причитала она, — партизаны напали! Мальчики, не погубите, мы за вас! Ей, пуэбло унидо хамас сера венсидо!
Молодой человек в ватнике с оранжевой повязкой на рукаве прошел по вагону, оповещая пассажиров:
— Господа и товарищи! Рельсы взорваны молодежной боевой организацией «Революционная альтернатива». Можете оставаться на местах, но предупреждаю вас, что это бессмысленно. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны. Просьба не оставлять в вагонах свои вещи. Боевая организация «Альтернатива» действует бескорыстно. Ваше барахло нас не интересует. — Чувствовалось, что партизан любит поговорить. — Наша единственная задача — разрыв коммуникации и прекращение бессмысленной бойни. Так всем и передайте, если спросят. А спросят, кто взорвал, — передайте привет лично от бойца Петра Каланчева, по кличке Каланча…
— Каланча! — неожиданно крикнул с нижней полки рядовой Воронов.
— Ктой-то? — дурашливо отозвался Каланчев.
— Это я, Воронов.
— Господи! Ворона! Ты откуда? Ты же на фронте, Ворона!
— Да я в Копосово тут… по заданию еду, — уклончиво отвечал Воронов.
Громов понял, что роли поменялись и что теперь он у Воронова в руках. Сейчас рядовой сдаст его партизанам, которые вряд ли благоволят к офицерству, тем более федеральному, — и прощай, моя блондинка. Воронов, однако, никого сдавать не собирался.
— Товарищ капитан, — зашептал он доверительно, — разрешите обратиться!
В него настолько вбили воинскую вежливость, а Громов еще и добавил, что теперь, в экстремальных обстоятельствах, он не мог слова сказать в простоте.
— Обращайтесь, — кисло сказал Громов.
— Это мои товарищи, я сам когда-то был в «Альтернативе», — шептал Воронов. — Знаете, еще когда они просто… ну, В армию не шли и все такое… Это уж потом я узнал, что они поезда под откос пускают. А тогда ничего такого, поэтому я с ними и был. Они нормальные ребята, товарищ капитан. Никому ничего не сделают. Может, еще до Колосова добросят… нам же срочно, да? Я договорюсь, да?
— Договаривайтесь, — пожал плечами Громов. В этой ситуации от Воронова могла быть хоть какая-то польза.
На все купе голосила проснувшаяся мамынька. Боец Петр Каланчев по прозвищу Каланча, хилый и малорослый, проталкивался к Воронову.
— Ты с кем тут? — спросил он, потискав друга в суровых подростковых объятиях.
— Это капитан Громов, следует в отпуск, в Москву, — сказал Воронов. — Лучший у нас офицер, очень солдат бережет.
— Вы, Воронов, погодите мне характеристики давать, это вам пока не по чину, — брезгливо сказал Громов. — Здравствуйте, Каланчев. Я хочу говорить с командиром вашего отряда.
— Мало ли чего вы хотите, — засмеялся Каланчев. — Тут не вы командуете.
— Каланча! — укоризненно прошипел Воронов. — Он приличный человек. Чего ты, в самом деле…
— У тебя все приличные, — сказал Каланчев, не отводя глаз от Громова. Громов хорошо видел, что Каланчев — зеленый пацан и что на дне его глаз плещется страх. Надо было не сбавлять тона, и пацан поплывет. — Вы, капитан, в отпуск, значит, следуете?
— Я вам отчитываться не буду, — спокойно сказал Громов. — А вот с командиром вашим мне есть о чем переговорить.
— Ну, положим, я командир, — нагло заявил Каланчев.
— Что положим, так это точно, — заметил Громов. — На такого командира только положить. Вы зачем взорвали дорогу, Каланчев?
С ним не стоило особенно церемониться. Это был революционер, интеллигент, мальчишка, вчерашний студент, начитавшийся прокламаций, неудачливый в любви, покупавший успех у девчонок экстремальными акциями, и ему было решительно все равно — раскидывать листовки, швыряться помидорами, давить апельсины или взрывать дороги. Обычно от этой публики не бывало ни вреда, ни пользы, но в военное время они занимались прямым саботажем. Громов слышал о каких-то партизанах, но считал их частью федеральной мифологии — где-то по чьему-то раздолбайству пошел под откос или попросту был украден поезд со жратвой или боеприпасами, вот и свалили на партизан. Громов знал цену партизанскому движению — плохо организованное, хаотичное, трусливое, оно годилось для демонстративных акций, никак не для систематической черной работы, которая и есть война. Оказалось, однако, что партизаны существовали, черт бы их побрал совсем. Вот куда делись сопляки из антивоенных демонстраций, доморощенные леваки из числа золотой молодежи, элита Садового кольца, вечно играющая в шестьдесят восьмой год. «Партизанские повести», мать их. Вечно-то здесь не может кончиться гражданская война.
— Ну ладно, — с угрозой проговорил Каланчев. — К командиру хотите? Будет вам сейчас командир. Эй, Ворона! Этот федерал тебя обижал? В наряды ставил?
— Кончай, Каланча! — почему-то вполголоса проговорил Воронов. — Ну чего ты, в самом деле… Говорят тебе — он нормальный человек…
— А то у нас быстро, — сказал Каланчев. — Ну чего, если вы все еще хотите к командиру, то марш-марш. Он сейчас машинисту справку выдает, что машинист не виноват. У вас же, сами знаете, строго теперь. По законам военного времени.
Они вышли из вагона. Было темно, пахло гарью, росой и тринитротолуолом. Далеко впереди насыпь была разворочена взрывом. Около паровоза стоял рослый малый, тоже В ватнике, но без шутовской повязки, и втолковывал что-то машинисту. Пищала птичка. Прочие партизаны покуривали поодаль. Пассажиры предполагали пойти пешком. «Пиздец!» — подумал положительный персонаж, представив последствия. Потом плюнул. «Пошли», — приказал потешный партизан, показывая перстом прямо.
2
Искры костра взлетали в сырое небо, чертя огненные зигзаги. Вокруг костра располагалась боевая организация «Революционная альтернатива». Воронов с Громовым на правах почетных гостей допивали двойные порции рома. Было три часа ночи. Высокая темноволосая девушка длинными пальцами перебирала струны обшарпанной гитары, явно побывавшей во многих походах еще в бардовские времена.
— А я вас читал, если вы тот Громов, — неожиданно сказал командир отряда Черепанов, высокий, носатый и непримиримый. Ему было лет пятьдесят. Он был из тех гуру, учителей-новаторов, сектантов-подпольщиков, что заражают детей поголовной ненавистью к миру взрослых и в конце концов уводят в леса. Начинается все с театра-студии или кормления бездомных собак, а кончается растлением или волной самоубийств. — У вас что-то было про первую любовь. Та-та-та первая любовь. Очень музыкально, только с надрывом. Я тогда подумал, что этот автор точно долго не выдержит, обязательно бросит. Вы до каких лет писали?
— Я не помню сейчас, — сказал Громов. — Это все глупости.
— Почему — глупости? У нас тоже свои поэты. Вот, Ваня. Вань, прочти.
— Да ладно, — буркнул Ваня.
— Да прочти! Не каждый день поэт в гостях.
Ваня прочел что-то о том, что он всегда будет против. Стихи были резкие и бутафорские, будто автор опасной бритвой резал куклу.
— Ну как? — гордо спросил командир.
— Не знаю, — сказал Громов. — Я ничего теперь не понимаю в этом. Наверное, хорошо.
Черепанов был разочарован, а Ваня, кажется, подмигнул.
— Я другое хочу понять, — продолжал Громов. — Почему надо взрывать пути?
— А вы не знаете? — недоуменно спросил Черепанов. — Вы же федерал…
— Не только федералы ездят. У нас весь вагон был — простые люди, кто-то ехал с похорон, кто-то к отцу в другой город… Если бы вы эшелоны взрывали, я бы понял. Но это ведь совершенно штатский вагон.
— Так мы вагон и не трогаем. Мы пути взрываем.
— А смысл?
— Вы правда не знаете? — спросил Черепанов. Он даже обратился к Воронову: — Что, серьезно не в курсе?
— Глупости это все, — сказал Воронов. — Это ты, Че, придумал, а ребятам вкручиваешь. Я тебе когда еще говорил.
— Испортили они тебя в армии, — разозлился Черепанов. — Тупой ты стал, как все они, извините, конечно, поэт… Вы про ЖД слышали?
— Я с ними воюю, — ровно сказал Громов.
— Да не про тех, господи! Я говорю про железнодорожный проект.
— Какой именно?
— Видите ли, — начал Че, — это все общие места. Я этой историей давно занимаюсь. Я по первому образованию железнодорожник, окончил московский институт инженеров транспорта — знаете такой?
— Я там работал недалеко… на первой работе, — кивнул Громов.
— Нам там не говорили, конечно, ничего. Я просто сам додумался: зачем было строить весь этот БАМ и массу других магистралей, еще при позднем совке? Почему они сейчас с такой силой тянут ветку по Дальнему Востоку? Там же одни китайцы давно, только администрация наша, и то не везде. И вдоль Ледовитого океана зачем железная дорога — особенно сейчас, когда только шоссе бы и строить, потому что нефти залейся?
— Да, может, там нельзя шоссе, — не очень уверенно сказал Воронов. — Там же мерзлота. Там только рельсы, рельсы, шпалы, шпалы…
— Да? А столкновение на КВЖД из-за чего было? — без всякой связи продолжал Че. — А почему в войну поезда под откос пускали? Что, немцы столько вывозили всего? Да они изрывали иногда в таких местах, где никакие немцы не ездили. А мужики во всех деревнях почему по лесам прячутся?
— От армии бегут, — объяснил Громов. — От мобилизации.
— Вы хоть видели, что они делают в этих лесах? А я видел! Они все строят железную дорогу! Здесь вообще никто ничего другого не делал. Вся промышленность работала только на железнодорожный транспорт. Вы посмотрите, сколько инженеров-железнодорожников один наш вуз готовил. Столько ни одной стране не надо! Нигде столько не было!
— И зачем эта железная дорога? — терпеливо спросил Громов.
— По кругу, — полушепотом сказал Черепанов. Стало очень тихо. Слышался только треск костра. Даже темноволосая скво, смуглая в красноватых отсветах, перестала щипать гитарные струны. — Они придумали железную дорогу вокруг всей страны!
— Зачем?! — не понял Громов.
— А, ну конечно. Вы же не инженер… Понимаете, они хотят пустить поезд. Это давно, с самого начала. Этот план восходит к последним годам царствования Николая Первого.
При нем, если помните, чугунки и начались. Ни в одной другой стране нет столько железных дорог. Все в конце концов пересели на автомобили и стали строить шоссе. А в России на автомобилях ездят только на рыбалку. Попробуйте про ехать по шоссе из Москвы в Казань — это не шоссе, а черт-те что! Здесь все делается для того, чтобы люди ездили толы«» по ж/д. Потому что ж/д — это предопределение, понимаете? С нее нельзя свернуть. Она железная.
Черепанов сделал паузу, давая неофиту переварить услышанное.
— Именно поэтому, — продолжал он важно, — хазарские отряды и называют себя ЖД. И если вы не знаете… хотя и уверен, что это-то вы обязаны знать… тайный боевой отряд ваших федеральных сил, ОМОН нового поколения, называется Жароносная Дружина!
— Как? — переспросил Громов, стараясь не расхохотаться. — Жароносная?
— Ну, значит, вы не из академии, — разочарованно протянул Черепанов. — Высшее офицерство все в курсе…
— Да, — подтвердил Громов. — Это, наверное, очень секретный отряд, если даже я, капитан федеральных сил, никогда о нем не слышал.
— Или не хотите колоться, — равнодушно добавил Черепанов. — Это бессмысленные прятки, всем давно все известно.
— Хорошо. И почему все они называются ЖД?
— Да потому, — громко, с силой и жаром закончил Черепанов, — что все это название одного проекта! И то, что хазарские вооруженные формирования и русские федералы называются одной этой аббревиатурой, подчеркивает, что в главном у них расхождений нет! Они борются только за то, чья это дорога. А что она должна быть, никто из них не сомневается!
— Да зачем она нужна-то?! — не выдержал Громов.
— Она нужна затем, чтобы ни при тех, ни при других тут ничего не менялось, — торжествующе проговорил Черепанов. — И местному населению все это очень нравится. Они всю жизнь хотят строить железную дорогу! Чтобы она их отсекла от всего остального мира, от любых соседей. Это местный вариант Великой Китайской стены, если вы не в курсе.
И что, она должна обходить всю страну? — начал догадываться Громов о пуанте этого бреда.
Дошло наконец! — расхохотался партизанский командир. — Как ни тужилась, а родила. Партизаны добродушно заулыбались.
— Они пустят по ней вечные поезда, почти без интервала. Это будет как бы один замкнутый поезд по всему маршруту.
А внутри пространства, по границам которого бегает такой поезд возникают токи Максвелла — это-то вы знаете? После этого у всех, кто здесь живет, отрубятся последние мозги, а с людьми окончательно можно будет делать что угодно.
Они хотят, чтобы история вечно шла по кругу, понимаете?
Весь мир погибнет, а эти останутся. Я до этого круга, кстати, сам не ходил. Мне приятель рассказал, историк московский. Он сейчас тоже в армии, как раз в каком-то секретном летучем отряде… Волохов его фамилия. Не встречали?
— Слышал, но никогда не видел, — покачал головой Громов. — У него настолько летучий отряд, что его, по-моему, вообще никто не знает. Вроде как вашу Жароносную Дружину. Я должен был выйти на соединение с ним, но он в очередной раз пропал.
Рано или поздно он к нам присоединится, — сказал Че. — Он же сам понимает, что все идет по кругу. Только не понимает, почему. А я понял. Они хотят обвести Россию гигантской окружной дорогой, буквально вокруг пальца — В этом и смысл поговорки. Вы никогда не замечали, что русские в любом городе первым делом начинают строить окружную дорогу? На московское кольцо знаете сколько потратили? И это не потому, что мэр воровал или надо грузовики пускать в объезд… Любое село начинает с того, что строит околицу — круговой забор.
— Во всем мире так, — возразил Громов. — Да? Серьезно?! Вы были во всем мире? Вы еще где-нибудь кроме России, видели околицу? Главное местное занятие городить огород, отсюда слово «город». А когда додумались до железной дороги и узнали про токи Максвелла, первая их мысль была — отгородиться от всех поездами, бегающими по кругу. Замечали вы у какого-нибудь народа такое количество хороводных танцев?! Нигде больше этого нет! Я был в Швеции: там пары сбегаются и разбегаются. Был в Германии: там парень девку догоняет. И только в России по любому поводу — каравай, каравай, кого хочешь выбирай! А чего выбирать-то, если дорога — железная?
Громов с самого начала понял, что партизаны рехнулись, что нормальный человек не станет ходить в оранжевой повязке и взрывать рельсы под носом у паровоза, — но только теперь увидел систему этого безумия и несколько испугался. Черепанов самым искренним образом верил в то, что говорил.
— А мне надоело по кругу! — повторял он с жаром. — Мне надоело без выбора! Я не могу жить и растить детей в ощущении, что все предопределено! Мне неважно, какие ЖД победят в конце концов. Понимаете, за что эта война? Эта война — за вечную власть во внеисторическом пространстве, за порабощение народа, который только и хочет, чтобы его поработили! Поэтому они сами, сами строят ЖД. Воевать не хотят, только дорогу строят. Они думают, что, когда она достроится, здесь наступит вечность. А я не хочу этой вечности! Они всю жизнь надеялись — то железный занавес, то железная дорога… А я не дам! Это сейчас мы взрываем рельсы. А будет время — начнем взрывать все эти бесконечные московские кольца! Я покончу с этим язычеством, я этот круг порушу. И вы еще к нам придете, вот увидите. Все мыслящие люди — непременно придут, потому что нельзя вечно вот так, вот так. — Он в экстазе замотал головой. — С братьев Черепановых вся эта ЖД-история началась — Черепановыми и кончится. Круг замкнется… и разомкнётся!
Он показал на двух своих сыновей — восьми и двенадцати лет, — робко смотревших на гостей круглыми черными глазами.
— Да ладно тебе, Че, — сказал Воронов. — Ты и нам все это рассказывал…
— А ты бы, дурак, слушал, — сказал Черепанов. — Тогда бы и в армию свою дурацкую не пошел.
— Ага. Так бы с тобой по лесам и валандался.
— А чем плохо? Свободная жизнь, свободные люди!
— Вы его не слушайте, товарищ капитан, — снисходительно, на правах старого знакомого сказал Воронов. — Я его очень люблю, конечно. Че — замечательный, он меня классным вещам научил. Костер вот разводить… Мы столько в походы ходили! Меня к нему Каланча привел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Молодой человек в ватнике с оранжевой повязкой на рукаве прошел по вагону, оповещая пассажиров:
— Господа и товарищи! Рельсы взорваны молодежной боевой организацией «Революционная альтернатива». Можете оставаться на местах, но предупреждаю вас, что это бессмысленно. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны. Просьба не оставлять в вагонах свои вещи. Боевая организация «Альтернатива» действует бескорыстно. Ваше барахло нас не интересует. — Чувствовалось, что партизан любит поговорить. — Наша единственная задача — разрыв коммуникации и прекращение бессмысленной бойни. Так всем и передайте, если спросят. А спросят, кто взорвал, — передайте привет лично от бойца Петра Каланчева, по кличке Каланча…
— Каланча! — неожиданно крикнул с нижней полки рядовой Воронов.
— Ктой-то? — дурашливо отозвался Каланчев.
— Это я, Воронов.
— Господи! Ворона! Ты откуда? Ты же на фронте, Ворона!
— Да я в Копосово тут… по заданию еду, — уклончиво отвечал Воронов.
Громов понял, что роли поменялись и что теперь он у Воронова в руках. Сейчас рядовой сдаст его партизанам, которые вряд ли благоволят к офицерству, тем более федеральному, — и прощай, моя блондинка. Воронов, однако, никого сдавать не собирался.
— Товарищ капитан, — зашептал он доверительно, — разрешите обратиться!
В него настолько вбили воинскую вежливость, а Громов еще и добавил, что теперь, в экстремальных обстоятельствах, он не мог слова сказать в простоте.
— Обращайтесь, — кисло сказал Громов.
— Это мои товарищи, я сам когда-то был в «Альтернативе», — шептал Воронов. — Знаете, еще когда они просто… ну, В армию не шли и все такое… Это уж потом я узнал, что они поезда под откос пускают. А тогда ничего такого, поэтому я с ними и был. Они нормальные ребята, товарищ капитан. Никому ничего не сделают. Может, еще до Колосова добросят… нам же срочно, да? Я договорюсь, да?
— Договаривайтесь, — пожал плечами Громов. В этой ситуации от Воронова могла быть хоть какая-то польза.
На все купе голосила проснувшаяся мамынька. Боец Петр Каланчев по прозвищу Каланча, хилый и малорослый, проталкивался к Воронову.
— Ты с кем тут? — спросил он, потискав друга в суровых подростковых объятиях.
— Это капитан Громов, следует в отпуск, в Москву, — сказал Воронов. — Лучший у нас офицер, очень солдат бережет.
— Вы, Воронов, погодите мне характеристики давать, это вам пока не по чину, — брезгливо сказал Громов. — Здравствуйте, Каланчев. Я хочу говорить с командиром вашего отряда.
— Мало ли чего вы хотите, — засмеялся Каланчев. — Тут не вы командуете.
— Каланча! — укоризненно прошипел Воронов. — Он приличный человек. Чего ты, в самом деле…
— У тебя все приличные, — сказал Каланчев, не отводя глаз от Громова. Громов хорошо видел, что Каланчев — зеленый пацан и что на дне его глаз плещется страх. Надо было не сбавлять тона, и пацан поплывет. — Вы, капитан, в отпуск, значит, следуете?
— Я вам отчитываться не буду, — спокойно сказал Громов. — А вот с командиром вашим мне есть о чем переговорить.
— Ну, положим, я командир, — нагло заявил Каланчев.
— Что положим, так это точно, — заметил Громов. — На такого командира только положить. Вы зачем взорвали дорогу, Каланчев?
С ним не стоило особенно церемониться. Это был революционер, интеллигент, мальчишка, вчерашний студент, начитавшийся прокламаций, неудачливый в любви, покупавший успех у девчонок экстремальными акциями, и ему было решительно все равно — раскидывать листовки, швыряться помидорами, давить апельсины или взрывать дороги. Обычно от этой публики не бывало ни вреда, ни пользы, но в военное время они занимались прямым саботажем. Громов слышал о каких-то партизанах, но считал их частью федеральной мифологии — где-то по чьему-то раздолбайству пошел под откос или попросту был украден поезд со жратвой или боеприпасами, вот и свалили на партизан. Громов знал цену партизанскому движению — плохо организованное, хаотичное, трусливое, оно годилось для демонстративных акций, никак не для систематической черной работы, которая и есть война. Оказалось, однако, что партизаны существовали, черт бы их побрал совсем. Вот куда делись сопляки из антивоенных демонстраций, доморощенные леваки из числа золотой молодежи, элита Садового кольца, вечно играющая в шестьдесят восьмой год. «Партизанские повести», мать их. Вечно-то здесь не может кончиться гражданская война.
— Ну ладно, — с угрозой проговорил Каланчев. — К командиру хотите? Будет вам сейчас командир. Эй, Ворона! Этот федерал тебя обижал? В наряды ставил?
— Кончай, Каланча! — почему-то вполголоса проговорил Воронов. — Ну чего ты, в самом деле… Говорят тебе — он нормальный человек…
— А то у нас быстро, — сказал Каланчев. — Ну чего, если вы все еще хотите к командиру, то марш-марш. Он сейчас машинисту справку выдает, что машинист не виноват. У вас же, сами знаете, строго теперь. По законам военного времени.
Они вышли из вагона. Было темно, пахло гарью, росой и тринитротолуолом. Далеко впереди насыпь была разворочена взрывом. Около паровоза стоял рослый малый, тоже В ватнике, но без шутовской повязки, и втолковывал что-то машинисту. Пищала птичка. Прочие партизаны покуривали поодаль. Пассажиры предполагали пойти пешком. «Пиздец!» — подумал положительный персонаж, представив последствия. Потом плюнул. «Пошли», — приказал потешный партизан, показывая перстом прямо.
2
Искры костра взлетали в сырое небо, чертя огненные зигзаги. Вокруг костра располагалась боевая организация «Революционная альтернатива». Воронов с Громовым на правах почетных гостей допивали двойные порции рома. Было три часа ночи. Высокая темноволосая девушка длинными пальцами перебирала струны обшарпанной гитары, явно побывавшей во многих походах еще в бардовские времена.
— А я вас читал, если вы тот Громов, — неожиданно сказал командир отряда Черепанов, высокий, носатый и непримиримый. Ему было лет пятьдесят. Он был из тех гуру, учителей-новаторов, сектантов-подпольщиков, что заражают детей поголовной ненавистью к миру взрослых и в конце концов уводят в леса. Начинается все с театра-студии или кормления бездомных собак, а кончается растлением или волной самоубийств. — У вас что-то было про первую любовь. Та-та-та первая любовь. Очень музыкально, только с надрывом. Я тогда подумал, что этот автор точно долго не выдержит, обязательно бросит. Вы до каких лет писали?
— Я не помню сейчас, — сказал Громов. — Это все глупости.
— Почему — глупости? У нас тоже свои поэты. Вот, Ваня. Вань, прочти.
— Да ладно, — буркнул Ваня.
— Да прочти! Не каждый день поэт в гостях.
Ваня прочел что-то о том, что он всегда будет против. Стихи были резкие и бутафорские, будто автор опасной бритвой резал куклу.
— Ну как? — гордо спросил командир.
— Не знаю, — сказал Громов. — Я ничего теперь не понимаю в этом. Наверное, хорошо.
Черепанов был разочарован, а Ваня, кажется, подмигнул.
— Я другое хочу понять, — продолжал Громов. — Почему надо взрывать пути?
— А вы не знаете? — недоуменно спросил Черепанов. — Вы же федерал…
— Не только федералы ездят. У нас весь вагон был — простые люди, кто-то ехал с похорон, кто-то к отцу в другой город… Если бы вы эшелоны взрывали, я бы понял. Но это ведь совершенно штатский вагон.
— Так мы вагон и не трогаем. Мы пути взрываем.
— А смысл?
— Вы правда не знаете? — спросил Черепанов. Он даже обратился к Воронову: — Что, серьезно не в курсе?
— Глупости это все, — сказал Воронов. — Это ты, Че, придумал, а ребятам вкручиваешь. Я тебе когда еще говорил.
— Испортили они тебя в армии, — разозлился Черепанов. — Тупой ты стал, как все они, извините, конечно, поэт… Вы про ЖД слышали?
— Я с ними воюю, — ровно сказал Громов.
— Да не про тех, господи! Я говорю про железнодорожный проект.
— Какой именно?
— Видите ли, — начал Че, — это все общие места. Я этой историей давно занимаюсь. Я по первому образованию железнодорожник, окончил московский институт инженеров транспорта — знаете такой?
— Я там работал недалеко… на первой работе, — кивнул Громов.
— Нам там не говорили, конечно, ничего. Я просто сам додумался: зачем было строить весь этот БАМ и массу других магистралей, еще при позднем совке? Почему они сейчас с такой силой тянут ветку по Дальнему Востоку? Там же одни китайцы давно, только администрация наша, и то не везде. И вдоль Ледовитого океана зачем железная дорога — особенно сейчас, когда только шоссе бы и строить, потому что нефти залейся?
— Да, может, там нельзя шоссе, — не очень уверенно сказал Воронов. — Там же мерзлота. Там только рельсы, рельсы, шпалы, шпалы…
— Да? А столкновение на КВЖД из-за чего было? — без всякой связи продолжал Че. — А почему в войну поезда под откос пускали? Что, немцы столько вывозили всего? Да они изрывали иногда в таких местах, где никакие немцы не ездили. А мужики во всех деревнях почему по лесам прячутся?
— От армии бегут, — объяснил Громов. — От мобилизации.
— Вы хоть видели, что они делают в этих лесах? А я видел! Они все строят железную дорогу! Здесь вообще никто ничего другого не делал. Вся промышленность работала только на железнодорожный транспорт. Вы посмотрите, сколько инженеров-железнодорожников один наш вуз готовил. Столько ни одной стране не надо! Нигде столько не было!
— И зачем эта железная дорога? — терпеливо спросил Громов.
— По кругу, — полушепотом сказал Черепанов. Стало очень тихо. Слышался только треск костра. Даже темноволосая скво, смуглая в красноватых отсветах, перестала щипать гитарные струны. — Они придумали железную дорогу вокруг всей страны!
— Зачем?! — не понял Громов.
— А, ну конечно. Вы же не инженер… Понимаете, они хотят пустить поезд. Это давно, с самого начала. Этот план восходит к последним годам царствования Николая Первого.
При нем, если помните, чугунки и начались. Ни в одной другой стране нет столько железных дорог. Все в конце концов пересели на автомобили и стали строить шоссе. А в России на автомобилях ездят только на рыбалку. Попробуйте про ехать по шоссе из Москвы в Казань — это не шоссе, а черт-те что! Здесь все делается для того, чтобы люди ездили толы«» по ж/д. Потому что ж/д — это предопределение, понимаете? С нее нельзя свернуть. Она железная.
Черепанов сделал паузу, давая неофиту переварить услышанное.
— Именно поэтому, — продолжал он важно, — хазарские отряды и называют себя ЖД. И если вы не знаете… хотя и уверен, что это-то вы обязаны знать… тайный боевой отряд ваших федеральных сил, ОМОН нового поколения, называется Жароносная Дружина!
— Как? — переспросил Громов, стараясь не расхохотаться. — Жароносная?
— Ну, значит, вы не из академии, — разочарованно протянул Черепанов. — Высшее офицерство все в курсе…
— Да, — подтвердил Громов. — Это, наверное, очень секретный отряд, если даже я, капитан федеральных сил, никогда о нем не слышал.
— Или не хотите колоться, — равнодушно добавил Черепанов. — Это бессмысленные прятки, всем давно все известно.
— Хорошо. И почему все они называются ЖД?
— Да потому, — громко, с силой и жаром закончил Черепанов, — что все это название одного проекта! И то, что хазарские вооруженные формирования и русские федералы называются одной этой аббревиатурой, подчеркивает, что в главном у них расхождений нет! Они борются только за то, чья это дорога. А что она должна быть, никто из них не сомневается!
— Да зачем она нужна-то?! — не выдержал Громов.
— Она нужна затем, чтобы ни при тех, ни при других тут ничего не менялось, — торжествующе проговорил Черепанов. — И местному населению все это очень нравится. Они всю жизнь хотят строить железную дорогу! Чтобы она их отсекла от всего остального мира, от любых соседей. Это местный вариант Великой Китайской стены, если вы не в курсе.
И что, она должна обходить всю страну? — начал догадываться Громов о пуанте этого бреда.
Дошло наконец! — расхохотался партизанский командир. — Как ни тужилась, а родила. Партизаны добродушно заулыбались.
— Они пустят по ней вечные поезда, почти без интервала. Это будет как бы один замкнутый поезд по всему маршруту.
А внутри пространства, по границам которого бегает такой поезд возникают токи Максвелла — это-то вы знаете? После этого у всех, кто здесь живет, отрубятся последние мозги, а с людьми окончательно можно будет делать что угодно.
Они хотят, чтобы история вечно шла по кругу, понимаете?
Весь мир погибнет, а эти останутся. Я до этого круга, кстати, сам не ходил. Мне приятель рассказал, историк московский. Он сейчас тоже в армии, как раз в каком-то секретном летучем отряде… Волохов его фамилия. Не встречали?
— Слышал, но никогда не видел, — покачал головой Громов. — У него настолько летучий отряд, что его, по-моему, вообще никто не знает. Вроде как вашу Жароносную Дружину. Я должен был выйти на соединение с ним, но он в очередной раз пропал.
Рано или поздно он к нам присоединится, — сказал Че. — Он же сам понимает, что все идет по кругу. Только не понимает, почему. А я понял. Они хотят обвести Россию гигантской окружной дорогой, буквально вокруг пальца — В этом и смысл поговорки. Вы никогда не замечали, что русские в любом городе первым делом начинают строить окружную дорогу? На московское кольцо знаете сколько потратили? И это не потому, что мэр воровал или надо грузовики пускать в объезд… Любое село начинает с того, что строит околицу — круговой забор.
— Во всем мире так, — возразил Громов. — Да? Серьезно?! Вы были во всем мире? Вы еще где-нибудь кроме России, видели околицу? Главное местное занятие городить огород, отсюда слово «город». А когда додумались до железной дороги и узнали про токи Максвелла, первая их мысль была — отгородиться от всех поездами, бегающими по кругу. Замечали вы у какого-нибудь народа такое количество хороводных танцев?! Нигде больше этого нет! Я был в Швеции: там пары сбегаются и разбегаются. Был в Германии: там парень девку догоняет. И только в России по любому поводу — каравай, каравай, кого хочешь выбирай! А чего выбирать-то, если дорога — железная?
Громов с самого начала понял, что партизаны рехнулись, что нормальный человек не станет ходить в оранжевой повязке и взрывать рельсы под носом у паровоза, — но только теперь увидел систему этого безумия и несколько испугался. Черепанов самым искренним образом верил в то, что говорил.
— А мне надоело по кругу! — повторял он с жаром. — Мне надоело без выбора! Я не могу жить и растить детей в ощущении, что все предопределено! Мне неважно, какие ЖД победят в конце концов. Понимаете, за что эта война? Эта война — за вечную власть во внеисторическом пространстве, за порабощение народа, который только и хочет, чтобы его поработили! Поэтому они сами, сами строят ЖД. Воевать не хотят, только дорогу строят. Они думают, что, когда она достроится, здесь наступит вечность. А я не хочу этой вечности! Они всю жизнь надеялись — то железный занавес, то железная дорога… А я не дам! Это сейчас мы взрываем рельсы. А будет время — начнем взрывать все эти бесконечные московские кольца! Я покончу с этим язычеством, я этот круг порушу. И вы еще к нам придете, вот увидите. Все мыслящие люди — непременно придут, потому что нельзя вечно вот так, вот так. — Он в экстазе замотал головой. — С братьев Черепановых вся эта ЖД-история началась — Черепановыми и кончится. Круг замкнется… и разомкнётся!
Он показал на двух своих сыновей — восьми и двенадцати лет, — робко смотревших на гостей круглыми черными глазами.
— Да ладно тебе, Че, — сказал Воронов. — Ты и нам все это рассказывал…
— А ты бы, дурак, слушал, — сказал Черепанов. — Тогда бы и в армию свою дурацкую не пошел.
— Ага. Так бы с тобой по лесам и валандался.
— А чем плохо? Свободная жизнь, свободные люди!
— Вы его не слушайте, товарищ капитан, — снисходительно, на правах старого знакомого сказал Воронов. — Я его очень люблю, конечно. Че — замечательный, он меня классным вещам научил. Костер вот разводить… Мы столько в походы ходили! Меня к нему Каланча привел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81