Шэрон неуклюже опиралась на заколоченную дверь, почти скрытая от меня
широкоплечим мальчиком. Правую руку она держала за спиной. У меня
сложилось впечатление, что мальчишка только что отпустил руку Шэрон. Он
повернул белокурую голову и пристально посмотрел на меня. Гораздо выше
Шэрон, тринадцати, а то и четырнадцати лет, крепкий, красивый, но с таким
тупым выражением лица, как будто только что нацепил маску. Да, иногда у
людей это хорошо получается.
Шэрон слабо улыбнулась мне:
- Привет, мистер Майлз!
Мальчишка пожал плечами и двинулся прочь.
- А ну-ка вернись, - сказал я.
Он обернулся - взгляд дерзкий, руки в карманах.
- Ты обидел эту девочку?
- Нет.
Он был спокоен и нагл. Голос взрослого человека, ничего похожего на
карканье подростков. Он вполне мог быть старше, чем казался на вид.
- Он обидел тебя, Шэрон?
Она еле слышно проговорила:
- Нет-нет-нет.
У нее был красный мячик на резинке. Она с задумчивым видом
подкидывала его. Я вдруг заметил, что она держит мячик левой рукой.
- Шэрон, можно мне посмотреть на другую твою руку?
Она вытащила ее из-за спины неохотно, но рука была как рука - ничего
особенного. Когда я решил перевести взгляд на мальчишку, того уже и след
простыл. Шэрон с досадой ткнула кулачком в мокрые глаза и сказала в
манере, витиеватой даже для суда Святого Джеймса:
- Мистер Майлз, как я могла бы наидостойнейшим образом отблагодарить
вас?
- Не бери в голову... А кто был этот желтоволосый феномен?
Это помогло. Она кивнула, подтверждая ценность услышанного слова:
- Просто Билли Келл... Черт! Он и вправду феномен.
- Боюсь, мне он не понравился. Что ему было нужно?
Она поджала губы:
- Ничего. - Она подкидывала мячик с ужасной сосредоточенностью. - Он
явный феномен. Не берите в голову. - И добавила вежливо, стремясь не
обрывать разговора: - Я слышала, у вас побывал взломщик.
- Да быстро расходятся новости!..
- Черт, да я просто заглянула в ваш дом утром. Перед тем как Анжело
начал наряжаться в церковь. Он говорит, что Догбери никогда не доберется
до сути происшедшего... Ну и плевать на Догбери, как вы думаете?.. Кстати,
вы клянетесь никогда не проболтаться, если я вам чего-то покажу?
Я сказал, что клятвы - дело серьезное, но ей это было известно. Она
изучала меня столь долго, что кто-нибудь слабонервный успел бы сойти с
ума, и наконец приняла решение. Бросив пристальный взгляд на улицу, она
направилась в полуподвал, расположенный ниже уровня тротуара. Вход в него
прятался за ступенями фасадного крыльца. Вместо деревянной двери он был
заколочен доской.
- Вам придется поклясться, мистер Майлз.
Я проверил свою совесть и сказал:
- Клянусь!
- Вам придется перекреститься, чтобы все было по закону.
Я перекрестился, и она, сделав легкое усилие, левой рукой сняла
доску. Однако левшой она не была: я замечаю подобные вещи. Я последовал за
ней, по ее приказу закрыв за собой эту насмешку над дверью, и мы оказались
в жарком грязном мраке, затхлом и туманном, пахнущем крысами и старой
сырой штукатуркой.
Я заверил Шэрон, что прекрасно вижу дорогу, но она взяла меня за
большой палец и повела мимо множества пустых упаковочных коробок и гор не
поддающегося описанию мусора в дальнюю комнату, которая раньше - до того
как дом был покинут жильцами - исполняла обязанности кухни. В Латимере
очень много подобных домов, и отток населения на окраины вряд ли способен
дать объяснение этому факту. Хотел бы я знать, не начинают ли люди
понемногу ненавидеть города, которым они отдали столько сил...
Посреди заброшенной кухни неясно просматривалось огромное хрупкое
сооружение - нечто собранное на скорую руку из старых упаковочных ящиков,
этакий дом внутри дома.
- Подождите!
Шэрон нырнула куда-то в недра сооружения. Зажгла спичку. Родились два
огонька.
- Теперь можете зайти.
Когда я протиснулся внутрь, она была молчалива и торжественна.
Морская синева ее глаз напрочь растворилась в жутком мраке.
- Никто никогда не делал этого раньше. Кроме меня... Это Амагоя. -
Она немного подумала и, явно опасаясь, что я окажусь недостойным правды,
добавила: - Конечно, это не игра в "воображалки".
Это была игра и не игра. Дно перевернутого ящика изображало собой
алтарь. На импровизированном престоле (полка над ящиком) лежало то, что
всякий принял бы за тряпичную куклу.
- Амаг, - Шэрон кивнула на куклу, - просто образ, привыкший быть
куклой. Куклы - это так по-детски, не правда ли?
- Возможно, но фантазия - всегда реальна. То, что находится внутри
твоей головы, не менее реально, чем то, что окружает тебя снаружи. Просто
это другой тип реальности, вот и все.
Две горящие свечи стояли в карауле, оберегая предметы, лежащие на
ящике-алтаре. Обтрепанная мальчишеская кепка, перочинный нож, серебряный
доллар.
- Я и в самом деле единственный человек, кто видел это, Шэрон? А
Анжело?
- О нет! - она была потрясена. - Амагоя - это я, когда мне одиноко. И
теперь вот вы... Потому я и заставила вас поклясться. Ну потому, что вы не
смеетесь, когда это нельзя.
Увы, Дрозма, мне пришлось прожить триста сорок шесть лет, чтобы
услышать в свой адрес столь значительный комплимент.
- Доллар. Он получил его как школьную премию и подарил мне на
счастье. Перочинный нож, потому что я хотела и он сказал: "Держи!"
Слышали бы вы то выражение, с каким она произнесла местоимение
"он"!..
- Кепку он просто выбросил.
Любые комментарии были сейчас неуместны - даже вежливые, даже со
стороны марсианина. Впрочем, Шэрон и не ждала комментариев. Я глядел
почтительно, и ей этого было вполне достаточно. Она с облегчением сменила
тему, заговорила порывисто дыша и словно ни о чем.
- Отец вернулся с профсоюзного собрания пьяным. Устроил настоящее
сражение... Ударил крышкой подъемника по плите, просто чтобы наделать
шуму. Разнес ее ко всем чертям. Откровенно говоря, вы не поверите, с чем
мне приходится мириться. Откровенно говоря...
- Подожди-ка, Шэрон! Этот Билли Келл... Мне кажется, он повредил тебе
руку. Ты можешь сказать мне, что случилось?
- Я не могла позволить вам избить его. Откровенно говоря, я не могла
бы взять на себя такую ответственность.
- Я не избиваю людей. Я бы просто слегка припугнул его.
- Он не из пугливых, да и все равно я не боюсь его. Он на самом деле
не ломал мне палец, просто притворился, что сломает.
Она не была изобретательной во лжи, и я добился своего простым
молчаливым ожиданием.
- Ну, он пытался заставить меня сказать... кое-что, о чем я не скажу,
и все. При меня и Анжело. Билли может пойти утопиться. Он явный феномен,
мистер Майлз...
- А палец?
- Все в порядке, честно... Смотрите, как играют гамму.
Она продемонстрировала, прямо на полу. И я обнаружил, что ее рука
цела и невредима. А потом я обнаружил, что ее большой палец прекрасно
знает, как с абсолютной четкостью подкладываться под остальные пальцы. И
это после одного-единственного урока. Медленно, разумеется, но
правильно!..
Вы сами, Дрозма, благожелательно отзывались обо мне как о пианисте.
Но я знаю, что мы никогда не сможем сравниться с лучшими
музыкантами-людьми. И совсем не потому, что наши искусственные пятые
пальцы недостаточно подвижны для фортепиано... Вам никогда не приходило в
голову, что причина только в том, что человеческие существа, живущие столь
короткое время, всегда помнят об этом в своей музыке?
- Я озадачен, Шэрон. Сегодня утром Анжело говорил что-то о Билли
Келле. Вроде бы они друзья, как я понял.
В ее голосе зазвучала взрослая горечь:
- Он думает, что Билли ему друг. Однажды я пыталась доказать
обратное. Он мне не поверил. Ведь он считает, что все вокруг хорошие.
- Не знаю, Шэрон... Не думаю, чтобы кому-то, кто бы он ни был,
удалось дурачить Анжело достаточно долго.
Что ж, это была удачная мысль, и она, казалось, заставила Шэрон
почувствовать себя гораздо лучше.
Она снова искусно переменила тему:
- Если вы хотите, мы могли бы сделать Амагою космическим кораблем.
Иногда я так делаю.
- Здравая идея.
Откуда-то из глубин мертвой кухни донеслись крадущиеся быстрые шаги.
- Не берите в голову, - сказала Шэрон. - Знаете, когда я ухожу
отсюда, я все закрываю другим ящиком. Чтобы не подпустить феноменов...
Когда я вернулся с космического корабля, на ступеньках крыльца меня
встретил нарядно одетый Анжело и передал приглашение хозяйки на чашечку
кофе. Ферман был уже внизу. Чашечка кофе, согласно воле Розы, состояла из
пиццы и полудюжины других соблазнительных блюд. Сама Роза в воскресном
наряде выглядела увядающей от чего-то более значительного, чем утренняя
жара.
- Вы хотели тишины и покоя, мистер Майлз, - произнесла она с
сожалением.
- Зовите меня Беном.
Я старался расслабиться, но не потерять чопорности "мистера Майлза".
Уж тот-то не имел никаких шансов сойтись с Шэрон поближе, подумалось мне.
Мы опять вспомнили альбомы с фотографиями. Ферман снова и снова
возвращался к одному и тому же вопросу: зачем они могли понадобиться вору?
- А у нас внизу ничего не пропало, - сказал Анжело. - Я проверял.
Через некоторое время Ферман нерешительно произнес:
- Анжело, Мак сказал мне, что он... ну... выкопает место. Во дворе.
Если ты хочешь, чтобы он это сделал.
Анжело поперхнулся:
- Если это позволит ему чувствовать себя лучше...
- Дорогой мой, - почти прошептала Роза. - Angelo mio... пожалуйста...
- Извините, но не передаст ли кто-нибудь Маку, что я уже вышел из
пеленок?
- Ну, сынок, - сказал Ферман. - Мак как раз подумал...
- Мак как раз не подумал!
Наступила натянутая тишина. Потом я не выдержал:
- Слушай, Анжело... Будь терпелив к людям. Они стараются.
Он с раздражением глянул на меня поверх симпатичного кухонного
столика, но раздражение это тут же исчезло. Теперь он казался озадаченным:
вероятно, его одолевали мысли о том, кто я и что я, какое место я занимаю
в его тайно расширяющимся мире. Справившись с собой, он извинился:
- Простите, дядя Джейкоб! Пусть Мак сделает это. Я обозлился, потому
что из-за моей поганой ноги не справляюсь с лопатой.
- Анжело, не употребляй таких слов!.. Ведь я же просила тебя!
Его лицо сделалось свекольно-красным. Ферман не выдержал:
- Пусть, Роза. На этот раз... Я бы и не так выражался, если бы Белла
принадлежала мне. Ругань еще никогда никому не приносила вреда.
- Воскресное утро, - захныкала Роза. - Всего час, как закончилась
месса... Ладно, Анжело, я не сержусь. Но не говори так. Ведь ты же не
хочешь быть похожим на этих мальчишек-хулиганов с улицы!
- Не такие уж они и хулиганы, мама. - Билли Келл напускает на себя
такой вид, но это ничего не значит.
- Хулиганские слова делают хулиганским мышление, - сказал Ферман, и
эта мысль, похоже, не возмутила Анжело.
Вскоре я откланялся. Анжело вызвался проводить меня. Едва мы подошли
к лестнице, он вдруг спросил:
- Кто вы, мистер Майлз?
Это было в его стиле - закончить разговор пренеприятнейшим вопросом.
Я не имею в виду, будто меня обеспокоило мое марсианское происхождение -
нет, конечно. Мне не понравилось то, что придется уклоняться от правдивого
ответа.
- Ничем не примечательный экс-учитель, как я уже говорил твоей
матери. А в чем дело, дружок?
- Ну-у, ваша манера истолковывания некоторых вещей... э-э...
- Не такая, как у большинства людей?
Он пожал плечами, и от этого телодвижения за версту несло тщательной
продуманностью - так оно было изящно.
- Я не знаю... Я встретил в парке одного старика, около месяца назад.
Возможно, и он... Он обещал дать мне на время несколько книг, но больше я
его не видел.
- Что за книги, не вспомнишь?
- Некто по имени Гегель. И Маркс. Я пытался взять Маркса в публичной
библиотеке, но они выдать отказались.
- Сказали, что дети не читают Маркса?
Он быстро взглянул на меня, и во взгляде этом явно присутствовала
некоторая доля недоверчивости.
- Я мог бы взять их для тебя. Если хочешь.
- Возьмете?
- Разумеется! И эти, и другие... Никогда не разберешься, что такое
хорошо, а что такое плохо, пока не доберешься до первоисточника. Но пойми,
Анжело, - ты пугаешь людей. И тебе известно почему, не так ли?
Он покраснел и, как всякий маленький мальчик, шаркнул носком ботинка
по полу.
- Я не знаю, мистер Майлз.
- Люди думают строго определенным образом, Анжело. Они представляют
себе двенадцатилетнего мальчика таким и никаким другим. Когда появляется
ребенок, мысли которого не соответствуют его возрасту, у людей возникает
ощущение, будто покачнулась земля. Это их пугает. - Я положил ему руку на
плечо, желая донести до него то, что не выразишь словами.
Он не отстранился.
- Меня, Анжело, это не пугает.
- Нет?
Я попытался скопировать его изящное пожатие плечами:
- В конце концов Норберт Винер [Винер Норберт (1894-1964) -
американский ученый, сформулировавший основные положения кибернетики]
поступил в университет будучи одиннадцатилетним.
- Да, и у него тоже были сложности. Я читал его книгу.
- Тогда тебе известно многое из того, что я пытаюсь объяснить. Ну, а
как насчет других книг? Что ты любишь читать?
Он забыл об осторожности и воскликнул:
- Все! Все что угодно!
- Роджер! [Roger! - Вас понял! (на жаргоне радистов)]
Я стиснул его плечо, опустил руку и отправился наверх. Не уверен, но
мне показалось, будто он прошептал мне вслед:
- Спасибо!
4
В полдень я сидел у себя в комнате, обдумывая свои действия и тщетно
стараясь предугадать, какими будут следующие шаги Намира. Заглянул Ферман,
разодетый и несерьезный. Заявил, что у него свидание с женой. В его
возрасте, думаю, и в самом деле не стоит придавать особое значение
воскресным визитам на кладбище. Он брал с собой Анжело и пригласил
присоединиться к ним.
Его "развалюхой" оказалась модель 58-го года. Едва мы потарахтели по
Калюмет-стрит, Анжело показал мне модели 62-го и 63-го. Их линии восхитили
меня. Мои спутники вовсю болтали о машинах, и я оказался единственным, кто
заметил этот серый двухместный автомобиль. Он все время держался позади
нас. А когда мы покинули городские улицы, последовал за нами и на хайвэй
[скоростное загородное шоссе].
- Кладбище не в Латимере?
- Нет. Родственники Сузан были родом из Байфилда. Она пожелала, чтобы
ее похоронили именно там. Около десяти миль. Она была Сузан Грейнгер.
Говорят, Грейнгеры жили в Байфилде с 1650 года... А мой папа приплыл
третьим классом.
- Как и мой дедушка, - сказал Анжело. - Кому это теперь интересно?
Ферман посмотрел на меня, прищурился и улыбнулся. Я сказал:
- Мир один, Анжело?
- Конечно. А разве нет?
- Мир один, а цивилизаций много.
Он выглядел взволнованным.
- Ну что ж, - сказал Джейкоб Ферман, - я из тех, кому нравится идея
насчет единого мирового правительства.
- А я боюсь этого, - заметил я, наблюдая за Анжело. - Сделаться
монолитными так же легко, как для индивидуалистов убить индивидуализм, не
познав его. Почему бы не существовать семи или восьми федерациям - по
числу основных цивилизаций?.. Федерациям, соблюдающим общемировой закон,
признающий с их стороны право быть различными и неагрессивными?
- Думаете, мы когда-нибудь сможем получить подобный закон? - с
сомнением произнес Ферман. - А каковы в этом случае гарантии против войны,
Майлз?
- Гарантия только в моральной зрелости людей, и никаких других!..
Разумно организованные политические структуры могли бы оказать
значительную помощь, но риск войны не исчезнет до тех пор, пока люди не
перестанут считать, что можно оправдывать ненависть к чужакам и присвоение
силой. Главное - человеческое сердца и умы, а все остальное - механика.
- Ого, да вы - пессимист!
- Вовсе нет, Ферман. Однако я напуган всеобщим стремлением видеть все
исключительно так, как хочется тебе самому. В политике именно такое
стремление дает волкам разрешение на вой.
- Хм-м... - Старик стиснул костлявое колено Анжело. - Как ты думаешь,
Анжело, мы с Майлзом уже достаточно стары, чтобы не ломать голову над
такими вещами?
Анжело отверг бы подобный сарказм со стороны кого угодно. Но не
стороны дяди Джейкоба. Он хихикнул и нанес кулаком по плечу Фермана
воображаемый удар. Так мы дурачились до самого Байфилда. Серый двухместный
автомобиль продолжал плестись позади, и я перестал обращать на него
внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30