Однако фермерша неожиданно встала на сторону Тесс.
Ц Как ты будешь держать ответ перед Богом за то, что насильно удерживаеш
ь эту милую женщину здесь? Неужели это тебя не беспокоит? Думаю, тебе нечег
о будет сказать в свое оправдание.
Фермер, нахмурившись, посмотрел на газету; при этом он напомнил Тесс ребе
нка, застигнутого за какой-то проделкой.
Ц И куда же мы поедем теперь?
Ц Вы поедете со мной! Ц уверенно сказала Тесс. Ц Я позабочусь о вас, обещ
аю, и куплю для вас ферму там, где вы захотите. Я могу сделать это, потому что
очень богата.
Наступила долгая пауза, затем фермер встал.
Ц Мы не можем принять от вас такую милость, миссис, потому что не заслужи
ли этого, но все равно я отвезу вас в город.
Гриф сидел на жесткой скамье в мрачной часовне винчестерской тюрьмы и ту
по смотрел на свои крепко сцепленные руки. Вскоре служба прекратилась, п
ослышалось шарканье ног, и стоящий рядом тюремщик, положив руку на плечо
арестанта, грубо встряхнул его.
Сжав челюсти, Гриф неловко опустился на колени: чувствовать себя свободн
о ему мешали наручники на запястьях и еще не зажившие раны. Он склонил гол
ову, но не в молитве, а потому, что этого от него ожидали, тогда как ему было
безразлично все, что его заставляли делать.
Другие заключенные, находясь за ограждением, вторили монотонному бормо
танию капеллана, а когда Гриф поднял голову, все посмотрели на него, поско
льку он находился на видном месте под аналоем. Однако выражение его лица
оставалось бесстрастным Ц он не испытывал ни страха, ни каких-либо друг
их чувств в процессе церковной службы, по сути, отпевавшей его.
Когда на следующее утро в его камеру явился палач, с ним вошла целая толпа
газетных репортеров. Все они смотрели на Грифа так, будто ожидали чего-то
необыкновенного.
Ц Вы раскаиваетесь? Вы готовы к встрече с Богом? Вы будете исповедоватьс
я?
Гриф молча посмотрел на молодого репортера, покрасневшего, видимо, по не
опытности. Град вопросов, остававшихся без ответа, постепенно стих, и тут
внезапно один из пожилых газетчиков подтолкнул неопытного юнца вперед.
Ц Ты пользуешься его вниманием, парень. Спроси у него что-нибудь.
Юноша стоял перед Грифом, дрожа так, будто это он свершил ужасное преступ
ление. Когда он поднял голову, лицо его было белым как мел.
Ц Вы боитесь, сэр? Ц спросил он упавшим голосом.
В это время Гриф думал о Тесс, о своих погибших родных, о Грейди и о Стивене.
Его губы тронула печальная лыбка.
Ц Нет.
Юноша выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок, и впервые за многие д
ни в душе Грифа что-то шевельнулось. Возможно, сожаление о потерянном буд
ущем?
Ц А вот вы боитесь, Ц тихо сказал он.
Молодой человек склонил голову:
Ц Простите, сэр. Ц Он повернулся и тут же затерялся среди других репорте
ров.
Палач взял Грифа за плечо и умело связал ему руки. Репортеры покорно отст
упили. Гриф и палач двинулись вперед и не спеша вышли наружу.
На площади собралась огромная серая толпа, и когда появился преступник,
гул голосов превратился в рев. Гриф медленно поднялся на эшафот и остано
вился перед ожидавшим его гробом. У себя под ногами он увидел очертания к
вадратного люка с опускающейся крышкой; рядом болталась грубая веревка.
Взгляд Грифа устремился поверх моря ликующих лиц. В это прекрасное утро
деревья, небо, шпиль собора были лишь слегка затянуты белой дымкой. Прохл
адный осенний воздух холодил его щеки. Он окинул взглядом толпу и мыслен
но поблагодарил Бадгера за то, что тот сохранил тайну во время дознания и
судебного разбирательства, чем уберег от позора имя отца и деда. Все оста
льное его не волновало.
Однако Гриф солгал юному репортеру. Он понял это, когда вышел из камеры на
солнечный свет. В глубине его души таился страх. Он не раз подвергался сме
ртельной опасности и хотел бы погибнуть во время шторма или'в жарком сра
жении, когда не было времени размышлять о смерти. Теперь же он испытывал б
олезненное ощущение в сердце, такое же, как от незаживших ран на теле.
Перед ним возникло лицо Тесс, светлое и красивое, как этот день. Когда на г
олову ему надели черный шелковый колпак, лишив возможности видеть солне
чный свет, ее образ все еще оставался с ним.
Затем ему на шею накинули петлю, и толпа замерла. В наступившей тишине пал
ач тихо произнес:
Ц Моя веревка хорошо смазана, сынок, ты не будешь мучиться. Благослови те
бя Господь.
Палач отошел от Грифа, оставив его в темноте, и тут же в напряженной тишине
раздался свист. За ним последовал другой.
Гриф ждал, но пауза явно затягивалась. В последние мгновения жизни все ег
о чувства обострились до предела: он видел крошечные точки света, проник
ающего сквозь черный шелк, чувствовал резкий запах анилиновой краски, пр
икосновение веревки. Кожа на его руках также приобрела необычайную чувс
твительность, и пальцы покалывало от туго затянутой веревки. При каждом
звуке рядом с эшафотом он ожидал, что сейчас все кончится...
Разумеется, он мог бы уберечься от всего этого. Стоило только рассказать
приставленному к нему за десять гиней адвокату, кто он такой и что на само
м деле произошло, и ужасное обвинение в попытке ограбления было бы мгнов
енно снято. А вот убийство, совершенное при попытке ограбления, каралось
смертью. В глазах закона не имело значения, подвергся ли вор нападению и с
трелял ли он в ответ. Если даже вор совершил убийство защищаясь, все равно
это рассматривалось как преступное намерение.
Но Гриф не пытался ограбить Стивена; и все-таки он был убийцей. Убийцей Те
сс. Он прогнал ее, и теперь она погибла, и Стивен погиб, и Грейди Ц все они м
ертвы, а он до сих пор жив. Сейчас наконец и он умрет, а значит, присоединитс
я к остальным членам своей семьи в этот ясный солнечный день.
Время шло, и в толпе начал подниматься недовольный ропот. Гриф почувство
вал легкое головокружение. Его сердце гулко билось в предчувствии конца
... Но не слишком ли затянулась пауза?
Черный колпак затруднял дыхание, давая наглядное представление о том, ка
ким будет удушение при повешении, однако вокруг ничего не происходило, и
Гриф чувствовал, что теряет самообладание от этой неестественной задер
жки. Он попытался считать удары своего сердца, досчитал до семидесяти и с
бился. Ему вдруг показалось, что егo ослабевшие колени вот-вот подогнутся
и он упадет. Ну скорее же, ради Бога, скорее...
Вдруг толпа оживилась, и Гриф услышал звук шагов, гулко отдававшихся на н
астиле эшафота. Наконец-то...
Затем на его плечо опустилась тяжелая рука, и он затаился, не в силах удерж
ать равновесие. Петля на его горле затянулась, но под ногами все еще была о
пора.
Ц Спокойно, сынок, Ц тихо сказал палач, и его крепкие пальцы больно стис
нули предплечье осужденного. Ц Тебя освобождают.
Слова палача не сразу дошли до Грифа, зато он отлично слышал, как в толпе п
однялся неистовый шум, который распространился вокруг и стал почти осяз
аемым, достигнув своего пика, когда палач снял с него петлю, а затем и черн
ый колпак.
Яркий свет ударил ему в глаза, и тогда палач улыбнулся и кивнул в сторону б
еснующейся толпы.
Ц Не обращай на них внимания! Ц весело крикнул он и, оттащив Грифа от люк
а, подвел его к человеку, которого Гриф раньше не видел. Повернувшись к тол
пе, человек стоял молча, видимо, ожидая, когда стихнет шум.
Толпа постепенно успокоилась, и вновь прибывший громогласно провозгла
сил:
Ц Ее величество, пользуясь своим королевским правом, настоящим повелен
ием смягчает приговор осужденному и заменяет казнь пожизненным заключ
ением.
Толпа яростно взревела. Палач и несколько стражников выдвинулись впере
д и, окружив Грифа, поспешно увели его обратно в тюрьму. Гриф слышал крики
позади себя, и продолжал слышать их, даже когда палач, весело попрощавшис
ь с ним, с лязгом закрыл дверь его камеры.
Гриф остался один.
Еще не веря до конца, что по-прежнему жив, он оглядел мрачные камни стен и т
олько тут понял, что всю оставшуюся жизнь ему придется смотреть на эти ст
ены.
Сев на табурет, он уткнул лицо в ладони. Если бы у него сейчас был нож, он пер
ерезал бы себе горло.
По прошествии долгого времени Ц Гриф не замечал ни часов, ни дней Ц за ни
м пришли, вывели из темной, поросшей по углам мхом камеры и поместили в бол
ее просторную, длинную и узкую, с маленьким зарешеченным окошком в одном
конце и ящиком с каким-то механизмом на небольшом возвышении Ц в другом.
Обстановку дополняли гладкий деревянный стол и газовая лампа. Больше в к
амере не было ничего.
Грифу сказали, что ему придется вращать ручку железного барабана со скор
остью двенадцать сотен оборотов в час, по девять часов в день, шесть дней в
неделю. Когда его выводили из камеры в часовню, ему закрывали лицо маской
с крошечными прорезями для глаз и надевали короткую куртку с номером на
спине. При этом он ни с кем не виделся и не разговаривал. Предполагалось, о
н должен каяться в совершенном преступлении до конца своих дней.
Таковой была королевская милость, которую ему оказали.
Его пища имела некоторое разнообразие. Он питался не только одним бульон
ом, но иногда ел мясо и овощи, которые приносила представительница благо
творительного протестантского общества со строгим лицом Ц единственн
ая, кому в виде исключения позволяли нарушать правила содержания опасно
го преступника в полном одиночестве. Женщина призывала Грифа к раскаяни
ю и не покидала его, пока он не съедал то, что было принесено ею. Затем она вс
тавала на колени и молилась вслух о его грешной душе, а уходя, оставляла не
большую религиозную брошюру.
Так и тянулись дни и месяцы. Стопка брошюр росла, в то время как сквозь зар
ешеченное окошко стал проникать зимний холод. Потом зима уступила место
ранней весне. Гриф старался не думать ни о будущем, ни о прошлом. Он вообще
старался ни о чем не думать и был полностью поглощен вращением скрипучег
о механизма. Движения его были равномерными и бездумными, как дыхание.
Однажды утром, еще до наступления рассвета, когда Гриф лежал без сна, гляд
я в темноту и опираясь спиной о жесткую стену, из коридора донеслись грох
очущие шаги охранника. Проклиная непокорный замок, охранник с силой расп
ахнул железную дверь и впустил в камеру юношу с ведерком воды и бритвой.
Ц Эй, ты, вставай! Ц Охранник ткнул Грифа огромным ключом, который держа
л в руке. Ц Этот парень побреет тебя перед судом.
Гриф поднялся. Сначала он подумал, что это ошибка, однако к тому времени, к
огда на него надели наручники и вывели в холодную предрассветную тьму, а
потом провели через невесть откуда взявшуюся толпу и втолкнули в полице
йский фургон, у него появилось странное подозрение. Ему казалось, что он у
же умер и попал в ад. Теперь, подобно Сизифу, он обречен на вечные муки, толь
ко вместо валуна, который тот должен заталкивать на вершину горы, он выну
жден терпеть вечное восхождение на эшафот и бесконечное ожидание, когда
веревка сдавит ему шею. А потом его снова уведут в камеру, где он будет вра
щать механизм и время от времени терпеть женщину с ее молитвами.
На этот раз мрачный фургон остановился совсем не в том месте, где прежде о
существлялось судебное разбирательство, и Гриф не сразу понял, что они н
аходятся на железнодорожной станции. Здесь их также встретила толпа, еще
большая, чем прежде; ее крики смешались со скрежетом медленно останавли
вающихся вагонов. Поднимаясь в вагон, Гриф споткнулся, и охранники, поспе
шно подхватив под локти, запихнули его внутрь и усадили на скамью.
Мгновение спустя поезд тронулся и отошел от станции.
Сначала Гриф только прислушивался к стуку колес и с любопытством наблюд
ал, как восходит солнце Ц эту картину он уже почти забыл. Потом его сознан
ие начало постепенно пробуждаться, вызывая боль в душе, подобно тому как
яркий утренний свет вызывает боль в привыкших к темноте глазах. Они путе
шествовали в пустом вагоне, и два охранника беседовали между собой так, с
ловно были здесь одни.
Минут через двадцать поезд сбавил ход, и Гриф услышал, как чей-то голос, за
глушая шум колес, объявил: «Базингстоук!»
Ц Куда вы меня везете? Ц спросил Гриф хриплым от долгого молчания голос
ом.
Охранники, прервав беседу, с удивлением посмотрели на него; затем после н
ебольшой паузы один из них сказал:
Ц В Лондон. Так что ты уж постарайся вести себя прилично.
Гриф слегка пошевелился, чтобы немного облегчить боль от наручников, и б
ольше ни о чем не стал спрашивать.
Мимо проплывали серые поля и деревья, чуть тронутые зеленью, потом начал
и появляться ряды пригородных домов, которые сменились серыми очертани
ями Лондона с его остроконечными готическими шпилями и дымом из сотен ты
сяч труб.
Толпа, встретившая их на вокзале Ватерлоо, оказалась неизмеримо большей
, чем предыдущие. Как только паровоз остановился, на платформу устремили
сь люди, и полицейские тут же вступили с ними в борьбу у двери вагона Грифа
.
Беспокойно посмотрев в окно, охранники подняли Грифа на ноги, но едва он п
оявился в дверях вагона, шум толпы перерос в рев. Теперь ему стало видно, ч
то все пространство перрона было заполнено возбужденными людьми и лишь
посредине оставался узкий проход, охраняемый полицейскими.
Конвоиры подтолкнули арестованного вперед, видимо, намереваясь поскор
ее миновать толпу, но что-то заставило Грифа оставаться на месте. Ему не х
отелось показывать свой страх, поэтому он заставил себя медленно спусти
ться на платформу, бестрепетно глядя в глаза людям, находящимся за спина
ми полицейских. Пальцы охранников впились в его руки, и внезапно это вызв
ало у него странное удовольствие от сознания, что они напуганы так же, как
и он.
Теперь толпа возбудилась еще больше, и сквозь ряды полицейских к нему по
тянулось сразу несколько рук. Гриф чувствовал их прикосновения и ожидал
, что его попытаются ударить, но неожиданно понял, что люди приветствуют е
го. Тогда он остановился и удивленно посмотрел по сторонам.
Конвоиры, явно нервничая, подтолкнули его вперед, туда, где стоял экипаж б
ез окон, прозванный «Черной Марией» и предназначенный для доставки закл
юченных из тюрьмы в суд. Едва Гриф оказался внутри, они, забравшись следом
, проворно захлопнули тяжелую дверь и задвинули засов.
Фургон, качнувшись, двинулся вперед.
Они долго продвигались по каким-то ухабам, и несколько раз у Грифа возник
ало ощущение, что фургон вот-вот перевернется, зато, когда кучер постучал
сверху, давая сигнал, что они прибыли к месту назначения, между Грифом и ег
о сопровождающими невольно возникдухтоварищества. Сидеть в темноте, сл
ышать шум и чувствовать, как трясется экипаж, было не очень-то приятно, и в
конце концов все это довело их до крайнего раздражения.
Подойдя к двери фургона, один из конвоиров остановился в нерешительност
и и, лишь когда напарник кивнул ему, отодвинул засов, и дверь широко распах
нулась.
Оказавшись в небольшом пространстве, окруженном полицейскими, Гриф изу
мленно огляделся.
Вместо мрачных стен центрального уголовного суда Олд-Бейли над ним возв
ышались каменные шпили зданий парламента. У Грифа не было даже времени о
становиться и поразмыслить, поскольку его тут же окружила еще одна групп
а полицейских и немедленно препроводила внутрь.
Оказавшись в здании, Гриф немного успокоился, хотя он так и не мог понять,
почему его привезли именно сюда. Оба конвоира некоторое время шли позади
него, а потом потерялись где-то, когда полицейские провели его через неск
олько великолепных холлов.
В конце концов Гриф оказался в небольшой комнате, где с него сняли оковы, п
осле чего полицейские удалились.
И почти сразу же в комнату энергичной походкой вошел высокий широкоплеч
ий мужчина с седыми волосами. Осмотрев Грифа критическим взглядом, он за
думчиво хмыкнул.
Ц Здравствуйте, заключенный, Ц сказал мужчина.
Незнакомец произнес последнее слово так напыщенно, как будто это был зна
тный титул; по-видимому, его все же достаточно удовлетворило увиденное, п
оскольку он широко улыбнулся и протянул свою огромную, похожую на львину
ю лапу, руку.
Ц Ракстон Вуд, Ц представился вошедший. Ц Ваш адвокат.
Имя показалось Грифу знакомым. Дэвид Ракстон Вуд, адвокат высшего разряд
а, слыл прекрасным защитником.
Кажется, теперь Гриф начал кое-что понимать. По-видимому, его собираются
использовать в своего рода рекламной кампании: еще один безнадежный слу
чай, еще одна возможность для великолепного адвоката блеснуть своим кра
сноречием в проигранном ранее деле.
Гриф равнодушно посмотрел на протянутую руку и стиснул челюсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35