Донателло влюбленно посмотрел на юного Медичи и вздохнул.– Все, чего я добился, – это заслуга моего великолепного учителя, которого нашел для меня дедушка, и самого дедушки, – тепло ответил Лоренцо. – Но об этом позже. За ужином и на пирушке у нас будет время обо всем поговорить, – пообещал он, взяв меня под руку. – Я должен отвести героического Луку к моей матери, которая от него просто без ума. А затем надо ведь и заявить права на призовую телку!– Я бы хотел побеседовать с синьором Фичино о природе человека и его бессмертной душе, – торопливо пролепетал Леонардо, который, пользуясь моментом, пока меня держал Лоренцо, высунулся из-за стула.Я замахнулся, чтобы огреть мальчишку свободной рукой, но Леонардо оказался проворней. Он взял Фичино под руку и повел его прочь, бросая через плечо озорные взгляды.– Моя матушка Лукреция из рода Турнабуони – удивительная, проницательная женщина, люди говорят, что она обаятельна и обладает острым умом, – сказал Лоренцо, уводя меня в противоположном направлении, к игровому полю. – Все, кроме бабушки, ее просто обожают, но так часто бывает в семейной жизни: женщины ссорятся, – пожал плечами он.Кто-то окликнул его, он улыбнулся и помахал толпившимся рядом игрокам и дамам. И, понизив голос, чтобы только я слышал его слова, сказал:– Вы мне нравитесь, Лука Бастардо. Вы храбрый, сильный, умный и готовы на все ради победы. Вы не боитесь подвергнуть себя опасности или придушить обидчика. Вы не страдаете излишней щепетильностью. Вы, наверное, сын опасного человека и женщины с трезвым, рассудительным умом. А еще вы скрытный и стараетесь не держаться на виду. Мне бы пригодился такой человек.– Пригодился для чего? – тихо спросил я.– Для деликатных поручений, которые требуют скрытности и осторожности. Следить за послами, собирать информацию… Да для многого, где правителю нужен скрытный и преданный человек, – ответил Лоренцо, пожав плечами. – Я же со своей стороны мог бы предложить такому опытному и верному человеку свое покровительство и защиту.– Защиту от чего? – тихо переспросил я, стараясь угадать, сколько обо мне известно Лоренцо.– Защиту от любого, кто захочет сжечь на костре человека за использование магии для продления молодости, – ответил он вполголоса. – Защиту от братства Красного пера, которое, как вы сегодня поняли, хотя и не пользуется популярностью, но пока еще тайно существует. ГЛАВА 18 Козимо де Медичи умер несколько месяцев спустя. Было первое августа, и Леонардо заставил меня помогать ему с очередной задумкой. Его отец сер Пьеро, нехотя взяв меня в наставники для своего не по годам развитого сына и еще более нехотя согласившись платить мне скудное жалованье, дал Леонардо небольшой круглый щит из фигового дерева и попросил его расписать. Вдумчиво и тщательно Леонардо по-хозяйски осмотрел щит и пришел к выводу, что он сделан грубо и неаккуратно. Он сам распрямил его на огне, а потом мы отдали щит токарю, который его разгладил и выправил. Леонардо загрунтовал его и подготовил к нанесению краски. А потом, с мальчишеским энтузиазмом, он решил, что напишет на щите что-нибудь такое страшное, чтобы от одного взгляда увидевший окаменел от ужаса. Ну, вроде Медузы Горгоны. С этой целью мы обошли всю Монте Альбано, разыскивая ящериц, сверчков, змей, бабочек, цикад и саранчу, летучих мышей и прочих диковинных созданий, какие попались нам по пути. Мы собрали всю эту живность и принесли в комнату Леонардо в отцовском доме.Леонардо жил, как ему захочется, то у матери, то у отца, но работать предпочитал все-таки у отца. От летней жары комната у сера Пьеро вскоре наполнилась вонью гниющих разлагающихся трупиков. Слуги и мачеха Леонардо пожаловались серу Пьеро, и тот устроил мне разнос за то, что я чересчур потакаю всем капризам мальчика. Я только пожал плечами: кто же мог отказать Леонардо в чем бы то ни было! В общем, трупы насекомых остались лежать, где лежали, а женщины закрывали носы платками, проходя мимо его комнаты. Но Леонардо и этого было мало. Требовательный и взыскательный, он еще не нашел идеального сочетания устрашающих черт для своей химеры. И вот мы ползали между лозами зреющего винограда на моем винограднике в Анкьяно, разыскивая редких червей и жуков, когда на гребне холма послышался отдаленный цокот копыт.– Лошадь – вот что я должен изобразить! – воскликнул Леонардо, высунувшись из-под виноградного куста.Гроздь рдеющего на солнце винограда застряла у него за ухом, и мальчик с золотистыми кудрями, с зажатыми в руках насекомыми, без рубашки, которую он снял из-за жары, больше всего на свете походил на дионисийского херувима. Я стоял рядом на коленях, рассматривая листья винограда, не видно ли где-нибудь гнили, которая могла погубить урожай. Он повернулся ко мне, сверкая ослепительной улыбкой.– Я должен сделать лошадь из глины – красавца скакуна вроде Джинори, маленькую модель, которую можно затем отлить из бронзы. Начну прямо сейчас…– Сначала закончи щит, – ответил я твердо. – Давай порадуем папу. А то он и так недоволен, что приходится платить мне жалованье. Если эти скромные гроши вообще можно назвать жалованьем. Я бы заработал больше, прося милостыню на улицах Флоренции, хотя флорентийцы не очень-то щедро подают нищим, уж поверь мне!– Да, но ты же не зависишь от папиных денег, – хитро ответил Леонардо. – Ты же богат, у тебя собственный виноградник, много денег в банке Медичи. Я слышал, как синьор Козимо говорил об этом синьору Фичино. Ты, может, даже богаче папы. Зачем тебе его деньги?– Из принципа, – упрямо ответил я. – Человеку должны платить за тяжелый труд.– Это со мной-то тяжелый труд? – Леонардо запрокинул голову, и из его уст зазвенел музыкой прелестный смех. – Вчера мы весь день плавали в водоеме на Монте Альбано. А позавчера лазали по деревьям и бросали желуди в тех, кто подходил к колодцу! Хотя я заметил, тебе нравится кидаться только в хорошеньких девушек. И ты ухмылялся до ушей, когда они визжали!– Я ж твоя нянька, – пожал я плечами. – И мне должны за это платить!– Ты не нянька, ты мой учитель, и мне кажется, что раз уж ты богат и все богатеешь, то должен бы мне купить что-нибудь. Например, записную книжку. Ты обещал купить мне книжку. Когда это будет?– Скоро, – ответил я. – Может быть, тогда, когда ты закончишь щит.Я лучезарно улыбнулся, а он скривился и протянул мне садовую змею.– Страшная?– Просто дрожу от страха, – сухо ответил я, на что Леонардо бросил в меня змею.Я поймал на лету ее извивающееся тельце одной рукой, и вдруг, наблюдая в лучах солнца причудливые изгибы буро-зеленого пресмыкающегося, я понял, что смерть, моя старая знакомая, решила нанести мне визит. Умер кто-то очень близкий.– Этот всадник едет за мной, – тихо проговорил я и, швырнув змею обратно мальчику, встал и отряхнулся.Лошадь не свернула, чтобы ускакать в сторону горизонта, а галопом неслась прямо к нам. Леонардо торопливо выбрался из зарослей винограда, вытащил из-за уха гроздь и натянул короткую изумрудно-зеленую тунику. Потом подошел ко мне, и мы дождались всадника. Это был мавр, слуга с виллы Медичи в Кареджи.– Приезжайте скорее, – слегка запыхавшись, проговорил он, – Козимо умер.
К вечеру мы с Леонардо приехали на виллу. Я спешился, препоручил своего верного скакуна Джинори слуге и, не дожидаясь, пока соскочит Леонардо, ушел прочь, а мальчику пришлось семенить следом. Меня тут же отвели в покои Козимо, где собралось очень много людей, и все – будь то мужчины или женщины – рыдали, не скрывая слез. Марсилио Фичино, с которым мы сдружились за последние два месяца, увидев меня, поспешил обнять.– Лука, его з-за-забрал Г-господь, – заливаясь слезами и заикаясь промолвил он. – Но он ушел с-с м-миром. Несколько дней назад Козимо встал с постели, оделся и ис-исповедо-вался перед настоятелем Сан Лоренцо.Крошечный мудрец уткнулся лицом мне в грудь и судорожно зарыдал. Я ободряюще похлопал его по спине. После жизни у Сильвано мне всегда делалось неприятно, когда ко мне прикасался другой мужчина.– Бабушка распорядилась о панихиде, – подойдя к нам, сказал Лоренцо.Лицо мальчика было изрезано суровыми морщинами, опухшие от слез покрасневшие глаза потускнели.– Папа сказал, что дедушка отвечал как полагается, как будто был в полном здравии. А когда ему предложили прочесть Символ веры, он произнес его правильно, слово в слово. А потом принял причастие.– Никогда еще не было у нас такого правителя! Человека, который был в совершенном ладу со своей божественной, бессмертной душой, черпая из нее силы и мудрость! Он делал все, чтобы обогатиться духовно: выбирал цвета для дома и сада так, чтобы они успокаивали разум и способствовали размышлениям; гулял на природе, слушал музыку… Господи, скажи лишь слово, и душа моя исцелится! Козимо те-те-перь со своим дорогим Козимино и сыном Джованни, – лепетал Фичино, всхлипывая, а я молча высвободился из его объятий.Он размазал слезы по лицу и поднял ко мне искаженное страданием лицо.– Лука, ты должен помочь Донателло, он от горя потерял рассудок.– Пускай Донателло еще повоет на полу в ногах дедушкиной кровати, – мрачно произнес Лоренцо. – А мне надо поговорить с Лукой.И он зашагал прочь из покоев Козимо, уводя меня в сад, окруженный высокой стеной.– Любимый архитектор дедушки Микелоццо не смог перестроить всю виллу в духе его любимых новых канонов: упорядоченности, классических линий, симметрии. Все вместе, – Лоренцо помолчал и провел неожиданно красивым пальцем, который совсем не сочетался с его уродливым лицом, по большому сплющенному носу, – создает впечатление сдержанного великолепия, как в палаццо на Виа-Ларга. Не правда ли, это определение очень подходит дедушке?– О да, – улыбнулся я. – Он всегда таил в себе нечто большее, чем можно было подумать по его скромной наружности. Когда я впервые вернулся в Тоскану, то сказал Козимо, что ему нравится изображать из себя простака, но на самом деле он гораздо сложнее, чем может представить себе обычный человек.– Он рассказывал мне об этом разговоре, – сказал Лоренцо. – Он говорил, что вы были его другом. Он рассказывал мне о том, чего не знает даже отец. – Лоренцо окинул взглядом сад. – Вилла была выстроена в старинном вкусе, слишком похоже на крепость, чтобы ее можно было полностью переделать на новый лад. Но этот сад был разбит по указаниям из писем Плиния. Плиний (23 или 24–79) – римский писатель, ученый, автор «Естественной истории», энциклопедии естественно научных знаний античности.
Дедушка и Микелоццо строго учитывали рекомендации Плиния о том, что комнаты виллы должны переходить в «комнаты» сада. Они также следовали советам Плиния о том, как важно соблюсти гармонию между садом и окружающим ландшафтом. Дедушка любил бывать здесь. Он сам сажал деревья и цветы. Здесь он собирал Платоновскую академию.Мы прогуливались под миртами, тополями, дубами и цитрусовыми деревьями, вдоль пышных цветущих клумб с дикими орхидеями и розами, лавандой и ухоженными лилиями.– У истории дедушкиной исповеди есть продолжение, – тихо произнес Лоренцо. – Папа говорит, он просил прощения у людей за причиненные им обиды. – Лоренцо помолчал, глядя на меня, но я ничего не ответил, и наконец Лоренцо кивнул. – Вы же, как и я, знаете, что он слишком многих людей обидел, чтобы успеть у всех попросить прощения.– Ваш дедушка возвышал своих друзей и сокрушал врагов.– Вот именно. И теперь все станет гораздо сложнее. – Лоренцо сорвал сливу с дерева и жадно надкусил, прежде чем продолжить. – Враги Медичи заметят слабость и решат нанести нам удар. Наверняка заговор уже зреет, и не один. Я не могу допустить падения рода Медичи! Я должен жить по законам деда, стать его достойным наследником и защитить созданное его руками!– Ваш отец не удержит власть надолго, – согласился я. – Ему не хватит ни здоровья, ни выдержки. Повезет, если он хотя бы пять лет продержится.– Не смейте мне такое говорить! – рявкнул Лоренцо и, далеко отшвырнув сливовую косточку, взъерошил свои черные волосы, затем скрестил руки на груди. – Я люблю папу. Но вы правы. Он слишком болен. Подагра, распухшие железы на шее, экзема и артрит… – Лоренцо покачал головой. – И я сомневаюсь, что ему хватит сил и желания отразить готовящийся удар быстро и решительно. Сейчас нам как никогда прежде нужны друзья, Лука Бастардо!Он остановился и положил руки мне на плечи, повернув меня к себе лицом.– Я всегда был и буду другом Медичи, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.Он впился в мои зрачки пронзительным, испытующим взглядом. Затем вдруг тихо отпустил мои плечи.– Хорошо. Тогда вот что мне от вас нужно. Послоняйтесь по Флоренции, разузнайте, не слышно ли о заговорах против нашей власти. Встречайтесь с людьми, разговаривайте с ними.– Учитывая мое прошлое, я стараюсь этого избегать.– Пьетро Сильвано уже отправлен из города с моим поручением. Найду предлог, чтобы выслать и всю остальную его семейку. Я веду переговоры о покупке церковных должностей для младших отпрысков. Мы с вами будем встречаться тайно. Возможно, я сделаю вид, что охладел к вам и отдалился. Ничего явного, зато люди будут думать, что я к вам неблагосклонен. Тогда вы сможете втереться в доверие к заговорщикам.Я остановился под оливковым деревом.– Снова отправляете меня вперед, чтобы отвлечь противника, а, Лоренцо?– На этот раз вас не исколошматят, – улыбнулся он. – А если да, вы же все равно выживете, но станете еще большим героем!Я смерил его язвительным взглядом, и он отвел глаза.– Давайте вернемся в дом, – устало предложил я, зная, что ввязываюсь в клубок опасностей и интриг, вступая на путь союзничества с Лоренцо де Медичи. – Я бы хотел отдать дань уважения вашему дедушке и принести соболезнования вашим бабушке и отцу.Мы молча вернулись на виллу. Когда мы вошли в покои Козимо, до наших ушей донеслась нежная печальная песнь. Кто-то играл на лире и пел; музыка и голос полны были такой глубокой скорби, что все в комнате горько плакали. За толпой скорбящих я разглядел, разумеется, Леонардо. С лирой в руках мальчик стоял у постели Козимо, где в пышном облачении неподвижно лежало тело покойного. Леонардо пел с закрытыми глазами, и все его существо было проникнуто утратой и любовью, которые всегда неразлучны и подстерегают нас, пока мы ходим по бренной земле.
Козимо де Медичи похоронили скромно и с наименьшими почестями, какие согласился оказать город своему любимому правителю. Таково было пожелание усопшего. Его похоронили перед главным алтарем церкви Сан Лоренцо, и на погребение пришла многочисленная и торжественная процессия скорбящих жителей Флоренции. Церковь Сан Лоренцо была храмом семейства Медичи. Построенная еще в древние времена, она была реконструирована на пожертвования Джованни ди Бичи и Козимо. Для реконструкции Козимо нанял прославленного Брунеллески, и, хотя фасад еще не был завершен, внутреннее убранство было чудесным, стены выполнены из жемчужно-серого камня. Брунеллески с изобретательным разнообразием использовал и во всей церкви, и в ризнице такие архитектурные элементы, как колонны, круглые арки, соединив отдельные детали в единое, гармоничное и пропорциональное целое. Церковь Сан Лоренцо была также украшена изысканными произведениями талантливых художников, которых любил и поддерживал Козимо: Донателло вырезал великолепные кафедры с необычайными рельефами, известные под названиями «Воскресение» и «Страсти». Филиппо Липпи, распутный человек, написал алтарный образ «Благовещения», на котором фигуры людей предстали в удивительно живых, реалистичных позах, а многочисленные архитектурные детали и холодноватый колорит превосходно сочетались с убранством Сан Лоренцо. На простой плите над саркофагом Козимо было выгравировано только имя и надпись: «Pater Patriae» – «отец отечества». Но лучше всего он запомнился мне серьезным мальчиком с грандиозными мечтами, которые получили свое воплощение в жизни.
Итак, началась моя новая жизнь в Тоскане. Жизнь эта доставляла мне удовольствие, если бы не сны, которые время от времени нарушали мой ночной покой. Мне снилась женщина, которой суждено было стать моей великой любовью. Я никогда не видел ее лица, но очень тосковал по ней. Во сне я ясно чувствовал ее загадочную и непостижимую сущность: ее доброту и юмор, ум и великодушие, веселость и печаль. Я даже ощущал ее запах: свежий и тонкий утренний аромат сирени, запах лимонов и чего-то белого, светлого и мягкого, как пушистые облака. Я как будто уже был с ней знаком, потому что выбрал ее в своем видении философского камня, а теперь всем сердцем тосковал без нее. Еще тогда я догадывался, что моя тайная любовная тоска по женщине, которую я никогда не встречал, должна была очень забавлять Бога.Почти два года я жил исключительно в Анкьяно на своем винограднике. Там я возобновил свои тайные поиски и нанимал сыщиков, чтобы разузнать что-нибудь о моих родителях или моей семье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
К вечеру мы с Леонардо приехали на виллу. Я спешился, препоручил своего верного скакуна Джинори слуге и, не дожидаясь, пока соскочит Леонардо, ушел прочь, а мальчику пришлось семенить следом. Меня тут же отвели в покои Козимо, где собралось очень много людей, и все – будь то мужчины или женщины – рыдали, не скрывая слез. Марсилио Фичино, с которым мы сдружились за последние два месяца, увидев меня, поспешил обнять.– Лука, его з-за-забрал Г-господь, – заливаясь слезами и заикаясь промолвил он. – Но он ушел с-с м-миром. Несколько дней назад Козимо встал с постели, оделся и ис-исповедо-вался перед настоятелем Сан Лоренцо.Крошечный мудрец уткнулся лицом мне в грудь и судорожно зарыдал. Я ободряюще похлопал его по спине. После жизни у Сильвано мне всегда делалось неприятно, когда ко мне прикасался другой мужчина.– Бабушка распорядилась о панихиде, – подойдя к нам, сказал Лоренцо.Лицо мальчика было изрезано суровыми морщинами, опухшие от слез покрасневшие глаза потускнели.– Папа сказал, что дедушка отвечал как полагается, как будто был в полном здравии. А когда ему предложили прочесть Символ веры, он произнес его правильно, слово в слово. А потом принял причастие.– Никогда еще не было у нас такого правителя! Человека, который был в совершенном ладу со своей божественной, бессмертной душой, черпая из нее силы и мудрость! Он делал все, чтобы обогатиться духовно: выбирал цвета для дома и сада так, чтобы они успокаивали разум и способствовали размышлениям; гулял на природе, слушал музыку… Господи, скажи лишь слово, и душа моя исцелится! Козимо те-те-перь со своим дорогим Козимино и сыном Джованни, – лепетал Фичино, всхлипывая, а я молча высвободился из его объятий.Он размазал слезы по лицу и поднял ко мне искаженное страданием лицо.– Лука, ты должен помочь Донателло, он от горя потерял рассудок.– Пускай Донателло еще повоет на полу в ногах дедушкиной кровати, – мрачно произнес Лоренцо. – А мне надо поговорить с Лукой.И он зашагал прочь из покоев Козимо, уводя меня в сад, окруженный высокой стеной.– Любимый архитектор дедушки Микелоццо не смог перестроить всю виллу в духе его любимых новых канонов: упорядоченности, классических линий, симметрии. Все вместе, – Лоренцо помолчал и провел неожиданно красивым пальцем, который совсем не сочетался с его уродливым лицом, по большому сплющенному носу, – создает впечатление сдержанного великолепия, как в палаццо на Виа-Ларга. Не правда ли, это определение очень подходит дедушке?– О да, – улыбнулся я. – Он всегда таил в себе нечто большее, чем можно было подумать по его скромной наружности. Когда я впервые вернулся в Тоскану, то сказал Козимо, что ему нравится изображать из себя простака, но на самом деле он гораздо сложнее, чем может представить себе обычный человек.– Он рассказывал мне об этом разговоре, – сказал Лоренцо. – Он говорил, что вы были его другом. Он рассказывал мне о том, чего не знает даже отец. – Лоренцо окинул взглядом сад. – Вилла была выстроена в старинном вкусе, слишком похоже на крепость, чтобы ее можно было полностью переделать на новый лад. Но этот сад был разбит по указаниям из писем Плиния. Плиний (23 или 24–79) – римский писатель, ученый, автор «Естественной истории», энциклопедии естественно научных знаний античности.
Дедушка и Микелоццо строго учитывали рекомендации Плиния о том, что комнаты виллы должны переходить в «комнаты» сада. Они также следовали советам Плиния о том, как важно соблюсти гармонию между садом и окружающим ландшафтом. Дедушка любил бывать здесь. Он сам сажал деревья и цветы. Здесь он собирал Платоновскую академию.Мы прогуливались под миртами, тополями, дубами и цитрусовыми деревьями, вдоль пышных цветущих клумб с дикими орхидеями и розами, лавандой и ухоженными лилиями.– У истории дедушкиной исповеди есть продолжение, – тихо произнес Лоренцо. – Папа говорит, он просил прощения у людей за причиненные им обиды. – Лоренцо помолчал, глядя на меня, но я ничего не ответил, и наконец Лоренцо кивнул. – Вы же, как и я, знаете, что он слишком многих людей обидел, чтобы успеть у всех попросить прощения.– Ваш дедушка возвышал своих друзей и сокрушал врагов.– Вот именно. И теперь все станет гораздо сложнее. – Лоренцо сорвал сливу с дерева и жадно надкусил, прежде чем продолжить. – Враги Медичи заметят слабость и решат нанести нам удар. Наверняка заговор уже зреет, и не один. Я не могу допустить падения рода Медичи! Я должен жить по законам деда, стать его достойным наследником и защитить созданное его руками!– Ваш отец не удержит власть надолго, – согласился я. – Ему не хватит ни здоровья, ни выдержки. Повезет, если он хотя бы пять лет продержится.– Не смейте мне такое говорить! – рявкнул Лоренцо и, далеко отшвырнув сливовую косточку, взъерошил свои черные волосы, затем скрестил руки на груди. – Я люблю папу. Но вы правы. Он слишком болен. Подагра, распухшие железы на шее, экзема и артрит… – Лоренцо покачал головой. – И я сомневаюсь, что ему хватит сил и желания отразить готовящийся удар быстро и решительно. Сейчас нам как никогда прежде нужны друзья, Лука Бастардо!Он остановился и положил руки мне на плечи, повернув меня к себе лицом.– Я всегда был и буду другом Медичи, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.Он впился в мои зрачки пронзительным, испытующим взглядом. Затем вдруг тихо отпустил мои плечи.– Хорошо. Тогда вот что мне от вас нужно. Послоняйтесь по Флоренции, разузнайте, не слышно ли о заговорах против нашей власти. Встречайтесь с людьми, разговаривайте с ними.– Учитывая мое прошлое, я стараюсь этого избегать.– Пьетро Сильвано уже отправлен из города с моим поручением. Найду предлог, чтобы выслать и всю остальную его семейку. Я веду переговоры о покупке церковных должностей для младших отпрысков. Мы с вами будем встречаться тайно. Возможно, я сделаю вид, что охладел к вам и отдалился. Ничего явного, зато люди будут думать, что я к вам неблагосклонен. Тогда вы сможете втереться в доверие к заговорщикам.Я остановился под оливковым деревом.– Снова отправляете меня вперед, чтобы отвлечь противника, а, Лоренцо?– На этот раз вас не исколошматят, – улыбнулся он. – А если да, вы же все равно выживете, но станете еще большим героем!Я смерил его язвительным взглядом, и он отвел глаза.– Давайте вернемся в дом, – устало предложил я, зная, что ввязываюсь в клубок опасностей и интриг, вступая на путь союзничества с Лоренцо де Медичи. – Я бы хотел отдать дань уважения вашему дедушке и принести соболезнования вашим бабушке и отцу.Мы молча вернулись на виллу. Когда мы вошли в покои Козимо, до наших ушей донеслась нежная печальная песнь. Кто-то играл на лире и пел; музыка и голос полны были такой глубокой скорби, что все в комнате горько плакали. За толпой скорбящих я разглядел, разумеется, Леонардо. С лирой в руках мальчик стоял у постели Козимо, где в пышном облачении неподвижно лежало тело покойного. Леонардо пел с закрытыми глазами, и все его существо было проникнуто утратой и любовью, которые всегда неразлучны и подстерегают нас, пока мы ходим по бренной земле.
Козимо де Медичи похоронили скромно и с наименьшими почестями, какие согласился оказать город своему любимому правителю. Таково было пожелание усопшего. Его похоронили перед главным алтарем церкви Сан Лоренцо, и на погребение пришла многочисленная и торжественная процессия скорбящих жителей Флоренции. Церковь Сан Лоренцо была храмом семейства Медичи. Построенная еще в древние времена, она была реконструирована на пожертвования Джованни ди Бичи и Козимо. Для реконструкции Козимо нанял прославленного Брунеллески, и, хотя фасад еще не был завершен, внутреннее убранство было чудесным, стены выполнены из жемчужно-серого камня. Брунеллески с изобретательным разнообразием использовал и во всей церкви, и в ризнице такие архитектурные элементы, как колонны, круглые арки, соединив отдельные детали в единое, гармоничное и пропорциональное целое. Церковь Сан Лоренцо была также украшена изысканными произведениями талантливых художников, которых любил и поддерживал Козимо: Донателло вырезал великолепные кафедры с необычайными рельефами, известные под названиями «Воскресение» и «Страсти». Филиппо Липпи, распутный человек, написал алтарный образ «Благовещения», на котором фигуры людей предстали в удивительно живых, реалистичных позах, а многочисленные архитектурные детали и холодноватый колорит превосходно сочетались с убранством Сан Лоренцо. На простой плите над саркофагом Козимо было выгравировано только имя и надпись: «Pater Patriae» – «отец отечества». Но лучше всего он запомнился мне серьезным мальчиком с грандиозными мечтами, которые получили свое воплощение в жизни.
Итак, началась моя новая жизнь в Тоскане. Жизнь эта доставляла мне удовольствие, если бы не сны, которые время от времени нарушали мой ночной покой. Мне снилась женщина, которой суждено было стать моей великой любовью. Я никогда не видел ее лица, но очень тосковал по ней. Во сне я ясно чувствовал ее загадочную и непостижимую сущность: ее доброту и юмор, ум и великодушие, веселость и печаль. Я даже ощущал ее запах: свежий и тонкий утренний аромат сирени, запах лимонов и чего-то белого, светлого и мягкого, как пушистые облака. Я как будто уже был с ней знаком, потому что выбрал ее в своем видении философского камня, а теперь всем сердцем тосковал без нее. Еще тогда я догадывался, что моя тайная любовная тоска по женщине, которую я никогда не встречал, должна была очень забавлять Бога.Почти два года я жил исключительно в Анкьяно на своем винограднике. Там я возобновил свои тайные поиски и нанимал сыщиков, чтобы разузнать что-нибудь о моих родителях или моей семье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64