Правда, мировоззренческая, духовная «застылос
ть» сочеталась у него с исключительной тактической гибкостью, даже изво
ротливостью.
Истолкование Феста на самом деле помогает многое понять, хотя он склонен
переоценивать степень «застылости» Гитлера. Кроме того, «зова масс» был
о бы явно недостаточно для пробуждения пребывавшего в состоянии летарг
ии потенциального мессии.
Своим восхождением ефрейтор Гитлер весьма обязан начальству. На старт п
олитической карьеры его, можно сказать, привели за руку. Военно-политиче
ским и финансово-промышленным кругам, не желавшим примириться с демокра
тической Веймарской республикой, требовались «сильные личности» и «на
циональные барабанщики». Позорно провалившийся Капповский путч (март 1920
года) показал, что без массовой опоры рассчитывать на успех нельзя. Недар
ом крупнейший финансово-промышленный магнат того времени Г. Стиннес гов
орил, что необходимо найти диктатора, человека, который должен говорить
на языке народа. Правда, на взгляд Стиннеса, было бы все же лучше, чтобы дик
татор принадлежал к буржуазии. Для ведущего праворадикального идеолог
а А. Мёллера ван ден Брука, автора книги с многозначительным названием «Т
ретий рейх», такой проблемы не существовало: «Нам нужен прежде всего нар
одный вождь; принадлежит ли он к демократическому или аристократическо
му типу, типу Мария или Суллы
Марий Гай (156-86 до н. э.), римский полководец и по
литический деятель, выходец из незнатной среды, возглавлял популяров, оп
иравшихся на народное собрание. Сулла Луций Корнелий (138-78 до н. э.), римский п
олководец и государственный деятель, происходил из патрицианского род
а. В ходе гражданской войны одержал победу над Марием и его сторонниками,
жестоко расправившись с ними. В 83 г. до н. э. провозгласил себя диктатором, о
пирался на сенатскую аристократию (оптиматов).
Ч это вопрос второстепенный»
Moeller van den Bruck A. Das dritte Reich. В., 1923. S. 228.
.
Путь к массам искала и баварская военщина. Большое внимание уделялось сп
ециальной подготовке пропагандистских кадров. Была раскинута обширная
сеть, предназначенная для отлова сколько-нибудь способных кандидатов в
«народные трибуны». В неё не мог не попасть ефрейтор Адольф Гитлер. О том,
какое значение придавалось пестованию «народных трибунов», свидетельс
твует послание капитана Майра (начальника курсов, где проходил обучение
будущий фюрер) нашедшему убежище в Швеции В. Каппу. Капитан явно горд тем,
что ему удалось «поставить на ноги несколько дельных молодых людей». Оди
н из них, «герр Гитлер… становится движущей силой, народным оратором пер
вого ранга»
Цит. по: Archiv fuer Sozialgeschichte. Bonn; BadGodesberg, 1972, Bd. XII. S. 413.
.
Сам Гитлер отнюдь не сразу ощутил себя «фюрером». Ещё во время встречи с А
. Мёллером ван ден Бруком в 1922 году Гитлер смотрел в рот своему велеречивом
у собеседнику и сказал ему: «У вас есть все, что отсутствует у меня. Вы разр
абатываете духовное оружие для Германии. Я же не более, чем барабанщик и с
обиратель, давайте работать вместе»
Pechel R. Deutscher Widerstand. Erlenbach; Zuerich, 1947. S. 279-280.
. Можно согласиться с германским историком А. Тиреллом, что только п
осле мюнхенского путча и последовавшего за ним судебного процесса Гитл
ер начинает ощущать себя уже не просто «национальным барабанщиком», а фю
рером Cм
. Tyrell A. Von «Trommler» zum «Fuhrer». Muenchen, 1975.
.
В эту новую роль он вошёл довольно быстро и стал не только фигурой, интегр
ирующей разнообразные эмоции, страхи или интересы; «в ещё большей степен
и он и сам придавал событиям их направление, масштабы и радикальность». П
о сравнению с прочими родственными системами национал-социализм, как по
дчёркивает Фест, стал «самой радикальной и безоговорочной формой прояв
ления фашизма». И именно «эта принципиальная заострённость, выявившаяс
я как на интеллектуальном уровне, так и на уровне исполнительной власти,
была собственно гитлеровским вкладом в суть национал-социализма. Он был
истинным немцем в своём пристрастии к тому, чтобы резко противопоставит
ь какую-либо идею действительности и признать за этой идеей большую вла
сть, чем за действительностью». Его дерзкое бесстрашие перед лицом дейст
вительности, по словам Феста, «не было лишено признаков маниакальности»
. «Только в крайнем радикализме, Ч пишет Фест, Ч он казался тем, кем он бы
л. В этом смысле национал-социализм без него не мыслим». «Нет ни малейшего
сомнения в том, Ч говорил Фест в докладе „Война Гитлера“ на международн
ом симпозиуме (1989 г.), Ч что все крайние намерения режима восходят к Гитлер
у». Даже документальные пробелы не дают оснований думать иначе. В связи с
попытками снять с Гитлера ответственность за «окончательное решение»
еврейского вопроса заслуживает внимания суждение Феста о том, что хотя н
е всегда можно найти формальный приказ Гитлера, особенно насчёт акций по
массовому уничтожению, это не меняет сути дела
Fest J. Hitlers Krieg. In: Vierteljahreshefte fuer Zeitgeschichte, 1990, H. 3. S. 372-373.
.
Вполне можно согласиться с Фестом, что радикальность Гитлера придаёт ос
обую радикальность национал-социализму в целом. Но проблема радикально
сти нацизма заслуживает рассмотрения в более широком контексте. Степен
ь радикальности того или иного варианта фашизма зависит от соотношения
в нём экстремизма низов и верхов, поскольку, на наш взгляд, сам фашизм пред
ставляет собою сплав экстремизма того и другого типа. Это ключевая типол
огическая особенность фашистского тоталитаризма по сравнению с коммун
истическим, в котором однозначно доминирует экстремизм низов, а прежние
господствующие классы незамедлительно устраняются.
Внутри же фашистского ряда ситуация сложнее. Например, во франкистской И
спании традиционная элита оказалась намного сильнее фашистской партии
Ч фаланги. Сам Франко был ближе к традиционному типу военного диктатор
а, чем к тоталитарному вождю. Там тоталитарный режим фактически не сформ
ировался, дальше авторитаризма с фашистскими чертами дело не пошло, что
облегчило эволюционный переход к парламентской демократии. В Италии сл
ожилось неустойчивое равновесие между старой и фашистской элитами, Мус
солини колебался между ролями Цезаря и тоталитарного диктатора.
И только в Германии фашистский тоталитаризм достиг радикальной стадии
благодаря как своему фюреру, так и массовому базису, служившему Гитлеру
своего рода аккумулятором экстремистской энергии и вместе с тем получа
вшему от него ещё более сильный ответный импульс. Кроме того, что следует
подчеркнуть в особенности, и германские верхи несли в себе более сильный
экстремистский заряд, чем их итальянские или испанские собратья. В связ
и с сожалениями Феста по поводу слепоты германской консервативной элит
ы, вымостившей Гитлеру путь к власти, необходимо заметить, что подобная п
олитическая слепота была не столько причиной, сколько следствием экстр
емизма верхов, обусловленного как исторически, так и ситуационно: вспышк
ой «великого страха» и другими последствиями первой мировой войны.
Что касается проблем социально-политической характеристики Гитлера, е
го исторической роли, Фест скептически относится к возможности их решен
ия в рамках традиционного понятийного аппарата. Явление Гитлера, считае
т его биограф, «можно понимать и как попытку утверждения своего рода тре
тьей позиции Ч между обеими господствующими силами эпохи, между левыми
и правыми, между Востоком и Западом. Это и придало его выступлению тот дву
ликий характер, который не охватывается однозначными дефинициями, наце
пляющими на него этикетки типа „консервативный“, „капиталистический“
или „мелкобуржуазный“. Находясь между всеми позициями, он в то же время у
частвовал в них во всех и узурпировал их существенные элементы, сведя их,
однако, к собственному, неподражаемому феномену». Кстати, и Муссолини в д
ень основания фашистского движения (23 марта 1919 года) писал в своей газете «
Попало д'Италиа», что фашизм «позволяет себе роскошь быть одновременно а
ристократичным и демократичным, консервативным и прогрессивным»
Цит. по: Кин Ц
. Итальянский ребус. М., 1991, с. 33.
.
Действительно, всеядность фашизма затрудняет его однозначную оценку. Д
ело усугубляется двойственным отношением фашизма к революции. С одной с
тороны, те же нацисты боролись против «ноябрьского позора» 1918 года у себя
в стране, против всемирной большевистской революции, а с другой Ч их кор
онным лозунгом была национал-социалистическая революция. Смутные виде
ния Гитлера устремлялись к прошлому, причём весьма отдалённому, мифолог
ическому. Средства же их реализации Ч суперсовременные, по последнему с
лову индустриального века. «Поразительным образом, Ч пишет Фест, Ч это
т обращённый в прошлое, совершенно очевидно сформированный девятнадца
тым веком человек вывел Германию, равно как и немалую часть заражённого
его динамизмом мира, в XX столетие: место Гитлера в истории куда ближе к вел
иким революционерам, нежели к тем консерваторам, кто, обладая силой, испо
льзовал её на то, чтобы остановить поступательный ход». Безусловно, «сво
и решающие стимулы Гитлер черпал из стремления воспрепятствовать прих
оду новых времён и путём великой всемирно-исторической поправки вернут
ься к исходной точке всех ложных дорог и заблуждений: он Ч как это он сам
сформулировал Ч выступил революционером против революции». В конце ко
нцов «он довёл оборону мира, о защите которого говорил, до разрушения это
го мира». Ведь «та мобилизация сил и воли к действию, которой потребовала
его операция по спасению, чрезвычайно ускорила процесс эмансипации», а п
еренапряжение сил и последующий крах привели к успеху «те демократичес
кие идеологии, которым он противопоставил такую отчаянную энергию. Нена
видя революцию, он стал на деле немецким феноменом революции».
Все же Фест склонен преувеличивать революционизирующий, модернизаторс
кий эффект деятельности Гитлера. Когда говорят, что благодаря Гитлеру бы
ли разрушены устаревшие социальные структуры, ещё остававшиеся классо
вые и социальные перегородки, то это в большей мере побочный результат т
оталитарного господства, расовой гегемонии и неограниченной экспансии
. Гитлер выступал как грандиозная разрушительная сила. Вспоминается ста
рая, но не устаревшая формула Г. Раушнинга Ч «революция нигилизма». Наци
стская эра, как справедливо замечает Т. Шидер, «в значительной степени сп
особствовала разрушению моральной и политической субстанции буржуази
и, но при этом скорее можно говорить о вкладе в процесс разложения, чем в п
роцесс эмансипации»
Schieder Th. Op. cit.
. Да и усиление прогрессивно-демократической тенденции в мире Ч г
лавным образом результат разгрома Гитлера и его империи, достигнутого с
толь дорогой ценой.
Гитлер называл себя «самым консервативным революционером в мире»
Voelkischer Beobachter, 6. VI. 1936. Ц
ит. по: SchoepsJ. H. Konservativismus Ч ein Denkstil der Vergangenheit? In: Die Mitarbeit, 1976, H. 4. S. 298.
. Такую терминологию пустили в обиход консерваторы-экстремисты, н
епримиримые противники Веймарской республики, либеральной демократии
вообще. Смысл, вкладываемый ими в парадоксальный термин «консервативна
я революция», заключался в том, что необходимо сначала разрушить существ
ующую «систему», то есть Веймарскую республику, а затем на её месте возве
сти некую «органическую конструкцию», порядок, который заслуживал бы со
хранения. Таким образом, в этом понятии доминировала деструктивная стор
она, прилагательное «консервативная» служило всего лишь вольной или не
вольной маскировкой.
Если Фест находит в Гитлере сочетание революционных и контрреволюцион
ных элементов, модернизма и архаики, то автор одного из наиболее интерес
ных после фестовских исследований о Гитлере Р. Цительман подаёт нацистс
кого фюрера как сознательного поборника модернизации, убеждённого соц
иал-революционера, лишь по необходимости терпевшего традиционную элит
у. Недаром в конце жизни он был уверен, что его революция провалилась из-з
а отсутствия новой революционной элиты, он горько сожалел, что не действ
овал против правых с такой же беспощадной жестокостью как против больше
виков. Не следует упускать из виду, подчёркивает Р. Цительман, восхищение
Гитлера советской системой. В коммунистах ему импонировало то, что они ф
анатичны в отличие от трусливой и слабой буржуазии
Zitelmann R. Hitler. Selbstverstaendnis einerRevolutionaers. Hamburg, 1987. S. 458, 459, 460.
. Вместо капиталистической экономики, утверждает германский исто
рик, Гитлер хотел ввести смешанную, новый синтез: с одной стороны, он за ко
нкуренцию, воплощавшую его излюбленную социал-дарвинистскую идею, а с д
ругой Ч критика рыночной экономики за эгоизм и автоматизм. Что же касае
тся предпринимателя, то ему предназначалась роль всего лишь уполномоче
нного государства
Ibidem. S. 457.
. Нельзя не заметить, что такой решительно революционаристский дух
пробуждается у Гитлера в канун гибели режима, когда уже нечего терять. Не
что аналогичное наблюдается и у Муссолини, нашедшего последнее прибежи
ще под защитой немецких штыков в так называемой социальной республике С
ало. Это, в сущности, плебейская мстительная реакция на реальное или мним
ое предательство со стороны старой элиты.
Фест указывает на психологический барьер, с которым сталкиваются и те, к
то пишет, и те, кто читает о Гитлере: «в конечном же счёте внутреннее нежел
ание назвать его революционером целиком связано, наверное, с тем, что иде
я революции представляется сознанию в тесном единстве с идеей прогресс
а». «Но господство Гитлера, Ч продолжает автор, Ч не оставило незатрону
той и терминологию, и одним из последствий этого не в последнюю очередь я
вляется и то, что понятие революции лишилось тут той моральной амбиции, н
а которую оно долго претендовало». С тех пор ещё больший моральный урон н
анесло этому понятию крушение режима, заложенного в октябре 1917 г. Конечно,
для историков немаловажно, какими намерениями руководствовались те ил
и иные радикальные движения и их лидеры, но для суда истории весомее резу
льтаты их политической практики.
В книге Феста с подлинным интеллектуальным блеском раскрывается глуби
нная взаимосвязь порождённого особенностями германской истории «фено
мена аполитичности» с генезисом нацизма, духовным миром и деятельность
ю его фюрера.
Исторические корни этого явления уходят в весьма отдалённое прошлое. Но
главное заключается в том, что Германия не испытала удавшейся буржуазно
й революции, в отличие, скажем, от Нидерландов, Англии, Франции. Компенсаци
ей за это стал интеллектуальный радикализм, возвышавший дух до полного р
азрыва с земной реальностью. «Процесс отчуждения от действительности,
Ч пишет Фест, Ч ещё усилился вследствие многочисленных разочарований
, пережитых бюргерским Сознанием в XIX веке, в ходе его попыток достичь поли
тической свободы, и следы этого процесса заметны на всех уровнях: в фикти
вной политической мысли, в мифологизирующих идеологиях от Винкельмана
Винкельман
Иоганн Иоахим (1717-1768), выдающийся немецкий искусствовед и археолог, автор зн
аменитой«Истории искусства древности».
до Вагнера… Или же странно оторванном от реальности немецком пред
ставлении об образовании, решительно избравшем для себя призрачную сти
хию искусства и всего возвышенного. Политика лежала в стороне от этого п
ути, она не была частью национальной культуры». В тоже самое время «аффек
т аполитичности охотно рядился в одежды защитника морали от власти, чело
вечного от социального, духа от политики… Своей блестящей кульминации, п
олной сложных признаний, этот аффект достигает в изданном в 1918 году произ
ведении Томаса Манна „Размышления аполитичного“
Об этой книге Т. Манна см. бл
естящую статью Б. М.Парамонова: Шедевр германского «славянофильства» //З
везда, 1990, № 12.
. Они были задуманы как защита гордого своей культурой немецкого б
юргерства от просветительского, западного «террора политики и содержа
ли уже в самом названии указание на романтическую цель, сознательно игно
рирующую действительность, на традиционный поиск аполитичной политики
».
Неприятие политики для немецких интеллектуалов было элементом более ш
ирокой антитезы: культура Ч цивилизация. В вульгаризированной форме вс
я эта многообразная духовная проблематика вошла в идеологический бага
ж «фелькише», этих германских «почвенников», придавших ей крайне национ
алистический, антисемитский и в конечном счёте расистский характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
ть» сочеталась у него с исключительной тактической гибкостью, даже изво
ротливостью.
Истолкование Феста на самом деле помогает многое понять, хотя он склонен
переоценивать степень «застылости» Гитлера. Кроме того, «зова масс» был
о бы явно недостаточно для пробуждения пребывавшего в состоянии летарг
ии потенциального мессии.
Своим восхождением ефрейтор Гитлер весьма обязан начальству. На старт п
олитической карьеры его, можно сказать, привели за руку. Военно-политиче
ским и финансово-промышленным кругам, не желавшим примириться с демокра
тической Веймарской республикой, требовались «сильные личности» и «на
циональные барабанщики». Позорно провалившийся Капповский путч (март 1920
года) показал, что без массовой опоры рассчитывать на успех нельзя. Недар
ом крупнейший финансово-промышленный магнат того времени Г. Стиннес гов
орил, что необходимо найти диктатора, человека, который должен говорить
на языке народа. Правда, на взгляд Стиннеса, было бы все же лучше, чтобы дик
татор принадлежал к буржуазии. Для ведущего праворадикального идеолог
а А. Мёллера ван ден Брука, автора книги с многозначительным названием «Т
ретий рейх», такой проблемы не существовало: «Нам нужен прежде всего нар
одный вождь; принадлежит ли он к демократическому или аристократическо
му типу, типу Мария или Суллы
Марий Гай (156-86 до н. э.), римский полководец и по
литический деятель, выходец из незнатной среды, возглавлял популяров, оп
иравшихся на народное собрание. Сулла Луций Корнелий (138-78 до н. э.), римский п
олководец и государственный деятель, происходил из патрицианского род
а. В ходе гражданской войны одержал победу над Марием и его сторонниками,
жестоко расправившись с ними. В 83 г. до н. э. провозгласил себя диктатором, о
пирался на сенатскую аристократию (оптиматов).
Ч это вопрос второстепенный»
Moeller van den Bruck A. Das dritte Reich. В., 1923. S. 228.
.
Путь к массам искала и баварская военщина. Большое внимание уделялось сп
ециальной подготовке пропагандистских кадров. Была раскинута обширная
сеть, предназначенная для отлова сколько-нибудь способных кандидатов в
«народные трибуны». В неё не мог не попасть ефрейтор Адольф Гитлер. О том,
какое значение придавалось пестованию «народных трибунов», свидетельс
твует послание капитана Майра (начальника курсов, где проходил обучение
будущий фюрер) нашедшему убежище в Швеции В. Каппу. Капитан явно горд тем,
что ему удалось «поставить на ноги несколько дельных молодых людей». Оди
н из них, «герр Гитлер… становится движущей силой, народным оратором пер
вого ранга»
Цит. по: Archiv fuer Sozialgeschichte. Bonn; BadGodesberg, 1972, Bd. XII. S. 413.
.
Сам Гитлер отнюдь не сразу ощутил себя «фюрером». Ещё во время встречи с А
. Мёллером ван ден Бруком в 1922 году Гитлер смотрел в рот своему велеречивом
у собеседнику и сказал ему: «У вас есть все, что отсутствует у меня. Вы разр
абатываете духовное оружие для Германии. Я же не более, чем барабанщик и с
обиратель, давайте работать вместе»
Pechel R. Deutscher Widerstand. Erlenbach; Zuerich, 1947. S. 279-280.
. Можно согласиться с германским историком А. Тиреллом, что только п
осле мюнхенского путча и последовавшего за ним судебного процесса Гитл
ер начинает ощущать себя уже не просто «национальным барабанщиком», а фю
рером Cм
. Tyrell A. Von «Trommler» zum «Fuhrer». Muenchen, 1975.
.
В эту новую роль он вошёл довольно быстро и стал не только фигурой, интегр
ирующей разнообразные эмоции, страхи или интересы; «в ещё большей степен
и он и сам придавал событиям их направление, масштабы и радикальность». П
о сравнению с прочими родственными системами национал-социализм, как по
дчёркивает Фест, стал «самой радикальной и безоговорочной формой прояв
ления фашизма». И именно «эта принципиальная заострённость, выявившаяс
я как на интеллектуальном уровне, так и на уровне исполнительной власти,
была собственно гитлеровским вкладом в суть национал-социализма. Он был
истинным немцем в своём пристрастии к тому, чтобы резко противопоставит
ь какую-либо идею действительности и признать за этой идеей большую вла
сть, чем за действительностью». Его дерзкое бесстрашие перед лицом дейст
вительности, по словам Феста, «не было лишено признаков маниакальности»
. «Только в крайнем радикализме, Ч пишет Фест, Ч он казался тем, кем он бы
л. В этом смысле национал-социализм без него не мыслим». «Нет ни малейшего
сомнения в том, Ч говорил Фест в докладе „Война Гитлера“ на международн
ом симпозиуме (1989 г.), Ч что все крайние намерения режима восходят к Гитлер
у». Даже документальные пробелы не дают оснований думать иначе. В связи с
попытками снять с Гитлера ответственность за «окончательное решение»
еврейского вопроса заслуживает внимания суждение Феста о том, что хотя н
е всегда можно найти формальный приказ Гитлера, особенно насчёт акций по
массовому уничтожению, это не меняет сути дела
Fest J. Hitlers Krieg. In: Vierteljahreshefte fuer Zeitgeschichte, 1990, H. 3. S. 372-373.
.
Вполне можно согласиться с Фестом, что радикальность Гитлера придаёт ос
обую радикальность национал-социализму в целом. Но проблема радикально
сти нацизма заслуживает рассмотрения в более широком контексте. Степен
ь радикальности того или иного варианта фашизма зависит от соотношения
в нём экстремизма низов и верхов, поскольку, на наш взгляд, сам фашизм пред
ставляет собою сплав экстремизма того и другого типа. Это ключевая типол
огическая особенность фашистского тоталитаризма по сравнению с коммун
истическим, в котором однозначно доминирует экстремизм низов, а прежние
господствующие классы незамедлительно устраняются.
Внутри же фашистского ряда ситуация сложнее. Например, во франкистской И
спании традиционная элита оказалась намного сильнее фашистской партии
Ч фаланги. Сам Франко был ближе к традиционному типу военного диктатор
а, чем к тоталитарному вождю. Там тоталитарный режим фактически не сформ
ировался, дальше авторитаризма с фашистскими чертами дело не пошло, что
облегчило эволюционный переход к парламентской демократии. В Италии сл
ожилось неустойчивое равновесие между старой и фашистской элитами, Мус
солини колебался между ролями Цезаря и тоталитарного диктатора.
И только в Германии фашистский тоталитаризм достиг радикальной стадии
благодаря как своему фюреру, так и массовому базису, служившему Гитлеру
своего рода аккумулятором экстремистской энергии и вместе с тем получа
вшему от него ещё более сильный ответный импульс. Кроме того, что следует
подчеркнуть в особенности, и германские верхи несли в себе более сильный
экстремистский заряд, чем их итальянские или испанские собратья. В связ
и с сожалениями Феста по поводу слепоты германской консервативной элит
ы, вымостившей Гитлеру путь к власти, необходимо заметить, что подобная п
олитическая слепота была не столько причиной, сколько следствием экстр
емизма верхов, обусловленного как исторически, так и ситуационно: вспышк
ой «великого страха» и другими последствиями первой мировой войны.
Что касается проблем социально-политической характеристики Гитлера, е
го исторической роли, Фест скептически относится к возможности их решен
ия в рамках традиционного понятийного аппарата. Явление Гитлера, считае
т его биограф, «можно понимать и как попытку утверждения своего рода тре
тьей позиции Ч между обеими господствующими силами эпохи, между левыми
и правыми, между Востоком и Западом. Это и придало его выступлению тот дву
ликий характер, который не охватывается однозначными дефинициями, наце
пляющими на него этикетки типа „консервативный“, „капиталистический“
или „мелкобуржуазный“. Находясь между всеми позициями, он в то же время у
частвовал в них во всех и узурпировал их существенные элементы, сведя их,
однако, к собственному, неподражаемому феномену». Кстати, и Муссолини в д
ень основания фашистского движения (23 марта 1919 года) писал в своей газете «
Попало д'Италиа», что фашизм «позволяет себе роскошь быть одновременно а
ристократичным и демократичным, консервативным и прогрессивным»
Цит. по: Кин Ц
. Итальянский ребус. М., 1991, с. 33.
.
Действительно, всеядность фашизма затрудняет его однозначную оценку. Д
ело усугубляется двойственным отношением фашизма к революции. С одной с
тороны, те же нацисты боролись против «ноябрьского позора» 1918 года у себя
в стране, против всемирной большевистской революции, а с другой Ч их кор
онным лозунгом была национал-социалистическая революция. Смутные виде
ния Гитлера устремлялись к прошлому, причём весьма отдалённому, мифолог
ическому. Средства же их реализации Ч суперсовременные, по последнему с
лову индустриального века. «Поразительным образом, Ч пишет Фест, Ч это
т обращённый в прошлое, совершенно очевидно сформированный девятнадца
тым веком человек вывел Германию, равно как и немалую часть заражённого
его динамизмом мира, в XX столетие: место Гитлера в истории куда ближе к вел
иким революционерам, нежели к тем консерваторам, кто, обладая силой, испо
льзовал её на то, чтобы остановить поступательный ход». Безусловно, «сво
и решающие стимулы Гитлер черпал из стремления воспрепятствовать прих
оду новых времён и путём великой всемирно-исторической поправки вернут
ься к исходной точке всех ложных дорог и заблуждений: он Ч как это он сам
сформулировал Ч выступил революционером против революции». В конце ко
нцов «он довёл оборону мира, о защите которого говорил, до разрушения это
го мира». Ведь «та мобилизация сил и воли к действию, которой потребовала
его операция по спасению, чрезвычайно ускорила процесс эмансипации», а п
еренапряжение сил и последующий крах привели к успеху «те демократичес
кие идеологии, которым он противопоставил такую отчаянную энергию. Нена
видя революцию, он стал на деле немецким феноменом революции».
Все же Фест склонен преувеличивать революционизирующий, модернизаторс
кий эффект деятельности Гитлера. Когда говорят, что благодаря Гитлеру бы
ли разрушены устаревшие социальные структуры, ещё остававшиеся классо
вые и социальные перегородки, то это в большей мере побочный результат т
оталитарного господства, расовой гегемонии и неограниченной экспансии
. Гитлер выступал как грандиозная разрушительная сила. Вспоминается ста
рая, но не устаревшая формула Г. Раушнинга Ч «революция нигилизма». Наци
стская эра, как справедливо замечает Т. Шидер, «в значительной степени сп
особствовала разрушению моральной и политической субстанции буржуази
и, но при этом скорее можно говорить о вкладе в процесс разложения, чем в п
роцесс эмансипации»
Schieder Th. Op. cit.
. Да и усиление прогрессивно-демократической тенденции в мире Ч г
лавным образом результат разгрома Гитлера и его империи, достигнутого с
толь дорогой ценой.
Гитлер называл себя «самым консервативным революционером в мире»
Voelkischer Beobachter, 6. VI. 1936. Ц
ит. по: SchoepsJ. H. Konservativismus Ч ein Denkstil der Vergangenheit? In: Die Mitarbeit, 1976, H. 4. S. 298.
. Такую терминологию пустили в обиход консерваторы-экстремисты, н
епримиримые противники Веймарской республики, либеральной демократии
вообще. Смысл, вкладываемый ими в парадоксальный термин «консервативна
я революция», заключался в том, что необходимо сначала разрушить существ
ующую «систему», то есть Веймарскую республику, а затем на её месте возве
сти некую «органическую конструкцию», порядок, который заслуживал бы со
хранения. Таким образом, в этом понятии доминировала деструктивная стор
она, прилагательное «консервативная» служило всего лишь вольной или не
вольной маскировкой.
Если Фест находит в Гитлере сочетание революционных и контрреволюцион
ных элементов, модернизма и архаики, то автор одного из наиболее интерес
ных после фестовских исследований о Гитлере Р. Цительман подаёт нацистс
кого фюрера как сознательного поборника модернизации, убеждённого соц
иал-революционера, лишь по необходимости терпевшего традиционную элит
у. Недаром в конце жизни он был уверен, что его революция провалилась из-з
а отсутствия новой революционной элиты, он горько сожалел, что не действ
овал против правых с такой же беспощадной жестокостью как против больше
виков. Не следует упускать из виду, подчёркивает Р. Цительман, восхищение
Гитлера советской системой. В коммунистах ему импонировало то, что они ф
анатичны в отличие от трусливой и слабой буржуазии
Zitelmann R. Hitler. Selbstverstaendnis einerRevolutionaers. Hamburg, 1987. S. 458, 459, 460.
. Вместо капиталистической экономики, утверждает германский исто
рик, Гитлер хотел ввести смешанную, новый синтез: с одной стороны, он за ко
нкуренцию, воплощавшую его излюбленную социал-дарвинистскую идею, а с д
ругой Ч критика рыночной экономики за эгоизм и автоматизм. Что же касае
тся предпринимателя, то ему предназначалась роль всего лишь уполномоче
нного государства
Ibidem. S. 457.
. Нельзя не заметить, что такой решительно революционаристский дух
пробуждается у Гитлера в канун гибели режима, когда уже нечего терять. Не
что аналогичное наблюдается и у Муссолини, нашедшего последнее прибежи
ще под защитой немецких штыков в так называемой социальной республике С
ало. Это, в сущности, плебейская мстительная реакция на реальное или мним
ое предательство со стороны старой элиты.
Фест указывает на психологический барьер, с которым сталкиваются и те, к
то пишет, и те, кто читает о Гитлере: «в конечном же счёте внутреннее нежел
ание назвать его революционером целиком связано, наверное, с тем, что иде
я революции представляется сознанию в тесном единстве с идеей прогресс
а». «Но господство Гитлера, Ч продолжает автор, Ч не оставило незатрону
той и терминологию, и одним из последствий этого не в последнюю очередь я
вляется и то, что понятие революции лишилось тут той моральной амбиции, н
а которую оно долго претендовало». С тех пор ещё больший моральный урон н
анесло этому понятию крушение режима, заложенного в октябре 1917 г. Конечно,
для историков немаловажно, какими намерениями руководствовались те ил
и иные радикальные движения и их лидеры, но для суда истории весомее резу
льтаты их политической практики.
В книге Феста с подлинным интеллектуальным блеском раскрывается глуби
нная взаимосвязь порождённого особенностями германской истории «фено
мена аполитичности» с генезисом нацизма, духовным миром и деятельность
ю его фюрера.
Исторические корни этого явления уходят в весьма отдалённое прошлое. Но
главное заключается в том, что Германия не испытала удавшейся буржуазно
й революции, в отличие, скажем, от Нидерландов, Англии, Франции. Компенсаци
ей за это стал интеллектуальный радикализм, возвышавший дух до полного р
азрыва с земной реальностью. «Процесс отчуждения от действительности,
Ч пишет Фест, Ч ещё усилился вследствие многочисленных разочарований
, пережитых бюргерским Сознанием в XIX веке, в ходе его попыток достичь поли
тической свободы, и следы этого процесса заметны на всех уровнях: в фикти
вной политической мысли, в мифологизирующих идеологиях от Винкельмана
Винкельман
Иоганн Иоахим (1717-1768), выдающийся немецкий искусствовед и археолог, автор зн
аменитой«Истории искусства древности».
до Вагнера… Или же странно оторванном от реальности немецком пред
ставлении об образовании, решительно избравшем для себя призрачную сти
хию искусства и всего возвышенного. Политика лежала в стороне от этого п
ути, она не была частью национальной культуры». В тоже самое время «аффек
т аполитичности охотно рядился в одежды защитника морали от власти, чело
вечного от социального, духа от политики… Своей блестящей кульминации, п
олной сложных признаний, этот аффект достигает в изданном в 1918 году произ
ведении Томаса Манна „Размышления аполитичного“
Об этой книге Т. Манна см. бл
естящую статью Б. М.Парамонова: Шедевр германского «славянофильства» //З
везда, 1990, № 12.
. Они были задуманы как защита гордого своей культурой немецкого б
юргерства от просветительского, западного «террора политики и содержа
ли уже в самом названии указание на романтическую цель, сознательно игно
рирующую действительность, на традиционный поиск аполитичной политики
».
Неприятие политики для немецких интеллектуалов было элементом более ш
ирокой антитезы: культура Ч цивилизация. В вульгаризированной форме вс
я эта многообразная духовная проблематика вошла в идеологический бага
ж «фелькише», этих германских «почвенников», придавших ей крайне национ
алистический, антисемитский и в конечном счёте расистский характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47