— Он взглянул на вечернее небо и вздохнул. — Наверное, уже поздно возвращаться на реку, — с сожалением произнес он.Тетушка Пол, Ксера и Сенедра ежедневно наведывались в сад, но Гарион никак в точности не мог выяснить, чем же они занимаются, а на следующей неделе его внимание отвлек внезапный приезд его деда, Белгарата-волшебника. Он сидел в своем кабинете с Эррандом, который увлеченно рассказывал о том, как дрессирует жеребца, подаренного ему Гарионом несколько лет назад. Дверь распахнулась от бесцеремонного толчка, и на пороге появился Белгарат со следами долгого путешествия на одежде и лицом мрачнее тучи.— Дедушка! — воскликнул Гарион, вскакивая на ноги. — Что ты…— Заткнись и сядь! — рявкнул на него Белгарат.— Что?— Делай, что тебе говорят. Мы с тобой сейчас поговорим, Гарион. То есть говорить буду я, а ты слушай! — Он остановился, чтобы перевести шумное от гнева дыхание. — Ты соображаешь, что ты наделал? — вымолвил он наконец.— Я? О чем ты, дед? — спросил Гарион.— Я о небольшом пиротехническом шоу, которое ты устроил в долине Мимбра, — ледяным тоном ответил Белгарат. — Об этой твоей импровизированной буре.— Дедушка, — как можно мягче попытался объяснить Гарион, — они были на грани войны. В нее, возможно, была бы вовлечена вся Арендия! Ты сам говорил, что этого допускать нельзя. Я должен был их остановить.— Мы говорили не о твоих побуждениях, Гарион. Мы говорили о способах действия. Зачем ты устроил эту бурю? Что вдруг на тебя нашло?— Мне казалось, что это лучший способ привлечь их внимание.— А больше ничего нельзя было придумать?— Они уже вступили в единоборство, дед. У меня не было времени размышлять.— Я же тебе тысячу раз говорил, чтобы ты не связывался с погодой.— Ну, это же был исключительный случай!— Если, по-твоему, это был исключительный случай, то тебе бы следовало посмотреть на снежный буран, который по твоей глупости поднялся в Долине, или на ураганы, разбушевавшиеся в Восточном море, не говоря уже о засухах и смерчах, которые ты пустил по всему свету. Ты что, не чувствуешь никакой ответственности?— Я не знал о таких последствиях! — в ужасе воскликнул Гарион.— Ты обязан был знать! — прорычал ему в лицо Белгарат, побагровев от гнева. — Нам с Белдином понадобилось полгода непрерывных разъездов и бог знает каких усилий, чтобы все более-менее утихомирилось. Ты представляешь, что этой своей безмозглой бурей ты чуть было не изменил климат на всей земле? И что такая перемена явилась бы всемирной катастрофой?— Одна крошечная бурька?— Да, одна крошечная бурька, — передразнил Белгарат. — Твоя крошечная бурька в нужное время в нужном месте чуть было не изменила климат на последующие несколько эр во всем мире, голова садовая!— Дедушка, — попытался возразить Гарион.— Ты знаешь, что такое ледниковый период? Гарион, бледный как полотно, покачал головой.— Это когда температура опускается — чуть-чуть, почти неощутимо. Но из-за этого на крайнем севере снег летом не тает. Он накапливается год за годом. Так образуются ледники, которые начинают продвигаться все дальше и дальше на юг. Всего лишь через несколько веков в результате твоего небольшого представления на драснийские болота надвигалась бы стена льда высотой в два фута. Ты бы похоронил Боктор и Вал-Алорн под куском льда, идиот. Ты этого хотел?— Конечно нет, дедушка, я правда не знал. Если бы я знал, не стал бы этого делать.— Большое утешение для миллионов людей, которых ты чуть было не уложил в ледяную могилу, — с сарказмом отпарировал Белгарат. — Никогда больше не смей этого делать! Никогда не смей даже думать о каких-то действиях, пока всего досконально не изучишь. И даже тогда лучше не рисковать.— Но ведь вы с тетушкой Пол вызвали тогда грозу в Лесу Дриад, — защищаясь, вспомнил Гарион.— Мы знали, что делаем, — завопил Белгарат. — Там не было опасности. — Старик с большим усилием взял себя в руки. — Никогда не смей баловаться с погодой, Гарион. По крайней мере, пока у тебя за плечами не будет как минимум тысячелетнего опыта.— Ждать тысячу лет?— Не меньше. А в твоем случае, может, и две тысячи. Тебе просто на редкость везет. Ты со своей инициативой всегда оказываешься в самом неудачном месте в самое неудачное время.— Я больше не буду, дедушка, — горячо пообещал Гарион, содрогаясь при мысли о том, как на землю неумолимо надвигаются ледяные глыбы.Белгарат наградил его долгим взглядом исподлобья и больше об этом не говорил. Потом, снова обретя спокойствие, он развалился в кресле у огня с кружкой эля в руке. Гарион достаточно хорошо знал своего деда, поэтому, чтобы привести его в приятное расположение духа, предусмотрительно послал за хмельным напитком, как только буря слегка поутихла.— Как твои занятия, мой мальчик? — спросил старый волшебник.— Да у меня все как-то времени не хватает, — виновато ответил Гарион.Белгарат пронзил его ледяным взглядом, и по проступившему у него на шее пятнышку Гарион догадался, что у старика внутри опять все вскипает.— Я очень виноват, дедушка, — поспешно извинился он. — С сегодняшнего дня я что-нибудь придумаю, чтобы найти время.Белгарат выпучил глаза.— Не надо, — быстро сказал он. — Ты и так уже такую кашу заварил с погодой. А если ты начнешь баловаться со временем, даже боги не предскажут, что из этого получится.— Я не это имел в виду, дедушка.— Тогда точнее выражайся. Недомолвки нам ни к чему. — Он перевел взгляд на Эрранда. — А ты что здесь делаешь, малыш? — спросил он.— Я здесь с Дарником и Полгарой, — ответил тот. — Они решили взять меня с собой.— Полгара здесь? — удивился Белгарат.— Я попросил ее приехать, — объяснил Гарион. — Она помогает мне разрешить одну небольшую проблему — по крайней мере, мне кажется, что она ее решает. Я в ее действиях ничего не понимаю.— Она иногда увлекается сценическими эффектами. Какой именно проблемой она занимается?— M-м… — Гарион бросил быстрый взгляд на Эрранда, который сидел, с вежливым интересом наблюдая за ними. Гарион замялся. — Это… м-м… связано с… м-м… наследником Ривского трона.— В чем тогда проблема? — недоуменно спросил Белгарат. — Ты и есть наследник Ривского трона.— Нет, я имею в виду следующего.— Я все равно не вижу, в чем здесь проблема.— Дедушка, в том, что наследника нет — пока, по крайней мере.— Нет? Так чем же ты занимался, мой мальчик?Гарион не нашелся, что ему ответить, и счел за благо переменить тему.С наступлением весны Полгара все свое внимание стала уделять двум сплетенным друг с другом дубкам. Она раз по десять на дню бегала в сад и скрупулезно осматривала каждый прутик, выискивая почки. Когда же наконец побеги стали разбухать, на лице ее появилось явное удовлетворение. И снова она и обе молодые дамы, Сенедра и Ксера, стали пропадать в саду с утра до вечера. Гариона же это ботаническое увлечение обескураживало и даже несколько раздражало. В конце концов, он пригласил тетушку Пол в Риву по гораздо более серьезному поводу.Когда вернулись перелетные птицы, Ксера отбыла к себе домой, в Лес Дриад. Вскоре Полгара невозмутимо объявила, что и они с Дарником и Эррандом вскоре поедут.— И отца мы тоже с собой заберем, — заявила она, неодобрительно поглядывая на старого волшебника, который, держа в руке кружку эля, бесцеремонно заигрывал с племянницей Бренда, покрасневшей от смущения Арелл.— Тетушка Пол, — возразил Гарион, — а как же быть с маленьким… м-м… затруднением, что возникло у нас с Сенедрой? Ты собираешься что-нибудь предпринять?— Я уже предприняла, Гарион, — с нежной улыбкой отвечала она.— Тетушка Пол, ты же все время провела в саду.— Да, дорогой, я знаю.Гарион еще несколько недель после того, как они уехали, не находил себе места. Ему даже пришло в голову, что либо он не сумел все толком объяснить, либо тетушка Пол чего-то не поняла.В самый разгар весны, когда луга, покрывавшие крутые склоны за городом, превратились в ярко-зеленый ковер, по которому здесь и там были разбросаны пестрые полевые цветы, Сенедра начала себя вести довольно странно. Гарион то и дело видел ее в саду, где она с необычайно нежным выражением лица созерцала свои дубки, а очень часто она вообще уходила из цитадели и возвращалась в сопровождении Арелл, с ног до головы усыпанная полевыми цветами. Перед каждой трапезой она выпивала глоток из серебряного флакончика и при этом страшно морщилась.— Что это ты пьешь? — полюбопытствовал он однажды утром.— Это для бодрости, — содрогаясь, ответила она. — Настойка на дубовых почках — совершенно отвратительная.— Это тетушка Пол тебе приготовила?— Откуда ты знаешь?— Ее лекарства всегда отвратительны.— M-м… — рассеянно произнесла она. Потом пристально поглядела на него. — Ты сегодня очень занят?— Не очень. А что?— Я подумала, не заглянуть ли нам на кухню — взять мяса, хлеба и сыра. Мне так хочется пойти на целый день в лес.— В лес? Зачем?— Гарион, — сердито сказала она. — Я всю зиму просидела безвылазно в этом ужасном старом замке. Мне нужен свежий воздух, солнечный свет, запах деревьев и цветов на лугу, а не эти промозглые серые камни.— Попроси Арелл сходить с тобой. Я не могу отлучаться на целый день. Она устало вздохнула.— Ты же только что сказал, что у тебя нет важных дел.— Никогда не знаешь наверняка. Вдруг что-нибудь появится.— Ничего, подождет, — процедила она сквозь зубы. Гарион метнул на нее быстрый взгляд, распознал угрожающие признаки и ответил как можно мягче:— Наверное, ты права, дорогая. Почему бы нам и вправду не совершить небольшую вылазку. Давай позовем с собой Арелл и, может быть, Кейла.— Нет, Гарион, — твердо возразила она.— Нет?— Определенно нет.Итак, вскоре после завтрака король Ривский рука об руку со своей маленькой королевой вышли из цитадели с изрядно нагруженной корзинкой, перешли через широкий луг за городом и остановились под дырявой тенью вечнозеленых деревьев на крутом склоне, ведущем к заснеженным остроконечным вершинам, которые образуют горный хребет Острова.Как только они вошли в лес, с лица Сенедры исчезли все признаки недовольства. Прогуливаясь между высокими соснами и елями, она набрала цветов и сплела из них венок. Утреннее солнце пробивалось сквозь ветви деревьев высоко над головой, бросая на лесной ковер из мха пятна золотистого света. От можжевельника и сосен исходил дурманящий смолистый запах, а птички кружились между высокими и стройными, как колонны, стволами, приветствуя своим щебетанием восходящее солнышко.Через некоторое время они вышли на поросшую мхом и окруженную со всех сторон деревьями поляну, где по сверкающим камням, журча и булькая, пробирался ручеек, впадавший в лесное озеро, к которому пришел напиться воды олень с бархатистыми глазами. Олень поднял голову, обернулся, переступив своими изящными тонкими ногами, без тени испуга поглядел на них и пошел обратно в лес.— Ах, как это прекрасно! — воскликнула Сенедра с нежной улыбкой на лице. Она села на круглый валун и начала расшнуровывать свои туфли.Гарион поставил корзину на землю и лег, растянувшись во весь рост. Он почувствовал, как все заботы последних месяцев медленно уплывают прочь.— Я рад, что ты это придумала, — сказал он, потягиваясь на прогретом солнцем мху. — Замечательная мысль.— Естественно, — ответила она. — У меня все мысли замечательные.Гарион вдруг вспомнил об одной загадке, не дававшей ему когда-то покоя.— Сенедра, — начал он, — я давно хотел тебя спросить. Почему все имена дриад начинаются на «Кс»? Ксера, Ксанта, например?— У нас такой обычай, — отвечала она, продолжая возиться со шнурками;— А как же твое имя? Почему оно не начинается с «Кс»?— Начинается. — Она стащила с ноги одну туфлю. — Просто толнедрийцы произносят его по-другому, вот и все. Поэтому и пишут иначе. Дриады вообще мало читают и пишут, поэтому написание их не волнует.— Ксенедра.— Почти похоже. Только дриадское «кс» звучит немного мягче.Она улыбнулась, сняла вторую туфлю и с наслаждением пошевелила пальцами ноги.— Зачем ты разулась? — рассеянно спросил Гарион.— Мне нравится чувствовать мох под ногами и еще мне хочется искупаться.— Слишком холодно. Этот ручей вытекает из ледника.— Я только окунусь — мне это не повредит. Она пожала плечами. Затем, словно отвечая на вызов, поднялась и начала скидывать одежду,— Сенедра! А если кто-нибудь увидит? Она рассмеялась серебристым смехом.— Ну и что, если увидят? Я не собираюсь из-за всяких глупых условностей купаться в одежде. Не будь таким занудой, Гарион.— Не поэтому. Просто…— Что?— Не важно.Она вбежала в озеро, повизгивая от восторга и обжигающей льдом воды. Оттолкнувшись, она нырнула, доплыла до другого берега, где в хрустально-прозрачную воду свешивалось поросшее мхом бревно, и встала на дно. Волосы ее струились по плечам, а на губах играла проказливая улыбка.— Ну?! — крикнула она ему.— Что — «ну»?— Ты идешь?— Нет, конечно.— Неужели всемогущий Повелитель Запада испугался холодной водички?— Всемогущий Повелитель Запада не желает подхватить простуду ради удовольствия поплескаться в ледяной воде.— Гарион, ты определенно становишься занудой. Сними свою корону и расслабься.— На мне нет короны.— Тогда сними что-нибудь другое.— Сенедра!Она снова рассмеялась и принялась болтать ногами, поднимая в воздух миллионы искрящихся капель воды, которые, как алмазы, сияли в лучах утреннего солнца. Затем она легла на воду, и ее волосы медным веером рассыпались по гладкой поверхности озера. Венок, который она сплела, после купания разошелся, и на воде покачивались полевые цветы.Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившись спиной к стволу дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его наполнял пьянящий запах травы, деревьев и лесных цветов. Из-за высоких стволов вылетела бабочка с узорчатыми золотисто-голубыми крыльями. Привлеченная ярким цветом, или запахом, или чем-то еще, она устремилась к озерку и цветам, качавшимся на нем. Бабочка перелетала от одного цветка к другому, слегка касаясь их крыльями. Сенедра, затаив дыхание, медленно погрузила голову в воду так, что на поверхности осталось только ее лицо. Бабочка все ближе и ближе подлетала к застывшей в ожидании королеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно коснулась крыльями ее губ.— О, замечательно, — рассмеялся Гарион. — Теперь моя жена общается с бабочками.— Ради поцелуя я готова на все, — отвечала она, бросив на него лукавый взгляд.— Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.— Интересная мысль. Тогда поцелуй меня прямо сейчас. А то мой дружок уже охладел. — Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями, уселась на склонившийся над водой куст. — Иди ко мне, Гарион.— Ты же на самой середине озера, — заметил он.— Ну и что?— Выходить ты, по-видимому, не собираешься.— Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.— Мы оба об этом пожалеем, — предупредил он. — Летние простуды долго не проходят.— Ты не простудишься, Гарион. Давай же. Поежившись, он решительно вступил в ледяную воду.— Жестокая ты женщина, Сенедра, — пожаловался он, содрогаясь от обдавшего его холода.— Не будь таким ребенком. Иди сюда.Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду, и по дороге больно ударился ногой о лежащий на дне камень. Когда он приблизился к Сенедре, она обвила его шею своими холодными, мокрыми руками и крепко прижалась губами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка покачнуться. Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись в лукавую улыбку, не отрываясь при этом от его губ, а потом она без всякого предупреждения подняла ноги и своим весом увлекла его под воду.Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.— Правда, здорово получилось? — хихикнула она.— Не особо, — проворчал он. — Тонуть мне не очень понравилось.Она пропустила это мимо ушей.— Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной еще поплавать.Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера, дрожа и посинев от холода.— Разведи огонь, Гарион, — проговорила Сенедра, клацая зубами.— Я не взял с собой трут, — сказал он. — И кремень тоже.— Тогда сделай это по-другому.— Как — «по-другому»? — не сразу понял он.— Ну ты же знаешь… — Она загадочно махнула рукой.— А-а. Я и забыл об этом.— Быстрее, Гарион. Я замерзаю.Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянке и направил свою энергию на сложенное в кучу топливо. Сначала поднялась тоненькая струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени. Через несколько минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в комок, сидела дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.— Да, вот так-то лучше, — сказала она, протягивая руки к костру. — Полезный ты человек, мой господин.— Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?— Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать сухую одежду на мокрое тело.— Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43