А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Сюда, сюда, садитесь поближе. Вы от школы «Намуна»?
Прекрасно! Как учеба? Ребята охотно посещают занятия? Хватает ли вам книг, тетрадей? На что жалуетесь?
Начало беседы ободрило юношей. Один из них так расхрабрился, что даже сказал:
— Наша школа образцовая не только по названию... Мы хотим носить форму... Чтобы на улице нас различали.
— Что ж, мысль неплохая,— улыбнулся Ходжаев, каждой бы школе иметь свою форму... А как смотрит на это отдел народного образования?
— Обещают, но все откладывают, не сегодня завтра, говорят... Вот мы и боимся, что школа «Учунчи Туран» нас обгонит... или «Авлоди Шухадо»... Получат форму, а мы...
— Вот как? — сказал Ходжаев и призадумался. «Ребят воспитывают неправильно, уводят от главной задачи — хорошо учиться... Соревнуются, кто раньше получит форму! Нет еще опытных, разумных учителей! Да и кто они, эти учителя? Бывшие турецкие офицеры или полуграмотные люди, бежавшие из Туркестана. От них трудно ждать толку. Мы должны готовить новых...»
— Кто ваш директор?
— Шовкат-эфенди.
— Ну так вот — вам дадут красивую форму, но при одном условии...
Молодые люди внимательно слушали.
— Все школы будут соревноваться в учении. Та школа, где будет больше всего отличников, дисциплинированных, образцовых учеников, получит форму раньше всех и самую красивую. Согласны?
— Очень хорошо! — воскликнули оба разом. И вдруг один, замявшись, робко сказал:
— Но что скажет эфенди-директор...
— Будет создана комиссия при отделе образования. Она и оповестит директоров всех школ. А вы пока подтягивайте товарищей, чтобы хорошо учились...
Юноши попрощались и ушли, а Ходжаев записал что-то в свой блокнот. Потом в раздумье зашагал по кабинету.
«Да,— думал он,— совершить революцию, установить Советскую власть — это еще полдела. Главное — строить новую жизнь. Увы, не все это понимают, думают — эмира убрали, значит, все в порядке, и успокоились, а некоторые даже мешают... А сколько дел! Просвещение, законы, вода, земля, торговля... А тут еще борьба с врагами республики, при-тпившимися сторонниками эмира! Надо поговорить с Куйбышевым сегодня о всех этих делах. Пора положить конец разногласиям внутри руководства, групповщине...»
В кабинет, постучавшись, вошел высокий, худой человек средних лет, одетый в белый холщовый халат, а поверх его еще в другой — из каждуманской алачи. На голове его красовалась пестрая ковровая тюбетейка. Окладистая борода придавала ему солидный вид.
Почтительно пожал он двумя руками руку Ходжаева.
— Как здоровье, храни вас бог? Ходжаев пригласил его сесть.
— Слушаю вас.
— Имя мое Наби, я — ткач. Тку, что закажут,— и адрас, и бархат, и алачу... Да вот ваши люди работать не дают... не дают, да и только. Появилось новое учреждение — финансовое... каждый день оттуда являются, новый налог назначают... Мы и при эмире света божьего не видели, а теперь — свобода и — то же самое... Э, да что говорить, сами понимаете...
Ходжаев слушал внимательно и, подумав, ответил:
— Мастер Наби, и вы должны понять, что нет государства без налогов...
— Верно говорите, но надо по справедливости.
— А вас что, неправильно обложили?..
— Сам не знаю... Работаю я немного, мне лишь бы семью прокормить. Вот, я принес заявление...
Мастер подал Ходжаеву бумагу, и тот внимательно ее прочитал.
— Хорошо, дам записку в финансовый отдел. Вы ее отнесите, они ознакомятся с вашей работой и уменьшат налог. Но это не решает дела...
— Почему?
— Видите ли, даже если совсем снимут с вас налог, вы не сведете концы с концами, доходы не покроют расходов. Подорожали материалы — краски, шелк, хлопок... Да и не найти их. Пока вы работаете с тем, что запасли раньше, но надолго ли этого хватит вам?
Наби изумился:
—- Вы просто провидец, господин, словно в моем доме побывали! Но как же быть?
— А вот как: Советская власть намерена помогать кустарям и ремесленникам, но не отдельным лицам, а артелям.
— А что это — артель?
— Это вроде большой семьи, содружества... Пусть несколько ткачей или красильщиков объединятся, делают сообща свою работу, правительство будет помогать в получении материалов, скупать вашу продукцию или лавки для вас откроет... Так и вы сможете спокойно работать, и народ получит необходимые ему вещи. Согласны?
Мастер Наби, улыбаясь, степенно ответил:
— Если все так и будет, то артель — это хорошо. Мне нравится, но как другие посмотрят?
— Думаю, что и другие согласятся. Найдите сами несколько человек и растолкуйте им...
— Мне? Найти?
— Да, вам! Вы поняли, в чем суть, вот вы им и разъясните... Если добьетесь согласия, организуем артель. Выберете председателя, получите товар, и работа закипит. Вам дадут и новое светлое помещение, там установите ткацкие станки... И работать будете не до седьмого пота, а в определенные часы.
Наби впитывал каждое слово.
Да, это дело! Поговорю с ткачами... А сейчас отправлюсь-ка я н финансовый отдел.
Непременно сходите, там все сделают!
— Дай вам бог здоровья...
Как только Наби вышел, появился секретарь, доложивший о приходе Хайдаркула.
— Зовите! И больше никого сюда не впускайте.
— Хорошо.
Ходжаев хорошо разбирался в людях и сразу поверил Хайдаркулу. Он видел в нем человека, всем своим существом служащего делу народа, отдающего ему все свои силы и немалый жизненный опыт. Он находил в нем единомышленника по важнейшим вопросам. Поэтому часто советовался с ним. В последнее время Ходжаева очень беспокоило самоуправство Асада Махсума, сейчас этот человек перешел все границы. Вопрос о нем не сегодня завтра будет стоять в ЦК, примут, конечно, меры для его обуздания, но нужно к этому подготовиться. Вот Ходжаев и вызвал Хайдаркула посоветоваться.
— Пожалуйте, товарищ Хайдаркул,— радостно встретил он его.— Как здоровье, работа?.. Садитесь вот сюда! — пригласил Ходжаев и сам сел рядом на диван, стоявший в простенке между окнами.
На маленький столик перед диваном секретарь поставил чайник со свежезаваренным чаем и поднос со сластями.
Так, сидя за чаем, они непринужденно беседовали.
— Простите, что я вас потревожил, оторвал от дел, но откладывать больше нельзя было,— начал Ходжаев,— положение с каждым днем становится все сложнее. Контрреволюция усиливается, враги активно выступают... Ездить из тумена в тумен все опаснее, труд наших дехкан под угрозой...
— Да, да...
— Мы организовали комиссию по борьбе с басмачами, действующими в окрестностях Бухары, надеялись на ее помощь, на то, что она примет меры для их уничтожения...
Надежда эта не оправдалась.
— Наоборот, Асад Махсум действует против нас.
— Вот именно! Мне говорили, что он похитил вашу племянницу. Это правда?
— Да! Даже женился уже на ней. А сегодня я узнал о новой его проделке: арестовал моего молодого друга Асо, работника.
— Что же это такое?! Почему спускаете ему, не ставите вопрос о Махсуме на бюро ЦК, ЦИК?
— Думал, скажут - личные счеты... Надеялся, что ЧК сама разберется...
Ходжаев махнул рукой:
— ЧК! Там прежде всего нужно порядок навести, а потом на нее рассчитывать.
— А нельзя ли обсудить деятельность Асада в Совете назиров, снять его и достойно наказать?
— Нужно об этом подумать,— неопределенно сказал Ходжаев и замолчал.
Он и сам хорошо не представлял себе, что надо делать. Были у Асада сильные покровители и среди членов правительства. Ветром революции выбросило на поверхность много сора — людей беспринципных, чуждых интересам трудового народа. Они, конечно, будут за Асада. Все это надо учесть.
Если бы все у нас были единодушны в этом вопросе, то его было бы нетрудно разрешить,— заговорил опять Ходжаев.— Но это далеко не так. Одни не вдумываются в серьезность положения, другие вообще не понимают, кто прав, кто виноват. И я опасаюсь, что если мы во весь голос открыто заговорим о снятии Асада с поста и привлечении к ответственности, он пустит военную силу в ход, восстанет против правительства, а у нас нет под рукой войска.
— Почему же вы меня упрекали, что я не заявил об Асаде? — лукаво улыбнулся Хайдаркул.— Я ведь думал о том же, что и вы.
— Э, тут другое дело. Ваше сообщение нужно как еще одно доказательство...
Тут вошел секретарь и доложил, что приехал Куйбышев.
— Просите, просите!
Куйбышев вошел, широко улыбаясь. После дружеских приветствий все уселись за стол, покрытый зеленым сукном.
— Удивительная сегодня погода! — восхищенно заговорил Куйбышев.— Воздух прямо опьяняет. Конец ноября, а солнце печет, можно ходить без пальто. Всегда так в ноябре или это случайно?
— В этом году, в честь революции,— улыбнулся Ходжаев.— Но погодите, когда в Бухаре начнутся зимние холода, не то что пальто — шубы будет мало!
— Вот потому-то я и поспешил к вам приехать до зимних холодов,— шутливо сказал Куйбышев.
Есть важные дела. Наши войска остановились в Байсуне, продвинуться дальше не могут. Эмир решил, что его воины прошли уже выучку во время военных действий, и готовится перейти в контрнаступление. Что вы скажете?
— Думаю, что это шутка, Валериан Владимирович,— усмехнулся Ходжаев.
— Правда это! Наши войска действительно остановились в Байсуне, но не потому, что их пугает схватка с сарбазами эмира.
— Как так? Что случилось?
— Недостаток снабжения! Не подвозят продукты для войска, фураж для коней... А уж воевать на голодный желудок... сами знаете, товарищ Хайдаркул.
— Что и говорить! — живо откликнулся тот.— На голодный желудок не уснешь, не то что воевать.
— Вот видите! Так эту нелегкую задачу надо решить не до зимних холодов, а буквально сегодня-завтра. Эмир, сидя в Душанбе, похваляется перед своими военачальниками, что Ноуруз они встретят в Бухаре. Так пусть его прохватит хорошая зимняя стужа!
О да! — воскликнул Ходжаев.— Суд над эмиром мы проведем на открытом воздухе, какая бы ни была холодная погода... А в Байсун будет доставлено продовольствие и все что нужно, завтра же поставлю вопрос в Совете назиров... Если придется, сам поеду в Байсун.
Хорошо было бы и военную силу еще подбросить,— вмешался Хайдаркул.
Сейчас это невозможно! Одно дело продовольствие...
— Что, нет войск? — спросил Куйбышев.— Надо призвать местное население. Что за государство без войска, без оружия?!
— У нас есть несколько воинских частей... Шестьсот человек под начальством Асада Махсума расположены в окрестностях Бухары для защиты. Но, к сожалению, Асад Махсум вышел из подчинения.
Куйбышев слушал с напряженным вниманием.
— Я опасаюсь,— сказал он,— что Асад Махсум затеял недоброе. Надо его одернуть, вправить мозги...
— Как раз об этом мы и беседовали с товарищем Хайдаркулом перед вашим приходом. К сожалению, обстоятельства таковы, что Совет назиров не располагает полномочиями решить это дело. Снять, например, Асада с занимаемого им поста.
— Да, я знаю,— сказал Куйбышев, закурил папиросу и задумался. Он думал о пестром составе бухарского правительства, его группировках — «верхних», «правых», «левых» и разных прочих... Он понимал всю трудность положения.— Конечно,— заговорил он,— вам придется нелегко, но победа будет за вами.
Колесо истории не вертится вспять. Асад, должно быть, находится в распоряжении Назирата внутренних дел. Я как-то беседовал с товарищем Низамиддином... Что он говорит?
— А я его сейчас вызову!
Ходжаев вышел из кабинета отдать распоряжение.
— Досадно, что у нас нет регулярного войска! — сказал он, вернувшись.
— Я не раз предлагал призвать на службу местное население,— подал голос Хайдаркул.— Нужно, конечно, для этого создать Военный назират... Но многие против, говорят — не пришло еще время... Народ не захочет идти на военную службу. Иные считают, что если дать ему в руки оружие, то кое-кто направит его против нас... Вот как Асад Махсум... Потому-то дело стоит на месте.
— Это неверно! — сказал Куйбышев.— Асад Махсум исключение. Народ не изменит революции. Он избавился о г власти эмира и будет защищать свою победу. Есть, конечно, враги революции, хитростью и обманом они могут склонить кого-нибудь на свою сторону, но это лишь в отдельных случаях. Повредить может и неправильная тактика наших руководителей, и это надо вовремя пресекать. А в целом, повторяю, народ за революцию. И пора организовать отряды национальной армии, которые в конце концов вольются в единую великую Красную Армию.
Дверь с шумом распахнулась, в кабинет стремительно вошел Низа-миддин. Это был человек невысокого роста, полный, круглолицый, с окладистой бородой, в пенсне. Он поздоровался со всеми, деланно и льстиво улыбаясь.
— Здравствуйте, товарищ Низамиддин,- приветствовал его Ходжаев.— Что-то давно вас не видно и не слышно. Есть новости?
— Да, да, хочу сообщить! Голос его звучал уверенно, четко.
— Надеюсь, приятные вести? — улыбнулся Куйбышев.
— Конечно! Как гласит арабская пословица, принеси добрую весть, а не то лучше промолчи!
Вы, оказывается, и арабский знаете,— усмехнулся Хайдаркул.— с ним что-то связывает?
Ну да! — Взглянув пристально на Хайдаркула, Низамиддин снял своего длинного носа, протер носовым платком и водрузил на место. -- Мы ведь боремся с религией... А дело мое, товарищ Куйбышев, вот в чем заключается: сегодня курбаши Джаббар со своими двумя сотнями людей сдался Асаду Махсуму. Файзулла Ходжаев изумленно воскликнул:
Сдался?!
Странно,—удивился и Куйбышев,—а нам неизвестно. Произошло это только что... в Гала Осиё... Низамиддин был явно доволен эффектом, произведенным его сообщением.
Все трое действительно очень обрадовались, но и удивились. Курбаши Джаббар был силен. Что ни ночь его люди нападали на мирные кишлаки, опустошали. Им помогали бывшие чиновники эмира, сарбазы. Они мстили тем, кто с радостью встретил революцию и хотел строить новую. Во всех окрестных туменах побывали разбойничьи шайки: и в Вабкенте, и в Пирмасте, в Вагонзи и Шафиркаме. Победа над Джабба-ром имела, таким образом, огромное значение. Наконец-то жители кишлаков смогут спать спокойно. Низамиддин ликовал:
- Недаром говорится, что один удар кузнеца равен ста ударам мастера, делающего иголки. С Асадом Махсумом никто не сравнится по силе, он кузнец!
Интересно, силой или хитростью и коварством добился Асад Махеум победы над курбаши? — перебил Хайдаркул Низамиддина. В чем вы видели его коварство?
- А хотя бы в том, что Асад Махсум получил от матери эмира бумагу с ее подписью и печатью. Не эта ли бумага помогла ему поймать кур-паши?!
От матери эмира? — изумился Куйбышев.
Такое творится, а мы и не знаем,— воскликнул Ходжаев.— За что-то кроется.
Несомненно,— уверенно сказал Куйбышев. Низамиддин перестал улыбаться.
Нет, нет,— заволновался он, словно обвиняли его самого,— ничего за этим не кроется, просто военйая хитрость.
Прежде всего нужно создать особую комиссию для расследования того дела,— сказал Ходжаев,— она выяснит обстоятельства, побудившие Джаббара сдаться, она ознакомится со всей шайкой, и тогда будем решать, что с ними делать. Нужно допросить самого курбаши, узнать, чего он добивается. Вы, товарищ Хайдаркул, возглавите эту комиссию; в состав войдете вы, товарищ Низамиддин, нужно еще привлечь Третьего Интернационала товарища Хакимова.
Верно,— поддержал Куйбышев.— Комиссия должна подробно тучн'м,, что было пущено в ход для поимки курбаши! Наверняка нам когда-нибудь пригодится...
Возможно, возможно! — произнес Ходжаев.
— Думаю, что всех сдавшихся надо освободить, дать им работу, создать подходящие условия жизни,— сказал Куйбышев.
— Насколько мне известно,— вкрадчиво промолвил Низамиддин,— люди Джаббара, во всяком случае многие из них, намерены присоединиться к отряду Асада Махсума.
— Почему? — вырвалось у Хайдаркула.
— Им, наверное, очень понравился Асад Махсум,- многозначительно улыбаясь, сказал Ходжаев.
Низамиддин как-то глупо рассмеялся и шутливо поддержал:
— Конечно, конечно, понравился!..
Вы совершенно правы! Улыбка слетела с лица Ходжаева, он резко заговорил:
— Товарищ Низамиддин, вы несете ответственность перед государством за поведение Асада Махсума, за всю его деятельность! Вы, назир внутренних дел!..
— Я хорошо это знаю. Асад Махсум иногда своевольничает, поступает опрометчиво. Но зато какой он ловкий, способный и сильный... Если он...
— Что с того,— перебил Ходжаев,— эмир тоже был силен, измываясь над своими подданными... Этот «сильный» Асад арестовывает ни за что ни про что Асо, похищает племянницу вот этого человека, Ойшу, и насильно берет ее в жены. По своей прихоти арестовал еще нескольких невинных людей... Мучает их. Что это все значит? Он попирает закон, порядок, дисциплину! Мы можем снять его с работы, заставить отвечать за свои поступки! У нас найдутся для этого силы, нас защитит Красная Армия.
— Да, это так! — откликнулся Куйбышев. — Необходимо осадить Махсума! Вот и один наш хороший боец, Карим, очень пострадал по его милости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41