Чемерица все еще промокал щеку и смотрел на идущего вверх мертвеца, но больше его ничего не отвлекало, и Тео чувствовал, что не сможет преодолеть его волю.
Иррха, растопырив руки – одну зеленую, другую измочаленную автоматной очередью, – приготовился заключить в объятия вожделенную добычу. Тео отвернулся, не желая видеть его жуткую харю. Его рука нашарила на груди подаренную Поппи цепочку и сжала ее. Ему делали так много подарков и так многим рисковали ради него, но в конечном счете этого оказалось недостаточно. Он смотрел на озеро, воды которого теперь лишь слегка серебрились от идущего с холма света. Ну, теперь уж точно конец.
Озеро. Вода...
У него осталось всего несколько секунд. С усилием, чуть не выдернувшим с корнем все его нервы, Тео еще раз попытался уйти в сторону от иррхи. Жгучая боль исторгла у него крик, и ему показалось, что легкие сейчас выскочат изо рта, однако ноги так и не сдвинулись с места.
Рывка хватило только на то, чтобы потерять равновесие и упасть.
Еще один миг Тео чувствовал, как мышцы, вопреки его воле, пытаются удержать падающее тело в вертикальном положении. Потом он брякнулся на бок и покатился со склона к озеру. Долю мгновения он побалансировал на бугорке у самого края, но потом ноги перевесили и утащили его в холодную серую воду.
Он выскочил на поверхность, вновь обретя контроль над своим обессиленным телом. Вода, хотя он стоял на коленях, покрывала его только до пояса.
– Ха! – сказал лорд Чемерица. – А ты сильнее, чем я полагал. Но ведь это все равно бесполезно. Лучше уж сдайся красиво – я не думаю, что пара локтей воды остановит твою немезиду.
На миг все как будто остановилось – Ужасный Ребенок, почти не видный за ярким светом, и все остальные, следящие за поединком Тео с иррхой. Даже сам иррха стоял, точно не зная, что делать дальше. Потом он, словно включившись заново, качнулся и заковылял вниз по склону.
Тео почувствовал прикосновение чего-то мокрого. Две руки, бледные почти до прозрачности, обхватили его железным обручем и прижали к твердой, плоской, холодной как лед груди.
– Никто его не получит. Он мой, – прозвучал у него в ухе новый медленный голос. – Он носит на руке нашу метку. Его отпустили, чтобы он мог заплатить выкуп, но золотом от него не пахнет. Ни золота, ни ярких каменьев для моих волос, и я забираю его себе.
Липкий, холодный захват удерживал Тео в воде, мокрые русалочьи волосы легли на плечи, как водоросли. Он не оборачивался, зная: если он взглянет в ее глаза, больше он уже ничего не увидит.
– Не сейчас, – сказал он. – Пожалуйста. Еще немного.
– Ты не имеешь права молить о милосердии, – ответила русалка, но не слишком сурово.
– Знаю. Я только хочу посмотреть, прав ли я был.
Холод, идущий от нее, наполнял его, ее сердце билось медленно-медленно.
– Хорошо. Еще немного, – сказала она. Иррха остановился на склоне. Тео, находящийся всего в нескольких ярдах, вдруг перестал его интересовать, словно вовсе исчез со света. Упырь повертел разложившейся головой, навел глазницы туда, где стоял Чемерица со своим приемышем, и сделал шаг, а потом и другой.
Глаза Чемерицы расширились.
– Стой, идиот, стой! – крикнул он, но иррха больше не останавливался. – Стреляйте в него! – замахал руками лорд. – Уничтожьте его! – Констебли окрыли огонь, и рои бронзовых ос пронизали мертвеца насквозь. Клочья гниющего мяса летели в воздух, от лица осталась только мешанина костей и зубов, но иррха упорно взбирался наверх. Только тогда Чемерица понял, что тот идет не к нему. Когда Тео, став законной добычей русалки, выпал из круга его восприятия, иррха направился к его почти-двойнику, к мальчику, омытому потоком лилового света.
Чемерица с яростным воплем бросился к иррхе, чуть не попав под пули констеблей, и те прекратили стрельбу. Огры устремились вслед за хозяином, но опоздали. Чемерица ухватил иррху за ногу в тот самый миг, когда тот протянул руки к ничего не сознающему ребенку. В руках у лорда остался клок ткани вместе с куском мертвечины. Не удержавшись, он откатился назад.
Мертвец вошел в столб лилового света и схватил ребенка. Тот отбивался и бормотал, точно его пытались пробудить от чудесного сна. Одновременно свет изменился, сделавшись из сиреневого красно-оранжевым – так по крайней мере показалось Тео сначала. В следующий момент он, заключенный в холодные объятия русалки, понял смысл происходящего. Иррха открыл дверь, подобную той, через которую Тео прошел в Эльфландию, но эта вела прямо в в огненный вихрь бывшего пакгауза Устранителя Не-удобных Препятствии.
«Я подчинил его себе и отдал ему приказ, – сказал Тео Эйемон Дауд, – схватить тебя и доставить сюда, в этот дом». Дауд умер, но приказ его, как видно, остался в силе.
Ужасный Ребенок очнулся от своего блаженного забытья, лишь когда иррха переступил порог огненной двери, и у него вырвался душераздирающий, полный ужаса вопль – так мог бы кричать любой другой ребенок на его месте. Его тело уже дымилось, и он беспомощно бился в руках чудовища, взявшего его в плен и горевшего теперь вместе с ним. Дверь затворилась, положив конец этому зрелищу.
Он угодил в ад, точно как в старой сказке. Не успел Тео об этом подумать, прерванная связь между ними восстановилась на долю мгновения, и он, испытав лишь легчайший намек на то, что чувствовал мальчик, закричал и забился в железных руках пленившей его русалки.
Нидрус Чемерица издал еще один яростный крик – и лиловый свет, выйдя из-под власти Ужасного Ребенка и вернувшись, возможно, под власть тех, кто имел причину ненавидеть этого лорда, охватил его со всех сторон. Кости в теле вопящего Чемерицы, раскалившись добела, прожигали выход наружу. Свет бил из его суставов, из живота, рта и глаз. Вскоре он превратился в груду дымящегося пепла, из которой еще шли какие-то звуки. Свет хлынул из ямы вширь, слабея по мере своего разрастания, и все прочие в ужасе бросились с холма во все стороны, как вспугнутые голуби.
Холодная рук заслонила Тео глаза.
– Довольно, – сказала старая русалка и увлекла его вниз.
Она отвела руку, и Тео увидел ринувшуюся ему навстречу зеленую глубину.
«Вот, значит, какая она была, жизнь». Мысли бежали вверх и лопались, как пузыри. «Доброй ночи, Никто. Скажи „доброй ночи“. Вода хлынула в его раскрывшийся от страха рот, и тьма вошла вместе с ней.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ТУТ И СКАЗКЕ КОНЕЦ
42
ПРОЩАЛЬНЫЙ ПИР
Ему снилось, что он плавает в холодной густой среде, окруженный потоками зеленого движения. Здесь почти все было зеленым – и свет, и тени; даже собственные руки, которые он видел перед собой, приобрели мерзкий оттенок протухшего мяса. Тысячи рыб сновали между бегущими вверх пузырьками, и любопытство, с которым смотрели на него их стеклянные глаза, выходило за пределы приличия.
Иногда зелень пропадала, проглоченная тьмой, а когда она возвращалась, вокруг него плавали уже не рыбы, а женщины – красивые на свой странный лад, с колеблемыми течением волосами. Они смотрели на него во все глаза, как и рыбы, улыбались (зубы у некоторых были очень острые) и перешептывались. В этом зеленом свете, который то угасал, то возвращался, он сознавал только свою невесомость и то, что ему ни до чего больше нет дела, – и мысли от этого становились столь же легкими, как его медленно движущиеся ноги.
Только временами ему приходило в голову, что он должен был утонуть – а может, как раз это с ним и случилось.
Он смотрел на нее долго, прежде чем до него дошло, что ее черные волосы не шевелятся, а неподвижно свисают по сторонам красивого бледного лица – раньше это показалось бы ему совершенно нормальным. Он смотрел еще какое-то время, прежде чем узнал ее, – но в ней произошла какая-то перемена, и ее имя он вспомнил не сразу.
– Он открыл глаза! – сказала черноволосая девушка. – Кажется, он приходит в себя!
Еще одно лицо, не такое знакомое, склонилось над ним.
– Это случилось раньше, чем мы полагали, но конституция у него крепкая. Хорошая порода.
– Не говори так, – сказала девушка. – Терпеть не могу таких разговоров.
– Поппи? – Имя он вспомнил, но что-то казалось ему неправильным, и перед глазами стояла какая-то пелена, как там, на дне озера. У нее не стало бровей – вернее, они были, но очень светлые, почти невидимые. Это придавало ее лицу вид белого овала, как у японской гейши. Только одно он знал твердо: видеть ее было достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. – Поппи, я что...
– Все хорошо, Тео. Ты жив! – Она села на то, на чем он лежал, – оно колыхнулось, и он чуть не полетел обратно в зеленую глубину, – и поцеловала его в щеку. Потом обняла его, и он закряхтел от боли. – Ой, прости.
– У меня что, ребро сломано? – Тео пытался разобраться, где он находится. В палатке? Свет, во всяком случае, давали только колдовские огни. Когда другая женщина вышла, свет показался еще в чем-то вроде дверного проема, но у Тео не было сил поднять голову, чтобы это проверить. – Что еще не так? Пошевелиться не могу, так все болит.
– Толком никто не знает. Ты весь в синяках, но они уже сходят. Герцогиня хорошо с тобой обращалась.
– Герцогиня? – В голове не брезжило ни единого воспоминания на этот счет – ее наполняло что-то другое, отзывавшееся постоянной, болью.
– Та, у которой ты гостил. Русалка. О, Тео, я уж думала, мы никогда не получим тебя назад! – Она снова обняла его, и он решил, что ради этого удовольствия стоит потерпеть боль в боку.
– Что произошло? – Он начинал припоминать столб лилового света и страшные крики... но чьи? – Да. Чемерица погиб. И маленькое чудовище тоже. – Выражение лица Поппи вызвало в нем тревогу. – Они ведь умерли, да? Должны были. Стало быть, мы... победили? – Потом он вспомнил о Кочерыжке, и победа перестала казаться ему такой уж важной. – Да или нет?
– Наверное, – пожала плечами Поппи. – Все так перепуталось, хотя могло быть и хуже. – Она обернулась к двери, услышав какой-то шум. – К тебе пришли, Тео. Они все так долго ждали вместе со мной – надеялись, что Примула сумеет договориться.
– Договориться? Примула?
– Скоро ты все узнаешь. Я буду здесь, никуда не уйду.
– Что стряслось с твоими бровями?
– О чем ты? – Но она знала о чем. – Ты имеешь в виду их цвет? Они всегда были такими, я просто перестала их красить. Не хочу маскироваться – пусть все знают, что я Дурман.
– А-а. – Он хотел потрогать эти светлые полоски, казавшиеся такими далекими, но Поппи перехватила его руку, как будто прикосновение могло причинить ей боль.
– Я все еще не безразлична тебе, Тео? Хотя нет. Нечестно спрашивать об этом сейчас.
– Попробуй только уйти – узнаешь тогда, что я к тебе чувствую. – Он сжал ей руку крепко, как мог, – в его теперешнем состоянии это, наверное, равнялось пожатию полудохлой медузы. Несмотря на растущую радость от того, что он каким-то чудом вернулся к жизни и что Поппи его ждала, внутри у него образовалась пустота, заполнить которую было не так легко. – Кочерыжка, – сказал он тихо, обращаясь к ее памяти, – прости меня.
– За что это? – спросил чей-то голос. – За то, что ты большой, длинный обормот? Ну, в этом не ты один виноват, так ведь?
В ногах постели сидел Кумбер Осока, и если только он внезапно не обрел дара чревовещателя, фигурка у него на плече должна была быть...
– Кочерыжка! – Тео попытался сесть, но не смог. – Ты жива!
– Ты тоже, тупица, но нельзя сказать, что ты не старался. –. Кумбер осторожно посадил ее на грудь Тео. Она стала заметно бледнее, под глазами лежали круги, на лице и коротко остриженной голове виднелись следы ожогов, но остальное, включая характер, как будто не пострадало. – Чего выпялился? Никогда не видал хорошеньких женщин?
– Просто удивлен, что вижу именно эту. И Кумбер – слава Богу! То есть хвала Деревам, я просто не так выразился. Мы все вышли из этой переделки живыми!
Кумбер медленно кивнул, и на его лице прорезалась такая же медленная улыбка.
– Да. Не всем так повезло. Погибли многие – Цирус Жонкиль и сотни других. Цирус умер, пытаясь спасти тебя.
– Мне жаль это слышать. Он хорошо относился ко мне – лучше, чем почти все остальные Цветы. Но каким образом он думал меня спасти?
– Он и другие Цветы, противники Чемерицы, все время следовали за вами, – сказала Кочерыжка. – Гоблины помогали им выслеживать вас, но в Полуночи это очень трудно. Я нашла их в лесу, когда пыталась вернуться к озеру, но знала, что вовремя им не поспеть. Поэтому я вернулась одна. А когда они все-таки добрались туда, то констебли, Наперстянка и отец Поппи... извини, Поппи...
– Не нужно извиняться, – сказала Поппи, но лицо ее по-прежнему выражало холод и надменность.
– В общем, они вступили в бой, хотя самого Чемерицы в живых уже не было. Наперстянка и несколько констеблей погибли, отца Поппи ранили, но Цирус и кое-кто из его солдат тоже пали. Антон Чемерица бросился в Колодезь, чтобы избежать плена, свинья этакая, – вздохнула Кочерыжка. – Но это хотя бы продлило его мучения – так говорят. А в самом Городе полегли тысячи народу, и пожары бушевали еще долго после того, как всех драконов перебили. Поэтому в последние недели праздновать никому не хотелось.
– Недели? – Тео снова попробовал сесть. – Неужто я столько времени был без сознания?
– Вероятно. – Кумбера тоже покрывали шрамы, но переменился он и в другом – в нем появилась серьезность, которой не было прежде. «Он многое пережил, – понял Тео. – Будь он смертным, я сказал бы, что он повзрослел». – Мы не совсем представляем себе, что с тобой творилось, – ты ведь был под водой.
– Под водой... Да, наверное, – мне даже вспоминается кое-что. Но как я оттуда выбрался? И где мы теперь находимся?
– В лагере у Замкового моста, – ответил Кумбер. – Теперь здесь штаб... реорганизации, скажем так. Цветочный Парламент разогнан, многие его члены погибли или вернулись в свои поместья, так что у нас теперь безвластие. Энергостанции тоже прекратили работу, Новокурганный дом лежит в руинах, поэтому это место не хуже любого другого – здесь ведь и раньше энергию не генерировали. Притом теперь уже все знают, что все начиналось отсюда, и к нам обращаются за помощью со всей Эльфландии. Есть и такие, кто хочет урвать кусок будущего пирога...
– Не пойму все-таки, как я вырвался от русалок.
– Это должен рассказать Примула. Думаю, он придет к тебе попозже...
– Уже пришел. – На этот раз Тео приподнялся достаточно, чтобы разглядеть высокий силуэт у входа в палатку.
– Прямо как в финале «Волшебника Изумрудного города», – сказал Тео. – «Мне снился сон, и в нем был ты, и ты, и ты тоже...»
– Не знаю, откуда твоя цитата, но это уж точно не сон, – заявил Примула. – Я тоже не мог дождаться, чтобы поговорить с тобой, Тео Вильмос. Или ты теперь предпочитаешь зваться Септимусом Фиалкой?
– Поздновато, пожалуй, фамилию менять – а имя тем более. Кстати, ты ведь теперь лорд Примула?
Караденус подошел поближе.
– Не знаю. В новом мире, возможно, лордов и леди больше не будет. У гоблинов есть что сказать по этому поводу, да и у других тоже.
– А Пуговица как? Жив он? Черт, ну и ловко же он все провернул!
– Да, он жив, – помедлив, сказал Примула, – и хотел бы тебя повидать. Я расскажу тебе свою часть истории, хотя она малоинтересна. Русалки, как и все прочие, хотят поучаствовать в грядущих переменах. Я предложил им свое содействие, и они в общем-то согласились.
– В общем? А в частности?
– Тебе не о чем беспокоиться. Главное, что они больше не будут претендовать на тебя.
Тео уставился на браслет из речной травы, украшавший теперь запястье Примулы.
– Ну да, – пожал плечами тот. – Полагаю, даже теперь, когда мир перевернулся вверх тормашками, какая-то часть моего состояния уцелела, так что до весны я успею себя выкупить и смогу плавать в любом водоеме. Я был в долгу перед тобой, Тео – ведь я чуть тебя не убил.
– Никакого долга на тебе не было. А вот я, пожалуй, должен поделиться с тобой кое-какой информацией. – Память об этом преследовала Тео с самого появления Примулы. При мысли о преступлениях Дауда ему становилось тошно, но он не имел права держать их в тайне. Он ощупью нашел руку Поппи и сказал: – Должен рассказать тебе, что случилось с твоей сестрой.
– Но откуда ты это знаешь? – наморщил лоб Примула.
– Знаю – что?
– Она умерла. Сердце остановилось. – Даже он, цветочный лорд, не сумел скрыть обуревавшие его чувства, но быстро взял себя в руки. – Думаю, это и к лучшему. Это случилось как раз перед тем, как мы нанесли ответный удар Чемерице, еще до прилета драконов. Сиделки говорят, что на миг она снова стала собой, но при этом была так испугана, что они не могли ее успокоить. А потом умерла. Я ее видел. Мне кажется, что перед самой кончиной она обрела покой.
Тео сглотнул.
– Позволь рассказать тебе то, что известно мне. Кумбер отрубился сразу и ничего не слышал, поэтому есть вещи, которых не знает никто из вас...
Трудно было рассказывать, видя, как и без того мрачный эльф мрачнеет все больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Иррха, растопырив руки – одну зеленую, другую измочаленную автоматной очередью, – приготовился заключить в объятия вожделенную добычу. Тео отвернулся, не желая видеть его жуткую харю. Его рука нашарила на груди подаренную Поппи цепочку и сжала ее. Ему делали так много подарков и так многим рисковали ради него, но в конечном счете этого оказалось недостаточно. Он смотрел на озеро, воды которого теперь лишь слегка серебрились от идущего с холма света. Ну, теперь уж точно конец.
Озеро. Вода...
У него осталось всего несколько секунд. С усилием, чуть не выдернувшим с корнем все его нервы, Тео еще раз попытался уйти в сторону от иррхи. Жгучая боль исторгла у него крик, и ему показалось, что легкие сейчас выскочат изо рта, однако ноги так и не сдвинулись с места.
Рывка хватило только на то, чтобы потерять равновесие и упасть.
Еще один миг Тео чувствовал, как мышцы, вопреки его воле, пытаются удержать падающее тело в вертикальном положении. Потом он брякнулся на бок и покатился со склона к озеру. Долю мгновения он побалансировал на бугорке у самого края, но потом ноги перевесили и утащили его в холодную серую воду.
Он выскочил на поверхность, вновь обретя контроль над своим обессиленным телом. Вода, хотя он стоял на коленях, покрывала его только до пояса.
– Ха! – сказал лорд Чемерица. – А ты сильнее, чем я полагал. Но ведь это все равно бесполезно. Лучше уж сдайся красиво – я не думаю, что пара локтей воды остановит твою немезиду.
На миг все как будто остановилось – Ужасный Ребенок, почти не видный за ярким светом, и все остальные, следящие за поединком Тео с иррхой. Даже сам иррха стоял, точно не зная, что делать дальше. Потом он, словно включившись заново, качнулся и заковылял вниз по склону.
Тео почувствовал прикосновение чего-то мокрого. Две руки, бледные почти до прозрачности, обхватили его железным обручем и прижали к твердой, плоской, холодной как лед груди.
– Никто его не получит. Он мой, – прозвучал у него в ухе новый медленный голос. – Он носит на руке нашу метку. Его отпустили, чтобы он мог заплатить выкуп, но золотом от него не пахнет. Ни золота, ни ярких каменьев для моих волос, и я забираю его себе.
Липкий, холодный захват удерживал Тео в воде, мокрые русалочьи волосы легли на плечи, как водоросли. Он не оборачивался, зная: если он взглянет в ее глаза, больше он уже ничего не увидит.
– Не сейчас, – сказал он. – Пожалуйста. Еще немного.
– Ты не имеешь права молить о милосердии, – ответила русалка, но не слишком сурово.
– Знаю. Я только хочу посмотреть, прав ли я был.
Холод, идущий от нее, наполнял его, ее сердце билось медленно-медленно.
– Хорошо. Еще немного, – сказала она. Иррха остановился на склоне. Тео, находящийся всего в нескольких ярдах, вдруг перестал его интересовать, словно вовсе исчез со света. Упырь повертел разложившейся головой, навел глазницы туда, где стоял Чемерица со своим приемышем, и сделал шаг, а потом и другой.
Глаза Чемерицы расширились.
– Стой, идиот, стой! – крикнул он, но иррха больше не останавливался. – Стреляйте в него! – замахал руками лорд. – Уничтожьте его! – Констебли окрыли огонь, и рои бронзовых ос пронизали мертвеца насквозь. Клочья гниющего мяса летели в воздух, от лица осталась только мешанина костей и зубов, но иррха упорно взбирался наверх. Только тогда Чемерица понял, что тот идет не к нему. Когда Тео, став законной добычей русалки, выпал из круга его восприятия, иррха направился к его почти-двойнику, к мальчику, омытому потоком лилового света.
Чемерица с яростным воплем бросился к иррхе, чуть не попав под пули констеблей, и те прекратили стрельбу. Огры устремились вслед за хозяином, но опоздали. Чемерица ухватил иррху за ногу в тот самый миг, когда тот протянул руки к ничего не сознающему ребенку. В руках у лорда остался клок ткани вместе с куском мертвечины. Не удержавшись, он откатился назад.
Мертвец вошел в столб лилового света и схватил ребенка. Тот отбивался и бормотал, точно его пытались пробудить от чудесного сна. Одновременно свет изменился, сделавшись из сиреневого красно-оранжевым – так по крайней мере показалось Тео сначала. В следующий момент он, заключенный в холодные объятия русалки, понял смысл происходящего. Иррха открыл дверь, подобную той, через которую Тео прошел в Эльфландию, но эта вела прямо в в огненный вихрь бывшего пакгауза Устранителя Не-удобных Препятствии.
«Я подчинил его себе и отдал ему приказ, – сказал Тео Эйемон Дауд, – схватить тебя и доставить сюда, в этот дом». Дауд умер, но приказ его, как видно, остался в силе.
Ужасный Ребенок очнулся от своего блаженного забытья, лишь когда иррха переступил порог огненной двери, и у него вырвался душераздирающий, полный ужаса вопль – так мог бы кричать любой другой ребенок на его месте. Его тело уже дымилось, и он беспомощно бился в руках чудовища, взявшего его в плен и горевшего теперь вместе с ним. Дверь затворилась, положив конец этому зрелищу.
Он угодил в ад, точно как в старой сказке. Не успел Тео об этом подумать, прерванная связь между ними восстановилась на долю мгновения, и он, испытав лишь легчайший намек на то, что чувствовал мальчик, закричал и забился в железных руках пленившей его русалки.
Нидрус Чемерица издал еще один яростный крик – и лиловый свет, выйдя из-под власти Ужасного Ребенка и вернувшись, возможно, под власть тех, кто имел причину ненавидеть этого лорда, охватил его со всех сторон. Кости в теле вопящего Чемерицы, раскалившись добела, прожигали выход наружу. Свет бил из его суставов, из живота, рта и глаз. Вскоре он превратился в груду дымящегося пепла, из которой еще шли какие-то звуки. Свет хлынул из ямы вширь, слабея по мере своего разрастания, и все прочие в ужасе бросились с холма во все стороны, как вспугнутые голуби.
Холодная рук заслонила Тео глаза.
– Довольно, – сказала старая русалка и увлекла его вниз.
Она отвела руку, и Тео увидел ринувшуюся ему навстречу зеленую глубину.
«Вот, значит, какая она была, жизнь». Мысли бежали вверх и лопались, как пузыри. «Доброй ночи, Никто. Скажи „доброй ночи“. Вода хлынула в его раскрывшийся от страха рот, и тьма вошла вместе с ней.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ТУТ И СКАЗКЕ КОНЕЦ
42
ПРОЩАЛЬНЫЙ ПИР
Ему снилось, что он плавает в холодной густой среде, окруженный потоками зеленого движения. Здесь почти все было зеленым – и свет, и тени; даже собственные руки, которые он видел перед собой, приобрели мерзкий оттенок протухшего мяса. Тысячи рыб сновали между бегущими вверх пузырьками, и любопытство, с которым смотрели на него их стеклянные глаза, выходило за пределы приличия.
Иногда зелень пропадала, проглоченная тьмой, а когда она возвращалась, вокруг него плавали уже не рыбы, а женщины – красивые на свой странный лад, с колеблемыми течением волосами. Они смотрели на него во все глаза, как и рыбы, улыбались (зубы у некоторых были очень острые) и перешептывались. В этом зеленом свете, который то угасал, то возвращался, он сознавал только свою невесомость и то, что ему ни до чего больше нет дела, – и мысли от этого становились столь же легкими, как его медленно движущиеся ноги.
Только временами ему приходило в голову, что он должен был утонуть – а может, как раз это с ним и случилось.
Он смотрел на нее долго, прежде чем до него дошло, что ее черные волосы не шевелятся, а неподвижно свисают по сторонам красивого бледного лица – раньше это показалось бы ему совершенно нормальным. Он смотрел еще какое-то время, прежде чем узнал ее, – но в ней произошла какая-то перемена, и ее имя он вспомнил не сразу.
– Он открыл глаза! – сказала черноволосая девушка. – Кажется, он приходит в себя!
Еще одно лицо, не такое знакомое, склонилось над ним.
– Это случилось раньше, чем мы полагали, но конституция у него крепкая. Хорошая порода.
– Не говори так, – сказала девушка. – Терпеть не могу таких разговоров.
– Поппи? – Имя он вспомнил, но что-то казалось ему неправильным, и перед глазами стояла какая-то пелена, как там, на дне озера. У нее не стало бровей – вернее, они были, но очень светлые, почти невидимые. Это придавало ее лицу вид белого овала, как у японской гейши. Только одно он знал твердо: видеть ее было достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. – Поппи, я что...
– Все хорошо, Тео. Ты жив! – Она села на то, на чем он лежал, – оно колыхнулось, и он чуть не полетел обратно в зеленую глубину, – и поцеловала его в щеку. Потом обняла его, и он закряхтел от боли. – Ой, прости.
– У меня что, ребро сломано? – Тео пытался разобраться, где он находится. В палатке? Свет, во всяком случае, давали только колдовские огни. Когда другая женщина вышла, свет показался еще в чем-то вроде дверного проема, но у Тео не было сил поднять голову, чтобы это проверить. – Что еще не так? Пошевелиться не могу, так все болит.
– Толком никто не знает. Ты весь в синяках, но они уже сходят. Герцогиня хорошо с тобой обращалась.
– Герцогиня? – В голове не брезжило ни единого воспоминания на этот счет – ее наполняло что-то другое, отзывавшееся постоянной, болью.
– Та, у которой ты гостил. Русалка. О, Тео, я уж думала, мы никогда не получим тебя назад! – Она снова обняла его, и он решил, что ради этого удовольствия стоит потерпеть боль в боку.
– Что произошло? – Он начинал припоминать столб лилового света и страшные крики... но чьи? – Да. Чемерица погиб. И маленькое чудовище тоже. – Выражение лица Поппи вызвало в нем тревогу. – Они ведь умерли, да? Должны были. Стало быть, мы... победили? – Потом он вспомнил о Кочерыжке, и победа перестала казаться ему такой уж важной. – Да или нет?
– Наверное, – пожала плечами Поппи. – Все так перепуталось, хотя могло быть и хуже. – Она обернулась к двери, услышав какой-то шум. – К тебе пришли, Тео. Они все так долго ждали вместе со мной – надеялись, что Примула сумеет договориться.
– Договориться? Примула?
– Скоро ты все узнаешь. Я буду здесь, никуда не уйду.
– Что стряслось с твоими бровями?
– О чем ты? – Но она знала о чем. – Ты имеешь в виду их цвет? Они всегда были такими, я просто перестала их красить. Не хочу маскироваться – пусть все знают, что я Дурман.
– А-а. – Он хотел потрогать эти светлые полоски, казавшиеся такими далекими, но Поппи перехватила его руку, как будто прикосновение могло причинить ей боль.
– Я все еще не безразлична тебе, Тео? Хотя нет. Нечестно спрашивать об этом сейчас.
– Попробуй только уйти – узнаешь тогда, что я к тебе чувствую. – Он сжал ей руку крепко, как мог, – в его теперешнем состоянии это, наверное, равнялось пожатию полудохлой медузы. Несмотря на растущую радость от того, что он каким-то чудом вернулся к жизни и что Поппи его ждала, внутри у него образовалась пустота, заполнить которую было не так легко. – Кочерыжка, – сказал он тихо, обращаясь к ее памяти, – прости меня.
– За что это? – спросил чей-то голос. – За то, что ты большой, длинный обормот? Ну, в этом не ты один виноват, так ведь?
В ногах постели сидел Кумбер Осока, и если только он внезапно не обрел дара чревовещателя, фигурка у него на плече должна была быть...
– Кочерыжка! – Тео попытался сесть, но не смог. – Ты жива!
– Ты тоже, тупица, но нельзя сказать, что ты не старался. –. Кумбер осторожно посадил ее на грудь Тео. Она стала заметно бледнее, под глазами лежали круги, на лице и коротко остриженной голове виднелись следы ожогов, но остальное, включая характер, как будто не пострадало. – Чего выпялился? Никогда не видал хорошеньких женщин?
– Просто удивлен, что вижу именно эту. И Кумбер – слава Богу! То есть хвала Деревам, я просто не так выразился. Мы все вышли из этой переделки живыми!
Кумбер медленно кивнул, и на его лице прорезалась такая же медленная улыбка.
– Да. Не всем так повезло. Погибли многие – Цирус Жонкиль и сотни других. Цирус умер, пытаясь спасти тебя.
– Мне жаль это слышать. Он хорошо относился ко мне – лучше, чем почти все остальные Цветы. Но каким образом он думал меня спасти?
– Он и другие Цветы, противники Чемерицы, все время следовали за вами, – сказала Кочерыжка. – Гоблины помогали им выслеживать вас, но в Полуночи это очень трудно. Я нашла их в лесу, когда пыталась вернуться к озеру, но знала, что вовремя им не поспеть. Поэтому я вернулась одна. А когда они все-таки добрались туда, то констебли, Наперстянка и отец Поппи... извини, Поппи...
– Не нужно извиняться, – сказала Поппи, но лицо ее по-прежнему выражало холод и надменность.
– В общем, они вступили в бой, хотя самого Чемерицы в живых уже не было. Наперстянка и несколько констеблей погибли, отца Поппи ранили, но Цирус и кое-кто из его солдат тоже пали. Антон Чемерица бросился в Колодезь, чтобы избежать плена, свинья этакая, – вздохнула Кочерыжка. – Но это хотя бы продлило его мучения – так говорят. А в самом Городе полегли тысячи народу, и пожары бушевали еще долго после того, как всех драконов перебили. Поэтому в последние недели праздновать никому не хотелось.
– Недели? – Тео снова попробовал сесть. – Неужто я столько времени был без сознания?
– Вероятно. – Кумбера тоже покрывали шрамы, но переменился он и в другом – в нем появилась серьезность, которой не было прежде. «Он многое пережил, – понял Тео. – Будь он смертным, я сказал бы, что он повзрослел». – Мы не совсем представляем себе, что с тобой творилось, – ты ведь был под водой.
– Под водой... Да, наверное, – мне даже вспоминается кое-что. Но как я оттуда выбрался? И где мы теперь находимся?
– В лагере у Замкового моста, – ответил Кумбер. – Теперь здесь штаб... реорганизации, скажем так. Цветочный Парламент разогнан, многие его члены погибли или вернулись в свои поместья, так что у нас теперь безвластие. Энергостанции тоже прекратили работу, Новокурганный дом лежит в руинах, поэтому это место не хуже любого другого – здесь ведь и раньше энергию не генерировали. Притом теперь уже все знают, что все начиналось отсюда, и к нам обращаются за помощью со всей Эльфландии. Есть и такие, кто хочет урвать кусок будущего пирога...
– Не пойму все-таки, как я вырвался от русалок.
– Это должен рассказать Примула. Думаю, он придет к тебе попозже...
– Уже пришел. – На этот раз Тео приподнялся достаточно, чтобы разглядеть высокий силуэт у входа в палатку.
– Прямо как в финале «Волшебника Изумрудного города», – сказал Тео. – «Мне снился сон, и в нем был ты, и ты, и ты тоже...»
– Не знаю, откуда твоя цитата, но это уж точно не сон, – заявил Примула. – Я тоже не мог дождаться, чтобы поговорить с тобой, Тео Вильмос. Или ты теперь предпочитаешь зваться Септимусом Фиалкой?
– Поздновато, пожалуй, фамилию менять – а имя тем более. Кстати, ты ведь теперь лорд Примула?
Караденус подошел поближе.
– Не знаю. В новом мире, возможно, лордов и леди больше не будет. У гоблинов есть что сказать по этому поводу, да и у других тоже.
– А Пуговица как? Жив он? Черт, ну и ловко же он все провернул!
– Да, он жив, – помедлив, сказал Примула, – и хотел бы тебя повидать. Я расскажу тебе свою часть истории, хотя она малоинтересна. Русалки, как и все прочие, хотят поучаствовать в грядущих переменах. Я предложил им свое содействие, и они в общем-то согласились.
– В общем? А в частности?
– Тебе не о чем беспокоиться. Главное, что они больше не будут претендовать на тебя.
Тео уставился на браслет из речной травы, украшавший теперь запястье Примулы.
– Ну да, – пожал плечами тот. – Полагаю, даже теперь, когда мир перевернулся вверх тормашками, какая-то часть моего состояния уцелела, так что до весны я успею себя выкупить и смогу плавать в любом водоеме. Я был в долгу перед тобой, Тео – ведь я чуть тебя не убил.
– Никакого долга на тебе не было. А вот я, пожалуй, должен поделиться с тобой кое-какой информацией. – Память об этом преследовала Тео с самого появления Примулы. При мысли о преступлениях Дауда ему становилось тошно, но он не имел права держать их в тайне. Он ощупью нашел руку Поппи и сказал: – Должен рассказать тебе, что случилось с твоей сестрой.
– Но откуда ты это знаешь? – наморщил лоб Примула.
– Знаю – что?
– Она умерла. Сердце остановилось. – Даже он, цветочный лорд, не сумел скрыть обуревавшие его чувства, но быстро взял себя в руки. – Думаю, это и к лучшему. Это случилось как раз перед тем, как мы нанесли ответный удар Чемерице, еще до прилета драконов. Сиделки говорят, что на миг она снова стала собой, но при этом была так испугана, что они не могли ее успокоить. А потом умерла. Я ее видел. Мне кажется, что перед самой кончиной она обрела покой.
Тео сглотнул.
– Позволь рассказать тебе то, что известно мне. Кумбер отрубился сразу и ничего не слышал, поэтому есть вещи, которых не знает никто из вас...
Трудно было рассказывать, видя, как и без того мрачный эльф мрачнеет все больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74