А потом погас свет.
Болотные огни теплились повсюду, но света давали мало и пахли, как гнилушки. Настроения это не улучшало. Кизил не раз запрашивал у высшего руководства более современные и яркие аварийные светильники – и вот результат. Не станция, а болото в летнюю ночь. В мерцающем полумраке Кизил налетел на стремянку, брошенную кем-то посреди прохода, и на место происшествия прибыл еще более злым, если это возможно.
– Почему не включена аварийная система? – рявкнул он, – Почему рабочие стоят без дела?
– Сейчас включимся, сэр. – Мурава дал затрещину резистору, стоящему над телом с круглыми глазами и разинутым ртом. – А ну, пошел в свою группу! Тебе не за то дают еду и жилье, чтобы ты глаза пялил!.
Прочие линейщики уже становились по местам, покачивая головами. Кизил, уверенный, что эти недоумки во всем винят его, сказал себе, что не намерен переживать из-за этого.
– Что у вас тут стряслось?
– Трудно сказать, сэр. – Мурава был плотнее и мускулистее других представителей своего вида, что позволяло заподозрить в нем немалую толику человеческой крови – «муха в улье», как говорят в простонародье. – Мы подключились и пустили установку номер три. Все шло как надо, а потом сопротивление точно взбесилось. Из-за Крапивы, сэр. Сроду такого не видел. Он точно вспыхнул весь – стоит, светится голубым и зеленым, искры от него летят. И упал. Мы его оттащили, я позвонил вам. На этом бы и конец – в этой секции у нас еще четырнадцать конденсаторов, и все работают хорошо, но через несколько минут все прерыватели отказали, и вот, нате вам!
Кизил сдержал резкое слово. Мурава прямо-таки веселится, проклятый – можно подумать, это какая-то детская шалость, повод сбежать с уроков. Если бы! Начнут теперь выговоры раздавать и ему, Финдусу Кизилу, кишки выматывать.
Барбарис. Ну почему это не могло случиться в смену Барбариса, будь он неладен!
Он взглянул на молодого Крапиву. Руки и ноги у парня все еще дергались, но уже медленнее. Глаза распахнуты, соломенные волосы закурчавились от тока, застоявшегося в его теле, как запруженная река. Огромные крылья скукожились, как расплавленное стекло.
– Что случилось? – спросил у него Кизил. – Что ты натворил, дурья башка?
Парень молча смотрел на него, подергивая веками и лязгая зубами.
– Говорить он не может, сэр, – заметил Мурава. – Я таких повидал. Хорошо еще, что он не превратился в головешку, в лягушку или во что похуже.
Один из врачей компании, Валериана (раньше он занимался частной практикой, но потом его обстоятельства отчего-то ухудшились), подержал маятник над белым, как бумага, лбом пострадавшего, и объявил:
– Плохо дело. Думаю, надо сообщить его родителям, что-бы готовились к худшему.
У Кизила вырвался стон. Мало того, что проклятый мальчишка замкнул всю линию – еще и умрет, того гляди, а ты потом отписывайся.
– Уберите его отсюда. И разберитесь кто-нибудь, почему авария до сих пор не ликвидирована!
Подачу энергии восстановили только через три часа, от чего пострадали многие, если не все абоненты лорда Дурмана. Свет не горел во всех учреждениях Сумерек и Вечера, транспорт не работал, заводы и фабрики стали. Паучки, ткущие шелк, гибли тысячами из-за отказа обогревательных чар в их искусственных гротах. Счастье еще, что сам лорд вопреки утренним надеждам Кизила не посетил в тот день станцию, а уехал охотиться в Березы. Появилась возможность подтасовать факты до его возвращения, чем усердно занимался весь управляющий персонал. За последнее время случались и другие аварии, к которым деятельность самой станции отношения не имела, и данный конкретный случай можно было представить как одну из них. Все надеялись, что на этот раз никто из управляющих и бригадиров не понесет наказания.
Кизил, однако, счел, что задуманную статью публиковать пока не стоит. Вся неделя оборачивалась для него чуть ли не самой трудной с тех пор, как он получил свой значок от референта лорда Дурмана. Не успел он немного воспрянуть духом после аварии, как староста блока Шалфей доложил через бригадира Мураву, что конденсатор Крапива не только пережил эту ночь, но нашел в себе силы для побега. Поначалу Кизил заподозрил, что его исчезновению поспособствовали бригадиры – веселость Муравы заметно выветрилась за несколько часов сверхурочной работы, – но небольшое расследование убедило его, что Мурава и его коллеги озадачены пропажей Крапивы не меньше остальных.
«Рапорт о побеге мобилизованного» составлять было намного легче, чем «Рапорт о смерти мобилизованного», притом это не сулило расспросов со стороны благотворительных организаций. Не придется возиться с ревизором из Новокурганного дома, не придется определять степень ответственности и начислять компенсацию, прежде чем отправить родителям извещение по форме № 4. Рапорт о побеге направляется лорду-констеблю Акониту, и дальнейшим занимаются его люди.
Либеральные методы управления вещь, конечно, хорошая, думал Кизил, когда все начало возвращаться в нормальную колею, но в следующий раз, когда ему сообщат о прогульщике, он пошлет Мураву задать мерзавцу трепку и сбережет свое время для более интеллектуальных занятий.
9
ГОСТИ
День был прекрасный, и солнце струилось сквозь листву мамонтовых деревьев, но покой, который начал обретать здесь Тео, исчез без следа. Несколько раз он просыпался среди ночной тишины – то после знакомого уже сна, где он был беспомощным пленником в собственном теле, то после кошмара, где его гоняло по илистому морскому дну существо вроде огромного угря, все состоящее из вислогубого рта и мускулистого хвоста. Простыни и трусы с майкой промокли от пота – Тео в первый момент испытал острый стыд, подумав, что обмочился со страху.
Сидя на заросшем дворе с чашкой кофе в древнем шезлонге, который откопал в гараже у матери, он по-прежнему чувствовал себя незащищенным, объектом чьей-то охоты. Убийство, случившееся в доме матери, все испортило. Сегодня он планировал поиграть на гитаре, но сейчас вся охота пропала. Ему срочно требовалось куда-то выбраться. Он давно собирался съездить в библиотеку, посмотреть кое-что – это уж точно лучше, чем сидеть весь день одному и вздрагивать от каждого шороха.
Он взял ключи, бумажник, надел кожаную куртку и удостоверился, что все окна заперты. Уже в дверях ему показалось, будто над кухонной раковиной промелькнул солнечный зайчик, похожий на миниатюрную новую звезду. Он пригляделся, но зайчик уже исчез. Тео вернулся в дом проверить, не загорелась ли проводка – нет, все в порядке.
Солнечный луч, наверное, просто отразился от крана. Прямо как с теми пилотами – им везде НЛО мерещатся.
Тео потряс головой и оседлал мотоцикл. Остывший мотор завелся не сразу.
В нижней части Марипозы, у самого поворота на главную дорогу, ему снова привиделось что-то в кустах – не бархатисто-коричневое, как олений бок, а зеленое вроде камуфляжной формы. Он притормозил, но загадочное явление осталось уже позади. Оглянувшись, он не увидел ничего, кроме листвы с пятнами солнечного света.
Охотник? Но у них, кажется, оранжевые костюмы. И охота здесь вряд ли разрешена. Какой-нибудь псих со сдвигом на военной почве. Может, их таких целый взвод. В горах Санта-Крус кого только нет – ребята заехали сюда еще в семидесятых, чтобы жить на природе и глотать ЛСД, да так назад и не вернулись. Одним просто не нравится городская жизнь, у других имеются пугающе веские причины, чтобы не светиться внизу. Тут уже, наверное, несколько поколений таких чудаков сменилось.
«Что, собственно, стряслось? Ты увидал в лесу что-то зеленое? Крыша у тебя, парень, едет, вот что».
Все дело в одиночестве. Оно порождает не только скуку и сексуальную озабоченность. Когда целыми днями ни с кем не разговариваешь, некому сказать тебе, тронулся ты уже или нет.
Девушка-библиотекарь была по-своему миленькая – с очочками на шнурке, такого типа. Улыбаясь его нервозным шуткам, она показала ему микрофиши со старыми выпусками «Кроникл» и научила обращаться с просмотровым аппаратом. Он с трудом удержался, чтобы не пригласить ее куда-нибудь вечером.
А почему бы не попробовать, собственно? В худшем случае она скажет «нет».
Но он почему-то чувствовал, что сегодня воспримет отказ особо болезненно. Лучше наведаться еще раз, пусть поймет, что он парень тихий и серьезный, и тогда уж... Ему стало лучше уже потому, что он заинтересовался кем-то и у него появились мысли на эту тему.
Он хотел поискать что-нибудь про Эйемона, но для начала занялся недавним убийством. Информацию о нем в «Сан-Франциско кроникл» Тео нашел без труда – еще бы, такое громкое и не раскрытое пока преступление в спокойном районе. Материал поместили даже на первую полосу, хотя и сдвинули в самый низ.
Фотографии злосчастных супругов Марш оживили его память. Они оказались моложе, чем ему запомнилось, – лет под тридцать. Она была та самая красотка в короткой юбке. Теперь Тео и мужа вспомнил – тот, осматривая дом, большей частью молчал и все время читал сообщения на своем мобильнике. Говорила в основном риелторша – все распространялась, как подходит этот дом «для начального этапа». И Марши, видимо, согласились с ней, раз в банке у Тео лежат их деньги.
Начальный этап. Конечный этап.
Тео отогнал неприятную мысль, и его тут же поразила другая. А вдруг их родители или еще кто-нибудь вправе аннулировать сделку? К кому дом перейдет теперь? Ведь они же не могут забрать деньги назад, нет? Мысль, возможно, мелочная, но двести тысяч для него далеко не мелочь. Притом эта сумма уже уменьшилась, поскольку он заплатил немного вперед за хижину, не говоря уж о расходах на жизнь.
Сейчас он все равно ничего не придумает. Потом можно будет позвонить в компанию по недвижимости, проконсультироваться.
В газете приводились высказывания соседей, а миссис Крейли даже и процитировали: «Наш район пришел в упадок. Не знаешь, что за люди рядом». Тео отнес это на свой счет, разделив лавры с убийцами. О самом убийстве говорилось очень мало – его характеризовали как «зверское» и «бессмысленное». Миссис Крейли, всегда замечающая все самое важное, жаловалась также, что преступник забросал всю лужайку и крыльцо мусором. Полиция не выдвигала никаких версий, помимо ограбления, но в репортаже не упоминалось, что дом ограбили.
Тео почувствовал себя садистом, смакующим жуткие подробности, и занялся микрофишами.
Он нашел целых две статьи – больше, чем ожидал. Одна из «Экзэминера» начала семидесятых, другая – некролог.
Одолевая первую в непривычном негативном изображении, Тео с удивлением осознал, как грустно ему из-за того, что Эйемон в самом деле умер. Было бы куда удивительнее, будь он жив. Статья подтверждала догадку Тео – Эйемон действительно родился в конце девятнадцатого века, и теперь ему уже за сотню перевалило бы, но за последние недели Тео очень сблизился с ним. Статейка из серии «встречи с интересными людьми» сопровождалась снимком Эйемона «у себя в кабинете» – тоже негативом, где было трудно что-либо разобрать. Эйемон выглядел стройным, подтянутым, моложе своих тогдашних семидесяти лет, но это впечатление могло быть обманчивым.
При некрологе, очень кратком, фотографии не имелось – Эйемон Дауд был для этого недостаточно важной персоной. Интересно, кто его написал? Может быть, мать решила почтить дядину память, получив деньги? Она там упоминалась.
Эйемон А. Дауд, 76. Путешественник
Эйемон Альберт Дауд, объехавший в молодые годы весь мир, а зрелые посвятивший воспоминаниям о своих путешествиях, скончался 30 апреля в своем доме в Сан-Франциско, в возрасте 76 лет.
Мистер Дауд, сотрудничавший с географическими журналами и с нашей газетой, а также выступавший в библиотеках и школах, впервые вышел в море пятнадцатилетним мальчиком и до последних дней не утратил своей любви к экзотическим местам.
Далее следовала сокращенная версия записок Эйемона. В конце говорилось, что об усопшем скорбят «его племянница Анна Дауд Вильмос из Сан-Франциско и другие родственники в Чикаго».
Тео откинулся назад, глядя на экран невидящими глазами. «Анна Дауд Вильмос из Сан-Франциско». Звучит так, словно мать родом из аристократической семьи, из тех, что живут на Ноб-хилл.
Итак, старый Эйемон действительно умер. О причине смерти ничего не сказано, но раз это произошло дома, то скорее всего это был удар или сердечный приступ.
Чувствуя себя неудовлетворенным – нет бы порадоваться, что он вообще хоть что-то нашел про свое отнюдь не аристократическое семейство, – Тео пересел за компьютер и продолжил поиски в Интернете. Дополнительной информации об Эйемоне он там не нашел, поскольку ее и не было, зато обнаружил кое-какие места, упомянутые в рукописи. Перед ним открылось обширное поле эльфологии – область знатоков, легковерных, а в основном просто чокнутых, которым больше делать нечего.
Встав наконец из-за компьютера, Тео увидел, что девушка на абонементе ушла – то ли обедать, то ли домой. Ее сменил суровый мужчина со слуховым аппаратом, так что свидание приходилось отложить на неопределенное время.
Он поел в кафе, купил в книжном магазине на Эль-Камино «Белую богиню» Грейвса, «Сказки» братьев Гримм и книгу про «Битлз». Потом зашел в большой спортивный супермаркет, где приобрел фонарь Колмена и карманный фонарик на случай аварии с электричеством. Он задержался около дорогой парки – вдруг зимой в горах будет холодно? – но раскошелиться на такую вещь в теплом сентябре не хватало энтузиазма. У него, в конце концов, есть кожаная куртка, пережившая вместе с ним столько приключений. Ну, «приключений», положим, громко сказано – в тридцать лет многое из пережитого представляется таким идиотизмом, что и вспомнить стыдно.
Тео обнаружил, что слишком долго стоит на месте, купил в винном магазине шесть бутылок «Хайнекена» и в косых предзакатных лучах поехал к себе на гору.
Он сидел с тетрадкой на коленях, заткнув три бутылки за пояс, и его одолевало предчувствие неясной угрозы. Что-то словно надвигалось на него – не рок, это слишком громкое слово, но все-таки надвигалось. В хижине было холодно, но ему не хватало энергии встать и включить обогреватель. Он поднял с пола свою куртку и надел ее.
Книга Эйемона начинала выводить его из себя. Все это очень интересно и даже занимательно: какими бы недостатками ни обладал Дауд как писатель, воображения ему не занимать. Но вся его жизнь в волшебном городе сводится к анекдотам, которые, как и его реальные приключения, заканчиваются ничем. Его книга представляет собой некий странный и, похоже, безнадежно некоммерческий гибрид: с одной стороны, это фэнтези без приключений (во всяком случае, без драконов и темниц, имеющих спрос у малолеток), с другой – путеводитель по местам, куда попасть все равно нельзя. До конца рукописи оставалось всего пятьдесят или шестьдесят мелко исписанных страниц, и Тео теперь просматривал их по диагонали. Интересно, что другие люди делают в такой хороший вечер? Сегодня четверг. Многие, наверное, собираются куда-нибудь, в кино или в бар. Зря он не назначил свидания той девушке из библиотеки. Она так и осталась для него безымянной, поэтому он даже воображаемый диалог с ней не мог построить. Какое имя может подойти такой, как она? Элинор? Элизабет?
Она вполне может оказаться Кэтрин, с его-то счастьем. Это укололо Тео, и он вернулся к чтению. У Эйемона твердая рука – совсем не похоже на стариковский почерк. Он, должно быть, писал это задолго до смерти. Сосредоточиться на тексте было трудно – дневной свет угасал, и за окнами смеркалось.
После описания какого-то пустякового случая в игорном клубе, где снова появился молодой лорд Караденус как-его-там, уже фигурировавший в истории с борделем, рукопись внезапно оборвалась. Через всю страницу тянулась жирная чернильная черта, а за ней шло много пустых листов.
Лишь ближе к концу бросалась в глаза, как черное пятно на снегу, последняя запись, сделанная тем же, но куда менее твердым почерком. Строчки неровные, буквы крупные и торопливые.
Вот и все. Мой рассказ останется неоконченным, ибо такая концовка выше моих сил. Я надеялся, хотя не должен был надеяться, и поэтому все завершилось позором и полным мраком. Я изгнан, и путь назад для меня заказан.
Я думал, что смогу изложить это на бумаге, но нет – слишком все тяжело. Я потерял то, о чем другие люди не могли и мечтать, из-за собственной гордыни, из-за дерзостной отваги, которой даже боги должны остерегаться.
Это походило то ли на исповедь, то ли на сделанное второпях завещание.
Озадаченный и разочарованный Тео перелистал тетрадь назад, но так и не понял, почему Эйемон бросил свои записки. Надо бы вернуться к месту, где он начал просматривать текст кое-как, и перечитать все внимательно, но теперь, когда Тео знал, что конца у этой истории нет, это было уже не так интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Болотные огни теплились повсюду, но света давали мало и пахли, как гнилушки. Настроения это не улучшало. Кизил не раз запрашивал у высшего руководства более современные и яркие аварийные светильники – и вот результат. Не станция, а болото в летнюю ночь. В мерцающем полумраке Кизил налетел на стремянку, брошенную кем-то посреди прохода, и на место происшествия прибыл еще более злым, если это возможно.
– Почему не включена аварийная система? – рявкнул он, – Почему рабочие стоят без дела?
– Сейчас включимся, сэр. – Мурава дал затрещину резистору, стоящему над телом с круглыми глазами и разинутым ртом. – А ну, пошел в свою группу! Тебе не за то дают еду и жилье, чтобы ты глаза пялил!.
Прочие линейщики уже становились по местам, покачивая головами. Кизил, уверенный, что эти недоумки во всем винят его, сказал себе, что не намерен переживать из-за этого.
– Что у вас тут стряслось?
– Трудно сказать, сэр. – Мурава был плотнее и мускулистее других представителей своего вида, что позволяло заподозрить в нем немалую толику человеческой крови – «муха в улье», как говорят в простонародье. – Мы подключились и пустили установку номер три. Все шло как надо, а потом сопротивление точно взбесилось. Из-за Крапивы, сэр. Сроду такого не видел. Он точно вспыхнул весь – стоит, светится голубым и зеленым, искры от него летят. И упал. Мы его оттащили, я позвонил вам. На этом бы и конец – в этой секции у нас еще четырнадцать конденсаторов, и все работают хорошо, но через несколько минут все прерыватели отказали, и вот, нате вам!
Кизил сдержал резкое слово. Мурава прямо-таки веселится, проклятый – можно подумать, это какая-то детская шалость, повод сбежать с уроков. Если бы! Начнут теперь выговоры раздавать и ему, Финдусу Кизилу, кишки выматывать.
Барбарис. Ну почему это не могло случиться в смену Барбариса, будь он неладен!
Он взглянул на молодого Крапиву. Руки и ноги у парня все еще дергались, но уже медленнее. Глаза распахнуты, соломенные волосы закурчавились от тока, застоявшегося в его теле, как запруженная река. Огромные крылья скукожились, как расплавленное стекло.
– Что случилось? – спросил у него Кизил. – Что ты натворил, дурья башка?
Парень молча смотрел на него, подергивая веками и лязгая зубами.
– Говорить он не может, сэр, – заметил Мурава. – Я таких повидал. Хорошо еще, что он не превратился в головешку, в лягушку или во что похуже.
Один из врачей компании, Валериана (раньше он занимался частной практикой, но потом его обстоятельства отчего-то ухудшились), подержал маятник над белым, как бумага, лбом пострадавшего, и объявил:
– Плохо дело. Думаю, надо сообщить его родителям, что-бы готовились к худшему.
У Кизила вырвался стон. Мало того, что проклятый мальчишка замкнул всю линию – еще и умрет, того гляди, а ты потом отписывайся.
– Уберите его отсюда. И разберитесь кто-нибудь, почему авария до сих пор не ликвидирована!
Подачу энергии восстановили только через три часа, от чего пострадали многие, если не все абоненты лорда Дурмана. Свет не горел во всех учреждениях Сумерек и Вечера, транспорт не работал, заводы и фабрики стали. Паучки, ткущие шелк, гибли тысячами из-за отказа обогревательных чар в их искусственных гротах. Счастье еще, что сам лорд вопреки утренним надеждам Кизила не посетил в тот день станцию, а уехал охотиться в Березы. Появилась возможность подтасовать факты до его возвращения, чем усердно занимался весь управляющий персонал. За последнее время случались и другие аварии, к которым деятельность самой станции отношения не имела, и данный конкретный случай можно было представить как одну из них. Все надеялись, что на этот раз никто из управляющих и бригадиров не понесет наказания.
Кизил, однако, счел, что задуманную статью публиковать пока не стоит. Вся неделя оборачивалась для него чуть ли не самой трудной с тех пор, как он получил свой значок от референта лорда Дурмана. Не успел он немного воспрянуть духом после аварии, как староста блока Шалфей доложил через бригадира Мураву, что конденсатор Крапива не только пережил эту ночь, но нашел в себе силы для побега. Поначалу Кизил заподозрил, что его исчезновению поспособствовали бригадиры – веселость Муравы заметно выветрилась за несколько часов сверхурочной работы, – но небольшое расследование убедило его, что Мурава и его коллеги озадачены пропажей Крапивы не меньше остальных.
«Рапорт о побеге мобилизованного» составлять было намного легче, чем «Рапорт о смерти мобилизованного», притом это не сулило расспросов со стороны благотворительных организаций. Не придется возиться с ревизором из Новокурганного дома, не придется определять степень ответственности и начислять компенсацию, прежде чем отправить родителям извещение по форме № 4. Рапорт о побеге направляется лорду-констеблю Акониту, и дальнейшим занимаются его люди.
Либеральные методы управления вещь, конечно, хорошая, думал Кизил, когда все начало возвращаться в нормальную колею, но в следующий раз, когда ему сообщат о прогульщике, он пошлет Мураву задать мерзавцу трепку и сбережет свое время для более интеллектуальных занятий.
9
ГОСТИ
День был прекрасный, и солнце струилось сквозь листву мамонтовых деревьев, но покой, который начал обретать здесь Тео, исчез без следа. Несколько раз он просыпался среди ночной тишины – то после знакомого уже сна, где он был беспомощным пленником в собственном теле, то после кошмара, где его гоняло по илистому морскому дну существо вроде огромного угря, все состоящее из вислогубого рта и мускулистого хвоста. Простыни и трусы с майкой промокли от пота – Тео в первый момент испытал острый стыд, подумав, что обмочился со страху.
Сидя на заросшем дворе с чашкой кофе в древнем шезлонге, который откопал в гараже у матери, он по-прежнему чувствовал себя незащищенным, объектом чьей-то охоты. Убийство, случившееся в доме матери, все испортило. Сегодня он планировал поиграть на гитаре, но сейчас вся охота пропала. Ему срочно требовалось куда-то выбраться. Он давно собирался съездить в библиотеку, посмотреть кое-что – это уж точно лучше, чем сидеть весь день одному и вздрагивать от каждого шороха.
Он взял ключи, бумажник, надел кожаную куртку и удостоверился, что все окна заперты. Уже в дверях ему показалось, будто над кухонной раковиной промелькнул солнечный зайчик, похожий на миниатюрную новую звезду. Он пригляделся, но зайчик уже исчез. Тео вернулся в дом проверить, не загорелась ли проводка – нет, все в порядке.
Солнечный луч, наверное, просто отразился от крана. Прямо как с теми пилотами – им везде НЛО мерещатся.
Тео потряс головой и оседлал мотоцикл. Остывший мотор завелся не сразу.
В нижней части Марипозы, у самого поворота на главную дорогу, ему снова привиделось что-то в кустах – не бархатисто-коричневое, как олений бок, а зеленое вроде камуфляжной формы. Он притормозил, но загадочное явление осталось уже позади. Оглянувшись, он не увидел ничего, кроме листвы с пятнами солнечного света.
Охотник? Но у них, кажется, оранжевые костюмы. И охота здесь вряд ли разрешена. Какой-нибудь псих со сдвигом на военной почве. Может, их таких целый взвод. В горах Санта-Крус кого только нет – ребята заехали сюда еще в семидесятых, чтобы жить на природе и глотать ЛСД, да так назад и не вернулись. Одним просто не нравится городская жизнь, у других имеются пугающе веские причины, чтобы не светиться внизу. Тут уже, наверное, несколько поколений таких чудаков сменилось.
«Что, собственно, стряслось? Ты увидал в лесу что-то зеленое? Крыша у тебя, парень, едет, вот что».
Все дело в одиночестве. Оно порождает не только скуку и сексуальную озабоченность. Когда целыми днями ни с кем не разговариваешь, некому сказать тебе, тронулся ты уже или нет.
Девушка-библиотекарь была по-своему миленькая – с очочками на шнурке, такого типа. Улыбаясь его нервозным шуткам, она показала ему микрофиши со старыми выпусками «Кроникл» и научила обращаться с просмотровым аппаратом. Он с трудом удержался, чтобы не пригласить ее куда-нибудь вечером.
А почему бы не попробовать, собственно? В худшем случае она скажет «нет».
Но он почему-то чувствовал, что сегодня воспримет отказ особо болезненно. Лучше наведаться еще раз, пусть поймет, что он парень тихий и серьезный, и тогда уж... Ему стало лучше уже потому, что он заинтересовался кем-то и у него появились мысли на эту тему.
Он хотел поискать что-нибудь про Эйемона, но для начала занялся недавним убийством. Информацию о нем в «Сан-Франциско кроникл» Тео нашел без труда – еще бы, такое громкое и не раскрытое пока преступление в спокойном районе. Материал поместили даже на первую полосу, хотя и сдвинули в самый низ.
Фотографии злосчастных супругов Марш оживили его память. Они оказались моложе, чем ему запомнилось, – лет под тридцать. Она была та самая красотка в короткой юбке. Теперь Тео и мужа вспомнил – тот, осматривая дом, большей частью молчал и все время читал сообщения на своем мобильнике. Говорила в основном риелторша – все распространялась, как подходит этот дом «для начального этапа». И Марши, видимо, согласились с ней, раз в банке у Тео лежат их деньги.
Начальный этап. Конечный этап.
Тео отогнал неприятную мысль, и его тут же поразила другая. А вдруг их родители или еще кто-нибудь вправе аннулировать сделку? К кому дом перейдет теперь? Ведь они же не могут забрать деньги назад, нет? Мысль, возможно, мелочная, но двести тысяч для него далеко не мелочь. Притом эта сумма уже уменьшилась, поскольку он заплатил немного вперед за хижину, не говоря уж о расходах на жизнь.
Сейчас он все равно ничего не придумает. Потом можно будет позвонить в компанию по недвижимости, проконсультироваться.
В газете приводились высказывания соседей, а миссис Крейли даже и процитировали: «Наш район пришел в упадок. Не знаешь, что за люди рядом». Тео отнес это на свой счет, разделив лавры с убийцами. О самом убийстве говорилось очень мало – его характеризовали как «зверское» и «бессмысленное». Миссис Крейли, всегда замечающая все самое важное, жаловалась также, что преступник забросал всю лужайку и крыльцо мусором. Полиция не выдвигала никаких версий, помимо ограбления, но в репортаже не упоминалось, что дом ограбили.
Тео почувствовал себя садистом, смакующим жуткие подробности, и занялся микрофишами.
Он нашел целых две статьи – больше, чем ожидал. Одна из «Экзэминера» начала семидесятых, другая – некролог.
Одолевая первую в непривычном негативном изображении, Тео с удивлением осознал, как грустно ему из-за того, что Эйемон в самом деле умер. Было бы куда удивительнее, будь он жив. Статья подтверждала догадку Тео – Эйемон действительно родился в конце девятнадцатого века, и теперь ему уже за сотню перевалило бы, но за последние недели Тео очень сблизился с ним. Статейка из серии «встречи с интересными людьми» сопровождалась снимком Эйемона «у себя в кабинете» – тоже негативом, где было трудно что-либо разобрать. Эйемон выглядел стройным, подтянутым, моложе своих тогдашних семидесяти лет, но это впечатление могло быть обманчивым.
При некрологе, очень кратком, фотографии не имелось – Эйемон Дауд был для этого недостаточно важной персоной. Интересно, кто его написал? Может быть, мать решила почтить дядину память, получив деньги? Она там упоминалась.
Эйемон А. Дауд, 76. Путешественник
Эйемон Альберт Дауд, объехавший в молодые годы весь мир, а зрелые посвятивший воспоминаниям о своих путешествиях, скончался 30 апреля в своем доме в Сан-Франциско, в возрасте 76 лет.
Мистер Дауд, сотрудничавший с географическими журналами и с нашей газетой, а также выступавший в библиотеках и школах, впервые вышел в море пятнадцатилетним мальчиком и до последних дней не утратил своей любви к экзотическим местам.
Далее следовала сокращенная версия записок Эйемона. В конце говорилось, что об усопшем скорбят «его племянница Анна Дауд Вильмос из Сан-Франциско и другие родственники в Чикаго».
Тео откинулся назад, глядя на экран невидящими глазами. «Анна Дауд Вильмос из Сан-Франциско». Звучит так, словно мать родом из аристократической семьи, из тех, что живут на Ноб-хилл.
Итак, старый Эйемон действительно умер. О причине смерти ничего не сказано, но раз это произошло дома, то скорее всего это был удар или сердечный приступ.
Чувствуя себя неудовлетворенным – нет бы порадоваться, что он вообще хоть что-то нашел про свое отнюдь не аристократическое семейство, – Тео пересел за компьютер и продолжил поиски в Интернете. Дополнительной информации об Эйемоне он там не нашел, поскольку ее и не было, зато обнаружил кое-какие места, упомянутые в рукописи. Перед ним открылось обширное поле эльфологии – область знатоков, легковерных, а в основном просто чокнутых, которым больше делать нечего.
Встав наконец из-за компьютера, Тео увидел, что девушка на абонементе ушла – то ли обедать, то ли домой. Ее сменил суровый мужчина со слуховым аппаратом, так что свидание приходилось отложить на неопределенное время.
Он поел в кафе, купил в книжном магазине на Эль-Камино «Белую богиню» Грейвса, «Сказки» братьев Гримм и книгу про «Битлз». Потом зашел в большой спортивный супермаркет, где приобрел фонарь Колмена и карманный фонарик на случай аварии с электричеством. Он задержался около дорогой парки – вдруг зимой в горах будет холодно? – но раскошелиться на такую вещь в теплом сентябре не хватало энтузиазма. У него, в конце концов, есть кожаная куртка, пережившая вместе с ним столько приключений. Ну, «приключений», положим, громко сказано – в тридцать лет многое из пережитого представляется таким идиотизмом, что и вспомнить стыдно.
Тео обнаружил, что слишком долго стоит на месте, купил в винном магазине шесть бутылок «Хайнекена» и в косых предзакатных лучах поехал к себе на гору.
Он сидел с тетрадкой на коленях, заткнув три бутылки за пояс, и его одолевало предчувствие неясной угрозы. Что-то словно надвигалось на него – не рок, это слишком громкое слово, но все-таки надвигалось. В хижине было холодно, но ему не хватало энергии встать и включить обогреватель. Он поднял с пола свою куртку и надел ее.
Книга Эйемона начинала выводить его из себя. Все это очень интересно и даже занимательно: какими бы недостатками ни обладал Дауд как писатель, воображения ему не занимать. Но вся его жизнь в волшебном городе сводится к анекдотам, которые, как и его реальные приключения, заканчиваются ничем. Его книга представляет собой некий странный и, похоже, безнадежно некоммерческий гибрид: с одной стороны, это фэнтези без приключений (во всяком случае, без драконов и темниц, имеющих спрос у малолеток), с другой – путеводитель по местам, куда попасть все равно нельзя. До конца рукописи оставалось всего пятьдесят или шестьдесят мелко исписанных страниц, и Тео теперь просматривал их по диагонали. Интересно, что другие люди делают в такой хороший вечер? Сегодня четверг. Многие, наверное, собираются куда-нибудь, в кино или в бар. Зря он не назначил свидания той девушке из библиотеки. Она так и осталась для него безымянной, поэтому он даже воображаемый диалог с ней не мог построить. Какое имя может подойти такой, как она? Элинор? Элизабет?
Она вполне может оказаться Кэтрин, с его-то счастьем. Это укололо Тео, и он вернулся к чтению. У Эйемона твердая рука – совсем не похоже на стариковский почерк. Он, должно быть, писал это задолго до смерти. Сосредоточиться на тексте было трудно – дневной свет угасал, и за окнами смеркалось.
После описания какого-то пустякового случая в игорном клубе, где снова появился молодой лорд Караденус как-его-там, уже фигурировавший в истории с борделем, рукопись внезапно оборвалась. Через всю страницу тянулась жирная чернильная черта, а за ней шло много пустых листов.
Лишь ближе к концу бросалась в глаза, как черное пятно на снегу, последняя запись, сделанная тем же, но куда менее твердым почерком. Строчки неровные, буквы крупные и торопливые.
Вот и все. Мой рассказ останется неоконченным, ибо такая концовка выше моих сил. Я надеялся, хотя не должен был надеяться, и поэтому все завершилось позором и полным мраком. Я изгнан, и путь назад для меня заказан.
Я думал, что смогу изложить это на бумаге, но нет – слишком все тяжело. Я потерял то, о чем другие люди не могли и мечтать, из-за собственной гордыни, из-за дерзостной отваги, которой даже боги должны остерегаться.
Это походило то ли на исповедь, то ли на сделанное второпях завещание.
Озадаченный и разочарованный Тео перелистал тетрадь назад, но так и не понял, почему Эйемон бросил свои записки. Надо бы вернуться к месту, где он начал просматривать текст кое-как, и перечитать все внимательно, но теперь, когда Тео знал, что конца у этой истории нет, это было уже не так интересно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74