– Прости меня, если обвинение было ложным, и пусть вашим провожатым будет кто-нибудь другой. Я посрамил не только себя, но и Пуговицу. – Резко повернувшись, он прошел несколько шагов, вскочил на перила и прыгнул вниз.
– Что это он? – остолбенел Тео. – С собой покончил, да?
– Там высоты всего-то несколько ярдов, – напомнил ему Кумбер. – Если не наткнется на кол от палатки, ничего ему не будет. Чтоб им провалиться, этим Цветкам с их окаянной честью! – брезгливо скривился он.
– Он хотел убить меня. Я его раньше в глаза не видал, а он собрался меня убить! – Тео прислонился к перилам, пытаясь успокоить сердце. – Он сказал, что Чемерица убил его отца. В зале действительно были какие-то Примулы, когда... когда дракон прилетел. Значит... – Тео и без того мутило от страха – он не желал сейчас думать о том, что видел в доме Нарцисса. Ему все еще трудно было проникнуться сочувствием к Караденусу, но если его отец был со Штокрозой, леди Жонкиль и остальными, то...
– Мы сказали ему чистую правду, поэтому больше на его счет можешь не беспокоиться. Эта их честь – палка о двух концах, и он, похоже, здорово расстроился оттого, что чуть не убил тебя понапрасну. – Кумбер улыбнулся. Но без особого веселья. – Впрочем, в остальном ничего в общем-то не изменилось. Мы по-прежнему не знаем, как нам быть дальше.
Их разговор прервало появление двух персонажей, с одним из которых они уже познакомились.
– Что я слышу! – воскликнул гоблин по имени Щеколда, выражая тревогу всем своим сморщенным лицом. – Драка между нашими гостями, между друзьями Пуговицы! Ужас!
– Все уже хорошо, – сказал Кумбер. – Недоразумение улажено.
– Но вами некому заняться... – начал старый гоблин, и тут вперед выступил другой. Он двигался так неуклюже, что Тео на один страшный миг показалось, будто неумирающий преследователь снова настиг его.
Это был высоченный молодой эльф, одетый в настоящие лохмотья, с волосами, как клоунский парик, и до того тощий, что худенький гоблин рядом с ним мог сойти за победителя конкурса на то, кто съест больше оладий. Глаза у него фокусировались плоховато – вернее, так, что их фокус приходился немного в стороне от объекта внимания. Несмотря на этот дефект, Тео. или что-то, расположенное рядом с Тео, явно притягивало эльфа к себе.
«Не знаю, что его так заинтересовало, – подумал Тео, – но очень уж он близко стоит, этот чудила».
– Хорошо. – Гоблин покосился на тощего эльфа нервно, как на собаку, которая того и гляди сорвется с поводка. – Сейчас я провожу нашего друга Крапиву к почтенному Пуговице, а потом вернусь и сам займусь вами. Я еще не представился, нет? Меня зовут Щеколда.
– Я Кумбер Осока, а это мой друг Тео.
– Ты! – Длинный эльф подступил еще ближе, и Тео явилось кошмарное видение еще одного кровного мстителя – видно, теперь ему только и будет дела, что отбиваться от них. Но Крапива всего лишь поднял руки с отросшими ногтями к его лицу, словно желая потрогать его. – Она тебя знает. Она говорила про тебя. – Эльф изъяснялся так, словно страдал не то умственным расстройством, не то дефектом речи.
– Кто? – У Тео уже голова шла кругом. Похоже на то, что все и каждый в этом проклятущем лагере знают его. – О ком ты?
– Поппи. Ее зовут Поппи. Она мне нравится.
– Поппи Дурман? – Конечно, это она – Тео во всей Эльфландии знал только трех женщин. – Погоди-ка. Ты что, знаком с ней?
– Я ее слышу, – пояснил Крапива, постучав себя по длинному черепу. – Вот здесь.
– Не понял.
– Не тревожься, мастер, – вмещался Щеколда. – Наш Друг Крапива не такой, как все, – им владеют странные мысли. – Он взял длинного за руку и повел его к башне. – Пойдем. Пуговица хочет видеть тебя.
– Пуговица добр ко мне, – поведал Крапива. – Он принес мне поесть. Он помогает мне думать.
В голове Тео быстро стиралась грань между нормальным и ненормальным.
– Но я знаю девушку, о которой он говорит! – крикнул он вслед этим двоим.
– Поговорим об этом, когда вернусь! – ответил ему Щеколда. – Подождите меня!
– Сил моих больше нет, – сказал Тео Кумберу. – Эльфы, желающие меня убить во имя фамильной чести! Эльфы-телепаты! Все, с меня хватит.
– Ты, надо сказать, прямо притягиваешь к себе разные странности, – признал Кумбер.
– Там, дома, мне просто не везло, а здесь вообще ничего не понять. – Тео сел, привалившись к перилам моста, которые всего несколько минут назад чуть не доконали его, преградив путь к отступлению. – И все, кто мог отправить меня назад, теперь погибли в доме Нарцисса, ведь так?
– Проблема не столько в твоей отправке, – сочувственно нахмурился Кумбер, – сколько в том, чтобы избавиться от упыря, который за тобой гоняется. Пожалуй, те, кто мог это сделать и заодно отправить тебя домой – те, кто не желал твоей смерти, – в самом деле мертвы. Могут, конечно, найтись и другие возможности... – Кумбер вздохнул. – Но поверь мне, Тео: необходимость остаться здесь – еще не самое страшное. И даже если бы этот Примула тебя заколол, это было бы не самое страшное.
Тео смотрел в темную даль, где наконец-то погас долгий эльфландский закат.
– Спасибо, утешил. Ты, конечно, молодец, что не дал этому тронутому меня прикончить, но если мысли подобного рода посетят тебя снова, не будешь ли ты так любезен оставить их при себе?
– Вот как уютно мы тут устроились. – На черном бархате неба за спиной державшего факел Щеколды горели фейерверки эльфландских звезд. Тео понял, что задремал. В легкой панике он поискал глазами Кумбера и с облегчением обнаружил его рядом с собой.
Он с трудом поднялся на ноги. Короткий сон еще больше обессилил его и отуманил голову.
– Кто такой этот длинный парень, этот... Крапива?
– Славный, добрый юноша, как и ты. Наш Пуговица его очень любит.
– Что он имел в виду, когда сказал, что слышит Поппи Дурман у себя в голове?
– Это чересчур глубоко для меня, старика, – пожал плечами гоблин. – Он часто говорит вещи, непонятные мне, потому что... пострадал. – Щеколда явно не хотел говорить об этом. – Спросите Пуговицу. Это он нашел молодого Крапиву. Он о нем очень высокого мнения, и мы, остальные, конечно, тоже.
Втроем они спустились с моста по грубой деревянной лестнице на тот берег, в лагерь. Бодрость Кумбера вызывала у Тео немалое раздражение. Если они оба эльфы, почему тогда феришер выглядит вполне отдохнувшим, а он, Тео, чувствует себя дерьмовее некуда?
– Здесь живут бездомные, да? Которым некуда больше деваться? И Пуговица над ними главный?
– Ты задаешь много вопросов, юноша – чересчур много для старого Щеколды. Прибереги их для того, кто сможет ответить тебе как следует. – Гоблин вел их через скопление палаток и костров, где царило оживление, как на марокканском базаре, но население было куда более странным. Здесь во множестве встречались эльфы, которых Тео про себя называл «нормальными», то есть похожие на людей, как с крыльями, так и без, а гоблинов было еще больше, но они перемежались широким спектром других типов.
Какие-то мелкие короткошерстые парни проводили их угрюмыми взглядами, словно боясь, что эти чужие похитят у них огонь.
– Капельтвайты, – тихо пояснил Кумбер. – Они умеют менять облик, вернее, раньше умели. Теперь, когда они создали союз, ни у кого не хватает средств, чтобы платить им за это, поэтому они остаются такими, как есть. Не слишком удачный вариант – цвет у них нездоровый какой-то, печеночный. А вот эти красивые дамы – зеленые женщины. Если пригласят тебя на танец, не соглашайся. Когда-то они кружили таких вот юнцов всю ночь, а потом съедали. Теперь они этого больше не делают – не должны, во всяком случае, – но кошелек у тебя сопрут запросто, разденут и бросят голого и побитого где-нибудь на лугу.
– Прелестно. – Они пробирались сквозь толпу, уворачиваясь от всевозможных водоплавающих птиц и ворон – те все время пикировали сверху, спеша занять освобожденное двуногими пространство.
– Пойми меня правильно: я не ханжа. Есть феришеры, совершенно не выносящие беспорядка, но я не из таких. Поэтому я могу допустить, что среди зеленых женщин встречаются вегетарианки, не любящие танцевать, и что бывают стукотуны, которым неудобно в замкнутом пространстве. Но основная разница между людьми и эльфами состоит в том, что люди, в общем, все одинаковые, а у нас есть... ну, свои роли, скажем. Мы лучше всего себя чувствуем, когда делаем то, что от нас ожидают.
– Дуны, к примеру, стали шоферами, когда правительство отобрало у них дороги.
– В общем, да, хотя я не уверен... – Кумбер внезапно схватил Тео за руку и дернул его вправо. – Осторожно! Не наступи на клиппи.
Крошечные темнолицые человечки, посмотрев на него снизу вверх, дружно шмыгнули под стенку палатки.
– Почти пришли, – объявил Щеколда. – Я хотел поместить вас у молодого мастера Примулы – теперь он лорд Примула, как это ни грустно! Но раз у вас случилась размолвка, придется поискать вам другое жилье.
– Да, пожалуй, ты прав, – сказал Кумбер, все еще размышлявший над последней репликой Тео. – Дуны поступились своим положением в обществе – ведь раньше они составляли весьма могущественный клан, – лишь бы не расставаться со своими любимыми дорогами. А посмотри на меня! Я считаю себя особенным – как же, первый феришер, получивший высшее образование, – а чего я этим добился? Служил в большом доме вместо маленького, только и всего. Остался все тем же слугой, прибирался да мыл посуду. С тем же успехом мог бы возить дрова какому-нибудь фермеру за миску молока и постель в амбаре. Я не выносил вида, в котором леди Амилия оставляла лабораторию, – она уйдет ужинать, а я все вожусь там... Но вообще-то она была неплохая женщина.
Тео в это время наблюдал за группой, где большинство составляли брауни и гоблины. Они толпились у начерченного на земле круга, в котором бегали два жука – бегали как-то странно, точно каждого направляли невидимой палочкой. Один наконец вышел за черту, опрокинулся на спинку, точно этот рывок вконец его обессилил, и задрыгал ножками. Победители радостно завопили, проигравшие заругались.
– Но ты ведь больше не работаешь у нее, – заметил Тео. Выбывшего жука забрали, в круг к чемпиону посадили нового, и азартные крики возобновились. – Тебе не надо больше... служить. Дом Нарцисса рухнул – самое время стать кем-то другим. – «А мне-то самому что надо для этого – чтобы кирпич на башку упал? Я здесь чужой, насильно вырванный из родного мира. Это и мой шанс. Шанс стать другим, сделать что-то, чем я мог бы... гордиться? Разве этого я хочу? Отдает уроками школьного обществоведения».
– Ты прав, Тео, – сказал Кумбер. – И это ты помог мне вернуться к жизни, подарил шанс что-то в себе изменить. Спасибо тебе за это.
– Мне?
– Сам бы я ни за что не выбрался из дома Нарцисса. Там бы и умер. Я уже окончательно сдался.
– Ты меня тоже спасал, и не раз, так что мы в расчете.
– Вот и пришли, – сказал Щеколда. – В тесноте, да не в обиде, так ведь?
Они стояли перед четырехугольной желтой палаткой. Она немного покосилась, но в длину насчитывала футов восемь, а в ширину больше четырех – вполне достаточно для двоих, проспавших последние две ночи на голой земле.
– По-моему, годится.
– Вот и хорошо. Я тоже зайду и представлю вас вашим, как бы это сказать? Соседям?
– Кому?
Но Щеколда уже откинул полотнище и вошел. Тео пролез за ним в низкую дверцу, чуть не запутавшись в брезенте.
– Я вам привел пару хороших ребят, – говорил тем временем Щеколда. – Пуговица лично просил вас принять их, как родных.
Палатку изнутри освещал зеленый болотный фонарик, но и при его слабом свете было видно, что двое жильцов отнюдь не в восторге от такой перспективы.
– Еще двое закадычных друзей Пуговицы? – сказало маленькое круглолицее существо в красном комбинезоне с серебряными застежками. Вздернутый нос и рыжая грива придавали ему сходство с миниатюрным львом, и Тео не сразу разглядел, что оно женского пола. – Под тем же предлогом он запихнул сюда Стриди, и с тех пор мы, Колодезь меня поглоти, каждую ночь слушаем, как он ворочается и бормочет во сне. А как начнет ветры пускать, вся палатка освещается, что твоя Васильковая площадь. Хорошие условия для сна, нечего сказать.
– Полдо тебе, Колика. – Щеколда укоризненно покачал баками. – Ты сама знаешь, что любишь этого паренька, и он к тебе тоже привязан.
– Вот только шуму от него уж слишком много, – проворчала она, но Тео видел, что она уже улыбается. – Ладно, пусть заходят. Как-нибудь втиснемся – в камере у Чемерицы еще и похуже будет, когда нас всех посадят за антицветочную деятельность. Ты как, Колышек, не против?
Вторым жильцом палатки был гоблин, еще более мелкий и жилистый, чем Щеколда и Пуговица, и с темной, почти черной, шерстью. Он поморгал желтыми глазами, словно обдумывая вопрос, и наконец ответил:
– Мне без разницы.
– Вот и славненько! – откликнулся на это более чем сдержанное согласие Щеколда. – Ложитесь-ка спать, новенькие. В полночь я за вами зайду – Пуговица хочет рассказать нам историю.
– Историю? Среди ночи?
– Ну да. Все наши там соберутся. А вы, Колика и Колышек, покажите им, как тут и что, – попросил, вылезая из палатки, Щеколда.
Какой-то предмет, пролетев по воздуху, чуть не попал Тео в голову, но он вовремя перехватил снаряд, оказавшийся помятой металлической фляжкой – из тех, что хорошо помещаются в брючном кармане.
– Там вино – хлебни глоточек, – пояснила Колика. – Милости прошу к нашему шалашу. Называется он «Ядовитый плющ». – Она с прищуром уставилась на несколько обалдевшего Кумбера. – В чем проблема-то? Ты тоже такой, как Примула, у кого юмор давно уже с голоду помер? Или просто не хочешь жить с эмансипированной женщиной?
– Нет! – энергично потряс головой Кумбер. – Ничего такого. Я не какой-нибудь Цветок. – Впрочем, ему было явно приятно, что его приняли за такового. – Просто я никогда еще не встречался с дикими гоблинами...
– Это Колышек-то? Он только родился диким, а вырос на городских улицах, как и все мы – верно, Кол? – Гоблин промолчал, и женщина, смеясь, добавила: – Ничего, он еще не самый чудной в этом лагере – да и в этой палатке тоже.
– Нас, стало быть, пятеро здесь, – вычислил Кумбер.
– Ну да. – Колика жестом велела Тео передать фляжку Кумберу. Тот отведал и надолго припал к горлышку.
– Правду говорят, – заулыбался он, – что самое лучшее вино делаете вы, пэки, Что это, одуванчик?
– Еще лопух и парочка шмелиных задниц, для остроты. – Колика опять хохотнула. – И забавница же я, однако.
– Значит, вы пэк... пэка? – спросил Тео.
– Что, не видно разве? Как тебя звать-то, парень? Я Пайпер Колика с улицы Слепой Свиньи, а Колышка вы уже знаете.
– Тео. Тео Вильмос. – Собственное имя показалось странным ему самому. Он порядком намаялся со своей среднеевропейской фамилией в детские годы, в пригороде, где большинство ребят назывались Джонсон, Роберте и Смит, но в Сан-Франциско, вращаясь среди Баттистини, Нгуенов и Хасигянов, перестал обращать на нее внимание. Теперь, впервые за пару десятков лет, он опять испытал неловкость и пожалел о том, что его зовут не Жимолость или Цветная Капуста. – А это мой друг, Кумбер Осока.
«Зачем, собственно, мама с папой переехали из Сан-Матео?» Раньше он над этим как-то не задумывался. «Папа вышел на пенсию и в город на работу больше не ездил, так что ему было все равно. Может быть, мама... да и он тоже... просто хотели жить поближе ко мне?» Этой странной новой мысли прибавлял странности тот не поддающийся пониманию факт, что они – не настоящие его родители.
– Ну, вот и познакомились, – нарушила его раздумья мадам Колика. – Очень приятно, хотя и не всем.
– Что вы говорите?
– Пробегает тут недавно наш друг, молодой лорд Примула – смотрю, не в себе он, шипит и бормочет. – Колика, щелкнув пальцами, зажгла сигару, и палатка наполнилась вонючим дымом. – Я спрашиваю, что его так взбудоражило, а он мне толкует про смертного, но вроде бы не совсем смертного – еще одного бездомного щенка, которого Пуговица пригрел. И вроде бы он с этим смертным повздорил, дело чести, мол – гав-гав-гав, ничего не понять. Примула парень хороший, но и в лучшие времена несет всякую чушь, а тут на него прямо трясучка напала. Вот я и гляжу: имя у тебя, как у смертного, ты только что к нам прибыл, и Пуговица к тебе расположен. Правильно я рассуждаю?
Дым от ее сигары ел глаза, напоминая о доме Нарцисса, но вольные манеры этой маленькой женщины забавляли Тео – она напоминала ему Джонни Баттистини, загримированного и сменившего пол.
– Да, у нас с ним действительно вышло недоразумение, – сказал он с непринужденностью, которой не чувствовал. Примула чуть было его не убил – это вам не драчка на школьном дворе, забыть и простить такое непросто. Тео взял у Кумбера фляжку и выпил. Напиток обжег не зажившее еще горло, зато приятно согрел желудок. Мышцы расслабились, и наполненная дымом палатка вдруг показалась уютной.
«Господи Боже, опьянел с одного глотка. Крепкое какое пойло, да и усталость сказывается».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Что это он? – остолбенел Тео. – С собой покончил, да?
– Там высоты всего-то несколько ярдов, – напомнил ему Кумбер. – Если не наткнется на кол от палатки, ничего ему не будет. Чтоб им провалиться, этим Цветкам с их окаянной честью! – брезгливо скривился он.
– Он хотел убить меня. Я его раньше в глаза не видал, а он собрался меня убить! – Тео прислонился к перилам, пытаясь успокоить сердце. – Он сказал, что Чемерица убил его отца. В зале действительно были какие-то Примулы, когда... когда дракон прилетел. Значит... – Тео и без того мутило от страха – он не желал сейчас думать о том, что видел в доме Нарцисса. Ему все еще трудно было проникнуться сочувствием к Караденусу, но если его отец был со Штокрозой, леди Жонкиль и остальными, то...
– Мы сказали ему чистую правду, поэтому больше на его счет можешь не беспокоиться. Эта их честь – палка о двух концах, и он, похоже, здорово расстроился оттого, что чуть не убил тебя понапрасну. – Кумбер улыбнулся. Но без особого веселья. – Впрочем, в остальном ничего в общем-то не изменилось. Мы по-прежнему не знаем, как нам быть дальше.
Их разговор прервало появление двух персонажей, с одним из которых они уже познакомились.
– Что я слышу! – воскликнул гоблин по имени Щеколда, выражая тревогу всем своим сморщенным лицом. – Драка между нашими гостями, между друзьями Пуговицы! Ужас!
– Все уже хорошо, – сказал Кумбер. – Недоразумение улажено.
– Но вами некому заняться... – начал старый гоблин, и тут вперед выступил другой. Он двигался так неуклюже, что Тео на один страшный миг показалось, будто неумирающий преследователь снова настиг его.
Это был высоченный молодой эльф, одетый в настоящие лохмотья, с волосами, как клоунский парик, и до того тощий, что худенький гоблин рядом с ним мог сойти за победителя конкурса на то, кто съест больше оладий. Глаза у него фокусировались плоховато – вернее, так, что их фокус приходился немного в стороне от объекта внимания. Несмотря на этот дефект, Тео. или что-то, расположенное рядом с Тео, явно притягивало эльфа к себе.
«Не знаю, что его так заинтересовало, – подумал Тео, – но очень уж он близко стоит, этот чудила».
– Хорошо. – Гоблин покосился на тощего эльфа нервно, как на собаку, которая того и гляди сорвется с поводка. – Сейчас я провожу нашего друга Крапиву к почтенному Пуговице, а потом вернусь и сам займусь вами. Я еще не представился, нет? Меня зовут Щеколда.
– Я Кумбер Осока, а это мой друг Тео.
– Ты! – Длинный эльф подступил еще ближе, и Тео явилось кошмарное видение еще одного кровного мстителя – видно, теперь ему только и будет дела, что отбиваться от них. Но Крапива всего лишь поднял руки с отросшими ногтями к его лицу, словно желая потрогать его. – Она тебя знает. Она говорила про тебя. – Эльф изъяснялся так, словно страдал не то умственным расстройством, не то дефектом речи.
– Кто? – У Тео уже голова шла кругом. Похоже на то, что все и каждый в этом проклятущем лагере знают его. – О ком ты?
– Поппи. Ее зовут Поппи. Она мне нравится.
– Поппи Дурман? – Конечно, это она – Тео во всей Эльфландии знал только трех женщин. – Погоди-ка. Ты что, знаком с ней?
– Я ее слышу, – пояснил Крапива, постучав себя по длинному черепу. – Вот здесь.
– Не понял.
– Не тревожься, мастер, – вмещался Щеколда. – Наш Друг Крапива не такой, как все, – им владеют странные мысли. – Он взял длинного за руку и повел его к башне. – Пойдем. Пуговица хочет видеть тебя.
– Пуговица добр ко мне, – поведал Крапива. – Он принес мне поесть. Он помогает мне думать.
В голове Тео быстро стиралась грань между нормальным и ненормальным.
– Но я знаю девушку, о которой он говорит! – крикнул он вслед этим двоим.
– Поговорим об этом, когда вернусь! – ответил ему Щеколда. – Подождите меня!
– Сил моих больше нет, – сказал Тео Кумберу. – Эльфы, желающие меня убить во имя фамильной чести! Эльфы-телепаты! Все, с меня хватит.
– Ты, надо сказать, прямо притягиваешь к себе разные странности, – признал Кумбер.
– Там, дома, мне просто не везло, а здесь вообще ничего не понять. – Тео сел, привалившись к перилам моста, которые всего несколько минут назад чуть не доконали его, преградив путь к отступлению. – И все, кто мог отправить меня назад, теперь погибли в доме Нарцисса, ведь так?
– Проблема не столько в твоей отправке, – сочувственно нахмурился Кумбер, – сколько в том, чтобы избавиться от упыря, который за тобой гоняется. Пожалуй, те, кто мог это сделать и заодно отправить тебя домой – те, кто не желал твоей смерти, – в самом деле мертвы. Могут, конечно, найтись и другие возможности... – Кумбер вздохнул. – Но поверь мне, Тео: необходимость остаться здесь – еще не самое страшное. И даже если бы этот Примула тебя заколол, это было бы не самое страшное.
Тео смотрел в темную даль, где наконец-то погас долгий эльфландский закат.
– Спасибо, утешил. Ты, конечно, молодец, что не дал этому тронутому меня прикончить, но если мысли подобного рода посетят тебя снова, не будешь ли ты так любезен оставить их при себе?
– Вот как уютно мы тут устроились. – На черном бархате неба за спиной державшего факел Щеколды горели фейерверки эльфландских звезд. Тео понял, что задремал. В легкой панике он поискал глазами Кумбера и с облегчением обнаружил его рядом с собой.
Он с трудом поднялся на ноги. Короткий сон еще больше обессилил его и отуманил голову.
– Кто такой этот длинный парень, этот... Крапива?
– Славный, добрый юноша, как и ты. Наш Пуговица его очень любит.
– Что он имел в виду, когда сказал, что слышит Поппи Дурман у себя в голове?
– Это чересчур глубоко для меня, старика, – пожал плечами гоблин. – Он часто говорит вещи, непонятные мне, потому что... пострадал. – Щеколда явно не хотел говорить об этом. – Спросите Пуговицу. Это он нашел молодого Крапиву. Он о нем очень высокого мнения, и мы, остальные, конечно, тоже.
Втроем они спустились с моста по грубой деревянной лестнице на тот берег, в лагерь. Бодрость Кумбера вызывала у Тео немалое раздражение. Если они оба эльфы, почему тогда феришер выглядит вполне отдохнувшим, а он, Тео, чувствует себя дерьмовее некуда?
– Здесь живут бездомные, да? Которым некуда больше деваться? И Пуговица над ними главный?
– Ты задаешь много вопросов, юноша – чересчур много для старого Щеколды. Прибереги их для того, кто сможет ответить тебе как следует. – Гоблин вел их через скопление палаток и костров, где царило оживление, как на марокканском базаре, но население было куда более странным. Здесь во множестве встречались эльфы, которых Тео про себя называл «нормальными», то есть похожие на людей, как с крыльями, так и без, а гоблинов было еще больше, но они перемежались широким спектром других типов.
Какие-то мелкие короткошерстые парни проводили их угрюмыми взглядами, словно боясь, что эти чужие похитят у них огонь.
– Капельтвайты, – тихо пояснил Кумбер. – Они умеют менять облик, вернее, раньше умели. Теперь, когда они создали союз, ни у кого не хватает средств, чтобы платить им за это, поэтому они остаются такими, как есть. Не слишком удачный вариант – цвет у них нездоровый какой-то, печеночный. А вот эти красивые дамы – зеленые женщины. Если пригласят тебя на танец, не соглашайся. Когда-то они кружили таких вот юнцов всю ночь, а потом съедали. Теперь они этого больше не делают – не должны, во всяком случае, – но кошелек у тебя сопрут запросто, разденут и бросят голого и побитого где-нибудь на лугу.
– Прелестно. – Они пробирались сквозь толпу, уворачиваясь от всевозможных водоплавающих птиц и ворон – те все время пикировали сверху, спеша занять освобожденное двуногими пространство.
– Пойми меня правильно: я не ханжа. Есть феришеры, совершенно не выносящие беспорядка, но я не из таких. Поэтому я могу допустить, что среди зеленых женщин встречаются вегетарианки, не любящие танцевать, и что бывают стукотуны, которым неудобно в замкнутом пространстве. Но основная разница между людьми и эльфами состоит в том, что люди, в общем, все одинаковые, а у нас есть... ну, свои роли, скажем. Мы лучше всего себя чувствуем, когда делаем то, что от нас ожидают.
– Дуны, к примеру, стали шоферами, когда правительство отобрало у них дороги.
– В общем, да, хотя я не уверен... – Кумбер внезапно схватил Тео за руку и дернул его вправо. – Осторожно! Не наступи на клиппи.
Крошечные темнолицые человечки, посмотрев на него снизу вверх, дружно шмыгнули под стенку палатки.
– Почти пришли, – объявил Щеколда. – Я хотел поместить вас у молодого мастера Примулы – теперь он лорд Примула, как это ни грустно! Но раз у вас случилась размолвка, придется поискать вам другое жилье.
– Да, пожалуй, ты прав, – сказал Кумбер, все еще размышлявший над последней репликой Тео. – Дуны поступились своим положением в обществе – ведь раньше они составляли весьма могущественный клан, – лишь бы не расставаться со своими любимыми дорогами. А посмотри на меня! Я считаю себя особенным – как же, первый феришер, получивший высшее образование, – а чего я этим добился? Служил в большом доме вместо маленького, только и всего. Остался все тем же слугой, прибирался да мыл посуду. С тем же успехом мог бы возить дрова какому-нибудь фермеру за миску молока и постель в амбаре. Я не выносил вида, в котором леди Амилия оставляла лабораторию, – она уйдет ужинать, а я все вожусь там... Но вообще-то она была неплохая женщина.
Тео в это время наблюдал за группой, где большинство составляли брауни и гоблины. Они толпились у начерченного на земле круга, в котором бегали два жука – бегали как-то странно, точно каждого направляли невидимой палочкой. Один наконец вышел за черту, опрокинулся на спинку, точно этот рывок вконец его обессилил, и задрыгал ножками. Победители радостно завопили, проигравшие заругались.
– Но ты ведь больше не работаешь у нее, – заметил Тео. Выбывшего жука забрали, в круг к чемпиону посадили нового, и азартные крики возобновились. – Тебе не надо больше... служить. Дом Нарцисса рухнул – самое время стать кем-то другим. – «А мне-то самому что надо для этого – чтобы кирпич на башку упал? Я здесь чужой, насильно вырванный из родного мира. Это и мой шанс. Шанс стать другим, сделать что-то, чем я мог бы... гордиться? Разве этого я хочу? Отдает уроками школьного обществоведения».
– Ты прав, Тео, – сказал Кумбер. – И это ты помог мне вернуться к жизни, подарил шанс что-то в себе изменить. Спасибо тебе за это.
– Мне?
– Сам бы я ни за что не выбрался из дома Нарцисса. Там бы и умер. Я уже окончательно сдался.
– Ты меня тоже спасал, и не раз, так что мы в расчете.
– Вот и пришли, – сказал Щеколда. – В тесноте, да не в обиде, так ведь?
Они стояли перед четырехугольной желтой палаткой. Она немного покосилась, но в длину насчитывала футов восемь, а в ширину больше четырех – вполне достаточно для двоих, проспавших последние две ночи на голой земле.
– По-моему, годится.
– Вот и хорошо. Я тоже зайду и представлю вас вашим, как бы это сказать? Соседям?
– Кому?
Но Щеколда уже откинул полотнище и вошел. Тео пролез за ним в низкую дверцу, чуть не запутавшись в брезенте.
– Я вам привел пару хороших ребят, – говорил тем временем Щеколда. – Пуговица лично просил вас принять их, как родных.
Палатку изнутри освещал зеленый болотный фонарик, но и при его слабом свете было видно, что двое жильцов отнюдь не в восторге от такой перспективы.
– Еще двое закадычных друзей Пуговицы? – сказало маленькое круглолицее существо в красном комбинезоне с серебряными застежками. Вздернутый нос и рыжая грива придавали ему сходство с миниатюрным львом, и Тео не сразу разглядел, что оно женского пола. – Под тем же предлогом он запихнул сюда Стриди, и с тех пор мы, Колодезь меня поглоти, каждую ночь слушаем, как он ворочается и бормочет во сне. А как начнет ветры пускать, вся палатка освещается, что твоя Васильковая площадь. Хорошие условия для сна, нечего сказать.
– Полдо тебе, Колика. – Щеколда укоризненно покачал баками. – Ты сама знаешь, что любишь этого паренька, и он к тебе тоже привязан.
– Вот только шуму от него уж слишком много, – проворчала она, но Тео видел, что она уже улыбается. – Ладно, пусть заходят. Как-нибудь втиснемся – в камере у Чемерицы еще и похуже будет, когда нас всех посадят за антицветочную деятельность. Ты как, Колышек, не против?
Вторым жильцом палатки был гоблин, еще более мелкий и жилистый, чем Щеколда и Пуговица, и с темной, почти черной, шерстью. Он поморгал желтыми глазами, словно обдумывая вопрос, и наконец ответил:
– Мне без разницы.
– Вот и славненько! – откликнулся на это более чем сдержанное согласие Щеколда. – Ложитесь-ка спать, новенькие. В полночь я за вами зайду – Пуговица хочет рассказать нам историю.
– Историю? Среди ночи?
– Ну да. Все наши там соберутся. А вы, Колика и Колышек, покажите им, как тут и что, – попросил, вылезая из палатки, Щеколда.
Какой-то предмет, пролетев по воздуху, чуть не попал Тео в голову, но он вовремя перехватил снаряд, оказавшийся помятой металлической фляжкой – из тех, что хорошо помещаются в брючном кармане.
– Там вино – хлебни глоточек, – пояснила Колика. – Милости прошу к нашему шалашу. Называется он «Ядовитый плющ». – Она с прищуром уставилась на несколько обалдевшего Кумбера. – В чем проблема-то? Ты тоже такой, как Примула, у кого юмор давно уже с голоду помер? Или просто не хочешь жить с эмансипированной женщиной?
– Нет! – энергично потряс головой Кумбер. – Ничего такого. Я не какой-нибудь Цветок. – Впрочем, ему было явно приятно, что его приняли за такового. – Просто я никогда еще не встречался с дикими гоблинами...
– Это Колышек-то? Он только родился диким, а вырос на городских улицах, как и все мы – верно, Кол? – Гоблин промолчал, и женщина, смеясь, добавила: – Ничего, он еще не самый чудной в этом лагере – да и в этой палатке тоже.
– Нас, стало быть, пятеро здесь, – вычислил Кумбер.
– Ну да. – Колика жестом велела Тео передать фляжку Кумберу. Тот отведал и надолго припал к горлышку.
– Правду говорят, – заулыбался он, – что самое лучшее вино делаете вы, пэки, Что это, одуванчик?
– Еще лопух и парочка шмелиных задниц, для остроты. – Колика опять хохотнула. – И забавница же я, однако.
– Значит, вы пэк... пэка? – спросил Тео.
– Что, не видно разве? Как тебя звать-то, парень? Я Пайпер Колика с улицы Слепой Свиньи, а Колышка вы уже знаете.
– Тео. Тео Вильмос. – Собственное имя показалось странным ему самому. Он порядком намаялся со своей среднеевропейской фамилией в детские годы, в пригороде, где большинство ребят назывались Джонсон, Роберте и Смит, но в Сан-Франциско, вращаясь среди Баттистини, Нгуенов и Хасигянов, перестал обращать на нее внимание. Теперь, впервые за пару десятков лет, он опять испытал неловкость и пожалел о том, что его зовут не Жимолость или Цветная Капуста. – А это мой друг, Кумбер Осока.
«Зачем, собственно, мама с папой переехали из Сан-Матео?» Раньше он над этим как-то не задумывался. «Папа вышел на пенсию и в город на работу больше не ездил, так что ему было все равно. Может быть, мама... да и он тоже... просто хотели жить поближе ко мне?» Этой странной новой мысли прибавлял странности тот не поддающийся пониманию факт, что они – не настоящие его родители.
– Ну, вот и познакомились, – нарушила его раздумья мадам Колика. – Очень приятно, хотя и не всем.
– Что вы говорите?
– Пробегает тут недавно наш друг, молодой лорд Примула – смотрю, не в себе он, шипит и бормочет. – Колика, щелкнув пальцами, зажгла сигару, и палатка наполнилась вонючим дымом. – Я спрашиваю, что его так взбудоражило, а он мне толкует про смертного, но вроде бы не совсем смертного – еще одного бездомного щенка, которого Пуговица пригрел. И вроде бы он с этим смертным повздорил, дело чести, мол – гав-гав-гав, ничего не понять. Примула парень хороший, но и в лучшие времена несет всякую чушь, а тут на него прямо трясучка напала. Вот я и гляжу: имя у тебя, как у смертного, ты только что к нам прибыл, и Пуговица к тебе расположен. Правильно я рассуждаю?
Дым от ее сигары ел глаза, напоминая о доме Нарцисса, но вольные манеры этой маленькой женщины забавляли Тео – она напоминала ему Джонни Баттистини, загримированного и сменившего пол.
– Да, у нас с ним действительно вышло недоразумение, – сказал он с непринужденностью, которой не чувствовал. Примула чуть было его не убил – это вам не драчка на школьном дворе, забыть и простить такое непросто. Тео взял у Кумбера фляжку и выпил. Напиток обжег не зажившее еще горло, зато приятно согрел желудок. Мышцы расслабились, и наполненная дымом палатка вдруг показалась уютной.
«Господи Боже, опьянел с одного глотка. Крепкое какое пойло, да и усталость сказывается».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74