Рени развернулась и ворвалась в свою комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь. Говорить с отцом было совершенно невозможно. Зачем она только пыталась?
На столе стояла фотография - отец двадцать лет назад, высокий, красивый, темнокожий. Рядом стояла мать в сарафане без бретелек, прикрывая глаза ладонью от маргейтского летнего солнца. На руках отца примостилась сама Рени, лет трех-четырех, в фантастическом головном уборе, в котором голова казалась больше всего тела. Маленькая ладошка вцепилась в летнюю рубаху отца, точно якорь, удерживающий ее от власти течений судьбы.
Рени покривила рот и сморгнула слезы. Нечего смотреть на старые снимки. Оба ее родителя мертвы - или почти мертвы. Это была жуткая мысль, но оттого не менее правдивая.
В ящике комода она нашла последнюю запасную батарейку, засунула в пульт и позвонила домой Эдди.
Ответил сам Эдди, чему Рени не удивилась - Матси, мать Эдди, больше времени проводила, пьянствуя с приятелями, чем дома с сыном. Отчасти потому Эдди давно отбился от рук, и, хотя по натуре он был неплохим парнем, Рени смотрела на их дружбу со Стивеном косо.
«Господи, да ты на себя глянь, - укорила она себя, ожидая, пока Эдди позовет ее брата, - старухой становишься - только и радости, что на всех ворчать».
- Рени?
- Да, Стивен, это я. С тобой все в порядке? Он тебя не ударил, нет?
- Нет. Куда старому алкашу меня поймать.
Несмотря на обуревавший ее гнев, Рени ощутила укол страха, услыхав, как Стивен говорит об отце.
- Слушай, ты можешь там остаться на ночь… ну, пока папа утихомирится? Дай я поговорю с матерью Эдди.
- Ее тут нет, но она сказала, что не против.
Рени нахмурилась.
- Все равно, попроси ее позвонить. Я с ней поговорить хочу. Стивен, не вешай трубку!
- Тут я. - Голос у него был мрачный.
- Что с Соки? Ты так и не сказал, он появился в школе после… ну, когда у вас были неприятности?
Стивен поколебался.
- Он болел.
- Знаю. Но в школу-то он пришел?
- Нет. Его предки в Дурбан умотали. Кажется, они там с какой-то тетушкой живут.
Рени побарабанила пальцами по пульту, пока не сообразила, что едва не оборвала связь.
- Стивен, включи, пожалуйста, видео.
- Сломалось. Эддина сестренка уронила блок.
Рени пришло в голову, что это может оказаться и враньем - может, Стивен с приятелем занимаются какой-нибудь дрянью и не хотят, чтобы их видели. Она вздохнула. До квартиры Эдди сорок минут на автобусе, а сил у нее никаких не осталось. Ни на что.
- Позвони мне завтра, когда вернешься из школы. Когда мама Эдди вернется?
- Скоро.
- А вы двое чем заниматься будете, пока она не вернется?
- Ничем. - В голосе брата определенно прозвучала нотка самозащиты. - Ну, по сети полазаем. Футбол посмотрим.
- Стивен… - начала Рени и осеклась. Ей не понравилась собственная вопросительная интонация. Как Стивену научиться самостоятельности, если она будет обходиться с ним, как с младенцем? Собственный отец всего пару часов назад засыпал его обвинениями, а потом вышвырнул из дома. - Стивен, я тебе верю. Позвони завтра, ладно?
- Ладно.
Телефон пискнул, и Стивен исчез.
Рени взбила подушку и вытянулась в кровати, пытаясь как-то унять боль в голове и шее. Она хотела сегодня вечером прочесть статью в специальном журнале - такие вещи всегда стоит иметь в загашнике на случай переаттестации, - но слишком вымоталась. Разогреть в микроволновке замороженный обед, посмотреть новости. И попытаться не ворочаться часами в кровати от беспокойства.
Еще один вечер псу под хвост.
* * *
- Вы взволнованы, миз Сулавейо. Я могу чем-то помочь?
У Рени перехватило дыхание.
- Меня зовут Рени. И так меня и называй, Ксаббу, а то я чувствую себя бабушкой.
- Извините. Я не хотел вас обидеть.
Узкое лицо бушмена было необычно серьезным. Он поднял галстук и начал внимательно изучать узоры на нем.
Рени стерла с экрана диаграмму, над которой трудилась последние полчаса, вытащила сигарету и сорвала зажигалку.
- Это ты извини. Я не имела права… В общем, я прошу прощения. - Она опустила плечи, глядя на плывущие перед небесно-синим экраном клубы дыма. - Ты ничего не рассказывал о своей семье. Почти ничего.
Рени ощутила на себе его пристальный взгляд. Подняла глаза - Ксаббу и впрямь смотрел на нее, так внимательно, будто из вопроса о семье с помощью дедукции узнал что-то о ее собственных проблемах. Недооценивать бушмена не стоило. Он уже осилил основы программирования и начинал залезать в области, от которых у многих других студентов случались истерики. Скоро он начнет задавать коды на уровне серьезного программиста. И все это - за каких-то несколько месяцев. Если ради этого он учился ночами, Рени не представляла, когда он вообще спит.
- Моя семья? - переспросил он. - В наших краях это слово означает нечто иное. У меня очень большая семья, но вы, я полагаю, имели в виду моих родителей.
- И сестер. И братьев.
- Родных братьев у меня нет, хотя есть двоюродные. Есть две младшие сестренки, обе еще живут с моим народом. Там живет и моя мать, хотя она нездорова. - Судя по выражению его лица, вернее, отсутствию всякого выражения, та была больна серьезно. - Отец мой умер много лет назад.
- Прости. Отчего он умер? Если ты не против, расскажи…
- Сердце его остановилось, - ответил Ксаббу просто, но холодность его тона насторожила Рени.
Ксаббу часто был формален в разговоре, но очень редко - замкнут. Она напомнила ему о боли, которой он не желал делиться. Что ж, это ей понятно.
- А каково это - расти у вас? Наверно, совсем не так, как здесь.
Улыбка вернулась, хоть и едва заметная.
- Я в этом не так уверен, Рени. В дельте мы живем большей частью под открытым небом, и это, конечно, совсем не то, что под городской крышей - знаете, мне до сих пор иногда трудно бывает заснуть. Тогда я выхожу спать в сад, чтобы ощущать ветер, видеть звезды. Моя квартирная хозяйка думает, что я немного помешан. - Он усмехнулся и прикрыл глаза. - Но в остальном, мне кажется, детство остается детством. Я играл, задавал вопросы обо всем, что меня окружало, порой делал то, что мне не разрешали, и бывал за это наказан. Каждый день я видел, как мои родители уходят на работу, а когда подрос - отправился в школу.
- Школу? В болотах Окаванго?
- Не ту, что знакома вам, Рени, - без электронных стен и шлемов ВР. В такую школу я попал намного позже. Моя мать и ее родственники учили меня всему, что мне следовало знать. Я не говорил, что у нас было одинаковое детство, - просто я не вижу принципиальной разницы. Когда меня впервые наказали за непослушание, я забрел слишком близко к реке. Моя мать боялась, что меня утащит крокодил. Полагаю, вас в первый раз наказали за что-то иное.
- Верно. Правда, электронных стен в школе не было и у меня. Когда я была девочкой, нам доставалась лишь пара устаревших микрокомпьютеров. Теперь такие поместили бы в музей.
- Мой мир тоже изменился со времен моего детства. Поэтому я и попал сюда.
- Что ты имеешь в виду?
Ксаббу покачал головой, неторопливо, с жалостью, будто это Рени была студенткой, вцепившейся в собственную нелепую теорию. Но когда он заговорил, то лишь для того, чтобы сменить тему.
- Рени, вы спрашиваете о моей семье из любопытства? Или какая-то собственная проблема не дает вам покоя? Вы выглядите опечаленной.
На мгновение Рени едва не поддалась искушению сказать: «Нет, у меня все прекрасно». Как-то не пристало учителю жаловаться студенту на домашние невзгоды, даже если оба, по сути, ровесники. Но она уже считала Ксаббу своим другом - довольно странным из-за необычного происхождения, но все же другом. Непосильная нагрузка - растить младшего брата, присматривать за мрачным и склочным отцом - привела к тому, что Рени растеряла почти всех университетских друзей, а новых завести как-то не получалось.
- Я… я правда беспокоюсь. - Она сглотнула, ненавидя собственную слабость, нелепые свои проблемы, но отступать было поздно. - Мой отец выкинул из дома моего младшего братишку - тому всего одиннадцать. Но папаше вздумалось упереться, и он не пускает Стивена назад, пока тот не извинится. А тот упрям не меньше - надеюсь, ни в чем другом он в отца не пошел. - Собственный гнев немного удивил Рени. - И тоже не сдается. Он уже три недели торчит у приятеля - три недели! Я его почти не вижу, почти не говорю с ним.
Ксаббу кивнул.
- Я понимаю вашу тревогу. У моего народа тот, кто ссорится с родней, тоже переезжает к другим родственникам. Но мы живем тесно и часто видимся друг с другом.
- Вот-вот. Стивен все еще ходит в школу - я проверяла в учительской, - и мать Эдди, его приятеля, говорит, что с ним все в порядке. Я только не знаю, насколько ей самой можно доверять, вот в чем проблема. - Рени встала и, оставляя за собой дымный след, прошла к дальней стене, чтобы размять ноги. - Я талдычу им снова и снова, хотя мне все уже надоело. Двое мужиков - один старый, другой малый, но ни один не хочет признать, что ошибся.
- Но вы сказали, что ваш младший брат был прав , - заметил Ксаббу. - Если он извинится, то выкажет уважение отцу, это верно, - но если он примет чужую вину, то подчинится несправедливости ради мира. Кажется, вы боитесь, что это будет для него дурным уроком.
- Именно. Его народ - мой народ - десятилетиями боролся против этого. - Рени сердито передернула плечами и затушила сигарету. - Да не в политике дело. Я не хочу, чтобы он решил, будто тот, кто силен, - прав; что, если тебя ударили, можно просто обернуться и найти кого послабее, чтобы врезать ему от души, для разрядки. Я не хочу, чтобы он кончил, как… как его…
Ксаббу посмотрел ей в глаза. Ясно было, что он может закончить фразу за нее, но не хочет.
После долгой паузы Рени откашлялась.
- Мы тратим время занятий. Извини. Попробуем эту диаграмму еще раз? Я знаю, это скучно, но для экзаменов это выучить надо, как бы хорошо у тебя ни получалось все остальное.
Ксаббу вопросительно поднял бровь, но Рени сделала вид, что не заметила.
* * *
Ксаббу стоял на краю утеса. Внизу простирался крутой склон, глянцево-черный и стеклянно-гладкий. В ладони бушмена лежали старомодные карманные часы. Под взглядом Рени Ксаббу принялся разбирать их.
- Отойди от края! - крикнула она. Как он не видит опасности? - Не стой так близко!
Ксаббу, прищурившись, глянул на ее и улыбнулся.
- Я должен узнать, как они работают. Там внутри сидит дух.
Не успела Рени окликнуть его снова, он дернулся, поднял руку, глядя на нее с детским изумлением: на ладони его появилась капелька крови, округлая, как кабошон, и скатилась вниз.
- Они меня укусили, - сказал он. Отшатнулся - и рухнул вниз с обрыва.
Рени вдруг оказалась на самом краю, глядя вниз. Ксаббу исчез. Она шарила взглядом в глубине, но видела только туман и белых длиннокрылых птиц, кружащих во мгле с печальными криками: «Твиип, твиип, твиип…»
Она проснулась. Сердце ее еще отплясывало. Пищал пульт, тихо, но настойчиво. Рени на ощупь нашла его на тумбочке. Дисплей часов показывал 2:27am.
- Ответ . - Рени открыла экран.
Только через секунду она признала Эдди, приятеля Стивена. Он плакал, и слезы серебряными дорожками стекали по освещенному синим ночником лицу. Сердце Рени замерло и оледенело.
- Рени…
- Где Стивен?
- Он… Рени, ему плохо… Я не знаю…
- Что значит «плохо»? Где твоя мама? Давай ее сюда.
- Ее дома нет.
- Господи Боже!.. Насколько плохо, Эдди? Отвечай!
- Он не просыпается. Я не знаю, Рени. Он больной.
Руки ее тряслись.
- Ты уверен? Он не просто спит?
Эдди помотал головой, испуганный и разнервничавшийся.
- Я встал. А он… он просто лежит на полу.
- Прикрой его чем-нибудь. Одеялом. Я сейчас буду. Скажешь маме, когда она… а, ну ее к черту. Я сейчас.
Рени вызвала «скорую» на адрес Эдди, потом такси. В нервном ожидании она шарила по всем ящикам в поисках наличных на дорогу. Кредита таксисты не давали уже давно - Длинный Джозеф израсходовал его весь.
Вокруг многоквартирки Эдди не было никаких признаков жизни - ни «скорой помощи», ни полиции. Только горел свет в паре окон. Сквозь холодный ужас Рени прорвался гнев. Тридцать пять минут, и ни ответа ни привета. Вот и живи после этого в Пайнтауне! В подъезде что-то хрустело под ногами.
От руки нацарапанная записка сообщала, что электронный замок на парадной двери не работает. Уже после этого кто-то для надежности выломал замок ломом. Лестница воняла, как и положено лестнице, но к обычным запахам прибавлялся еще один - слабый, но резкий запах гари, будто от давнего пожара. Рени мчалась по лестнице, прыгая через две ступеньки. К тому времени, когда она добралась до искомой квартиры, она совсем запыхалась. Дверь открыл Эдди; за его спиной маячили две глазастые маленькие сестренки. В квартире было темно, если не считать неверного света стенного экрана. Эдди стоял неподвижно, пошевеливая челюстями, видимо, в ужасе ожидая наказания. Рени не стала ждать, пока он придумает, чем отговориться.
Стивен лежал на ковре в спальне, свернувшись калачиком, прижав руки к груди. Рени сдернула шерстяное одеяло, тряхнула брата за плечо, сначала мягко, потом сильнее, зовя его по имени. Затем она повернула его на спину, ужаснувшись неестественной вялости мышц, пощупала узкую грудь, пульс на сонной артерии. Стивен дышал, но очень медленно, и сердцебиение тоже казалось сильным, но неторопливым. На педагогических курсах Рени пришлось изучать основы первой помощи, но из памяти выветрилось почти все, кроме согревания пострадавшего и искусственного дыхания «рот в рот». Стивену явно не требовалось ни то, ни другое. Рени подняла его, крепко прижала к себе, пытаясь хоть так, хоть как-то вернуть его. Тельце брата казалось тяжелым. Он уже давно не позволял ей вот так открыто обнимать себя. И от ощущения этой вялой тяжести у себя на руках Рени вдруг похолодела.
- Эдди, что тут произошло? - Сердце ее словно уже много часов колотилось пулеметной дробью. - Вы что, наркотики принимали? Заряжались?
Приятель Стивена решительно замотал головой.
- Мы ничего не делали! Ничего!
Рени глубоко вздохнула, пытаясь прочистить мозги. В серебристо-голубом свете квартира казалась сюрреалистической свалкой: всюду игрушки, одежда, немытые тарелки, ни одного места свободного.
- Что вы ели? Стивен ел что-то другое, не то, что вы?
Эдди снова покачал головой.
- Мы просто заготовки разогрели.
Он махнул рукой в сторону коробок от быстрозамороженных обедов, оставленных, как и следовало ожидать, на кухонной стойке.
Рени прижалась щекой к губам брата, просто чтобы ощутить его дыхание, теплое, чуть сладковатое. Глаза ее наполнились слезами.
- Рассказывай, что случилось. Все рассказывай. Черт, где эта скорая?!
Если верить Эдди, ничего предосудительного они и вправду не делали. Мать его ушла к сестре, обещав до полуночи вернуться. Они скачали пару фильмов - не тех, что Рени разрешила бы Стивену смотреть дома, но ничего столь ужасного, что могло произвести физический эффект, - приготовили поесть, отослали спать Эддиных сестренок, а сами потрепались еще немного, прежде чем лечь.
-… Но я проснулся. Не знаю зачем. Стивена не было. Я подумал, он в туалет пошел или еще что, а он не возвращался. И вроде как запах стоял странный; я подумал, мы что-то в печке забыли, ну и вышел… - Эдди дал петуха и сглотнул. - А он лежит…
От стука незапертая дверь распахнулась настежь. В квартиру ворвались два фельдшера, в спортивных костюмах, как штурмовики, и проворно отобрали у Рени Стивена. Ей не хотелось отдавать брата этим незнакомцам, пусть даже она сама их вызвала, и часть гнева и напряжения она излила, высказав фельдшерам, что думает по поводу времени их прибытия. Те игнорировали ее, с профессиональной бойкостью измеряя жизненные показатели Стивена. Машинная эффективность их действий все замедлялась по мере того, как они обнаруживали то, что Рени уже знала: Стивен жив, но без сознания, и без видимой тому причины.
- Мы отвезем его в больницу, - сказал один фельдшер с таким видом, будто делал ей одолжение.
- Я поеду с вами. - Рени не хотела оставлять Эдди одного с сестренками - один Бог знает, когда явится их мамаша, - поэтому вызывала еще одно такси и поспешно нацарапала записку с объяснением, куда все делись. Поскольку в местной таксомоторной компании ее отец не успел засветиться, Рени смогла расплатиться кредиткой.
Когда фельдшеры грузили тельце Стивена в белый фургон, Рени стиснула в ладонях неподвижную руку брата и наклонилась, чтобы поцеловать его.
CЕТЕПЕРЕДАЧА/ИСКУССТВО: Начинается ретроспектива Т. Т. Дженсена.
(Изображение: «Двухдверная липкая металлическая чешуя» Дженсена.)
ГОЛОС:… Для создания выставленных «внезапных скульптурных акций» беглого художника из Сан-Франциско Тилламука Тэлларда Дженсена, основанных на образах автомобильных гонок из фильмов двадцатого столетия, требуются ни о чем не подозревающие участники, что справедливо и по отношению к этой легендарной скульптуре, стоившей трех машин и многочисленных жертв, за которую Дженсен до сих пор разыскивается властями…
Глава 4
Сияющий город
Таргор сидел и потягивал мед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99