Этак они могут вовсе забросить в угол план постройки ратуши. Нам нужно вести себя осторожно, это
только на пользу делу. Если мы теперь отнесемся к ним непримиримо, то нечего ждать пощады ни нам, ни нашим проектам.
«Уже дрожит», — про себя подумал Хурт.
— Ах да, — продолжил городской голова после недолгого молчания, — еще одно дело. Вам нужно объяснить и то, что проект новой ратуши далеко еще не утвержден и что в нем еще будет предпринят ряд изменений, исходя из интересов всех граждан города. Все это потребует немало времени. И если случится, что выборы изменят состав городской управы, то в дальнейшем можно будет учесть новые пожелания и указания...
Йоэль Хурт почувствовал, как скулы у него загорелись.
— Я и то хотел сказать вам, — вчера мы в городской управе пришли к заключению, что и ваш переработанный проект нуждается еще в небольших переделках.
— Да-а? — спросил Хурт с ироническим безразличием.
Городской голова почувствовал себя виноватым и стал
оправдываться. Он, может, и не встал бы на эту точку зрения, а поддержал бы двух городских советников, которые решительно восставали против заключения управы, но вот другие советники... Да, они сочли несправедливым, что у одного из домовладельцев — и кого еще? у Тараса — насильно отнимают участок. Тарас имеет большие заслуги перед городом. Он давал работу многим рабочим, подарил городскому парку комплект редкостных молодых деревьев, не говоря уже о том, что он. поставлял городской управе по сходной цене строительные материалы, цемент и т. Д. В благодарность за это снести теперь его дома, предложив за это какую-то жалкую сумму? Это не годится. И к тому же опасно.
Разволновавшись, городской голова встал. Он близко подошел к Хурту и почти шепотом, подмигнув, сообщил ему:
— Говорят к тому же, что Тарас, возможно, станет будущим городской головой! Да-а... Напрасно было бы тягаться с ним. Для пользы дела, вы сами понимаете, необходимо вовремя предусмотреть все. Вот мы и решили, что вам следует сделать еще одну небольшую поправку в вашем проекте, прежде чем представить его думе на утверждение. Участок Тараса нужно оставить в покое. Полагаю, что это можно устроить. Конечно, это потребует некоторых усилий, но у вас все пойдет гладко, ведь вы справлялись и с более трудными задачами. Тем более что мы решили заплатить вам особо за эту работу. Вообще, вы знаете, не так уж целесообразно сосредоточивать все учреждения в одном месте. Возьмем хотя бы городскую библиотеку и читальный зал...
И как большое открытие, городской голова принялся расхваливать уже давно известные предложения. Хурт все еще молчал, и городской голова почувствовал себя еще более виноватым.
— Лично я... конечно, мои взгляды во многом расходятся с точкой зрения городской управы, но ничего не поделаешь!
— Итак, вы испытываете большой страх? - резко, холодно спросил Хурт.
— Страх? — возразил городской голова. — Никакого страха! При чем тут страх? Это трезвое, обдуманное решение городских советников.
— Откровенно говоря, все вы там большие трусы — и вы, и ваши советники! — выпалил Хурт, не в силах сдержать свой гнев.
Городской голова не был подготовлен к такой наглой выходке со стороны простого служащего. Обычно всегда спокойный и рассудительный, он тоже потерял на минутку самообладание:
— Я позвал вас сюда не для того, чтобы выслушивать от вас дерзости! Я просто приказываю вам, как своему подчиненному, чтобы вы составили ответ на газетную статью. И больше ничего!
Он дал понять, что разговор окончен. Но Хурт был сегодня готов ко всему. Твердо глядя в лицо городскому голове, он сказал:
— Если угодно, оправдывайтесь сами, без моего содействия!
— Значит, вы не думаете отвечать на статью?
— Нет! Я сыт всем этим по горло! С сегодняшнего дня пусть кто-нибудь другой продолжает корежить проект ратуши! А меня прошу оставить в покое! Я больше не намерен участвовать в вашей дурацкой игре.
— Не хотите ли вы сказать, что оставляете свою должность?
— Да!
— Именно теперь, когда нам предстоят тягчайшие испытания?
— Все вы там можете сгибаться хоть до земли, но это вас не спасет. Вас все равно не помилуют!
— Я не знал, что и вы уже примкнули к ним... Может, и вам уже припасли теплое местечко?
Хурт не счел нужным опровергать это подозрение.
— Разрешите идти? — спросил он.
— Нет, подождите, пожалуйста.
Не в обычае городского головы было слишком заострять отношения, а потом оставлять вопрос открытым. Конечно, можно наговорить друг другу колкостей, но все же... Не угодно ли Хурту присесть и закурить?
— Нет, спасибо.
— В конце концов, я вас понимаю, — миролюбиво заговорил городской голова. — Ваш проект... вы много над ним потрудились, быть может, даже душу вкладывали... Ну да... Но все же я советую хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение. Сейчас вы, быть может, раздражены. И вообще мы напрасно погорячились. Этого не нужно. Взвесим все спокойно. Если вы считаете, что жалованье у вас недостаточное, а работы чересчур много, то это можно как-нибудь уладить. Дадим вам помощника, а часть ваших обязанностей- можно будет передать городскому инженеру. Предоставим вам возможность больше заниматься частными заказами. Не хочется отпускать хорошую рабочую силу...
— Мою рабочую силу вы хвалите, видимо, из-за этих бесконечных заседаний и собраний, в которых я самоотверженно старался принимать участие? А моя главная работа, которая меня увлекала, в которую я действительно вкладывал душу — я имею в виду ратушу, — эта работа всем вам только мешает. Каждый имеет право вмешиваться, вносить изменения, искажать. Нет, с меня хватит!
— Но, господин Хурт, когда вы пришли к нам, вы должны были знать, что в общественных делах приходится учитывать мнения многих людей. При демократическом строе иначе и невозможно. Просто невозможно. Да, — развел городской голова руками, — когда они нас сменят, тогда, быть может, все изменится, тогда не будут считаться с интересами отдельных людей...
— Что касается демократии,- то, по-моему, она заключается не в том, чтобы плясать под любую дудку.
И ему вспомнилась история о человеке, его сыне и осле, как они все втроем шагали по дороге в город и. прохожие смеялись: ну и осел этот человек, если не догадается ехать верхом на своем животном. Уселся человек на спине у осла, но его снова высмеяли: ишь, эгоист — восседает, словно епископ, на осле, а ребенок ковыляет рядом; когда же он посадил на осла мальчика, над ним опять стали смеяться, и тогда они вдвоем взгромоздились на бедное животное. Когда и после этого издевательствам не было конца, они связали ослу ноги и понесли его вдвоем. Разве постройка ратуши не была точной копией этой истории?
— Знаете, — сказал Хурт, - мне кажется, что правы те, которые твердят, будто все ваши гигантские планы придуманы только ради рекламы. Один я, глупец, отнесся к ним серьезно. А теперь хватит! Мое решение твердо.
9
После того как Хурт ушел из кабинета городского головы, на душе у него неожиданно сделалось легко. Охваченный общим праздничным настроением сочельника, он поспешил в магазины, чтобы сделать нужные закупки. Радостно возбужденный, он заговаривал с другими покупателями и с руками, увешанными покупками, вернулся домой, как рождественский дед.
Не хватало только елки. Надо было поискать ее, — что за рождество без елки.
Весь край рыночной площади был уставлен елками, они стояли и лежали, сваленные кучками. Продавцы заглядывали в глаза покупателям, стараясь угадать их вкус, тем более что елок оставалось много, а вечер приближался. За каждым из тех, кто проявлял хоть малейший интерес к елкам, ходили толпы мальчишек, надеявшихся заработать.
Внимание Йоэля привлекла вдруг дама в короткой пушистой шубке, которая, спрятав лицо в воротник, переходила от одной ели к другой.
Йоэль внутренне возликовал, узнав Реэт.
— Вы! — воскликнула Реэт, протягивая руку. — Вот хорошо, вы поможете мне найти елку. Это должна быть маленькая елочка, но с шишками, непременно с шишками. Никак не найду такую.
— Почему непременно с шишками?
— Это я не себе. У нас там живет одна пожилая барышня, так это ей. Сама она болезненная, но елка должна быть с шишками. Наверно, надеется, что это поможет ей выйти замуж.
По пятам за ними двигался уже двойной хвост носильщиков. Стоило им только остановиться где-нибудь, как сзади доносились голоса: «Позвольте, я отнесу! Нет, я, прошу вас! Он уже относил, я тоже хочу заработать!»
Пришлось отпилить от одного довольно длинного дерева верхушку, и двоим мальчикам поручили отнести ее. Реэт дала им адрес, а Йоэль заплатил за труд вперед, хотя Реэт и предостерегала: «А вдруг они сбегут с елкой и с деньгами?»
— Поверьте, — сказал Йоэль, — я был бы просто рад, если бы они это сделали.
— Какие вы глупости говорите, — засмеялась Реэт.
— Ничуть! Среди людей гораздо меньше жуликов, чем мы думаем. Я всегда бьюсь об заклад с самим собой, производя такие маленькие проверки честности. И почти никогда не проигрываю. Никто не решается рисковать из-за пустяков. Поверьте, люди честнее, чем мы думаем.
Реэт, которая не чуждалась подчас- маленькой лжи, с удивлением поглядела на Йоэля. Хитер он или действительно так неопытен?
Мальчишки уже исчезли. Йоэль подозвал проезжавшего извозчика. Реэт не противилась поездке, только еще туже стянула воротник шубки, садясь в сани. Она надеялась догнать мальчишек, но Йоэль стал уговаривать ее прокатиться в такую хорошую погоду, когда воздух мягок, а снег так свеж и чист.
Реэт уступила и, слушая веселую болтовню Йоэля, позволила повезти себя за город. Уже пропали из глаз последние дома окраины. Спина извозчика высилась на облучке, словно стена, под защитой которой было так Уютно сидеть. Звенели бубенцы, лошадка трусила по слабо наезженной снежной дороге, придорожные деревья протягивали над головой отягченные снегом ветки, наступали сумерки. Впереди ширилось белое поле с далекими зигзагами лесов, налево за живой изгородью кудрявился дым проезжавшего поезда. Было так хорошо и свободно, забылись прошлые дни с их работой, забылись обязанное и заботы. Йоэль протянул руку к спинке саней, и Реэт доверчиво оперлась на нее.
— Представьте себе, — сказала Реэт, — мой муж всегда звал, меня поехать с ним зимой в деревню. Мне никогда не хотелось. Но теперь я вижу, как это прекрасно. В следующий раз непременно поеду.
— А разве вам нравятся все эти крестины и похороны? — спросил Йоэль.
— Нет, но сама поездка нравится.
— Я думаю, — возражал Йоэль, — что и поездка не так уж хороша, когда нужно куда-нибудь ехать. Но если нет никакого принуждения, когда едешь, куда душе угодно, и если к тому же рядом сидит...
— Тсс I — игриво приложила Реэт палец к губам, кивнув головой в сторону извозчика.
— Ах, сегодня мне все нипочем! — воскликнул Йоэль. — Сегодня все должно быть иначе, чем всегда. Этой кляче следовало бы бежать гораздо быстрее и свалить нас в канаву! Эй, извозчик, не жалейте кнута!
— Что с вами сегодня? — спросила Реэт, окинув Йоэля взглядом, в котором были и испуг, удивление, и сочувствие и который безумно нравился Йоэлю.
— Сегодня в моей жизни день солнцеворота! Знаете что? Приходите сегодня вечером ко мне на елку! Это было бы замечательно! Вы согласны! Вы решитесь?
— Но, господин Хурт!.. За кого вы меня принимаете? Чтобы я к вам...
Да, госпожа Нийнемяэ права, как мог Йоэль сказать такую глупость? Он умолк и задумался. Дотронувшись рукой до руки Йоэля, Реэт сказала:
— А теперь нам пора возвращаться. Уже темнеет.
— А мы и не будем возвращаться! Да, да, мы не будем возвращаться! Я злоупотребил вашим доверием, увез вас из города и теперь не отдам обратно. Нет, никому не отдам!
— Но, милый человек, что вы со мной сделаете? — глядя по-прежнему на Йоэля, спросила Реэт.
— Все равно что. Съем вас!
— Прямо с шубой?
Дорога испортилась и стала ухабистой, продолжать поездку было бессмысленно, нужно было повернуть обратно, но это казалось поражением. «Пусть испугается, пусть начнет просить...» — упрямо подумал Йоэль. Но госпожа Нийнемяэ и не думала просить, она только запахнулась покрепче.
Вечерний снег отсвечивал синевой, придвинулась мрачная полоса леса. Небо казалось зловещим.
— Мне холодно, — призналась Реэт после довольно продолжительного молчания. — Ноги озябли.
Йоэль приказал извозчику повернуть обратно и постарался укутать ноги Реэт полностью, вообще проявил такое усердие и такую заботу, что это рассмешило Реэт. Обменялся даже местами, чтобы защитить спутницу от ветра.
Когда добрались до первых городских домов и Реэт в одном из окон увидела елку, она сказала:
— Я пригласила бы вас на елку, но... но это неудобно. Этот вечер мы привыкли проводить с мужем одни. В своем домашнем кругу...
— Как и я на этот раз, — ответил Йоэль. — Только не в кругу, а в точке, потому что я один.
— Совсем, совсем один?
— Как настоящий холостяк.
— Ах, холостяки никогда не бывают одиноки. Человек скорее бывает одинок в браке.
Эта фраза вспомнилась Хурту позднее, когда он дома развязывал купленные днем свертки. Он все еще испытывал такой душевный подъем, что даже не замечал своего одиночества.
Теперь, когда он снова просмотрел статью Мугула в газете, он уже не почувствовал никакой обиды. Какое ему дело до всех этих оскорблений? «Понапрасну истраченные цветы красноречия и проповедь морали!» — подумал он п швырнул газету в корзину для бумаг. Он вынул из шкафа серую тарелку с потрескавшейся глазурью и положил на нее фрукты. Завтра он отправится с бутылкой коньяка к скульптору Умбъярву, а на второй день праздника сделает визит к Орайыэ. А теперь сядет и будет читать, ведь он даже не успел еще перелистать последние номера архитектурного журнала. -
Но когда он выдвинул из-под стола корзину, чтобы сунуть в нее оберточную бумагу, брошенная туда газета нахально высунулась. И сколько бы Йоэль ни набрасывал на нее бумаг, она все еще высовывалась из корзины. Это был словно вызов. «Ничего, ты нас еще погреешь», — про себя сказал Йоэль, Он поднес корзину со всеми бумагами к печке и открыл дверцу.
Вдруг раздался звонок. Йоэль взял трубку :
— Алло!
Никакого ответа. Кто это мог быть? Видимо, ошибка. Йоэль снова подсел к печке и одну за другой принялся жечь бумаги из корзины. Вспыхнувшее пламя привлекло к себе взгляд и мысли. Где-то на внутреннем экране воображения появился не то испуганный, не то удивленный, не то сочувственный взгляд Реэт. На площади за окном часы пробили шесть.
«Теперь она сидит в церкви, — подумал Йоэль. — Муж ее, в черном таларе и с белым галстуком, стоит в алтаре и держит в руках толстую Библию. Вспоминает ли Реэт еще о поездке на санях или просит у бога прощения за свой маленький проступок, о котором муж еще ничего не знает? Расскажет ли ему вообще Реэт об этом? Или, может быть, скажет только Кики? А может, уже и рассказала? И потихоньку посмеялась надо мной?»
Прошло едва полчаса, как снова позвонили. Но это был дверной звонок. Йоэль поднял воротник домашней куртки, чтобы закрыть голую шею, и через рабочую комнату пошел открывать дверь.
Сначала он обрадовался приходу Реэт и Кики, но затем почувствовал некоторое разочарование, даже грусть. Потому ли, что Реэт пришла не одна, а из приличия привела с собой Кики? Или потому, что Реэт слишком быстро сдалась, обнаружив свое влечение, в то время как Йоэлю хотелось преодолевать всевозможные препятствия, чтобы завоевать ее? Или потому, что его застали одетый по-домашнему, в ночных туфлях?
— Мы проходили мимо вашего дома, — сказала Кики На свой певучий манер — и мне пришла мысль, не заглянуть ли к вам? Вы не сердитесь? Очень захотелось поглядеть, как выглядит ваша новая мебель.
«Врет, — подумал Йоэль, — как всегда, берет вину на себя».
Гостьи никак не хотели снимать пальто. Посидят немножко и отправятся дальше. По оказалось, тут есть на что посмотреть, особенно в рабочей комнате. Кики попросила дать ей разъяснения насчет развешанных по стене набросков. При этом она почтительно улыбалась, задавая наивные вопросы о простейших вещах и с наигранным пиететом приближаясь к любому предмету.
— Я так глупа, так глупа в этих вещах, — пропела она. — Это и есть новая ратуша?
— Нет, это дача для купца Киндлама. Здесь жилой дом, здесь сарай, здесь баня. Несколько необычный стиль, не правда ли?
Иоэль показал свои институтские проекты, наброски некоторых перестроек и заказанные ему проекты домов.
— Господи, как много у вас работы! Как вы с ней справляетесь? Откуда вы берете время? — спросила Кики.
Реэт казалась рассеянной, переходила от одного чертежа к другому, не останавливаясь надолго ни перед одним.
— У меня же есть помощники, — ответил Иоэль Кики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
только на пользу делу. Если мы теперь отнесемся к ним непримиримо, то нечего ждать пощады ни нам, ни нашим проектам.
«Уже дрожит», — про себя подумал Хурт.
— Ах да, — продолжил городской голова после недолгого молчания, — еще одно дело. Вам нужно объяснить и то, что проект новой ратуши далеко еще не утвержден и что в нем еще будет предпринят ряд изменений, исходя из интересов всех граждан города. Все это потребует немало времени. И если случится, что выборы изменят состав городской управы, то в дальнейшем можно будет учесть новые пожелания и указания...
Йоэль Хурт почувствовал, как скулы у него загорелись.
— Я и то хотел сказать вам, — вчера мы в городской управе пришли к заключению, что и ваш переработанный проект нуждается еще в небольших переделках.
— Да-а? — спросил Хурт с ироническим безразличием.
Городской голова почувствовал себя виноватым и стал
оправдываться. Он, может, и не встал бы на эту точку зрения, а поддержал бы двух городских советников, которые решительно восставали против заключения управы, но вот другие советники... Да, они сочли несправедливым, что у одного из домовладельцев — и кого еще? у Тараса — насильно отнимают участок. Тарас имеет большие заслуги перед городом. Он давал работу многим рабочим, подарил городскому парку комплект редкостных молодых деревьев, не говоря уже о том, что он. поставлял городской управе по сходной цене строительные материалы, цемент и т. Д. В благодарность за это снести теперь его дома, предложив за это какую-то жалкую сумму? Это не годится. И к тому же опасно.
Разволновавшись, городской голова встал. Он близко подошел к Хурту и почти шепотом, подмигнув, сообщил ему:
— Говорят к тому же, что Тарас, возможно, станет будущим городской головой! Да-а... Напрасно было бы тягаться с ним. Для пользы дела, вы сами понимаете, необходимо вовремя предусмотреть все. Вот мы и решили, что вам следует сделать еще одну небольшую поправку в вашем проекте, прежде чем представить его думе на утверждение. Участок Тараса нужно оставить в покое. Полагаю, что это можно устроить. Конечно, это потребует некоторых усилий, но у вас все пойдет гладко, ведь вы справлялись и с более трудными задачами. Тем более что мы решили заплатить вам особо за эту работу. Вообще, вы знаете, не так уж целесообразно сосредоточивать все учреждения в одном месте. Возьмем хотя бы городскую библиотеку и читальный зал...
И как большое открытие, городской голова принялся расхваливать уже давно известные предложения. Хурт все еще молчал, и городской голова почувствовал себя еще более виноватым.
— Лично я... конечно, мои взгляды во многом расходятся с точкой зрения городской управы, но ничего не поделаешь!
— Итак, вы испытываете большой страх? - резко, холодно спросил Хурт.
— Страх? — возразил городской голова. — Никакого страха! При чем тут страх? Это трезвое, обдуманное решение городских советников.
— Откровенно говоря, все вы там большие трусы — и вы, и ваши советники! — выпалил Хурт, не в силах сдержать свой гнев.
Городской голова не был подготовлен к такой наглой выходке со стороны простого служащего. Обычно всегда спокойный и рассудительный, он тоже потерял на минутку самообладание:
— Я позвал вас сюда не для того, чтобы выслушивать от вас дерзости! Я просто приказываю вам, как своему подчиненному, чтобы вы составили ответ на газетную статью. И больше ничего!
Он дал понять, что разговор окончен. Но Хурт был сегодня готов ко всему. Твердо глядя в лицо городскому голове, он сказал:
— Если угодно, оправдывайтесь сами, без моего содействия!
— Значит, вы не думаете отвечать на статью?
— Нет! Я сыт всем этим по горло! С сегодняшнего дня пусть кто-нибудь другой продолжает корежить проект ратуши! А меня прошу оставить в покое! Я больше не намерен участвовать в вашей дурацкой игре.
— Не хотите ли вы сказать, что оставляете свою должность?
— Да!
— Именно теперь, когда нам предстоят тягчайшие испытания?
— Все вы там можете сгибаться хоть до земли, но это вас не спасет. Вас все равно не помилуют!
— Я не знал, что и вы уже примкнули к ним... Может, и вам уже припасли теплое местечко?
Хурт не счел нужным опровергать это подозрение.
— Разрешите идти? — спросил он.
— Нет, подождите, пожалуйста.
Не в обычае городского головы было слишком заострять отношения, а потом оставлять вопрос открытым. Конечно, можно наговорить друг другу колкостей, но все же... Не угодно ли Хурту присесть и закурить?
— Нет, спасибо.
— В конце концов, я вас понимаю, — миролюбиво заговорил городской голова. — Ваш проект... вы много над ним потрудились, быть может, даже душу вкладывали... Ну да... Но все же я советую хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение. Сейчас вы, быть может, раздражены. И вообще мы напрасно погорячились. Этого не нужно. Взвесим все спокойно. Если вы считаете, что жалованье у вас недостаточное, а работы чересчур много, то это можно как-нибудь уладить. Дадим вам помощника, а часть ваших обязанностей- можно будет передать городскому инженеру. Предоставим вам возможность больше заниматься частными заказами. Не хочется отпускать хорошую рабочую силу...
— Мою рабочую силу вы хвалите, видимо, из-за этих бесконечных заседаний и собраний, в которых я самоотверженно старался принимать участие? А моя главная работа, которая меня увлекала, в которую я действительно вкладывал душу — я имею в виду ратушу, — эта работа всем вам только мешает. Каждый имеет право вмешиваться, вносить изменения, искажать. Нет, с меня хватит!
— Но, господин Хурт, когда вы пришли к нам, вы должны были знать, что в общественных делах приходится учитывать мнения многих людей. При демократическом строе иначе и невозможно. Просто невозможно. Да, — развел городской голова руками, — когда они нас сменят, тогда, быть может, все изменится, тогда не будут считаться с интересами отдельных людей...
— Что касается демократии,- то, по-моему, она заключается не в том, чтобы плясать под любую дудку.
И ему вспомнилась история о человеке, его сыне и осле, как они все втроем шагали по дороге в город и. прохожие смеялись: ну и осел этот человек, если не догадается ехать верхом на своем животном. Уселся человек на спине у осла, но его снова высмеяли: ишь, эгоист — восседает, словно епископ, на осле, а ребенок ковыляет рядом; когда же он посадил на осла мальчика, над ним опять стали смеяться, и тогда они вдвоем взгромоздились на бедное животное. Когда и после этого издевательствам не было конца, они связали ослу ноги и понесли его вдвоем. Разве постройка ратуши не была точной копией этой истории?
— Знаете, — сказал Хурт, - мне кажется, что правы те, которые твердят, будто все ваши гигантские планы придуманы только ради рекламы. Один я, глупец, отнесся к ним серьезно. А теперь хватит! Мое решение твердо.
9
После того как Хурт ушел из кабинета городского головы, на душе у него неожиданно сделалось легко. Охваченный общим праздничным настроением сочельника, он поспешил в магазины, чтобы сделать нужные закупки. Радостно возбужденный, он заговаривал с другими покупателями и с руками, увешанными покупками, вернулся домой, как рождественский дед.
Не хватало только елки. Надо было поискать ее, — что за рождество без елки.
Весь край рыночной площади был уставлен елками, они стояли и лежали, сваленные кучками. Продавцы заглядывали в глаза покупателям, стараясь угадать их вкус, тем более что елок оставалось много, а вечер приближался. За каждым из тех, кто проявлял хоть малейший интерес к елкам, ходили толпы мальчишек, надеявшихся заработать.
Внимание Йоэля привлекла вдруг дама в короткой пушистой шубке, которая, спрятав лицо в воротник, переходила от одной ели к другой.
Йоэль внутренне возликовал, узнав Реэт.
— Вы! — воскликнула Реэт, протягивая руку. — Вот хорошо, вы поможете мне найти елку. Это должна быть маленькая елочка, но с шишками, непременно с шишками. Никак не найду такую.
— Почему непременно с шишками?
— Это я не себе. У нас там живет одна пожилая барышня, так это ей. Сама она болезненная, но елка должна быть с шишками. Наверно, надеется, что это поможет ей выйти замуж.
По пятам за ними двигался уже двойной хвост носильщиков. Стоило им только остановиться где-нибудь, как сзади доносились голоса: «Позвольте, я отнесу! Нет, я, прошу вас! Он уже относил, я тоже хочу заработать!»
Пришлось отпилить от одного довольно длинного дерева верхушку, и двоим мальчикам поручили отнести ее. Реэт дала им адрес, а Йоэль заплатил за труд вперед, хотя Реэт и предостерегала: «А вдруг они сбегут с елкой и с деньгами?»
— Поверьте, — сказал Йоэль, — я был бы просто рад, если бы они это сделали.
— Какие вы глупости говорите, — засмеялась Реэт.
— Ничуть! Среди людей гораздо меньше жуликов, чем мы думаем. Я всегда бьюсь об заклад с самим собой, производя такие маленькие проверки честности. И почти никогда не проигрываю. Никто не решается рисковать из-за пустяков. Поверьте, люди честнее, чем мы думаем.
Реэт, которая не чуждалась подчас- маленькой лжи, с удивлением поглядела на Йоэля. Хитер он или действительно так неопытен?
Мальчишки уже исчезли. Йоэль подозвал проезжавшего извозчика. Реэт не противилась поездке, только еще туже стянула воротник шубки, садясь в сани. Она надеялась догнать мальчишек, но Йоэль стал уговаривать ее прокатиться в такую хорошую погоду, когда воздух мягок, а снег так свеж и чист.
Реэт уступила и, слушая веселую болтовню Йоэля, позволила повезти себя за город. Уже пропали из глаз последние дома окраины. Спина извозчика высилась на облучке, словно стена, под защитой которой было так Уютно сидеть. Звенели бубенцы, лошадка трусила по слабо наезженной снежной дороге, придорожные деревья протягивали над головой отягченные снегом ветки, наступали сумерки. Впереди ширилось белое поле с далекими зигзагами лесов, налево за живой изгородью кудрявился дым проезжавшего поезда. Было так хорошо и свободно, забылись прошлые дни с их работой, забылись обязанное и заботы. Йоэль протянул руку к спинке саней, и Реэт доверчиво оперлась на нее.
— Представьте себе, — сказала Реэт, — мой муж всегда звал, меня поехать с ним зимой в деревню. Мне никогда не хотелось. Но теперь я вижу, как это прекрасно. В следующий раз непременно поеду.
— А разве вам нравятся все эти крестины и похороны? — спросил Йоэль.
— Нет, но сама поездка нравится.
— Я думаю, — возражал Йоэль, — что и поездка не так уж хороша, когда нужно куда-нибудь ехать. Но если нет никакого принуждения, когда едешь, куда душе угодно, и если к тому же рядом сидит...
— Тсс I — игриво приложила Реэт палец к губам, кивнув головой в сторону извозчика.
— Ах, сегодня мне все нипочем! — воскликнул Йоэль. — Сегодня все должно быть иначе, чем всегда. Этой кляче следовало бы бежать гораздо быстрее и свалить нас в канаву! Эй, извозчик, не жалейте кнута!
— Что с вами сегодня? — спросила Реэт, окинув Йоэля взглядом, в котором были и испуг, удивление, и сочувствие и который безумно нравился Йоэлю.
— Сегодня в моей жизни день солнцеворота! Знаете что? Приходите сегодня вечером ко мне на елку! Это было бы замечательно! Вы согласны! Вы решитесь?
— Но, господин Хурт!.. За кого вы меня принимаете? Чтобы я к вам...
Да, госпожа Нийнемяэ права, как мог Йоэль сказать такую глупость? Он умолк и задумался. Дотронувшись рукой до руки Йоэля, Реэт сказала:
— А теперь нам пора возвращаться. Уже темнеет.
— А мы и не будем возвращаться! Да, да, мы не будем возвращаться! Я злоупотребил вашим доверием, увез вас из города и теперь не отдам обратно. Нет, никому не отдам!
— Но, милый человек, что вы со мной сделаете? — глядя по-прежнему на Йоэля, спросила Реэт.
— Все равно что. Съем вас!
— Прямо с шубой?
Дорога испортилась и стала ухабистой, продолжать поездку было бессмысленно, нужно было повернуть обратно, но это казалось поражением. «Пусть испугается, пусть начнет просить...» — упрямо подумал Йоэль. Но госпожа Нийнемяэ и не думала просить, она только запахнулась покрепче.
Вечерний снег отсвечивал синевой, придвинулась мрачная полоса леса. Небо казалось зловещим.
— Мне холодно, — призналась Реэт после довольно продолжительного молчания. — Ноги озябли.
Йоэль приказал извозчику повернуть обратно и постарался укутать ноги Реэт полностью, вообще проявил такое усердие и такую заботу, что это рассмешило Реэт. Обменялся даже местами, чтобы защитить спутницу от ветра.
Когда добрались до первых городских домов и Реэт в одном из окон увидела елку, она сказала:
— Я пригласила бы вас на елку, но... но это неудобно. Этот вечер мы привыкли проводить с мужем одни. В своем домашнем кругу...
— Как и я на этот раз, — ответил Йоэль. — Только не в кругу, а в точке, потому что я один.
— Совсем, совсем один?
— Как настоящий холостяк.
— Ах, холостяки никогда не бывают одиноки. Человек скорее бывает одинок в браке.
Эта фраза вспомнилась Хурту позднее, когда он дома развязывал купленные днем свертки. Он все еще испытывал такой душевный подъем, что даже не замечал своего одиночества.
Теперь, когда он снова просмотрел статью Мугула в газете, он уже не почувствовал никакой обиды. Какое ему дело до всех этих оскорблений? «Понапрасну истраченные цветы красноречия и проповедь морали!» — подумал он п швырнул газету в корзину для бумаг. Он вынул из шкафа серую тарелку с потрескавшейся глазурью и положил на нее фрукты. Завтра он отправится с бутылкой коньяка к скульптору Умбъярву, а на второй день праздника сделает визит к Орайыэ. А теперь сядет и будет читать, ведь он даже не успел еще перелистать последние номера архитектурного журнала. -
Но когда он выдвинул из-под стола корзину, чтобы сунуть в нее оберточную бумагу, брошенная туда газета нахально высунулась. И сколько бы Йоэль ни набрасывал на нее бумаг, она все еще высовывалась из корзины. Это был словно вызов. «Ничего, ты нас еще погреешь», — про себя сказал Йоэль, Он поднес корзину со всеми бумагами к печке и открыл дверцу.
Вдруг раздался звонок. Йоэль взял трубку :
— Алло!
Никакого ответа. Кто это мог быть? Видимо, ошибка. Йоэль снова подсел к печке и одну за другой принялся жечь бумаги из корзины. Вспыхнувшее пламя привлекло к себе взгляд и мысли. Где-то на внутреннем экране воображения появился не то испуганный, не то удивленный, не то сочувственный взгляд Реэт. На площади за окном часы пробили шесть.
«Теперь она сидит в церкви, — подумал Йоэль. — Муж ее, в черном таларе и с белым галстуком, стоит в алтаре и держит в руках толстую Библию. Вспоминает ли Реэт еще о поездке на санях или просит у бога прощения за свой маленький проступок, о котором муж еще ничего не знает? Расскажет ли ему вообще Реэт об этом? Или, может быть, скажет только Кики? А может, уже и рассказала? И потихоньку посмеялась надо мной?»
Прошло едва полчаса, как снова позвонили. Но это был дверной звонок. Йоэль поднял воротник домашней куртки, чтобы закрыть голую шею, и через рабочую комнату пошел открывать дверь.
Сначала он обрадовался приходу Реэт и Кики, но затем почувствовал некоторое разочарование, даже грусть. Потому ли, что Реэт пришла не одна, а из приличия привела с собой Кики? Или потому, что Реэт слишком быстро сдалась, обнаружив свое влечение, в то время как Йоэлю хотелось преодолевать всевозможные препятствия, чтобы завоевать ее? Или потому, что его застали одетый по-домашнему, в ночных туфлях?
— Мы проходили мимо вашего дома, — сказала Кики На свой певучий манер — и мне пришла мысль, не заглянуть ли к вам? Вы не сердитесь? Очень захотелось поглядеть, как выглядит ваша новая мебель.
«Врет, — подумал Йоэль, — как всегда, берет вину на себя».
Гостьи никак не хотели снимать пальто. Посидят немножко и отправятся дальше. По оказалось, тут есть на что посмотреть, особенно в рабочей комнате. Кики попросила дать ей разъяснения насчет развешанных по стене набросков. При этом она почтительно улыбалась, задавая наивные вопросы о простейших вещах и с наигранным пиететом приближаясь к любому предмету.
— Я так глупа, так глупа в этих вещах, — пропела она. — Это и есть новая ратуша?
— Нет, это дача для купца Киндлама. Здесь жилой дом, здесь сарай, здесь баня. Несколько необычный стиль, не правда ли?
Иоэль показал свои институтские проекты, наброски некоторых перестроек и заказанные ему проекты домов.
— Господи, как много у вас работы! Как вы с ней справляетесь? Откуда вы берете время? — спросила Кики.
Реэт казалась рассеянной, переходила от одного чертежа к другому, не останавливаясь надолго ни перед одним.
— У меня же есть помощники, — ответил Иоэль Кики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37