– Вот об этом я и хотел поговорить с вами, маст... Тео. Я чувствую себя ужасно из-за того, что вам ничего не рассказывают. Мне известно не так уж много, но одну очень важную вещь я знаю – и вы тоже должны узнать. – Кумбер набрал воздуха. – Можно попросить стакан воды? У меня во рту как чудо-юдо расположилось.
– Само собой. – Ванная с краном была в двух шагах, но Тео успокоился, только когда феришер вернулся и снова уселся на пол. В кино тех, кто знает нечто важное, всегда пристреливают или закалывают до того, как они успевают это важное сказать.
– Так вот, – начал Кумбер, – прежде всего, никакой вы не смертный. Вы такой же, как мы.
– Что? – Тео не поверил своим ушам, но ему вдруг стало трудно дышать. – Ты шутишь. Ты ведь шутишь, да?
Кумбер упрямо потряс головой.
– Не знаю, почему они вам не сказали, но это правда. Я видел результаты анализов. Все они приближаются к нижней границе нормы, но вы точно не смертный. Другому толкованию это не поддается. И я слышал, как леди Амилия говорила о вас со своим братом.
– С братом? – не понял Тео.
– С лордом Нарциссом. Она позвонила ему, как только получила первые результаты.
– Но... но... – Тео лихорадочно искал оружие, могущее отразить эту неожиданную атаку. – Выходит, я не человек? Что за чушь! У меня родители есть, как Бог свят!
Кумбер съежился, как от удара, но глаз не отвел.
– Эти смертные просто вырастили вас. Уверен, что они были очень добры к вам, но это не значит, что вы им сродни. Подменыши редко узнают о своем происхождении самостоятельно – и со временем действительно становятся людьми. Если бы вы провели там еще несколько лет, результаты получились бы совсем другие. Особенно если бы что-то ускорило процесс вашей мортализации – женитьба, приобщение к религии, серьезная болезнь... – Феришер даже развеселился немного, когда разговор коснулся его специальности. – Были случаи, когда подменыши в мире смертных разоблачали других подменышей, не задумываясь даже, почему они так уверены, что те, другие – не люди...
«Это просто сон, вот что. Из тех, где все шиворот-навыворот, а ты понимаешь, что так не бывает, но не можешь подобрать ни единого аргумента».
– Погоди, погоди! – замахал руками Тео. Собственный голос доносился издалека, как чужой. – Если я тоже эльф, как они... почему они так мной интересуются? Зачем все эти анализы? Можно было куда быстрее определить, эльф я или нет – без всякой возни с рефлексами и способностью различать цвета...
– Леди Амилия сказала вам правду: им давно уже не попадался такой, как вы. В наше время путешествия между мирами стали большой редкостью. Число подмененных младенцев сильно сократилось, а к нам оттуда, насколько я слышал, никто из них не переходил уже пару веков.
– Но я же чувствую себя смертным, черт побери!
– Вполне естественно – вас ведь так воспитали. Вы чувствуете себя собой, только и всего. Вам попросту не с кем было себя сравнивать.
Тео опять не нашел ответа. Этот новый кошмар побеждал его по всем пунктам.
– А Кочерыжка? Она знает?
– Насколько я понял, нет. Это всплыло лишь после того, как леди Амилия увидела результаты анализов. Ваша подруга, по-моему, не из тех, кто способен умолчать о чем-то подобном.
У Тео нашлась еще куча вопросов, но Кумбер мог ответить далеко не на все. Нет, анализы не могут показать, кто его настоящие родители. Ни о каких громких случаях пропажи детей ему, Кумберу, неизвестно – и леди Амилии, судя по всему, тоже, поэтому происхождение Тео остается загадкой. Подмена маленьких эльфов смертными младенцами когда-то была в большой моде, но теперь почти вышла из употребления, в основном из-за эффекта Клевера.
Тео хотелось плакать, но в то же время он словно висел в вакууме, не в силах вспомнить ту жизнь, которую вел вот только что, до прихода Кумбера. Даже в гуще последних невероятных событий он продолжал ощущать себя самой заурядной личностью. Теперь это ощущение пропало: он буквально не имел понятия, кто он и что он. Какое-то время он сидел молча, терзаемый гневом и растерянностью.
– Слушай, – сказал он наконец, испустив глубокий дрожащий вздох, – я очень тебе признателен и когда-нибудь, возможно, сумею тебя отблагодарить, но не пошел бы ты отсюда сейчас, а? Мне надо побыть одному.
– Конечно, Я понимаю. – Кумбер встал, не слишком твердо держась на ногах. – Извините, но я подумал, что вам следует знать.
– Правильно подумал. – Тео вытолкал феришера в коридор, пытаясь найти еще какие-то слова и не находя их. Лишь захлопнув дверь, он понял, что остался совсем без света.
Он ощупью добрался до кровати и лег. В памяти мелькали какие-то фрагменты, не желавшие складываться воедино: детство, болезнь матери, чудеса, которые он видел здесь, и даже лицо Кэт, бледное и рассерженное. Ему казалось, что эта езда на роликах сквозь нескончаемый хаос длится уже несколько часов.
«Кто я? Откуда я взялся? Неужели вся моя жизнь – только дурацкая выдумка?
– Значит, мой сон об этом? – явилась к нему в темноте непрошеная мысль. – О злобном эльфе, который проснулся во мне и смотрит на мир моими глазами?
– Мама сказала, что никогда не любила меня так, как следовало. Потому что я был не такой, как надо. Ведь так? Она знала.
Она знала».
Свет так и не включили, когда он уснул, перейдя из одного мрака в другой.

Нарциссовы соты помещались под главной башней, в помещении, напоминавшем школьный спортивный зал. Свет уже дали, но верхние светильники горели слабо, а летучий народец мельтешил в воздухе так, что трудно было понять, что они, собственно, делают.
Занимаются ли они тут каким-нибудь нормальным спортом? Как мало он знает о мире, в котором принужден теперь жить, – и об этих вот созданиях, своих сородичах. Но сейчас Тео просто не мог об этом задумываться – весь его мозг представлял собой сплошной кровоподтек. Лучше сосредоточиться на чем-то менее глобальном.
Бедный сноб Руфинус говорил, что состоял в фехтовальной команде, – именно поэтому он считал, что способен справиться со щелъниками. Зря он так полагал. Стало быть, фехтование у них существует, а еще? Трудно представить эльфов играющими в хоккей или футбол. Правящий класс скорее уж посещает загородные теннисные клубы – намного легче вообразить, как они потягивают напитки после матча, в дорогих свитерах, накинутых на плечи. Это тебе не какие-нибудь потные баскетболисты.
– Эй ты, смотри, куда ножищи-то ставишь, – проверещал голосок с сильным акцентом. – Ишь, нашел себе занятие, мирный народ давить!
Тео, застыв, посмотрел себе под ноги. Движение на полу было не менее оживленным, чем в воздухе: пиксы и другие крошечные эльфы входили в соты и выходили обратно бесконечным потоком, как покидающие Гаммельн крысы.
– О Господи... – начал он и осекся. – Извините! Я ни на кого не наступил, нет?
– Только по счастливой случайности. Чем-чем, а грацией ты не страдаешь.
Тео осторожно стал на колени и увидел перед собой существо чуть побольше Кочерыжки, в серо-зеленой форме и всё в шипах – ни дать ни взять игрушечный артишок или ежик. В лапке оно держало ящик с инструментами. «Бог ты мой, – подумал вдруг Тео, – если Кумбер прав, то он мне родня, как и все эти букашки. Ближе, чем мама, биологически по крайней мере». Эта мысль тоже относилась к категории глобальных – он не мог сейчас на ней останавливаться.
– Ты уж извини меня, пожалуйста. Я здесь новенький.
Колючий человечек посмотрел на него внимательно и пожал плечами.
– Бывает.
– Не мог бы ты мне помочь? Я ищу одну девушку, Кочерыжку. Летуницу. Знаешь ее?
– Да ну их ко псам, летунцов этих. Думают, они тут самые главные. Погоди-ка. – Он сунул в рот два пальца, маленькие, как заточенные карандашные грифели, и свистнул трижды – на удивление громко. Тео не знал, что полагается говорить в таких случаях, и поэтому молчал.
Откуда-то сверху к ним спланировал еще один человечек – летунец, насколько мог судить Тео, хорошенький и одетый во что-то вроде тоги. Он посмотрел на Тео с умеренным любопытством и крикнул пешему:
– Чего тебе, голова ежовая?
– Я на работу опаздываю, а этот детина ищет кого-то из ваших. Чуть не задавил меня ножищами-то. Кочерыжкой звать. Знаешь такую?
Летунец снизился на пару футов и заглянул Тео в лицо с пробудившимся интересом.
– Она, кажется, в гостевом крыле остановилась.
– Вот и проводи его туда. Мне аккумуляторные контакты почистить надо, некогда мне тут с вами, – сказал колючий и влился в поток маленьких эльфов, струящийся к входной двери.
– Какой дружелюбный парень, – сказал Тео, и летунец засмеялся.
– Колючки на нем не только для виду. Хогбуны все ворчуны, он как раз еще ничего. Я попробую отыскать ее, а ты подожди здесь. Наступишь еще на кого-нибудь из ежовых голов – им-то ничего не будет, они крепкие, что твоя подошва, а вот ты наколешься. – Он зажужжал крылышками и улетел.

В Нарциссовых сотах имелось собственное кафе – еще одна большая комната рядом со «спортзалом». Самые маленькие столики размером не превышали серебряного доллара, за другими могло свободно разместиться с полдюжины игрушечных солдатиков. Для Тео и эти были маловаты, поэтому он осторожно пробрался в угол и сел на пол, прислонившись спиной к стене. Кочерыжка с чаем и лепешками пристроилась у него на колене. Поздним утром посетителей в кафе было немного, но эти немногие, находя летуницу с ее громадным дружком крайне забавными, хихикали и перешептывались. Тео вспомнились старшие классы средней школы, но даже в наихудшие моменты своих подростковых переживаний ему не доводилось сомневаться, человек он или нет.
– Не знаю, что и сказать тебе, Тео. Правда.
– Ты ничего про это не знала?
– Деревами клянусь, нет!
– Может, Кумбер врет? Или ошибается?
Она задумалась, прихлебывая свой чай.
– Все может быть, только непохоже. Он славный парень и умный, так мне сдается.
– Не чувствую я себя одним из них! Вот не чувствую, и все тут! Даже если это правда, все равно ни фига не понятно. Думаешь, тем другим, которые наняли щельников, я из-за этого нужен? Для экспериментов, как леди Амилии?
– Навряд ли. – Она наморщила лобик. – В одном ты прав, парниша: эта новость мало что проясняет.
– Скажи мне лучше, что здесь делаешь ты?
– Как это?
– А вот так. Я все время хотел тебя спросить, да боялся. Ты мой единственный друг в этом мире. – Он выдавил из себя улыбку. – По правде говоря, там, дома, у меня тоже только один настоящий друг, так что ты в изысканном обществе. – Что сказал бы Джонни, узнав, что Тео – эльф? Он, конечно, не поверил бы в это, но долго бы рассуждал об открывшихся перед Тео возможностях. – У Пижмы ты собиралась проводить меня на станцию, и только. Вместо этого ты поехала вместе со мной, рисковала жизнью, даже у себя в квартире не осталась – и все это ради полузнакомого субъекта, которого скорее всего рано или поздно прикончат... – Взмахнув рукой в порыве жалости к себе, он чуть не смахнул Кочерыжку с колена, и она сердито уставилась на него. – Извини, но я не понимаю. Я, пусть и не по своей вине, влип во что-то очень скверное. Почему ты остаешься при мне и продолжаешь рисковать своей жизнью?
Она доела свой завтрак и смахнула крошки ему на штанину.
– Да, не первый сорт. Лепешечка из гоблинской пекарни, не сойти мне с этого места. Почему, спрашиваешь? Сказать тебе правду, я сама толком не понимаю. Отчасти, может быть, потому... что ты меня сильно удивил, когда мы только встретились. Я ведь никогда раньше человека не видела.
– Но я, получается, и не человек вовсе!
– Перебиваешь ты уж точно по-человечески, не сказать бы по-свински. – Глаза ее снова сердито вспыхнули, и Тео зажал рукой рот. – Вот так-то лучше. Стало быть, я раньше с людьми не встречалась и думала, что они все большие, глупые и подлые. Как великаны. Но ты, при всех твоих недостатках, не подлый.
Теперь, в свою очередь, рассердился он, а Кочерыжка ухмыльнулась.
– Нет, правда. С тобой, конечно, тяжко приходится, но вообще-то ты ничего. И когда я перевела тебя к нам, ты был такой беспомощный...
– Час от часу не легче.
– Ладно, парниша, кое-что хорошее в тебе тоже есть. А теперь слушай внимательно. Мне все это дело с твоим переходом с самого начала не нравилось. Я должна была этого добиться любой ценой. Тот мертвяк только ускорил дело, так что мне не пришлось спорить с тобой или идти на хитрость. Из-за этого я отпускала тебя в Город с тяжелым сердцем, но ты нахамил Долли и облегчил мне задачу. Ну, а на станции все пошло из рук вон плохо.
– Пожалела убогого, да?
– Может, и так, если тебе угодно, – неожиданно серьезно подтвердила она. – Дружба, бывало, и с меньшего начиналась.
Он вспомнил то, что сказал Долли, и ему самому стало противно.
– Ладно, будь по-твоему. Дружба есть дружба, тут ты права.
– Это еще не все. – Она отнесла куда-то поднос и снова опустилась ему на колено. – Я не совсем доверяла Пижме, вот в чем дело. Не то чтобы он хотел причинить тебе зло – я просто не верила, что он печется только о твоих интересах. Один мой брат тоже служил у него на посылках и попал из-за этого в беду. Кожица, самый старший. Это старая история, но теперь у брата только одно крыло работает, вот он и вынужден сидеть дома. Он ведет счета нашей семьи и за нами всеми присматривал, пока мы росли. Кожица исполнял поручения Пижмы в какой-то запутанной политической игре, и однажды чьи-то крутые пиксы его избили. Тебе-то, наверное, это смешным кажется.
– Ничего подобного. Я сам как-то попал в такую же историю, но мне повезло, и дело обошлось без увечий. – Та ночь на автостоянке у бара «Стоп-сигнал» вспоминалась сейчас ему, как событие столетней давности. – Но разве в том, что случилось с твоим братом, виноват Пижма?
– Он, конечно, не приказывал его избивать, просто не предупредил брата как следует, а потом не больно-то огорчился. Маргаритки, конечно, назначили Кожице пенсию, но он бы лучше оба крыла сохранил, чем ее получать.
– Я очень стараюсь понять, – вздохнул Тео, – но каждый раз возвращаюсь все к тому же. Мне говорят, что я не человек, а я всю жизнь пробыл человеком! Как прикажешь к этому относиться?
– Ты ведь не знал, что можно быть кем-то другим. Предположим, тебе сказали, что ты не... как называется твоя страна, Америка? Что ты не американец, а какой-нибудь франк.
– Француз, – машинально поправил он. Она подала ему хорошую мысль, просто он не был готов к такого рода умственной гимнастике. – Все равно я не понимаю. Как такое могло случиться? Меня ведь не усыновляли. Мать рассказывала, как рожала меня в больнице. Я запросился на свет не вовремя, и она двое суток ничего не ела.
– Подменышей никогда не усыновляют. Одного забирают, другого кладут, и готово. Обычно до того, как малыш говорить начинает. Так по крайней мере раньше делалось. Либо настоящий ребенок твоих родителей умер, либо его забрали – а на его место положили тебя.
– Значит, мои настоящие родители... эльфы?
– Резонно.
– И их можно найти? – Не слишком приятная мысль. Тео вдруг вспомнил одну свою блюзовую вещицу, где он утверждал, что его папа был молнией. А этот случай еще тяжелее. Он думал, что быть выходцем из пригорода для среднего класса – это пошло. Знал бы он!
– Попробовать можно. Только в твоем кругу, ты уж извини, не слишком-то носятся со своими родичами. Взять хоть эту, из Дурманов которая.
– Поппи.
– Ну да. Скажем честно, парниша: любящие родители вряд ли стали бы подкидывать ребенка смертным, чтобы потом, возможно, никогда его уже не увидеть. Ведь так?
– То есть встречаться со мной они не захотят?
– Ну, как бы это сказать помягче... Думаю, что нет. Особенно теперь, когда тебя убить норовят. Даже для тех, кому ты нравишься, ты тот еще подарочек...
– Тео Вильмос, – тихо, но с металлическими нотами сказал кто-то у него в ухе, – лорд Нарцисс приказывает вам явиться в аудиенц-зал.
– Что там? – встревожилась Кочерыжка.
– Ты не слышала? Мне приказано явиться в аудиенц-зал к лорду Нарциссу.
– Однако! – Она чуть слышно присвистнула. – Ты идешь в гору, парниша. Знаешь, где это? Лучше уж я провожу тебя, а заодно, может, и сама поприсутствую. Лорд Нарц нечасто показывается на публике.
– Рад, что моя скромная персона хотя бы тебе обеспечивает какие-то волнующие моменты.
– Да уж, – хмыкнула она. – С тобой не соскучишься.

* * *

Аудиенц-зал дома Нарцисса занимал значительную часть двадцать шестого этажа главной башни, и к нему примыкал собственный, очень большой, вестибюль. Чиновник на входе после краткого осмотра разрешил Тео пройти. Судя по семи футам роста и клыкастому, сморщенному, как у бородавочника, лицу, это был скорее охранник, чем секретарь. Кочерыжку он не пропустил, заявив:
– Нет в списке.
– Она со мной, – решительно, как он надеялся, возразил Тео.
В красных глазках клыкастого цербера появилось выражение, сходное с юмором – если юмор может совмещаться с желанием откусить кому-нибудь нос.
– Очень благородно с вашей стороны, но летуница останется здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74