Я только стою да умом прикидываю Ц на сколько это подвод? Да хватит ли во
всей Уйме коней, ежели всю эту кладь разом везти?
А Карька глянул на меня, глазом моргнул Ц это знак подал, что не я поташшу,
а он.
Я на телегу скочил, песню запел развеселу. Карька ногой топнул, другой топ
нул и заприплясывал на все четыре. Телега заподпрыгивала, кладь заподска
кивала, да вверх, да вверх, да вся и вызнялась над телегой!
Брюква с картошкой, с репой, со свеклой вызнялись стволами, редька с хрено
м, с морковью Ц ветками, Гороховы стрючки Ц листиками, а капустны кочаны
Ц как цветы на большом дереве!
Вся кладь над телегой, а пусту телегу катить натуга не нужна. Карька пляше
т, телега скачет, кладь над телегой идет.
Увидели жители, что я небывалошны дерева на рынок везу, и бросились за мои
м возом. А как услыхали, что я пою, песню мою подхватили да всем городом зап
ели. Ох и громко! Ох и звонко!
Да кого хошь коснись, Ц всем антиресна эка небывальшина.
За Карькой, за мной, за телегой моей, за возом моим до самого рынку народ ше
л густой толпой, и все песню пели.
На рынке я Карьку остановил. Карька стал, телега стала, кладь моя по корзин
ам да по кучам склалась и больше, чем полрынка!
Живым манером все распродал. Деньги в карман положил.
А тут чиновник один подвернулся, ко мне в карман, как к себе домой, как в сво
й и заехал. А в кармане у меня завсегда кот сидит, ковды в город еду. Кот цара
пнул чиновника за руку. Чиновник сначала взвыл, потом выфрунтился, под ко
зырек взял и извинительным тоном гаркнул:
Ц Прошу прошшенья, как есть я не знал, что в вашем кармане сберегательная
касса с секретным замком!
Я ответного слова сказать не успел. Тут поднялся переполох. Я думал и дело
како. А всего-то полицмейстер на паре прикатил. Полицмейстер, вишь ты, усл
ыхал пенье многоголосо, ковды я без мала со всем городом пел.
Ц Како тако происшествие? Почему песни поют без мого дозволенья? Ц Это
полицмейстер орет.
Полицейский подскочил, рапортует:
Ц Как есть этого мужичонка лошаденка привезла всякого припасу разом на
полрынка, жители увидали и от удивленья безо всякого позволенья продела
ли общее пенье!
Полицмейстер Ц ко мне, да все криком:
Ц Может ли твоя лошадь меня везти? Меня пара коней через силу возит, как е
сть я чин с большим весом!
Отвечаю:
Ц Карька увезет, ваше полицейство, только прикажите городовым полицейс
ким на телегу сесть да для параду шашки наголо взять кверху.
Полицмейстер посвистал, городовы полицейские сбежались, на телегу уста
вились тесно, шашки вверх подняли. Полицмейстер посередке сел вольготно.

Я песню завел веселу, Карька взвился плясом-топотом. Телегу заподбрасыв
ало. Полицейски заподскакивали да теснотой держатся. Полицмейстер выск
очил над телегой да на шашки и присел, его подкинуло Ц да обратно на шашки
. Его и дальше подбрасывает да обратно на шашки садит. Хоша шашки и тупы, а ш
таны полицмейстера в клочье прирвали!
Народ хохочет с прозвизгом. Полицмейстеру неохота показать, что попался
мужику. Полицмейстер подскакиват с улыбочкой да шинелишкой голы места з
акрыват. Скоро и шинелишка в клочье. Полицмейстер около своего дому изло
вчился, скочил в сторону, к народу передом повернулся, чтобы драного мест
а не видно было, да так задом в калитку, задом на крыльцо, задом в дом ускочи
л!
А полицейские подскакивают да «ура» кричат! Я их очумелых поперек улицы
в пять рядов поставил, чтобы никто мне домой ехать не мешал.
Тут купцы со всего рынка пристали ко мне:
Ц Подвези ты нас на этой лошади, мы тебе по полтине с рыла дадим!
Тут разным жителям загорелось ехать на моей телеге. Прибежали охотники,
их двадцать пять, рыболовы, их двадцать пять, ягодников двадцать пять, гри
бников двадцать пять, дачников двадцать пять, гуляюшших двадцать пять, п
ровожаюшших двадцать пять и купцов двадцать пять, уж на телеге сидят, Ц и
всех до Уймы.
Чем телега хуже трамвая? И на телеге можно друг на дружку сажать.
Деньги собрал. Песню свою запел, поехал. Телегу заподбрасывало, гостей за
подкидывало, да ряд над рядом, ряд над рядом. Которой седок не порато высок
о-скоро выскакиват и на телегу норовит присесть, Ц того я быдто ненароко
м ременкой огрею, он и выше подскочит.
На телеге только я один. Карьке легко, мне весело!
В Уйму приехал, гостей по домам самоварничать пустил. Жоне деньги за огор
одно добро высыпал, обсказал, что кот сберег.
Баба мого кота молоком напоила, мне самовар поставила и светлым словом з
аговорила.
Сижу это я у горячей печки с горячим самоваром, с жоной словами говорю, а с
печкой, с самоваром переглядкой разговор веду, и договорились мы: как моя
баба спать повалится Ц мы сызнова спляшем. От пляски не устанешь Ц толь
ко разомнешься.

Зажигалка

Была у меня зажигалка раздвижна. В обыкновенно время Ц для простого зак
уру цигарок, а коли куда порато скоро запонадобится Ц я колесико у зажиг
алки на полной ход крутану и еду, как на лисапеде. Ежели по ровному месту а
ли под гору, то ходко идет.
Да что, Ц я на лисапедных гонках перву премию получил!
Мою зажигалку не одинова брали на рыбалку. Там зажигалкой огонь разводил
и, в зажигалке уху варили, чай кипятили, Ц мне свежу рыбу привозили. Сам ел
, кошек кормил.
Зажигалка у меня, как подзорна труба, была. Фитиль выдерну, зажигалку пере
верну и далеко вижу. Раз вот так смотрю на дорогу, а верст за десять от меня
обоз с водкой идет, из Архангельского городу водку по деревням в кабаки в
езут, подвод боле полста. У задней подводы веревки ослабли, и яшшик с бутыл
ками на дорогу скатился. Я зажигалку обернул другим концом и прокричал м
ужикам, чтобы яшшик подобрали.
Мужики ко мне заехали, четвертную водки завезли. И все бы ладно, зажигалка
всем бы на пользу была, да дело вышло с теткой Бутеней, что в Лявле живет.
Скрозь зажигалку глядеть Ц все одно как из ружья стрелять: так же навыле
т и через все видно.
Гляжу это я тихим манером скрозь зажигалку свою и увидал: в деревне Лявле
тетка Бутеня спать повалилась. В зажигалку я все еенны сны вижу.
Тетка Бутеня страсть охоча в гости ходить. Куды ее позовут Ц она и идет и
приговариват:
Ц Сегодня Ц мы к вам, а завтра Ц нас к вам милости просим.
А коли приведется, что у тетки Бутени гости соберутся, дак она, тетка Бутен
я, с поклонами угошшат и скорыми словами приговариват:
Ц Что вы все едите, так не посидите.
Да растяжно добавлят:
Ц Ку-шай-те, по-жа-лус-та!
Спит это тетка Бутеня и видит во снах, что в гостях во всем удовольствии си
дит.
Перед теткой Бутеней пироги понаставлены: пирог с треской, пирог с палту
синой, пирог с шепталой, пирог с морошкой и всяческо друго печенье и варен
ье.
Столько наставлено, столько накладено, что и с натугой не съесть.
А хозяйка вьюном вьется круг тетки Бутени.
А тетка Бутеня рассказыват для наведки, Ц она здря слов не бросат, Ц как
еенны две кумы из гостей домой голоднехоньки пришли, и какой это страм бы
л хозявам, у которых гостили. Одна кума на Юросе гостила, друга Ц в Кривом
Бору. И быдто тетка Бутеня спрашивала у кумушек:
Ц Почто, желанны, невеселы, почто ноги не плетут, из гостей идучи, головуш
ки не качаются, глазыньки не светят и личики ваши не улыбчаты? Али нечем уг
ошшаться было?
Одна кума и заговорила:
Ц Всего было много наготовлено и налажено, на стол наставлено. Только еш
ь. Да угошшали без упросу.
Другая кума таку ужимку сделала, так жалостливо заговорила Ц ажно слезу
прошибло:
Ц Где я была, там тоже всего напасено Ц на стол принесено, ешь всей дерев
ней, Ц на столе не убудет. И угошшали с упросом, Ц да чашку без золота под
али. Я и есть и пить не стала.
Хозяйка завертелась, буди ее шилом ткнули, в кладовку сбегала, достала ча
шку бабкину всю золоту. Тетку Бутеню угошшат с великим упросом.
А тетка Бутеня от удовольствия даже икнула, а сама от стола малость отпят
илась и ишшо рассказала:
Ц А третья моя кумушка в гостях была, Ц чаем-кофеем и всяким хорошим уго
шшали, а выпить и не показали.
Хозяйка подскочила, руками плеснула:
Ц Ах, да как это я! Да видно ли дело, чтобы в Малинином рассказе да без мали
новой настойки!
Достала хозяйка посудину стеклянну, рюмки налила, тетке Бутене на поднос
е поднесла. И хозяйка и гостья заколыхались поклонами. Поклоны все мене и
мене и с самым маленьким, с самым улыбчатым Ц рюмки ко рту поднесли Ц при
губить приладились.
Я зажигалку перевернул да и крикнул в само ухо тетке:
Ц Тетка Бутеня!
От тетки Бутени сон отскочил и с пированьем, и с чашкой золотой, и с рюмкой
налитой.
Ты не гляди, что до меня было тридцать пять верст, Ц тетка Бутеня так меня
отделала, что я сколько ден людям на глаза не показывался.

Снежны вехи

Простое дело Ц снег книзу уминать, Ц ногами топчи, и все тут. Я вот кверху
снег уминаю, Ц делаю это, ковды снег подходящий, да ковды в крайность зап
онадобится.
Вот дали мне наряд дорогу вешить. А мне неохота в лес за вехами ехать. Тут с
нег повалил под стать густо. Ветра не было, снег валился степенно, раздумч
иво, без спешности, как на поденшшине работал.
Я стал на место, куды веха надобна, растопырился и заподскакивал. Снег сми
наться стал над головой, аршин на пятнадцать выстал столб. Я в сторону под
дался, столб на месте остался.
Я на друго место Ц и там столб снежной головой намял. И каким часом (али ми
нутошно более) я всю дорогу обвешил, столбы лопатой приравнял да два про з
апас припас.
Перед самой потеменью солнышко глянуло и так малиново-ярко осветило мои
столбы-вехи.
Я сбоку да скоком водой плеснул, свет солнечно-малиновой в столбы и вмерз
нул.
Уж ночь настала, темень пала, спать давным-давно пора, а народ все живет, вс
е на свет малиновой любуется, по дороге мимо ярких вех себе погуливат.
Старухи набежали девок домой гнать:
Ц Подите, девки, домой, спать валитесь Ц утром рано разбудим! Не праздни
к всяко сегодня, не время для гулянки!
А как увидали старухи столбы солнечно-малинового свету, на себя оглянул
ись. А при малиновом сияньи все старухи, как маковы цветы, расцвели и таки
ли приятственны сделались!
Старухи сердитость бросили, личики сделали улыбчаты и с гунушками да уту
шками поплыли по дороге.
Да ты знашь ли, что гунушками у нас зовут? Это ковды губки бантиком, с мален
ькой улыбочкой.
К старухам старики пристали и песни завели, дак и песни звонче слышны, и пе
сни зацвели.
А девки Ц все, как алы розаны!
Это по зимной-то дороге сад пошел. Цветики Ц красны маки да алы розаны. А п
есни, как широки огнисты ленты, тихими молньями полетели далеко вокруг, с
ами светят, звенят и летят-летят над лесами, над полями в самую дальну дал
ь.
Вот и утро стало, свет денной в полную силу взошел. Мои столбы-вехи уж не св
етят, Ц только сами светятся, с светлым днем не спорятся.
Время стало по домам иттить, за кажнодневну работу приматься. Все в черед
стали, и всяк ко мне подходил с благодарением и поклон отвешивал с почтен
ием и за работу мою, и за свет солнечной, что я к ночи припас. Девки да бабы в
согласьи за руки взялись, вереницей до Уймы да по всей Уйме растянулись.

Вся дорога расцвела!
Проезжи мужики увидали, от удивленья да от умиленья шапки сняли. «Ах!» Ц с
казали и до полден так и стояли. После одели шапки набекрень, рукавицы за п
ояс, рожи руками расправили и Ц за нашими девками да за бабами вослед.
Мы им поучительной разговор сделали: на чужой каравай рта не разевай.
Проезжи разговор по-хорошему обернули:
Ц А ежели мы сватов зашлем?
Мы ответили:
Ц Девок не неволим, на сердце запрету не кладем.
А худой жоних хорошему дорогу показыват.
В ту зиму сваты да сватьи к нам со всех сторон наезжали. Всякой деревне лес
тно было с Уймой породниться. Наши парни тоже не зевали, где хотели Ц выби
рали.
Нас с жоной на свадьбы первоочередно звали и самолутчими гостями велича
ли.
Ну, ладно. В то-то перво утро, как все по домам да на работу разошлись, я запа
сны столбы к дому прикатил да по переду по углам и поставил прямь окон. С в
ечера, с сумерок и до утрешново свету у нас во всем доме светлехонько, и по
всей Уйме свет.
Прямо нашево дому народ на гулянку собирался, песни пели да пляски вели.

Так и говорили:
Ц Пойдемте к Малинину дому в малиновом свету гулять!
Днем столбы не гасли, а светили про себя, как камни-самоцветы, а с вечера по
лным светом возьмутся.
У меня каждой день гости и вверху и внизу. И свои и городски Ц наезжи. Моя ж
она перьвы дни с ног сбилась: стряпала, пекла, варила да жарила. Моя жона у н
ас на Уйме перьвой хозяйкой живет.
Слыхал, поди, стару говору: «Худа каша до порогу, хороша Ц до задворья», Ц
а моя жона кашу сварит Ц до заполья идешь, из сыта не выпадешь!
Наши уемски народ совестливой: раза два мы их угошшали, а потом со своим ст
али приходить. Водки не пили, ругань бросили. Сидим по-хорошему, разговари
вам али песни поем. Случится молчать, то молчим ласково, с улыбкой.
Городски с собой всякой съедобности корзины привозили. Мы с жоной только
самовары ставили.
Девки к моим малиновым столбам изо всех сил выторапливались. Кака хошь н
екрасива, во что хошь, одета, Ц как малиновым светом осветит, Ц и с лица к
ажет распрекрасна, и одежой разнарядна. Да так, что из-под ручки посмотрет
ь. Из-за реки в гости звали, рукава обрывали!
Говорят: «Куру не накормишь, девку не оденешь, девкам сколько хошь обнов
Ц все мало».
В ту зиму одели-таки девок Ц малиновым светом! Матери сколько денег сбер
егли, новых нарядов не шили. Наши девки нарядней всех низовских богатеек
были.

Река уже стала

В старо время наша река шире была. Против городу верст на полтораста с при
бавком. Просторно было и для лодок, для карбасов, для купанья, ну, и для паро
ходов места хватало.
Оно все было ладно, да заречным жонкам далеко было с молоком в город ездит
ь. Задумали жонки заречны тот берег к этому пододвинуть, к городу ближе, вт
емяшилась эта затея жонкам, мужики отговорить не могли.
Что ты думашь? Пододвинули! Дело известно: что бабы захотят, то и сделают.
Вот заречны жонки собрались с вечера. В потемках берег нашшупали, руками
в берег уперлись, ногами от земли отталкиваются, кряхтят, шепотом «Дубин
ушку» запели:

Мужикам мы уважим,
Давай, жонки, приналяжем, Ц
Эй, дубинушка, сама пойдет!

Берег-то и сшевелился и заподвигался. Бабы не курят, на перекурошну сижан
ку время не тратят. Берег-то к самому городу дотолкали бы, да согласья баб
ьего ненадолго хватило.
Перьво дело кажной жонке охота свою деревню ближе к городу поставить, ну,
как тут не толкнуть соседку, котора свой бок вперед прет? Начали переруги
ваться по-тихому, а как руганью подхлестнулись, и голосу прибавили.
Из Лисестрова тетка Задира задом крутанула да в заостровску тетку Расши
ву стуконула. Обе разом во весь голос ругальной крик подняли. А другим-то
как отстать?
И лисестровски, глуховски, заостровски, ладански, кегостровски, глиннико
вски, и ближнодеревенски, и дальнодеревенски в ругань вступились. Друг д
ружку стельными коровами обозвали. Ругань Ц руганью, да и толкотня в ход
пошла!
Ведь у всех жонок под одеждой полагушки с молоком, простокваша в крынках
двурушными корзинами, а под фартуками туеса с пареной брюквой. Заречны ж
онки все до одной с готовым товаром собрались. Думали берег дотолкнуть, д
а в рынок кажна хотела первой скочить и торговать.
Жонки руганью да потасовкой занялись и берег сдвигать с места бросили. Н
ад рекой от ругани визг переполошной, да от полагушек брякоток столь гро
мкой, что спяшшие в городу проснулись. А приезжие громко сдивовались:
Ц Совсем особенны и музыка и пенье. Слыхать, что поют ото всего сердца и с
о всем усердием!
Приезжие особенны записаны граммофоны наставили и визжачу ругань и пол
агушечной стукоток на запись взяли.
Как ободнело, осветило, городски жители долго глаза протирали, долго гла
зам не верили, друг дружке говорили:
Ц Гляньте-ко, что оно такое? Река уже стала! Завсегды река была полтораст
а верст, а тут до того берега и всего три версты, а мало где пять. Кто дозволи
л тот берег чуть не под нос городу поставить?
Ближе всех к городу кегостровски неуемны выперлись.
Пока жонки толкались да дрались, все полагушки опрокинули, молоко пролил
и. Молоко над рекой текет. Простокваша со сметаной в крынках у берега плеш
шется. В тот день городски жители молока нахлебались задарма, в кого скол
ько влезло. Водовозы в бочках молоко по домам развозили заместо воды. Мол
око Ц рекой над рекой Ц и в море, все море взбелело. С той поры и по сю пору
наше море Белым и прозыватся.
Начальство хотело тот берег обратно поставить за полтораста верст, да пр
испособиться не смогло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40