «Мэджик»). – Но я не забыла вас, Зев; вы ведь были так добры ко мне. И вот вы снова стали нашим благодетелем – на этот раз Азали.
Тут в разговор вступила сама Азали.
– Зев Абрамски! Ну надо же! Я ведь до сих пор помню, как вы приходили к нам на Ривингтон-стрит по воскресеньям и водили Мисси в украинское кафе! – Она осмотрела продюсера с головы до ног и добавила: – Вы сильно изменились за эти годы. Даже фамилия у вас другая.
– Вас тоже трудно узнать, – улыбнулся Зев. – Настоящая барышня. Теперь я могу воочию убедиться, что камера не солгала – вы очаровательная барышня.
Покраснев, Азали опустила глаза.
– Если бы вы только знали, как мне хочется стать киноактрисой! – проговорила она. – А если бы еще в фильме мне надо было танцевать..
Она села на диван возле Дика, скромно сложив руки на коленях, и стала слушать, о чем будут разговаривать С. 3. и Мисси.
– Дик показал мне пробу, – сказал Эбрамс. – Азали просто создана для кино. К тому же, она обладает очень приятным низким голосом. Надо обязательно дать ей шанс. Мы бы дали ей роль в фильме «Мариэтта». Разумеется, с вашего разрешения.
– Но ведь ей всего пятнадцать, – нерешительно произнесла Мисси. – Пусть сначала окончит школу, потом, может быть, поступит в колледж.
Зев кивнул.
– Конечно, конечно… Я и сам прекрасно понимаю, что Азали еще ребенок, и не допущу, чтобы ей дали взрослую нагрузку. У нее будет сокращенный рабочий день. Возможно, имеет смысл приглашать учителей прямо в студию. Я буду следить за тем, чтобы девочка не переутомлялась. Не волнуйтесь, Мисси, я присмотрю за Азали.
– Конечно, Зев, я никогда не сомневалась в вашей надежности.
– Ах, Мисси, Мисси, ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – Азали упала перед ней на колени. – Умоляю тебя, скажи «да»!
Мисси громко рассмеялась, хотя в глубине души она все-таки опасалась, что совершает большую ошибку. Мир кино – далеко не лучшая среда для девушки с такой расшатанной психикой. Профессор Юнг предупреждал, что любая драма, любой стресс могут отбросить Азали обратно в болезнь, а ведь судьба киноактрисы полна стрессов. Но, с другой стороны, Мисси боялась, что и отказ может дурно сказаться на состоянии девочки: со времени гибели О'Хары Азали ни разу еще не была такой веселой и возбужденной, как в эти дни.
– Вообще-то я пришла сюда для того, чтобы отказаться от вашего предложения. Я собиралась попросить вас рассмотреть кандидатуру Азали в съемках ваших фильмов позже – когда она немного повзрослеет. Но теперь, когда я вижу, что знаменитый С. 3. Эбрамс – это вы, Зев, разве могу я сказать «нет»?
– Спасибо! Спасибо! – Азали в восторге кружилась по кабинету. Наконец она остановилась возле стола С. 3. и серьезным тоном произнесла: – Я обещаю упорно трудиться и делать все, что вы мне скажете. Поверьте мне, я не подведу.
– Конечно, не подведете, – рассмеялся Зев, и Дик с удивлением подумал, что впервые видит смеющегося Эбрамса – он всегда оставался серьезен и строг – даже на просмотрах кинокомедий. Улыбка редко появлялась на лице этого человека.
С. 3. предложил Дику провести Азали по территории студии, а потом отвезти домой – сам он собирался пообедать с Мисси и обсудить с ней кое-какие деловые вопросы.
Сейчас, направляясь на своем «Де Курмоне» в гости к Зеву, Мисси вспомнила этот первый после восьмилетнего перерыва обед.
В тот день они сели в один из роскошных лимузинов Абрамски и поехали к нему домой. Казалось, Зеву не терпится поскорее показать Мисси свой особняк, чтобы она смогла воочию убедиться, что он уже не бедный ростовщик, а богатый человек с утонченным вкусом. Увы, при всей своей красоте и роскоши дом на Лексингтон-Роуд производил впечатление музея: в нем было холодно и неуютно…
Камердинер в белом сюртуке подавал изысканные яства, а Мисси и Зев сидели друг против друга за старинным ореховым столом и вели светскую беседу – о погоде, искусстве, о дивных садах, вид на которые открывался из окна столовой.
Вдруг Зев оборвал на полуслове очередную фразу и, взяв Мисси за руку, проговорил:
– Что с вами, Мисси? Я вижу, что вы пережили какое-то горе.
– Неужели это так заметно?
– Да, – тихо ответил Зев. – Я заметил по вашим глазам…
И она рассказала ему все – ведь так уж вышло, что Зев был тем человеком, которому Мисси могла исповедаться. Она не скрывала от него ничего—даже подробностей той отвратительной первой брачной ночи с Эдди Арнхальдтом. Поведала она и о найденной в сейфе Эдди броши, и о психических расстройствах Азали, и о том, как любила Шемаса… Когда Мисси дошла до рассказа о гибели О'Хары, она расплакалась – Зев не стал ее утешать, лишь протянул платок, чтобы она могла вытереть слезы. Он дал ей возможность выплакаться до конца.
– Что же происходит с вами сейчас? – спросил он, когда Мисси закончила рассказ. – Вы забрали Азали из клиники, но может быть, имеет смысл вам самой показаться доктору Юнгу?
Мисси покачала головой.
– Нет, Зев, у меня достаточно устойчивая психика, – проговорила она, стараясь изобразить улыбку. – К тому же, у меня есть Роза, которая может порой заменить самых квалифицированных психоаналитиков. Я изливаю перед ней душу, и сразу становится легче – я не замыкаюсь в себе, как Азали. Теперь, после моего рассказа, вам, наверное, понятно, почему мне так не хотелось, чтобы она становилась актрисой. А что если фильм провалится?
Уж я-то знаю, сколько грязи могут вылить язвительные критики на чем-то не угодившего им актера. Вынесет ли бедная девочка такое унижение?
– И все же, – проговорил Зев, – я твердо убежден, что девочке надо испытать свои силы. Бесполезно защищать ее от самой жизни, Мисси. Надо позволить ей жить…
– Может быть, вы и правы. – Мисси глубоко вздохнула.
Оставалась еще одна серьезная проблема – проблема анонимности. До сих пор она решалась довольно просто: ни агентам Москвы, ни людям Арнхальдтов было не под силу проверить всех школьниц Америки. Но если девушка по имени Азали О'Брайен станет кинозвездой, опасность неминуема. Мисси настояла на том, чтобы Азали снималась под псевдонимом.
– Пусть будет Эйва Адэр, – предложила она.
Они прошли в большую гостиную, из окон которой открывался великолепный вид на пальмовую аллею, ведущую к выложенному синим кафелем бассейну – Зев сел к роялю и пробежал пальцами по клавиатуре. Волшебные звуки Шопена наполнили гостиную.
– Каждый раз, когда я встречал вас, я играл эту пьесу, – признался Зев. – Я возвращался домой после этих удивительных вечеров в украинском кафе и, оставшись наедине с собой, мечтал о вас. Встреча с вами изменила всю мою жизнь, Мисси. – Он опустил взгляд на клавиши из слоновой кости. – Именно это я имел в виду, когда сказал, что сделал все это ради вас. Еще тогда, в Нью-Йорке, я понял, что люблю вас больше жизни. Но что я мог дать такой девушке, как вы, такой утонченной барышне? Две крошечные комнатки за ломбардом? Муж, который дает ссуды окрестным жителям, принимая под залог их выходные сорочки?
Он снова посмотрел на нее и продолжил:
– Когда я продал свой ломбард и переселился в Голливуд, я сделал это ради вас – я был полон решимости добиться чего-то в жизни, стать таким человеком, на которого вы могли бы обратить внимание. Если бы я добился успеха, я почувствовал бы себя вправе вернуться в Нью-Йорк и попросить вашей руки. Когда я прочитал в газете, что вы вышли замуж за Арнхальдта, первым моим желанием было убить этого человека. – Зев саркастически улыбнулся. – Но я обратил свой гнев против другого: это был известный голливудский аферист, принявший меня за простака и решивший погреть на этом руки. О! Ему пришлось глубоко раскаяться в том, что он посмел связаться со мной! Вот так и началась история «Мэджик-Муви».
– Теперь вы уже не Зев Абрамски, – проговорила Мисси, подходя к роялю, – вы – С. 3. Эбрамс, один из самых знаменитых продюсеров в Голливуде. Но для меня это не имеет никакого значения. Я всегда уважала вас, Зев. Всегда считала вас равным себе.
В тот день Мисси допоздна засиделась в особняке Эбрамса. Солнце закатилось за горизонт, ночная тьма постепенно спустилась на калифорнийскую землю, а они все сидели за столиком в гостиной, пили французское шампанское и изливали друг перед другом свои души – точь-в-точь как восемь лет назад в маленьком украинском кафе в Нью-Йорке…
Прошло восемь месяцев. По мере работы над «Мариэттой» развивались и отношения Зева и Мисси. Наконец фильм был завершен. Зев пригласил Мисси к себе домой на частный просмотр. Эта честь была оказана только ей – даже Дика Неверна не позвали в тот вечер в особняк С. 3.
В огромном доме стоял чарующий запах воска и роз. В каждой комнате были расставлены серебряные вазы с дивными цветами, широко раскрывшиеся лепестки которых отражались в начищенных до блеска паркетных иолах. На большой софе в гостиной лежала борзая Джульетта. Тяжелые парчовые гардины уступили место легким шелковым занавескам кремового цвета. Мрачная мебель, фанерованная темными породами дерева, исчезла– ее место заняли удобные кресла и диваны. По комнатам были небрежно разбросаны книги и журналы, под столом валялся искусанный собакой кожаный тапок. Под влиянием Мисси дом Зева изменился до неузнаваемости– изменился и его хозяин: он стал больше улыбаться, шутить, исчезла вся его былая холодность и неприступность.
– Все готово, – возбужденно проговорил Зев. – Тебя ожидает сюрприз.
– Хороший или плохой? – спросила Мисси, целуя его в щеку.
Зев улыбнулся.
– Это уж тебе решать.
Взяв Мисси под руку, Зев повел ее на террасу, где под голубым балдахином уже был накрыт столик на двоих. Они знали друг о друге все и их жизни так тесно переплелись, что, казалось, эту связь не в силах прервать ничто. Они сидели за столом, смотрели на темный сад, болтали о винах, землянике, кино, и со стороны можно было подумать, что это супружеская пара, прожившая вместе много-много лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67