В школах только на часок лампы гасят. В училище, бывало, ут
ром бежишь Ц фонари на улицах горят, и домой в третьем часу дня ползешь Ц
фонари зажигают.
В декабре крепко ударят морозы. Любили мы это время Ц декабрь, январь, Ц
время резвое и гульливое. Воздух Ц как хрусталь. В полдень займется в син
еве небесной пылающая золотом, и розами, и изумрудами заря. И день простои
т часа два. Дома, заборы, деревья в прозрачной синеве, как сахарные, Ц заин
девели, закуржевели. Дух захватывает мороз-то. Дрова колоть ловко. Только
тюкнешь топором Ц береги ноги: чурки, как сахар, летят.
На ночь звезды, как свечи, загорят. Большая Медведица Ц во все небо.
Слушайте, какое диво расскажу.
В замороз к полночи начнет в синем бархате небесном пояском серебряным п
родергивать с запада до востока, а с севера заподымается как бы утренняя
заря. И вдруг все погаснет. Опять из-за моря протянутся пальцы долги без м
еры и заходят по небу. Да заря займется ужасная, как бы пожарная. И опять вс
е потухнет, и звезды видать… Сиянье же обновится. Временем встанет как ст
ена, по сторонам столбы, и столбы начнут падать, а стена поклонится. А то бу
дто голубая река протечет, постоит да свернется, как свиток.
Бывало, спишь Ц услышишь собачий вой, откроешь глаза Ц по полу, по стенам
бегают светлые тени. А за окнами небо и снег переливают несказанными огн
ями.
Мама и отец будили нас, маленьких, яркие-то сполохи-сияния смотреть. Обид
имся, если проспим, а соседские ребята хвалятся, что видели.
У зимы ноги долги, а и зиме приходит извод. В начале февраля еще морозы тре
щат, звенят. В марте на солнышке пригреет, сосули с крыш. В апреле обвеют дв
инское понизовье верховые теплые ветры. Загремят ручьи, опадут снега, оп
олнятся реки водою. Наступят большие воды Ц разливная весна.
В которые годы вешнее тепло вдруг, тогда Двина и младшие реки кряду оживу
т и располонятся ото льда. Мимо города идет лед стенами-торосами.
Великое дело у нас ледоход. Иной год после суровой зимы долго ждем не дожд
емся. Вскроется река, и жизнь закипит. Пароходы придут заграничные и от Во
логды. Весело будет… Горожане Ц чуть свободно Ц на угор, на берег идут. Д
вина лежит еще скована, но лед посинел, вода проступила всюду. В школе Ц ч
уть перемена Ц сразу летим лед караулить. По дворам лодки заготовляют, к
онопатят, смолят. И вот топот по всему городу. Народ табунами на берег вали
т. Значит, река пошла. Гулянья по берегам откроются. Не до ученья, не до рабо
ты. На городовых башнях все время выкидывают разноцветные флаги и шары; п
о ним горожане, как по книге, читают, каким устьем лед в море идет, где затор
, где затопило.
Пригород Соломбала на низменных островах стоит, и редкий год их не топит.
Улицы ямами вывертит, печи размокнут в низких домах. В городе как услышат
Ц из пушек палят, так и знают, что Соломбала поплыла. Соломбальцы в ус не д
уют, у них гулянье, гостьба откроется, ездят по улицам с гармонями, с песня
ми, с самоварами. А прежде Ц вечерами, с цветными фонарями и в масках.
Лед идет в море торосами, стенами. Между островов у моря льду горами навор
отит, все льдом заложит, не видно деревень; на заводах снимает лес со штабе
лей. То одно, то другое устье запрет. Двине вздохнуть некак, выходу нет, она
острова и топит. На этот случай дома в островных деревнях строили на высо
ких подклетях, крыльца и окна очень высоки. Около крайних домов бывали «о
брубы» Ц бревенчатые городки: обороняют от больших весенних льдин.
Зимою наткут бабы полотен и белят на стлищах вокруг деревень. Как река ше
велится, не спят ту ночь: моты, портна хватают. А проспят Ц все илом, песком
занесет, а то и в море утянет.
Конец апреля льдина уйдет, а вода желтее теста, мутновата, потом и мутница
и пенница сойдет, и река спадет, лето пойдет. Выглянет травка из-под отавы.
В половине мая листок на березе с двугривенный. После первого грома ребя
та, бывало, ходят в лес, мастерят рябиновые флейты. По всему городу будет э
та музыка. Велико еще весной удовольствие, когда Обводной канал со всеми
канавами разольется. По улицам хоть в лодке поезжай. Тут ребята бродятся,
один перед другим хвастают: у кого кораблик краше и лучше; пускают корабл
ики по бегучим каналам.
А летом везде дороги торны. От воды, от реки не отходим. Малыши в песке, в кам
ешках, в раковинках разбираются, на отмелях полощутся, а ребята постарше
в лодках, карбасах меж кораблями, пристанями, меж островами живут.
Вода в море и в реках не стоит без перемены, но живет в сутках две воды Ц бо
льшая и малая, или «полая» и «кроткая». Эти две воды Ц дыхание моря. Челов
ек дышит скоро и часто, а море велико: пока раз вздохнет, много часов пройд
ет. И когда начнет подниматься грудь морская, наполняя реки, мы говорим: «В
ода прибывает».
И подымается лоно морское до заката солнечного. А наполнив реки, море как
бы отдыхает; мы скажем: «Вода задумалась». И, постояв, вода дрогнет и начне
т кротеть, пойдет на убыль. Над водами прошумит слышно. Мы говорим: «Море в
здохнуло».
Когда полая вода идет на малую, от встречи ходит волна «сувой».
С полдня много дорог пришло в полуночный и светлый Архангельский город.
Тем плотным дорогам у нашего города конец приходит, полагается начало мо
рским беспредельным путям.
Город мой, родина моя, ты дверь, ты ворота в недоведомые полярные страны. В
Архангельск съезжаются, в Архангельске снаряжаются ученые испытывать
и узнавать глубины и дали Северного океана. От архангельских пристаней б
еспрестанно отплывают корабли во все стороны света. На запад Ц в Норвег
ию, Швецию, Данию, Германию, Англию и Америку, на север Ц к Новой Земле, на Ш
пицберген, на Землю Иосифа. В наши дни народная власть распахнула ворота
и на восток, указала Великий Северный путь. Власть Советов оснастила кор
абли на столь дальние плавания, о которых раньше только думали да гадали.
Власть Советов пытливым оком посмотрела и твердой ногой ступила на таки
е берега, и земли, и острова, куда прежде чаица не залетывала, палтус-рыба н
е захаживала.
Люблю про тех сказывать, кто с морем в любви и совете.
С малых лет повадимся по пароходам и отступиться не можем, кого море полю
бит.
А не залюбит море, бьет человека да укачивает, тому не с жизнью же расстать
ся. Не все в одно льяло льются, не все моряки. Людно народу на лесопильных з
аводах работает, в доках, в мастерских, на судоремонтных заводах, в контор
ах пароходских. В наши дни Архангельск первый город Северной области. Де
л не переделать, работ не переработать. Всем хватит.
Улицы в Архангельском городе широки, долги и прямы. На берегу и у торговог
о звена много каменного строенья, а по улицам и по концам город весь бреве
нчатый. У нас не любят жить в камне. В сосновом доме воздух легкий и вольны
й. Строят в два этажа, с вышками, в три, в пять, в семь, в девять окон по фасаду.
Дома еще недавно пестро расписывали красками, зеленью, ультрамарином, бе
лилами.
Многие улицы вымощены бревнами, а возле домов обегают по всему городу из
конца в конец тесовые широкие мостки для пешей ходьбы. По этим мосточкам
век бы бегал. Старым ногам спокойно, молодым Ц весело и резво. Шаг по асфа
льту и камню отдается в нашем теле, а ступанье по доскам расходится по дер
еву, оттого никогда не устают ноги по деревянным нашим мосточкам.
Середи города над водами еще недавно стояли угрюмые башни древних гости
ных дворов, немецкого и русского. Сюда встарь выгружали заморские «гости
» Ц купцы Ц свои товары. Потом здесь была портовая таможня. Отсюда к морю
берег густо зарос шиповником; когда он цветет, на набережных пахнет роза
ми. Набережные покрыты кудрявой зеленью. Тут березы шумят, тут цветы и тра
вы сажены узорами.
Город прибавляют ко мхам. Кто в Архангельске вздумает построиться, тому
приходится выбирать место на мхах Ц в тундре. Он лишнюю воду канавами от
ведет и начнет возить на участок щепу, опилки, кирпич, песок и всякий хлам
Ц подымает низменное то место. Потом набьет свай да и выстроится. Где вче
ра болото лежало, на радость скакухам-лягухам болотным, ныне тут дом стои
т, как город. Но пока постройкой грунта не огнело да мимо тяжелый воз по бр
евенчатому настилу идет, дом-то и качнет не раз легонько. Только изъянов н
е бывает. Бревна на стройку берут толсты, долги, и плотники Ц первый сорт.
Дом построят Ц как колечко сольют; однако слаба почва только на мхах, а у
старого города, к реке, грунт тверд и постановен.
Строительный обычай в Архангельске: при закладке дома сначала утвержда
ли окладное бревно. В этот день пиво варили и пироги пекли, пировали вмест
е с плотниками. Называется: «окладно».
Когда стены срубят до крыши и положат потолочные балки, матицы, опять пло
тникам угощенье: «матешно». И третье празднуют Ц «мурлаты», когда строп
ила под крышу выгородят. А крышу тесом закроют да сверху князевое бревно
утвердят, опять пирогами и домашним пивом плотников чествуют, называетс
я «князево».
А в домах у нас тепло!
Хотя на дворе ветер, или туман, или дождь, или снег, или тлящий мороз, Ц дом
а все красное лето! Всю зиму по комнатам в легкой рубашке и в одних чулках
ходили. Полы белы и чисты. Приди хоть в кухню да пол глаженым носовым платк
ом продерни Ц платка чистого не замараешь.
По горенкам, по сеням, по кладовкам, по лестницам, по крыльцам, и полы, и стен
ы, и потолки постоянно моют и шоркают.
У печи составы: основание печное называется «нога», правое плечо печное
Ц «печной столб»; левое плечо Ц «кошачий городок». С лица у печки Ц «чел
о», и «устье», и «подпечек», а с боков «печурки» выведены теремками. А весь
«город» печной называется «тур».
«Архангельский город всему морю ворот». Архангельск стоит на высоком на
волоке, смотрит лицом на морские острова. Двина под городом широка и глуб
ока Ц океанские трехтрубные пароходы ходят взад и вперед, поворачивают
ся и причаливают к пристаням без всякой кручины.
С восточной стороны легли до города великие мхи Там у города речка Юрос, У
йма, Курья, Кузнечиха.
В подосень, да и во всякое время, у города парусных судов и пароходов не со
считать. Одни к пристани идут, другие стоят, якоря бросив на фарватере, тре
тьи, отворив паруса, побежали на широкое студеное раздолье. У рынков, у тор
говых пристаней рядами покачиваются шкуны с рыбой. Безостановочно сную
т между городом и деревнями пассажирские пароходики. Степенно, на паруса
х или на веслах, летят острогрудые двинские карбаса.
Кроме «Расписания» и печатных лоций, у каждого мореходца есть записная к
нижка, где он делает отметки о времени поворота курса, об опасных мелях, об
изменениях фарватера в устьях рек.
Непременно на каждом корабле есть компас Ц «матка».
Смело глядит в глаза всякой опасности и поморская женщина.
Помор Люлин привел в Архангельск осенью два больших океанских корабля с
товаром. Корабли надо было экстренно разгрузить и отвести в другой порт
Белого моря до начала зимы. Но Люлина задержали в Архангельске неотложны
е дела. Сам вести суда он не мог. Из других капитанов никто не брался, время
было позднее, и все очень заняты. Тогда Люлин вызывает из деревни телегра
ммой свою сестру, ведет ее на корабль, знакомит с многочисленной младшей
командой и объявляет команде: «Федосья Ивановна, моя сестрица, поведет к
орабли в море заместо меня. Повинуйтесь ей честно и грозно…» Ц сказал да
и удрал с корабля.
Ц Всю ночь я не спал, Ц рассказывает Люлин. Ц Сижу в «Золотом якоре» да
гляжу, как снег в грязь валит. Горюю, что застрял с судами в Архангельске, к
ак мышь в подполье. Тужу, что забоится сестренка: время штормовое. Утром вы
лез из гостиницы Ц и крадусь к гавани. Думаю, стоят мои корабли у пристани
, как приколочены. И вижу Ц пусто! Ушли корабли! Увела! Через двои сутки тел
еграмма: «Поставила суда в Порт-Кереть на зимовку. Ожидаю дальнейших рас
поряжений. Федосья».
Архангельское мореходство и судостроение похваляет и северная былина:
А и все на пиру пьяны-веселы,
А и все на пиру стали хвастати.
Толстобрюхие бояре родом-племенем,
Кособрюхие дьяки большой грамотой,
Корабельщики хвалились дальним плаваньем,
Промысловщики-поморы добрым мастерством
Что во матушке, во тихой во Двинской губе,
Во богатой, во широкой Низовской земле
Низовщане-ти, устьяне промысловые,
Мастерят-снастят суда Ц лодьи торговые,
Нагружают их товарами меновными
(А которые товары в Датской надобны)
Отпускают же лодьи-те за сине море,
Во широкое студеное раздольице.
Вспомнил я былину Ц и как живой встает перед глазами старый мореходец П
афнутий Анкудинов.
«Всякий спляшет, да не как скоморох». Всякий поморец умел слово сказать, д
а не так красно, как Пафнутий Осипович.
Весной, бывало, побежим с дедом Пафнутием в море. Во все стороны развеличи
лось Белое море, пресветлый наш Гандвиг.
Засвистит в парусах уносная поветерь, зашумит, рассыпаясь, крутой взводе
нь, придет время наряду и час красоте. Запоет наш штурман былину:
ВысокоЦ высоко небо синее,
ШирокоЦ широко океан-море,
А мхиЦ болота Ц и конца не знай
От нашей Двины, от архангельской…
Кончит былину богатырскую Ц запоет скоморошину. Шутит про себя:
Ц У меня уж не запирается рот. Сколько сплю, столько молчу. Смолоду сказк
ами да песнями душу питаю.
Поморы слушают Ц как мед пьют. Старик иное и зацеремонится:
Ц Стар стал, наговорился сказок. А смолоду на полатях запою Ц под окнами
хоровод заходит. Артели в море пойдут, мужики из-за меня плахами лупятся.
За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На пром
ысле никакой работы не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора Ц знай по
й да говори… Вечером народ соберется, я сказываю. Мужиков людно сидит, тор
опиться некуда, кабаков нет. Вечера не хватит Ц ночи прихватим… Дале оди
н по одному засыпать начнут. Я спрошу: «Спите, крещеные?» Ц «Не спим, живем!
Дале говори…»
Рассказы свои Пафнутий Осипович начинал прибауткой: «С ворона не спою, а
с чижа споется». И закончит: «Некому петь, что не курам, некому говорить, чт
о не нам».
Я охоч был слушать Пафнутия Осиповича и складное, красовитое его слово н
ескладно потом пересказывал.
Детство в Архангельске
Мама была родом из Соломбалы. У деда Ивана Михайловича шили паруса на кор
абельной верфи. В мастерскую захаживали моряки. Здесь увидал молоденьку
ю Анну Ивановну бравый мурманский штурман, будущий мой отец. Поговорить,
даже познакомиться было некак. Молоденькая Ивановна не любила ни в гости
, ни на гулянья. В будни посиживала за работой, в праздники Ц с толстой пом
орской книгой у того же окна.
Насколько Аннушка была домоседлива и скромна, настолько замужняя ее сес
тра Ц модница и любительница ходить по гостям. Возвратясь однажды с веч
ера, рассказывает:
Ц Лансье сегодня танцевала с некоторым мурманским штурманом. Борода ру
сая, круговая, волосы на прямой пробор. Щеголь…
Ц Машка, ты это к чему?
Ц К тому, что он каждое слово Анной Ивановной закроет…
Ц Я вот скажу отцу, посадит он тебя парусину дратвой штопать… В другой ра
з не придешь ко мне с такими разговорами.
Вскорости деда навестил знакомый капитан, зашел проститься к дочери хоз
яина и подает ей конверт.
Ц Дозвольте по секрету, Анна Ивановна: изображенное в конверте лицо, при
ятель мой, мурманский штурман, уходит на днях в опасное плавание и…
Молоденькая Ивановна вспыхнула и бросила конверт на пол.
Ц Никакими секретами, никакими конвертами не интересуюсь…
Капитан сконфузился и убежал. Разгневанная Ивановна швырнула было паке
т ему вслед, потом вынула фотографию, поставила перед собою на стол и до ве
чера смотрела и шила, смотрела и думала.
Прошло лето, кончилась навигация. По случаю праздничного дня дедушка с д
очкой сидели за чтением. В палисаднике под окном скрипнула калитка, кто-т
о вошел.
Молоденькая Ивановна взглянула, да и замерла. И вошедший Ц тот самый мур
манский штурман Ц приподнял фуражку и очей с девицы не сводит…
Но и дед не слепой, приоткрыл раму:
Ц Что ходите тут?
Ц Малину беру…
А уж о Покрове… Снег идет. Старик к дочери:
Ц Аннушка, что плачешь?
Ц Ох, зачем я посмотрела!…
Ц Аннушка, люди-то говорят Ц ты надобна ему…
Вот дед с мурманским штурманом домами познакомились. Штурман стал с визи
тами ходить. Однажды застал Анну Ивановну одну. Поглядели «лица» миньятю
ры «Винограда российского», писанного некогда в Выгореции… Помолчали, г
ость вздохнул:
Ц Вы все с книгой, Анна Ивановна… Вероятно, замуж не собираетесь?…
Ц Ни за царя, ни за князя не пойду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
ром бежишь Ц фонари на улицах горят, и домой в третьем часу дня ползешь Ц
фонари зажигают.
В декабре крепко ударят морозы. Любили мы это время Ц декабрь, январь, Ц
время резвое и гульливое. Воздух Ц как хрусталь. В полдень займется в син
еве небесной пылающая золотом, и розами, и изумрудами заря. И день простои
т часа два. Дома, заборы, деревья в прозрачной синеве, как сахарные, Ц заин
девели, закуржевели. Дух захватывает мороз-то. Дрова колоть ловко. Только
тюкнешь топором Ц береги ноги: чурки, как сахар, летят.
На ночь звезды, как свечи, загорят. Большая Медведица Ц во все небо.
Слушайте, какое диво расскажу.
В замороз к полночи начнет в синем бархате небесном пояском серебряным п
родергивать с запада до востока, а с севера заподымается как бы утренняя
заря. И вдруг все погаснет. Опять из-за моря протянутся пальцы долги без м
еры и заходят по небу. Да заря займется ужасная, как бы пожарная. И опять вс
е потухнет, и звезды видать… Сиянье же обновится. Временем встанет как ст
ена, по сторонам столбы, и столбы начнут падать, а стена поклонится. А то бу
дто голубая река протечет, постоит да свернется, как свиток.
Бывало, спишь Ц услышишь собачий вой, откроешь глаза Ц по полу, по стенам
бегают светлые тени. А за окнами небо и снег переливают несказанными огн
ями.
Мама и отец будили нас, маленьких, яркие-то сполохи-сияния смотреть. Обид
имся, если проспим, а соседские ребята хвалятся, что видели.
У зимы ноги долги, а и зиме приходит извод. В начале февраля еще морозы тре
щат, звенят. В марте на солнышке пригреет, сосули с крыш. В апреле обвеют дв
инское понизовье верховые теплые ветры. Загремят ручьи, опадут снега, оп
олнятся реки водою. Наступят большие воды Ц разливная весна.
В которые годы вешнее тепло вдруг, тогда Двина и младшие реки кряду оживу
т и располонятся ото льда. Мимо города идет лед стенами-торосами.
Великое дело у нас ледоход. Иной год после суровой зимы долго ждем не дожд
емся. Вскроется река, и жизнь закипит. Пароходы придут заграничные и от Во
логды. Весело будет… Горожане Ц чуть свободно Ц на угор, на берег идут. Д
вина лежит еще скована, но лед посинел, вода проступила всюду. В школе Ц ч
уть перемена Ц сразу летим лед караулить. По дворам лодки заготовляют, к
онопатят, смолят. И вот топот по всему городу. Народ табунами на берег вали
т. Значит, река пошла. Гулянья по берегам откроются. Не до ученья, не до рабо
ты. На городовых башнях все время выкидывают разноцветные флаги и шары; п
о ним горожане, как по книге, читают, каким устьем лед в море идет, где затор
, где затопило.
Пригород Соломбала на низменных островах стоит, и редкий год их не топит.
Улицы ямами вывертит, печи размокнут в низких домах. В городе как услышат
Ц из пушек палят, так и знают, что Соломбала поплыла. Соломбальцы в ус не д
уют, у них гулянье, гостьба откроется, ездят по улицам с гармонями, с песня
ми, с самоварами. А прежде Ц вечерами, с цветными фонарями и в масках.
Лед идет в море торосами, стенами. Между островов у моря льду горами навор
отит, все льдом заложит, не видно деревень; на заводах снимает лес со штабе
лей. То одно, то другое устье запрет. Двине вздохнуть некак, выходу нет, она
острова и топит. На этот случай дома в островных деревнях строили на высо
ких подклетях, крыльца и окна очень высоки. Около крайних домов бывали «о
брубы» Ц бревенчатые городки: обороняют от больших весенних льдин.
Зимою наткут бабы полотен и белят на стлищах вокруг деревень. Как река ше
велится, не спят ту ночь: моты, портна хватают. А проспят Ц все илом, песком
занесет, а то и в море утянет.
Конец апреля льдина уйдет, а вода желтее теста, мутновата, потом и мутница
и пенница сойдет, и река спадет, лето пойдет. Выглянет травка из-под отавы.
В половине мая листок на березе с двугривенный. После первого грома ребя
та, бывало, ходят в лес, мастерят рябиновые флейты. По всему городу будет э
та музыка. Велико еще весной удовольствие, когда Обводной канал со всеми
канавами разольется. По улицам хоть в лодке поезжай. Тут ребята бродятся,
один перед другим хвастают: у кого кораблик краше и лучше; пускают корабл
ики по бегучим каналам.
А летом везде дороги торны. От воды, от реки не отходим. Малыши в песке, в кам
ешках, в раковинках разбираются, на отмелях полощутся, а ребята постарше
в лодках, карбасах меж кораблями, пристанями, меж островами живут.
Вода в море и в реках не стоит без перемены, но живет в сутках две воды Ц бо
льшая и малая, или «полая» и «кроткая». Эти две воды Ц дыхание моря. Челов
ек дышит скоро и часто, а море велико: пока раз вздохнет, много часов пройд
ет. И когда начнет подниматься грудь морская, наполняя реки, мы говорим: «В
ода прибывает».
И подымается лоно морское до заката солнечного. А наполнив реки, море как
бы отдыхает; мы скажем: «Вода задумалась». И, постояв, вода дрогнет и начне
т кротеть, пойдет на убыль. Над водами прошумит слышно. Мы говорим: «Море в
здохнуло».
Когда полая вода идет на малую, от встречи ходит волна «сувой».
С полдня много дорог пришло в полуночный и светлый Архангельский город.
Тем плотным дорогам у нашего города конец приходит, полагается начало мо
рским беспредельным путям.
Город мой, родина моя, ты дверь, ты ворота в недоведомые полярные страны. В
Архангельск съезжаются, в Архангельске снаряжаются ученые испытывать
и узнавать глубины и дали Северного океана. От архангельских пристаней б
еспрестанно отплывают корабли во все стороны света. На запад Ц в Норвег
ию, Швецию, Данию, Германию, Англию и Америку, на север Ц к Новой Земле, на Ш
пицберген, на Землю Иосифа. В наши дни народная власть распахнула ворота
и на восток, указала Великий Северный путь. Власть Советов оснастила кор
абли на столь дальние плавания, о которых раньше только думали да гадали.
Власть Советов пытливым оком посмотрела и твердой ногой ступила на таки
е берега, и земли, и острова, куда прежде чаица не залетывала, палтус-рыба н
е захаживала.
Люблю про тех сказывать, кто с морем в любви и совете.
С малых лет повадимся по пароходам и отступиться не можем, кого море полю
бит.
А не залюбит море, бьет человека да укачивает, тому не с жизнью же расстать
ся. Не все в одно льяло льются, не все моряки. Людно народу на лесопильных з
аводах работает, в доках, в мастерских, на судоремонтных заводах, в контор
ах пароходских. В наши дни Архангельск первый город Северной области. Де
л не переделать, работ не переработать. Всем хватит.
Улицы в Архангельском городе широки, долги и прямы. На берегу и у торговог
о звена много каменного строенья, а по улицам и по концам город весь бреве
нчатый. У нас не любят жить в камне. В сосновом доме воздух легкий и вольны
й. Строят в два этажа, с вышками, в три, в пять, в семь, в девять окон по фасаду.
Дома еще недавно пестро расписывали красками, зеленью, ультрамарином, бе
лилами.
Многие улицы вымощены бревнами, а возле домов обегают по всему городу из
конца в конец тесовые широкие мостки для пешей ходьбы. По этим мосточкам
век бы бегал. Старым ногам спокойно, молодым Ц весело и резво. Шаг по асфа
льту и камню отдается в нашем теле, а ступанье по доскам расходится по дер
еву, оттого никогда не устают ноги по деревянным нашим мосточкам.
Середи города над водами еще недавно стояли угрюмые башни древних гости
ных дворов, немецкого и русского. Сюда встарь выгружали заморские «гости
» Ц купцы Ц свои товары. Потом здесь была портовая таможня. Отсюда к морю
берег густо зарос шиповником; когда он цветет, на набережных пахнет роза
ми. Набережные покрыты кудрявой зеленью. Тут березы шумят, тут цветы и тра
вы сажены узорами.
Город прибавляют ко мхам. Кто в Архангельске вздумает построиться, тому
приходится выбирать место на мхах Ц в тундре. Он лишнюю воду канавами от
ведет и начнет возить на участок щепу, опилки, кирпич, песок и всякий хлам
Ц подымает низменное то место. Потом набьет свай да и выстроится. Где вче
ра болото лежало, на радость скакухам-лягухам болотным, ныне тут дом стои
т, как город. Но пока постройкой грунта не огнело да мимо тяжелый воз по бр
евенчатому настилу идет, дом-то и качнет не раз легонько. Только изъянов н
е бывает. Бревна на стройку берут толсты, долги, и плотники Ц первый сорт.
Дом построят Ц как колечко сольют; однако слаба почва только на мхах, а у
старого города, к реке, грунт тверд и постановен.
Строительный обычай в Архангельске: при закладке дома сначала утвержда
ли окладное бревно. В этот день пиво варили и пироги пекли, пировали вмест
е с плотниками. Называется: «окладно».
Когда стены срубят до крыши и положат потолочные балки, матицы, опять пло
тникам угощенье: «матешно». И третье празднуют Ц «мурлаты», когда строп
ила под крышу выгородят. А крышу тесом закроют да сверху князевое бревно
утвердят, опять пирогами и домашним пивом плотников чествуют, называетс
я «князево».
А в домах у нас тепло!
Хотя на дворе ветер, или туман, или дождь, или снег, или тлящий мороз, Ц дом
а все красное лето! Всю зиму по комнатам в легкой рубашке и в одних чулках
ходили. Полы белы и чисты. Приди хоть в кухню да пол глаженым носовым платк
ом продерни Ц платка чистого не замараешь.
По горенкам, по сеням, по кладовкам, по лестницам, по крыльцам, и полы, и стен
ы, и потолки постоянно моют и шоркают.
У печи составы: основание печное называется «нога», правое плечо печное
Ц «печной столб»; левое плечо Ц «кошачий городок». С лица у печки Ц «чел
о», и «устье», и «подпечек», а с боков «печурки» выведены теремками. А весь
«город» печной называется «тур».
«Архангельский город всему морю ворот». Архангельск стоит на высоком на
волоке, смотрит лицом на морские острова. Двина под городом широка и глуб
ока Ц океанские трехтрубные пароходы ходят взад и вперед, поворачивают
ся и причаливают к пристаням без всякой кручины.
С восточной стороны легли до города великие мхи Там у города речка Юрос, У
йма, Курья, Кузнечиха.
В подосень, да и во всякое время, у города парусных судов и пароходов не со
считать. Одни к пристани идут, другие стоят, якоря бросив на фарватере, тре
тьи, отворив паруса, побежали на широкое студеное раздолье. У рынков, у тор
говых пристаней рядами покачиваются шкуны с рыбой. Безостановочно сную
т между городом и деревнями пассажирские пароходики. Степенно, на паруса
х или на веслах, летят острогрудые двинские карбаса.
Кроме «Расписания» и печатных лоций, у каждого мореходца есть записная к
нижка, где он делает отметки о времени поворота курса, об опасных мелях, об
изменениях фарватера в устьях рек.
Непременно на каждом корабле есть компас Ц «матка».
Смело глядит в глаза всякой опасности и поморская женщина.
Помор Люлин привел в Архангельск осенью два больших океанских корабля с
товаром. Корабли надо было экстренно разгрузить и отвести в другой порт
Белого моря до начала зимы. Но Люлина задержали в Архангельске неотложны
е дела. Сам вести суда он не мог. Из других капитанов никто не брался, время
было позднее, и все очень заняты. Тогда Люлин вызывает из деревни телегра
ммой свою сестру, ведет ее на корабль, знакомит с многочисленной младшей
командой и объявляет команде: «Федосья Ивановна, моя сестрица, поведет к
орабли в море заместо меня. Повинуйтесь ей честно и грозно…» Ц сказал да
и удрал с корабля.
Ц Всю ночь я не спал, Ц рассказывает Люлин. Ц Сижу в «Золотом якоре» да
гляжу, как снег в грязь валит. Горюю, что застрял с судами в Архангельске, к
ак мышь в подполье. Тужу, что забоится сестренка: время штормовое. Утром вы
лез из гостиницы Ц и крадусь к гавани. Думаю, стоят мои корабли у пристани
, как приколочены. И вижу Ц пусто! Ушли корабли! Увела! Через двои сутки тел
еграмма: «Поставила суда в Порт-Кереть на зимовку. Ожидаю дальнейших рас
поряжений. Федосья».
Архангельское мореходство и судостроение похваляет и северная былина:
А и все на пиру пьяны-веселы,
А и все на пиру стали хвастати.
Толстобрюхие бояре родом-племенем,
Кособрюхие дьяки большой грамотой,
Корабельщики хвалились дальним плаваньем,
Промысловщики-поморы добрым мастерством
Что во матушке, во тихой во Двинской губе,
Во богатой, во широкой Низовской земле
Низовщане-ти, устьяне промысловые,
Мастерят-снастят суда Ц лодьи торговые,
Нагружают их товарами меновными
(А которые товары в Датской надобны)
Отпускают же лодьи-те за сине море,
Во широкое студеное раздольице.
Вспомнил я былину Ц и как живой встает перед глазами старый мореходец П
афнутий Анкудинов.
«Всякий спляшет, да не как скоморох». Всякий поморец умел слово сказать, д
а не так красно, как Пафнутий Осипович.
Весной, бывало, побежим с дедом Пафнутием в море. Во все стороны развеличи
лось Белое море, пресветлый наш Гандвиг.
Засвистит в парусах уносная поветерь, зашумит, рассыпаясь, крутой взводе
нь, придет время наряду и час красоте. Запоет наш штурман былину:
ВысокоЦ высоко небо синее,
ШирокоЦ широко океан-море,
А мхиЦ болота Ц и конца не знай
От нашей Двины, от архангельской…
Кончит былину богатырскую Ц запоет скоморошину. Шутит про себя:
Ц У меня уж не запирается рот. Сколько сплю, столько молчу. Смолоду сказк
ами да песнями душу питаю.
Поморы слушают Ц как мед пьют. Старик иное и зацеремонится:
Ц Стар стал, наговорился сказок. А смолоду на полатях запою Ц под окнами
хоровод заходит. Артели в море пойдут, мужики из-за меня плахами лупятся.
За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На пром
ысле никакой работы не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора Ц знай по
й да говори… Вечером народ соберется, я сказываю. Мужиков людно сидит, тор
опиться некуда, кабаков нет. Вечера не хватит Ц ночи прихватим… Дале оди
н по одному засыпать начнут. Я спрошу: «Спите, крещеные?» Ц «Не спим, живем!
Дале говори…»
Рассказы свои Пафнутий Осипович начинал прибауткой: «С ворона не спою, а
с чижа споется». И закончит: «Некому петь, что не курам, некому говорить, чт
о не нам».
Я охоч был слушать Пафнутия Осиповича и складное, красовитое его слово н
ескладно потом пересказывал.
Детство в Архангельске
Мама была родом из Соломбалы. У деда Ивана Михайловича шили паруса на кор
абельной верфи. В мастерскую захаживали моряки. Здесь увидал молоденьку
ю Анну Ивановну бравый мурманский штурман, будущий мой отец. Поговорить,
даже познакомиться было некак. Молоденькая Ивановна не любила ни в гости
, ни на гулянья. В будни посиживала за работой, в праздники Ц с толстой пом
орской книгой у того же окна.
Насколько Аннушка была домоседлива и скромна, настолько замужняя ее сес
тра Ц модница и любительница ходить по гостям. Возвратясь однажды с веч
ера, рассказывает:
Ц Лансье сегодня танцевала с некоторым мурманским штурманом. Борода ру
сая, круговая, волосы на прямой пробор. Щеголь…
Ц Машка, ты это к чему?
Ц К тому, что он каждое слово Анной Ивановной закроет…
Ц Я вот скажу отцу, посадит он тебя парусину дратвой штопать… В другой ра
з не придешь ко мне с такими разговорами.
Вскорости деда навестил знакомый капитан, зашел проститься к дочери хоз
яина и подает ей конверт.
Ц Дозвольте по секрету, Анна Ивановна: изображенное в конверте лицо, при
ятель мой, мурманский штурман, уходит на днях в опасное плавание и…
Молоденькая Ивановна вспыхнула и бросила конверт на пол.
Ц Никакими секретами, никакими конвертами не интересуюсь…
Капитан сконфузился и убежал. Разгневанная Ивановна швырнула было паке
т ему вслед, потом вынула фотографию, поставила перед собою на стол и до ве
чера смотрела и шила, смотрела и думала.
Прошло лето, кончилась навигация. По случаю праздничного дня дедушка с д
очкой сидели за чтением. В палисаднике под окном скрипнула калитка, кто-т
о вошел.
Молоденькая Ивановна взглянула, да и замерла. И вошедший Ц тот самый мур
манский штурман Ц приподнял фуражку и очей с девицы не сводит…
Но и дед не слепой, приоткрыл раму:
Ц Что ходите тут?
Ц Малину беру…
А уж о Покрове… Снег идет. Старик к дочери:
Ц Аннушка, что плачешь?
Ц Ох, зачем я посмотрела!…
Ц Аннушка, люди-то говорят Ц ты надобна ему…
Вот дед с мурманским штурманом домами познакомились. Штурман стал с визи
тами ходить. Однажды застал Анну Ивановну одну. Поглядели «лица» миньятю
ры «Винограда российского», писанного некогда в Выгореции… Помолчали, г
ость вздохнул:
Ц Вы все с книгой, Анна Ивановна… Вероятно, замуж не собираетесь?…
Ц Ни за царя, ни за князя не пойду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40