– Хорошо бы – иначе вы рискуете больше меня не увидеть.
– Это верно, – на полном серьезе согласился Пижма. – Кстати, не захватите ли с собой эту летучую алкоголичку? Меня ждет работа.
Тео взял Кочерыжку из ящика, держа ее в горсти. Она приоткрыла мутные глазки, тоненько рыгнула, улыбнулась и заснула опять,
– Они точно скворцы, – хмуро сказал Пижма. – Никогда не умолкают и ведут себя крайне грубо.
Тео хотелось заступиться за своего единственного в этом удивительном мире друга, однако он на собственном опыте убедился, что эльфийский лорд говорит правду.

– Ой!
– А ну тихо, не то сверну ненароком твою мордашку на сторону.
Когда вам говорит такое огрица, даже сравнительно дружелюбно настроенная, к ней лучше прислушаться. Тео притих.
– Значит, ты и есть тот стилист, которого обещал прислать Пижма? Осторожно, ты мне нос расплющишь!
– Вековые Дерева! – простонала развалившаяся на тумбочке Кочерыжка. – Вам обязательно надо орать во всю глотку?
– Кое у кого головка болит, – ухмыльнулась Долли. – Смешно, когда мелкота напивается.
– Ха-ха, – передразнила ее Кочерыжка. – Серая навозная куча.
Тео молчал, потому что Долли в этот момент втирала ему в лицо что-то белое, надавливая до самых костей большим пальцем, по величине и фактуре сходным с неочищенным авокадо. Куда делись его губы – на затылок съехали, что ли? Нет, он просто не чувствует их больше из-за Доллиного массажа.
– Что это за хрень такая? – спросил он, когда она на минутку остановилась.
– Свинцовые белила. Я ими всегда пользуюсь, когда хочу сойти за богатую барышню.
– Свинец? Да ведь это отрава! Уморить меня хочешь? – Тео попытался вырваться.
– Нет, не хочу – я ведь столько трудов в тебя вложила. Смотри, нащипаю щечки-то – тогда все примут тебя за кондратия, и не важно будет, какого ты цвета.
– Очень уж тут высоко. – Кочерыжка слетела с тумбочки на пол и принялась расхаживать там эксцентрическими кругами, как одурманенная дымом оса. – Ох, смерть моя, – стонала она при этом. – Как ты мог допустить такое?
– Допустить? Я вообще не понимал, что происходит. – Тео взглянул на часы, но вспомнил, что не разбирается в них. – Который час?
– Зачем ты смотришь на эту штуку? – спросила в свою очередь огрица.
– Разве это не часы? Ну, устройство такое, чтобы время узнавать?
– Время узнавать? – Долли взглянула на Кочерыжку. Та только плечами пожала, всецело поглощенная своей головной болью. – И придет же такое в голову, пупсик. Это колдушка.
Тео потер виски, уверенный, что там остались отпечатки огровских пальцев размером с твердые колбасы.
– Что еще за колдушка?
– Ну, для всяких мелких чар – дорогу находить, волосы распрямлять или там для любовных дел укрепляться. – Долли ткнула его в бок так, что он взвизгнул. – Тебе случайно не это надо, пупсик?
– Да-а. Неудивительно, что я чуть не спалил весь дом, пытаясь включить радио. А время вы как определяете?
– По таким круглым штукам на небе – по солнцу и луне. Тебе, думаю, случалось их видеть.
– Ладно, опять я дурак. У себя дома мы это делаем иначе. Просто скажи мне, который час, ладно?
– По солнцу судя, середина утра, – сказала Кочерыжка. – Свет-то вон так глаза и режет. – Она притулилась к стене. – В это время дня огры и смертные всегда несут полную хренотень. Даже волосам больно, о-ой.
– Ну вот, готово, кажись, – сказала Долли. – Не первый сорт, но что поделаешь.
– Я уверен, ты сделала, что могла, – великодушно заметил Тео, ища взглядом зеркало.
– Я не про свою работу, я про тебя. – Долли прошлась по нему пуховкой, чуть его не задушив, и неожиданно бережно смахнула избыток пудры. – На, держи. – Она залезла в карман своего трудноопределимого одеяния и достала на удивление маленькое ручное зеркальце – в серой лапище Долли оно выглядело, как покерная фишка. Тео спросил себя, зачем ей такая крохотулька, но потом догадался, что для огров зеркала, наверное, просто не делают, вот ей и приходится пользоваться феиным. Взяв его у Долли, Тео испытал вдруг прилив непрошеной жалости.
Сам он определенно стал другим. Долли завила его отросшие каштановые волосы и придала им более золотистый оттенок. Из-за белил, нанесенных гораздо осторожнее, чем он мог судить со своей стороны, лицо приобрело прозрачную бледность. Скулы и узкий нос – его «Вулкановы черты», как говаривала Кэт – гримерша слегка тронула румянами.
– А хорошо ведь получилось, – сказал он. – Не идеально, но очень реалистично – даже странно.
– Пожалуйста, – сказала Долли.
– Извини. Спасибо тебе.
– Что, двигаться пора, что ли? – проскулила Кочерыжка. – Или можно поумирать еще пару минут?
Тео облачился в функциональный костюм коричневых тонов и надел ботинки. Вряд ли платье пожаловано ему с графского плеча – скорее всего конфисковано у кого-то из человекообразных слуг. Долли тем временем продолжала восхищаться своей работой.
– Себя хвалить не годится, но вышло и правда прелестно. – Она обнажила в ухмылке зубы, похожие на кривую облицовочную плитку. – Как насчет поцелуя на дорожку, Тео-малыш?
Тео охватила паника – очень знакомое ощущение для человека, который хочет, чтобы все было легко, в то время как ничто и никогда легко не бывает.
– Знаешь, – после долгой паузы сказал он, – я тебе очень благодарен за все, что ты сделала, но ты не совсем мой тип, Долли, правда. Извини.
Ее улыбка стала несколько напряженной.
– С чувством юмора у тебя не очень, а, пупсик? – Она встала, почти касаясь головой низкого потолка, и Тео на один страшный миг подумал, что сейчас она сомнет его, как конфетный фантик. – И душонка у тебя мелковатая, ты не находишь? Увидимся, когда вернешься со станции, – сказала она Кочерыжке и со слоновьим достоинством вышла.
– А она ведь права. – Летуница поднялась с пола, как вертолет с погнутым пропеллером. – Не понимаешь ты шуток. Дома ты, наверное, пользовался большим успехом у девушек.
– Ладно, ладно. Кругом я виноват. Не пора ли нам к Пижме? – Мало того, что в реальном мире все смотрели на него как на полного лоха, так теперь и у эльфов то же самое начинается.
– Конечно. Никто тебя не задерживает. – Кочерыжка, кажется, сердилась.
Пока они шли по коридору – Тео был уверен, что это другой коридор, не тот, что вчера, – до него дошел смысл последних слов Долли.
– Почему она сказала «когда вернешься со станции»?
– Если ты иногда ведешь себя как последний подонок, это еще не значит, что я не приду тебя проводить. Я не стерва какая-нибудь.
– Ты хочешь сказать, что со мной не поедешь?
– В Город? А зачем? Для того Пижма и посылает с тобой своего родича. У меня тут родители – надо же у них погостить подольше.
– О-о. – Тео был ошарашен – да что там, просто убит. То, что Кочерыжка поедет с ним, он до сих пор воспринимал как само собой разумеющееся.
К Пижме он вошел в полной депрессии и едва нашел в себе силы ответить на его приветствие. С Пижмой был другой эльф, кажется, чуть помоложе (насколько можно было определить по этим не имеющим возраста лицам) и определенно полнее, из-за чего он напоминал сложением худощавого смертного. И улыбался он искреннее, хотя руки Тео не подал.
– Мой кузен, Руфинус нюх-Маргаритка, – представил его Пижма, провожая их к выходу. Небо за высокими окнами затягивали черные тучи. – Он будет сопровождать вас в Город.
– Захватывающе, – вставил Руфинус. – Полная секретность. Как во времена последней Войны Цветов.
– Тебя тогда еще на свете не было, – с заметным раздражением сказал Пижма. – Во всяком случае, прошу тебя не заводить подобных разговоров при посторонних. Незачем вызывать нездоровое любопытство.
– Конечно, конечно, – закивал Руфинус. – Вы совершенно правы, кузен Квиллиус.
«Бог мой, – с отчаянием подумал Тео. – Хорош у меня провожатый, нечего сказать. С таким как раз влипнешь».
– Вереск сейчас подаст экипаж, чтобы отвезти вас на станцию...
– Экипаж? – начал было Тео, но Пижма оборвал его:
– ...Поэтому на разговоры у нас времени нет. Кузен Руфинус всегда имеет возможность связаться со мной, но на случай, если вы вдруг расстанетесь, у вас будет свое средство связи – общественные коммуникации могут быть не всегда доступны. Вот, возьмите.
С этими словами Пижма извлек из нагрудного кармана своего белого халата малюсенький кожаный футляр. Тео тупо посмотрел на него и открыл, полагая, что от него ждут именно этого. Внутри на бархате лежала филигранная золотая фигурка, похожая на абстрактную птичку, примерно в два пальца длиной и шириной.
– Что это? – помолчав, спросил он.
– То, что у нас называется раковиной. Она придаст крылья вашим словам, – снисходительно пояснил Пижма. – В случае крайней необходимости откройте футляр, вызовите меня, и я вам отвечу.
– Что-то вроде сотового телефона, да?
– Это научный прибор. Обращайтесь с ним бережно, – слегка нахмурился Пижма. Но тут они вышли в парадный холл с минималистской лестницей, и благодушие вновь вернулось к нему. Тео не знал, что в доме есть верхний этаж, если таковой действительно был. – Хоббани, – сказал Пижма, – Вереск уже подал карету?
– Она ждет у подъезда.
– В таком случае приключение начинается, мастер Вильмос, – улыбнулся Пижма. У него это получалось неплохо, но все же не совсем убедительно. – Пойдемте, я провожу вас до дверей.
«Приключение!» В последний раз Тео слышал эвфемизм такого рода от соученицы по средней школе, говорившей «провести эксперимент» вместо «расстаться».
Тучи над головой превращали утро в сумерки, и в воздухе пахло дождем. В настроении Тео произошла такая же перемена, как и в погоде. Если он отчасти надеялся, что Долли, Тедди и еще кто-нибудь из штата прислуги придут попрощаться с ним, то надежда оказалась напрасной. Даже Пижме явно не хотелось задерживаться под открытым небом. Путешественники загрузились в заднее отделение «кареты», похожей на старомодный бежевый лимузин (если не считать орнамента из золота и серебра, Тео мог видеть такие на стоянке аэропорта Сан-Франциско в годы своего детства), и Пижма быстро проговорил:
– Все будет хорошо. Руфинус знает, куда ехать, – правда, Руфинус?
– Разумеется, кузен, – доверительно рассмеялся тот.
Тео покрутил головой со смешанным чувством растерянности и смирения. У него оставалось множество вопросов, но Кочерыжка карабкалась по его плечу, чтобы устроиться на одном из подголовников, а Руфинус больно нажимал на ногу большим чемоданом. Не успел он спохватиться, как Пижма уже захлопнул дверцу и вернулся в дом, снаружи выглядевший куда более нормально, чем можно было ожидать – длинное модернистское строение из светлого камня, с крышей как у пагоды и тонированными окнами.
Со стороны Руфинуса к ним в отделение заглянуло лицо из кошмарного сна, и Тео вздрогнул – длинная лошадиная жемчужно-зеленоватая морда, прекрасно гармонирующая с темно-синей формой и фуражкой, с огромными ноздрями и без глаз.
– Позвольте ваш чемодан, хозяин, – сказала безглазая лошадь. Руки, просунувшиеся в окошко, заканчивались пятью толстыми и плоскими пальцами в перчатках, а не копытами. – Я его положу в багажник.
– Спасибо, Вереск, – с барственной благожелательностью ответил молодой эльф. – Только этот, маленький, останется при мне.
Зеленая морда скрылась, и Тео перевел дыхание.
– Это... кто?
– Шуму-то, шуму, – проворчала Кочерыжка со своего подголовника, когда Вереск закинул чемодан в багажник, – она, видимо, до сих пор мучилась похмельем.
– Ну да, конечно, вам здесь все внове, – сказал Тео Руфинус. – Вереск – дун. Их любимый напиток – перебродившее кобылье молоко, дрянь ужасная, но они очень преданные создания, и шоферы из них получаются отменные.
– Отменные? Да у него же глаз нет!
– Зато нюх замечательный.
– Чего не скажешь о запахе, – ввернула Кочерыжка. – Ох, Дерева зеленые, никак голова не проходит.
– О Боже, – сказал Тео про себя, когда безглазый шофер сел на свое место и выехал со двор, шурша колесами по гравию.

Вереск, как ни странно, оказался действительно хорошим шофером: через несколько минут даже Тео начал признавать, что зрение в водительском ремесле, возможно, не самое главное. Руководствуясь то ли обонянием, то ли еще чем-то, превышающим понимание Тео, он держался строго посередине дороги, поворачивал, не дожидаясь окрика «эй ты, направо!», и вовремя останавливался, пропуская через дорогу вереницы мелких, незнакомых Тео зверьков.
Кочерыжка съехала с подголовника в поисках более спокойного места и свернулась на пальто Руфинуса. Молодой эльф открыл свой чемоданчик, похожий на лэптоп, но наполненный чем-то вроде ртути – она колебалась, не переливаясь, однако, за края. Руфинус, пристально следя за ее движением, говорил сам с собой, посмеивался и водил над ней пальцами.
– Читаю почту, – объяснил он, заметив, что Тео на него смотрит.
Небо, не довольствуясь больше угрозами, перешло к более активным мерам устрашения. Первые капли дождя расплющились о ветровое стекло, как подгнившие ягоды, и Вереск включил «дворники». Еще немного, и серые потоки заслонили от Тео все красоты Эльфландии.
При других обстоятельствах он задался бы вопросом, зачем слепому шоферу «дворники», но сейчас вся его энергия уходила на то, чтобы быть несчастным.
Это чувство было намного сложнее тоски по дому, хотя Тео временами испытывал и ее. Порой на него для разнообразия накатывал ужас в чистом виде, а где-то глубоко в животе засело замечание Долли относительно мелкости его души. Неужели это правда? Вот и Кочерыжка в нем разочаровалась – теперь она предпочитает проводить время со своими родными, а не с ним.
«Ну, извините, такой уж я есть. Не герой, не дипломат. Я к вам сюда не напрашивался и ничего этого не хотел. Если у меня хватает честности сказать „накололи вы меня“ вместо восторгов насчет вашей сказочной страны, так я уже и грубиян, по-вашему?»
В памяти всплыло бледное лицо Кэт, излагающей с больничной койки легенду о Тео Никудышном: «Ты взрослый мужчина, а ведешь себя, как тинэйджер. Вся эта дурь, которую ты начинаешь и не доводишь до конца. Бесперспективная работа...»
Кое с чем он готов был согласиться, но сдаваться окончательно не хотел. «Когда люди говорят, что ты ведешь себя, как тинэйджер, это обычно означает, что они завидуют твоей свободе, которой у них самих нет. О чем свидетельствует работа на полный день, которая тебе не очень-то нравится, вот как у Кэт, – о том, что ты взрослый, или о том, что ни на что лучшее ты больше не надеешься? Насчет моей бесперспективной работы волноваться теперь незачем, поскольку у меня ее больше нет. А что до полного отсутствия перспектив в моей жизни, то я как раз еду куда-то, разве не так?» Тео вздохнул.
Лошадиное лицо Вереска смотрело на него в зеркало заднего вида – или это только кажется, что оно смотрит? Трудно сказать, когда нет глаз, с которыми можно встретиться.
– Вы смертный, да?
– А что, не видно разве?
– Не так чтобы очень. Пахнет от вас малость не по-нашему, но так со многими путешественниками бывает.
– Понятно. – Чтобы хоть как-то рассеять тоску, Тео ухватился за освященный веками обычай Трепа с Водителем. Смертельно скучающие китайские мандарины в таких случаях возможно, беседовали с рикшами. – Трудно здесь устроиться на такую работу, как у вас?
– Да как вам сказать – у нас это вроде как семейное. И отец, и дед у меня были водилами. Из наших многие этим занимаются.
– Из ваших – значит из дунов?
– Ну да. Раньше-то мы были дорожными стражами. Каждая семья имела свой участок, на нем мы и работали – награждали добрых путников, наказывали злых, в таком роде. Потом Цветы в Городе надумали строить шоссе... ну и мы, дуны, этому воспротивились. Представили петицию в парламент, все организованно, как положено. Дороги тоже подрывали, не без того. – Дун пожал плечами. Тео этот жест показался странным, и он не сразу сообразил, что это из-за плеч, не похожих на человеческие. – Короче, не выгорело у нас. Теперь дороги принадлежат всему обществу, так они говорят – понимай как хочешь. Дунам они точно не принадлежат. Вот многие и пошли в шоферы, как мой дед. Все-таки на дороге работаешь.
Тео безошибочно распознал в его голосе ноту тоски по утраченному.
– А у графа Пижмы вы давно служите?
Не у него, у клана Маргаритки – так будет вернее. Почитай что всю жизнь. Отец поступил к ним еще при старом лорде, лет так шестьсот тому.
Тео сглотнул, прежде чем спрашивать дальше.
– Ну и как у них работается?
Вереск кинул быстрый безглазый взгляд в другую сторону. Руфинус по-прежнему бормотал над своим чемоданом.
– Да нормально. Лучше, чем у многих других. Обращаются с тобой почти что по-семейному.
– Уфф. – Кочерыжка, приняв сидячее положение, сонно выглянула из складок руфинусовского пальто, выбралась на ногу Тео и полезла вверх по его рукаву, вяло подрагивая крыльями. – В голове прямо как бука нагадил. – Заново угнездившись на плече Тео, она посмотрела в залитое дождем окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74