Когда сложил на груди свои художные руки Иван, того нашими человеческими
письменами не записано.
На следующий год, вслед за вешнею льдиной, племянник Личутиных отправилс
я отыскивать своих дядьев. Золотистая доска в черных камнях была хорошей
приметой. Племянник все обрядил и утвердил. Списал эпитафию.
История, рассказанная мезенским стариком, запала мне в сердце. Повидать
место покоя безвестных художников стало для меня заветной мечтой. Но год
ы катятся, дни торопятся…
В 1883 году Управление гидрографии наряжает меня с капитаном Лоушкиным ста
вить приметные знаки о западный берег Канской земли. В июне, в лучах незак
атимого солнца, держали мы курс от Конушиного мыса под Север. Я рассказал
Максиму Лоушкину о братьях Личутиных. Определили место личутинского ко
рга.
Канун Ивана Купала шкуна стояла у берега. О вечерней воде побежали мы с Ма
ксимом Лоушкиным в шлюпке под парусом. Правили в голомя. Ближе к полуночи
ветер упал. Над водами потянулись туманы. В тишине плеснул взводенок Ц п
ризнак отмели. Закрыли парус, тихонько пошли на веслах. В этот тихостный ч
ас и птица морская сидит на камнях, не шевелится. Где села, там и сидит, молч
ит, тишину караулит.
Ц Теперь где-нибудь близко, Ц Шепчет мне Максим Лоушкин.
И вот слышим: за туманной завесой кто-то играет на гуслях. Кто-то поет, с ке
м-то беседует… Они это, Иван с Ондреяном! Туман-то будто рука подняла. Заве
тный островок перед нами, как со дна моря всплыл. Камни вкруг невысокого в
злобья. На каждом камне большая белая птица. А что гусли играли, это легкий
прибой. Волна о камень плеснет да с камня бежит. Причалили; осторожно ступ
аем, чтобы птиц не задеть. А они сидят, как изваяние, Все, как заколдовано. Вс
е, будто в сказке. То ли не сказка: полуночное солнце будто читает ту доску
личутинскую и начитаться не может.
Мы шапки сняли, наглядеться не можем. Перед нами художество, дело рук чело
веческих. А как пристало оно здесь к безбрежности моря, к этим птицам, сидя
щим на отмели, к нежной, светлой тусклости неба!
Достопамятная доска с краев обомшела, иссечена ветром и солеными брызга
ми. Но не увяло художество, не устарела соразмерность пропорций, не полин
яло изящество вкуса.
Посредине доски письмена Ц эпитафия, Ц делано высокой резьбой. По стор
онам резана рама Ц обнос, с такою иллюзией, что узор неустанно бежит. По у
глам аллегории Ц тонущий корабль; опрокинутый факел; якорь спасения; пт
ица феникс, горящая и не сгорающая. Стали читать эпитафию:

Корабельные плотники Иван с
Ондреяном
Здесь скончали земные труды,
И на долгий отдых повалились,
И ждут архангеловой трубы.

Осенью 1857-го года
Окинула море грозна непогода.
Божьим судом или своею оплошкой
Карбас утерялся со снастьми и припасом,
И нам, братья, досталось на здешней корге
Ждать смертного часу.

Чтобы ум отманить от безврем
енной скуки,
К сей доске приложили мы старательные руки…
Ондреян ухитрил раму резьбой для увеселенья;
Иван летопись писал для уведомленья,
Что родом мы Личутины, Григорьевы дети,
Мезенские мещана.
И помяните нас, все плывущие
В сих концах моря-океана.

Капитан Лоушкин тогда заплакал, когда дошел до этого слова Ц «для увесе
ленья». А я этой рифмы не стерпел Ц «на долгий отдых повалились».
Проплакали и отерли слезы: вокруг-то очень необыкновенно было. Малая вод
а пошла на большую, и тут море вздохнуло. Вздох от запада до востока прошум
ел. Тогда туманы с моря снялись, ввысь полетели и там взялись жемчужными б
арашками, и птицы разом вскрикнули и поднялись над мелями в три, в четыре в
енца.
Неизъяснимая, непонятная радость начала шириться в сердце. Где понять!…
Где изъяснить!…
Обратно с Максимом плыли Ц молчали.
Боялись, не сронить бы, не потерять бы веселья сердечного.
Да разве потеряешь?!

Гость с Двины

В Мурманском море, на перепутье от Русского берега к Варяжской горе, есть
смятенное место. Под водою гряды камней, непроглядный туман, и над всем, на
д всем, над шумом прибоя, над плачем гагары и криками чайки, звучал здесь н
екогда нескончаемый звон.
Заслышав этот звон остерегательный и оберегательный, русские мореходц
ы говорили:
Ц Этот колокол Ц варяжская честь.
Варяжане спорили:
Ц Нет, этот колокол Ц русская честь. Это голос русского гостя Андрея Дви
нянина.
Корабельные ребята любопытствовали:
Ц Что та варяжская честь? Кто тот Андрей Двинянин?
Статнее всех помнили о госте Андрее двинские поморы.
Этот Андрей жил в те времена, когда по северным морям и берегам государил
Новгород Великий.
Андрей был членом пяточисленной дружины. Сообща промышляли зверя морск
ого, белого медведя, моржа, песца. Сообща вели договоренный торг с городом
скандинавским Ютта Варяжская.
В свой урочный год Андрей погружает в судно дорогой товар Ц меха и зуб мо
ржовый. Благополучно переходит Гандвиг, Мурманское море и Варяжское. При
чаливает у города Ютты. Явился в гильдию, сдал договоренный товар секрет
ариусу и казначею. Сполна получил договоренную цену Ц пятьсот золотых с
кандинавских гривен. Отделав дела, Андрей назначил день и час обратного
похода.
Вечером в канун отплытия Андрей шел по городской набережной. С моря нано
сило туман с дождем. Кругом было пусто и нелюдимо, и Андрей весьма удивилс
я, увидев у причального столба одинокую женскую фигуру. Здесь обычно соб
ирались гулящие. Эта женщина не похожа была на блудницу. Она стояла, как ра
быня на торгу, склонив лицо, опустив руки. Ветер трепал ее косы и воскрылия
черной, как бы вдовьей, одежды.
Андрей был строгого жития человек, но изящество этой женщины поразило ег
о. Зная скандинавскую речь, Андрей спросил:
Ц Ты ждешь кого-то, госпожа?
Женщина молчала. Андрей взял ее за руку, привел в гостиницу, заказал в особ
ой горнице стол. Женщина как переступила порог, так и стояла у дверей, скло
нив лицо, опустив руки. Не глядела ни на еду, ни на питье, не отвечала на вопр
осы.
Андрей посадил ее на постель, одной рукой обнял, другой поднес чашу вина.

Ц Испей, госпожа, согрейся.
Женщина вдруг ударила себя ладонями по лицу и зарыдала.
Ц Горе мне, горе! Увы мне, увы! Забыл меня бог и добрые люди!
Беспомощное отчаяние было в ее рыданиях. Жалость, точно рогатина, ударил
а в сердце Андрея.
Ц Какое твое горе, госпожа? Скажи, не бойся! Я тебя не дотрону.
Переводя рыдания, женщина выговорила:
Ц По одежде твоей вижу, господине, ты русский мореходец. Мой муж тоже был
мореходец.
Ц Был мореходец? Ц переспросил Андрей. Ц Ты вдовеешь, госпожа?
Ц Почти что вдовство. Мой муж брошен в темницу.
Ц За что же?
Ц Я расскажу тебе, господине. Мой муж с юношеских лет ходил на здешних то
рговых судах. Когда мы поженились, загорелся он мыслью построить собстве
нное суденышко. Сколько своими руками, столько помощью товарищей постро
ен был кораблик, пригодный к заморскому плаванию. О, как мы радовались, гос
подине! Тогда задумывает муж сходить в Готтский берег на ярмарку. Но где в
зять деньги на покупку прибыльного в Готтах товару? И опять судьба улыбн
улась нам: здешняя гильдия дает моему мужу деньги в долг на срок Ц вернут
ь долг сполна по возвращении с Готтского берега. О, как мы радовались, госп
одине! Днем муж закупал товар и погружал на судно. Ночами мы рассчитывали,
сколько у нас останется прибыли по уплате долга в гильдию. Я не плакала, пр
овожая мужа, я радовалась. Но пути божьи неисповедимы. Еще кораблик наш не
дошел Готтского берега, налетела штормовая непогода. Кораблик нанесло н
а камни и разбило в щепы. Дорогой товар утонул.
Муж вернулся в Ютту бос и наг. По суду гильдии его бросили в темницу на сро
к, покуда не уплатит долга. Это было два года назад, господине.
Я осталась одна с двумя маленькими детьми. Надо было кормить мужа в темни
це, прокармливать детей. Я стала работать у рыбного засола. С рассвета до з
аката, на ветру, на снегу, на дожде. За труд платили рыбой. Голову варила и не
сла мужу, остальное доедала с детьми. Хлеб подавали соседи, добрые люди. И
они же доводили меня до отчаяния. Всякий день я слышала: «Гордячка ты, бесс
тыдница! Рыбный засол не работа! Сама подохнешь и семью уморишь. Иди на при
стань, торгуй своим телом, пока молода. Познатнее дамы торгуют любовью по
нужде, а ты кто?»
С ужасом я слушала такие речи. Стать блудницей, пропащей… Утопиться бы Ц
и то нельзя: без меня замрут мои дорогие муж и дети. И вот сегодня город тон
ет в тумане. И я решила: вечером пойду и стану у пристани. В такую непогоду н
икто из горожан не ходит, никто моего позора не увидит. Меня, господине, ты
и приметил у причального столба и привел сюда. Вот и все.
Ц Госпожа, как велик долг твоего мужа?
Ц Страшно вымолвить, господине: без малого сто золотых скандинавских г
ривен.
Андрей соображал:
«На нас пятерых я получил пятьсот гривен, по сто гривен на брата. Моей доле
й я волен распорядиться». Он выговорил:
Ц Следуй за мной, госпожа.
Город накрыт был белесым туманом. Но Андрей шел быстро, уверенно. Женщина
едва поспевала за ним. На спуске к пристаням еле блазнила древняя церкви
ца. Андрей сказал:
Ц Стань, госпожа, в церковных воротах и не соступи с места. Жди меня. Я тотч
ас вернусь.
Как птица слепым полетом в тумане, он побежал на свой корабль. Спустился в
каюту, отомкнул ларец с общей казной, в кожаный кошель отсчитал сто золот
ых гривен. Спрятал кошель за пазуху, побежал обратно в город.
Женщина стояла в каменной нише, как изваяние. Андрей сказал:
Ц Я принес тебе нечто, госпожа. Но должен проводить тебя до дому.
Ц Господине, Ц отвечала женщина, Ц мой дом близко. Видишь, в конце улицы
брезжит огонек. Это мой сынишка поставил на окне светильник, боится, чтоб
ы мать не заблудилась.
Андрей все же проводил ее до дому.
Ц Теперь ты дома, госпожа. Вот, держи обеими руками этот кожаный кошель. В
нем сто золотых гривен. Завтра утром иди в гильдию, объяви о себе секретар
иусу и казначею. Они примут гривны счетом и весом. Также выдадут тебе перг
амент с печатями, что твой муж чист от всякого долга. Завтра, до полудня, тв
ой муж возвратится домой полноправно и свободно. А теперь прости, госпож
а.
Сотворив поклон, Андрей зашагал обратно, и его накрыло туманом.
Тогда только женщина опомнилась, бросилась вслед Андрею и закричала:
Ц Господине, господине! Человек ты или ангел? От сотворения мира неслыха
на такая великая и богатая милость!
Она бежала и кричала, но не знала, в какой переулок, к каким пристаням свер
нул Андрей, и крик ее был как крик чайки в море. Тогда женщина упала на Доро
гу и, рыдая и молясь, целовала следы Андреевых ног на сыром песке.
В ту же ночь, до утренних часов, Андреев корабль покинул Ютту Варяжскую и,
открыв паруса, пошел в русскую сторону.
Оминув Варяжскую Гору, Андрей проходит море Мурманское и наконец, одолев
жерло, достигает Двинской земли.
В сборной избе Андрей здравствуется с четырьмя своими товарищами. Справ
ив поклон, они спрашивают:
Ц Каково путь и торговлю справил, господине?
Андрей отвечал:
Ц Вашим счастьем, государи, бог дал все благополучно.
В Ютте казначей и секретариус товар похвалили и договоренную цену уплат
или, пятьсот гривен золотом свесили счетом и мерою.
Андрей поставил на стол ларец с золотом.
Ц Здесь, государи, только ваша доля Ц четыреста гривен золотом. Свою дол
ю Ц сто гривен Ц вынял и стратил.
Ц Суматоху говоришь, государь! Общая казна делится сообща. Никто из пайщ
иков не вправе выхватить из общей казны ни единой серебряной копейки. Ты,
государь Андрей, поступил самочинно, самонравно, самовольно. Ты переступ
ил Морской промышленный устав!
Ни единого слова покорного не приготовил Андрей своим товарищам. Вышел и
з горницы, так дверью двизнул, что изба дрогнула.
С этого дня и часа остуда легла меж Андреем и четырьмя его товарищами. Эта
остуда была на руку соседственной артели. Артельный староста «подвесил
Андрею лисий хвост».
Ц Тебе, преименитому кормщику, не дозволено копейки взять из казны! Твое
й бы дружине перед тобой на четвереньках бегать, а они свою ногу тебе на го
лову ставят. Переходи в нашу дружину. Будешь над нами государить, а мы тебе
будем в рот глядеть и от тебя слова ждать.
Ц Куда походите? Ц спросил Андрей.
Ц Зимовать на Матку, на Новую Землю. Люди к походу готовы.
Андрей был крут на поворотах Ц дал согласие. Ушел на Новую Землю, не сказа
вшись, не спросившись со старыми своими товарищами. И те оскорблены были
даже до слез: ушел, не простился!
На Новой Земле кормщик Андрей государил и осень, и зиму, и весну. Там, в неве
черний день, к Андрею пришла та, которая говорит о себе: «Я Ц детям утеха, я
Ц старым отдых, я Ц рабам свобода, я Ц трудящимся покой».
Андрея положили в каменном берегу, накрыли аспидной плитой. На плите выс
ечена надпись: «Спит Андрей Двинянин, жда архангеловы трубы».
Эта весть об Андрее прилетела на Двину, и была печаль великая, и дружина пл
акала Ц ушел и нам прощения не оставил.
Через четыре года по Андрееве исходе, значит, через пять лет после его быв
анья в Ютте, пришел на Двину скандинавский корабль, и хозяин корабля стал
сыскивать об Андрее. В тот же вечер встретился с Андреевой дружиной.
Ц Вы Андреева дружина. Вам должно принять эти гривны.
Ц Недостойны.
Ц Раздайте скудным, бедным людям.
Ц Не нашими руками раздавать. Тяжко нам будет получать спасибо за Андре
еву милость.
Наконец сошлись на том, что надобно учредить память Андрею. А как Андрей б
ыл отменный мореходец, то да будет намять его знатна и слышна в морском со
словии.
Ц Наша Двина ходит промышлять рыбу в Западный Мурман, близ Бусой салмы. Э
то место вы, скандинавы, зовете «Жилище туманов», и Андрей мечтал учредит
ь здесь остерегательный звон.
Ц Быть по сему, Ц отозвался варяженин. Ц Я в эту же зиму вылью колокол и
весной, на Троицу, привезу кораблем.
Ц Быть по сему, Ц отвечали двиняне. Ц Мы явимся на Мурман раньше тебя и
к Троицыну дню возведем на Бусой вараке столп-звонницу. Еще кладем на теб
я заповедь, государь варяженин. По ободу, по краю колокола, вылей сей стих:
«Малый устав преступив, исполнил великую заповедь».
Как пообещал варяженин, так и учинил. Сыскались в Скандинавии искусные м
астера-литейщики. Вылили из меди, олова и серебра художный колокол. Тольк
о стих, завещанный двинянами, вылили латинской речью. По тому же латинско
му обычаю колокол был окрещен и наречен Андреем.
Весною, когда полетели в русскую сторону гуси, гагары и, утята, варяженин п
огрузил колокол на свой корабль и, вслед за птицей, пошел в русский ветер.

В эту пору стоит на Мурмане беззакатный день, и берега грезят и манят в вел
икой прозрачности.
Варяженин видит Бусую вараку в полном лике: на вершине возведена звонниц
а новгородским обычаем, но в один пролет.
Варяженин трубит в рог, и Русь трубит ответно. Колокол вздымали на гору на
моржовых ремнях, всем народом.
Звон был учрежден западным обычаем: в пролете, в железных гнездах, ходила
дубовая матица. В матицу врощены уши колокола. От ушей спущены до земли ре
менные вожжи. Звонарь, стоя на земле, управлял вожжами. Матица начинала во
рочаться, раскачивая колокол. Колокол летал в пролете, язык бил свободно,
рождая звук певучий, грозный и жалобный.
Это звенящее нескончаемое пение носилось по океану триста лет. И проходя
щие мореходцы поколение за поколением поминали гостя Андрея с Двины и го
стя Варяженина.
После этих времен дошел день и час: колокол зазвонил сам собою, ужасая слы
шавших.
«Последи же бысть трясение земли о Западный берег Мурмана».
Тряхнуло гору в Кольской Губе, дрогнула Бусая варяка, качнулась звонница
. Колокол, звеня и рыдая, как птица слетел в глубину морскую. Но и в начале ны
нешнего столетия мореходцы уверяли, что звенит Андреев колокол и на дне
моря-океана.

Любовь сильнее смерти

У Студеного моря, в богатой Двинской земле, жили два друга юных, два брата
названых, Кирик да Олеша. И была у них дружба милая и любовь заединая.
Столь крепко братья крестовые друг друга любили секли стрелою руку, кров
ь точили в землю и в море. Мать Сыру землю и Синее море призывали во свидет
ели. Кирик да Олеша Ц они одной водою умывались, одним полотенцем утирал
ись, с одного блюда хлебы кушали, одну думу думали, один совет советали Ц
очи в очи, уста в уста.
Отцы их по любови морскою лодьею владели и детям то же поведали. Кирик, ста
рший, стал покрут обряжать, на промысел ходить, а Олеша прилежал корабель
ному строению.
Пришло время, и обоим пала на ум одна и та же дева Моряшка. И дева Моряшка с о
боими играет, от обоих гостинцы берет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40