У меня интуиция на такие вещи, ведь я несколько лет, да и сейчас иногда, в журналистике вращалась. На такие вещи нюх вырабатывается, понимаете?
– Как вас зовут? – отключив компьютер, спросила Полина.
– Жанна, и можно на «ты», а то я чувствую себя старухой.
– Договорились.
– Я продолжаю?
Полина кивнула. Вспомнив лицо Толика, она печально улыбнулась, полуприкрыла веки и, удобнее усевшись на компьютерном стуле, продолжила слушать:
– …Я не стала подниматься по лестнице, потому что как-то, торопясь описать место преступления для газеты, это было в студенческие годы, пыталась пройти таким путем, но дверь оказалась запертой, а вот лифт продолжал работать и около него не успели выставить охрану. Одним словом, я оказалась права…
Она выдержала паузу, обвела взглядом бухгалтерию, но ее слушала только одна Полина, и та явно не собиралась восхищаться ее интуицией.
– Выход из лифта, весь измазанный уже подсохшей кровью, никто не охранял. Прямо от него кровавая дорожка вела к толпе людей, собравшихся посмотреть на происходящее. Некоторые, пресытившись увиденным, уходили, кое-кто бежал. Мимо меня, зажав рукой рот, пронеслась девчонка. Она задела меня плечом, рука ее дрогнула. Бррр, – сморщив носик, покрытый канапушками, вспоминала Жанна. – Хорошо, что там была кадка с пальмой, а то конец ковру… То есть ее вырвало в кадку.
– Ты смогла пройти дальше? – спросила заинтересовавшаяся-таки рассказом одна из сотрудниц, занимавшая соседний с Полиной рабочий стол.
– Конечно, – словно ее оскорбили, произнесла девушка. – Я даже разглядела того чокнутого, которого охрана проворонила. Он забился в угол и выл, зажимая пальцами рану чуть выше бедра. Из нее кровь быстро вытекала. Его брюки вымокли, руки тоже в крови, а под ним лужа образовалась. Я стояла в толпе, а рядом со мной еще одной девчонке, глянувшей на эту жуть, поплохело. Она сознание потеряла и упала. Лежит, юбка чуть ниже пупка, все видать. Одним словом, часть мужиков переключилась на нее…
– А чокнутому помощь кто… – влезла еще одна сотрудница. Она стояла, прислонившись к стене около окна.
– Я все расскажу!
– Давай, Жанна, – попросила Полина, пересиливая желание позвонить Олегу Викторовичу и узнать, где и как там Толя.
– Чокнутый никого к себе не подпускал. Охрана шаг, он орет и ножом у горла своего размахивает. Тому парню еще повезло, что… Полина Борисовна, вам плохо?
Лицо Полины и вправду побледнело. Она запрокинула голову, прикрыв глаза руками.
– Все нормально, продолжай, – прошептала она, и собственный голос показался ей чужим.
– Одним словом, чокнутый, а это был парень из ежевечерних телевизионных выпусков «Разыскиваются», не подпускал к себе никого, вопя: «Верните мне мою работу! Я хочу убивать! Верните! Я хочу убивать!» К нему попытался подойти мужчина в шикарном костюме и… Одним словом, лицо у него какое-то незапоминающееся было, даже я вспомнить не могу. Судя по всему, это был директор агентства. Так вот, он говорит: «Сережа, успокойся, пойдем, мы окажем тебе медицинскую помощь». А он на мужика взглянул и заплакал, как мой племянник трехлетний, когда его на улице обижают. И говорит: «Я хочу работать, я хочу убивать!» Я слышу, директор кому-то говорит: «Вот видите, он ненормален». Только он договорил, как этот чокнутый Сережа подскочил и с ножом на него бросился. Вот здесь произошла странная штука…
Жанна молча пожевала губами, словно вспоминая, потом сделала пару шагов к окну и продолжила:
– Толпа ринулась назад с визгами, писками, охрана, слышу, что-то кричит, а директор не шелохнулся и спокойно так, выставив вперед правую ладонь, говорит: «Назад!» Чокнутый остановился на месте, колени его подогнулись. Еще секунда, и он упал на спину, ударившись головой об пол, нож выронил. Слышу, что плачет, просит работу вернуть. Ну, здесь часть охраны на него налетела, врачи откуда-то взялись, другая часть охраны нас теснить в сторону начала. Мне даже какая-то дура на шпильках палец отдавила… Вроде – все.
– Да он просто сознание от потери крови потерял, – предположила одна из сотрудниц, отворачиваясь к окну.
– Скорее всего, там столько ее натекло. Но все равно, странно себя директор повел. Может, конечно, он от страха мозги последние потерял. Я вот чуть не…
– А ты назад не побежала, когда тот с ножом кинулся? – подошла старушка бухгалтер, привлеченная-таки рассказом Жанны и прослушавшая его со своего рабочего места за ширмой.
– На меня ступор нашел. Я в неожиданных ситуациях столбенею, – смутилась девушка. – Но директор явно не испугался! Я даже выражение его лица запомнила. Такое волевое, бесстрашное… злое. Злое!
– А что-нибудь еще, странное? – спросила коллега у окна.
– Требования у чокнутого очень странные. Я хочу работать и всех убивать! Если бы не знала, что он рекламой занимался, то решила бы, что он наемный убийца… Аааа, – надумав неожиданную версию случившегося, выдохнула Жанна. – А если…
И уже все женщины в бухгалтерии принялись обсуждать, предполагать, даже утверждать, что могло произойти, что случилось на самом деле. Только две сотрудницы не слушали. Одна срочно должна была закончить рассылку счетов-фактур и актов клиентам, а другая, как оглушенная, вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь. Она пошла к лифту.
В кабинке все отмыли. Пахло чистящим средством. На одном из этажей вошли трое мужчин. Они, предварительно оглядев спускавшуюся с ними женщину, занялись обсуждением произошедшего в высотке ЧП:
– Его выносили связанным. Жгутом ногу перетянули. Глаза бешеные. Он начал губы себе прокусывать, так ему рот разжали и кляп вставили…
– Ты видел?
– А то! Я как раз у информации стоял! Там новенькая девчонка работает. Залюбуешься. Ноги я еще не видел, но верх…
Мужчину, расписывающего девочку, один друг пихнул плечом и чуть кивнул в сторону Полины, забившейся в угол кабинки. Она же не обращала на них внимания. Женщина искала в сумочке визитку Олега Викторовича.
3
Полина протерла пыль с фоторамочек. Дядя Кирилл, как всегда, был серьезен, а тетя Алла улыбалась. Мама тоже улыбалась. Как она раньше этого не замечала? Толя оказался прав. В их первый вечер, рассматривая занимавшие пару полок в зале фотографии, он сказал:
– Все мужчины почему-то выглядят моложе женщин. Вот это кто? – взяв одну из рамочек, спросил он.
– Мои родители, – отставив заварной чайник, ответила Полина.
– Извини, но твой папа кажется моложе матери, – вернув фотографию на место, сказал он.
– Так и есть. И у моей тетки муж моложе, а еще у двоюродных сестер.
– Это тенденция прямо-таки, – разглядывая еще одно фото, предположил парень.
«Он прав – это тенденция», – закончив вытирать пыль с телевизора и ди-ви-ди проигрывателя, подумала она, вспомнив, что мама и тетя встретили мужчин, за которых решились выйти замуж, после тридцати лет.
Она прошла на кухню и занялась приготовлением ужина. Нарезая колбасу, она порезала указательный палец левой руки. Женщина вскрикнула, бросив нож на стол. Кровь закапала на разделочную доску. Полина прижала рану к губам, прошла к холодильнику, где на верхней полочке в дверце хранила медицинские принадлежности. Вдруг она вспомнила, а точнее, увидела, как безликий парень ползает в коридоре рекламного агентства, зажимая кровоточащую рану в ноге пальцами. Его слезы крупными каплями скатываются к подбородку и падают на ноги. Он стонет: «Верните мне право убивать!» Он взвывает, случайно запустив палец в дырку, простреленную в его плоти охранником. Парень смотрит вокруг, и черты его лица становятся яснее, различимее. Полина держится за ручку холодильника, не в силах прервать этот кошмар. Она видит, что это Толик ползает по полу, размазывая там собственную кровь. Он тоже плачет: «Я хочу вернуться на работу! Я хочу убивать!» В ярости он запускает пальцы в рану на ноге, раздирая кожу. Он делает это, а сам кричит от боли. Полина плачет, ощущая солоноватый привкус собственной крови, сочащейся из глубокого пореза на пальце. Она забывается, ведет пальцем по щеке к веку, трет его. Смешавшись с кровью, слезы, текущие из ее глаз, становятся красными. Она закусывает губы, пытаясь отогнать видение, но образ окровавленного Толика не уходит. Тогда она бьет правой ладонью себя по щеке. Сознание ее проясняется. Она понимает, что стоит на кухне, а он сейчас спит в спальне. Его привез Олег Викторович и еще двое крупных мужчин. Толе прописан постельный режим, покой. Он сейчас спит.
Полина достала пластырь и зеленку. Обработала рану. Убрав все на место, доварила суп-пюре для Толика. Стоило ей снять кастрюлю с плиты, она услышала:
– Поляяя!
Она пошла в спальню. Он проснулся и улыбался. В комнате было сумрачно из-за тяжелой цвета темной охры шторы, поэтому Толя не сразу заметил, а заметив, спросил:
– Что за красные потеки у тебя на лице? Кровь?
– Ой, – вспомнила она. – Я палец порезала да о щеку вытерла, кажется.
– Поэтому ножи в доме должны быть тупыми, да? – слабым голосом пошутил он.
– Ну что ты, – махнула рукой Полина. – Я сейчас умоюсь и приду. Ты лежи. Кушать хочешь?
– Пока вроде нет, – поправляя подушку, ответил он.
– Голова болит?
– Есть немного, но больше челюсть. Мне по ней заехали ботинком.
– Я знаю, Толя. Ну, я умоюсь, а ты пока отдохни.
Она пошла в ванную. Увидев себя в зеркало с кровавой дорожкой, спускавшейся от уголка левого глаза к губам, вспомнила фото с альбома Милен Фармер. Набрав воды в ладони, умылась. Попыталась улыбнуться своему отражению, но тут на миг вспомнила образ плачущего Толика. Он говорил: «Я хочу вернуться на работу! Я хочу убивать!»
Усилием воли она «прогнала» эту картину. Вернувшись в спальню, обнаружила, что Толя снова уснул. Тогда она вернулась на кухню и завершила начатые дела, потом выключила там свет и прошла в спальню. Толик спал, под глазами синяки, губы местами почернели. Полина осторожно, чтобы не шуметь, присела в кресло. Закрыла глаза. Сон сразу же одолел ее. Два человека спали в пять часов вечера в квартире номер 56 дома 14 по улице Большой Полежаевской.
4
Полине было неприятно то, как этот мужчина поглядывал на нее, а факт присутствия его в ее доме не радовал вовсе. Эта неприязнь была рождена не только его отталкивающей внешностью, тошнотворным мятным запахом изо рта и постоянными намеками на ее с Толей отношения, но и интуитивным чувством страха.
Полина вместе с Олегом Викторовичем подошла к двери.
– Спасибо, что так заботитесь о Толике, – сказала она, опасаясь, что мужчина догадается о страхе, живущем в ней.
– Это политика нашей фирмы. Мы никогда не бросаем работников в трудные минуты. К тому же случай произошел на производстве и тесно связан с нормами об охране труда. Толя отличный дизайнер, у него много нужных идей, что делает его еще более ценным для агентства, – произнес Олег Викторович. Он надевал обувь при помощи пластмассовой ложечки.
– Это хорошо, – ответила Полина.
Олег Викторович выпрямился и протянул ей ложечку. Стоило Полине дотронуться до нее, толстяк схватил женщину за руку. Она высвободила ее, при этом ложечка упала на пол.
– Не пугайтесь так, – зашептал тучный мужчина, наклоняясь вниз. Его взгляд скользил по фигуре Полины, по не прикрытым халатом ногам. – Я не думал, что мой жест так неожидан для вас. Наоборот, мне показалось, что вы будете рады продолжить знакомство. Например, в ресторане? – договорил Олег Викторович.
Он поднял ложечку и повесил ее на гвоздик, вбитый в стену.
– Вы неправильно меня поняли. У меня есть личная жизнь, я ей довольна и приключений на стороне не ищу, – ответила женщина твердо, но тихо. Она не хотела, чтобы разговор услышал Толя.
– Вы уже нашли свое приключение, – сказал Олег Викторович, кивнув в сторону спальни. Он улыбнулся и медленно облизал нижнюю губу.
– Вы умный человек, все сами понимаете, – изобразив улыбку, произнесла она, открывая дверной замок.
– Именно потому, что я умный, еще раз предлагаю вам поужинать в ресторане. Чего вам дался этот мальчишка? – прошептал он.
– Не ваше дело! – ответила Полина резко, но негромко. Она отворила дверь: – До свидания!
– Вы правильно мыслите, – выходя и многозначительно улыбаясь, сказал мужчина. – До свидания! До свидания!
Полина закрыла за ним дверь, заперла замки. Судьба давила на нее, заставляя отступить. Она почувствовала, словно против обретаемого ее счастья началась война. Даже этот случай с побегом ненормального сотрудника агентства из психушки и избиением Толи расценивались ею как коварство судьбы, разыгрывающей свою шахматную партию на черно-белых клетках ее жизни.
Полина прошла в спальню. Толя закрыл конверт и поднял на нее взгляд.
– Ушел? – поинтересовался он.
– Да, – ложась рядом с ним на мягкий плед, ответила она.
– Все, что он рассказал о произошедшем, – это правда?
– Именно так мне рассказала наша сотрудница, Жанна, – сказала Полина.
– Надо же. Я вот подумал… А если бы он нож…
– Замолчи, прошу тебя, замолчи. – Она приложила свои пальцы к его губам.
Он отложил конверт с деньгами в сторону, обнял ее, поцеловал. Полина закрыла глаза, ее губы сомкнулись на его нижней губе, а язык… Он застонал, и она прекратила, поняв, что ему больно.
– После будем целоваться, Толенька, – опустив голову на подушку, произнесла она.
– Извини, десны трещат.
Он снова взял конверт и открыл его. Все еще не верил, что можно получить столько денег в качестве компенсации за то, что его избили на работе.
– Ты доволен, – видя выражение его лица, поняла женщина.
– Если бы это не было болезненно, то я выбрал бы такой способ заколачивать деньги, – сознался он.
– Дурачок. Сейчас я принесу тебе суп, да и себе тоже. Мы проспали…
Она встала и посмотрела на настенные электронные часы.
– …Два часа.
– Если бы не Олег, то спали бы до сих пор, – пересчитывая купюры, пробормотал Толя.
Полина вышла. Почему-то ей не нравилось, с какой страстью он смотрит на деньги. «Хотя для меня это целое состояние, – подумала она, вспомнив о размере своего оклада. – Неужели разработчикам рекламы так много платят? Странно». Через минуту она подогревала суп. Перелив густое ароматное пюре в глубокие тарелки, отнесла в спальню на подносе, расписанном под хохлому.
– Что это? Пахнет потрясающе, – спросил Толик, нехотя откладывая в сторону конверт с компенсацией.
– Суп-пюре. Давай я уберу деньги на стол, – ответила она и протянула руку.
Всего секунду ей казалось, будто он боится отдавать ей пакет. Кажется, у него в глазах промелькнул испуг. Такое выражение лица она раз заметила у маленькой племянницы, когда ту попросили дать посмотреть новую игрушку. Но Толя передал ей конверт, и Полина тут же забыла о его первой реакции на ее предложение.
Они поели, поговорили о его городе, стоящем на Урале где-то в степях. Она так и не поняла, где это. Зато вспомнила «Капитанскую дочку» Пушкина да строчку песни: «Пусть тебя, моя мама, согреет оренбургский пуховый платок».
Позже, сложив грязную посуду в раковину, она услышала его оклик:
– Полиночка!
– Что? – входя в комнату, спросила она.
– Ты не заметила, я был с мобильником в лифте или без? – спросил Толик. Лицо его иногда передергивало от боли.
– Кажется, ты был без него, – ответила она, напрягая память.
– Жалко, если потерял, – вздохнул Толя.
Он перевел взгляд на конверт, лежащий на столе под зеркалом. На его лице засияла улыбка. Он посмотрел на Полину, сказав:
– Куплю новый, теперь могу.
Она улыбнулась, подспудно ощущая тревогу.
– Полиночка, – попросил он, – а мы можем купить вина и конфет, как будто у нас романтическое свидание? Правда, я уже полуголый, но это не важно.
– У меня есть чинзано, полбутылки. Ты любишь?
– Не пробовал, только песню слышал про сыто-пьяно и чинзано.
Последние слова он пропел, подражая кавказскому акценту, рассмешив женщину. Она сбегала за бутылкой, полгода томящейся на нижней полке холодильника. Именно полгода назад, после просмотра кинофильма «Амели», ей стало так жалко себя, что она решила напиться и съесть кучу заварных пирожных. Пирожные она осилила, а спиртное нет.
5
Вот и нужный отдел. Как Толик и предрекал, внутри было пустынно. Она быстро нашла кабинку, в которой он работал. Ключом открыла замок. На столе беспорядок. Рисунки, на одном из которых карандашные наброски с надписью: «ПРИХОДИ, МЫ ДАДИМ ТЕБЕ АВТОМАТ!» Сотовый телефон лежал справа от монитора. Полина сразу его увидела. Большая, бывшая в ходу года четыре назад трубка. Ее внимание привлек фотоальбом, обтянутый черной кожей. Она прикрыла дверцу рабочей клетушки и присела на стул, взявшись за изучение содержания заинтересовавшей ее вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Как вас зовут? – отключив компьютер, спросила Полина.
– Жанна, и можно на «ты», а то я чувствую себя старухой.
– Договорились.
– Я продолжаю?
Полина кивнула. Вспомнив лицо Толика, она печально улыбнулась, полуприкрыла веки и, удобнее усевшись на компьютерном стуле, продолжила слушать:
– …Я не стала подниматься по лестнице, потому что как-то, торопясь описать место преступления для газеты, это было в студенческие годы, пыталась пройти таким путем, но дверь оказалась запертой, а вот лифт продолжал работать и около него не успели выставить охрану. Одним словом, я оказалась права…
Она выдержала паузу, обвела взглядом бухгалтерию, но ее слушала только одна Полина, и та явно не собиралась восхищаться ее интуицией.
– Выход из лифта, весь измазанный уже подсохшей кровью, никто не охранял. Прямо от него кровавая дорожка вела к толпе людей, собравшихся посмотреть на происходящее. Некоторые, пресытившись увиденным, уходили, кое-кто бежал. Мимо меня, зажав рукой рот, пронеслась девчонка. Она задела меня плечом, рука ее дрогнула. Бррр, – сморщив носик, покрытый канапушками, вспоминала Жанна. – Хорошо, что там была кадка с пальмой, а то конец ковру… То есть ее вырвало в кадку.
– Ты смогла пройти дальше? – спросила заинтересовавшаяся-таки рассказом одна из сотрудниц, занимавшая соседний с Полиной рабочий стол.
– Конечно, – словно ее оскорбили, произнесла девушка. – Я даже разглядела того чокнутого, которого охрана проворонила. Он забился в угол и выл, зажимая пальцами рану чуть выше бедра. Из нее кровь быстро вытекала. Его брюки вымокли, руки тоже в крови, а под ним лужа образовалась. Я стояла в толпе, а рядом со мной еще одной девчонке, глянувшей на эту жуть, поплохело. Она сознание потеряла и упала. Лежит, юбка чуть ниже пупка, все видать. Одним словом, часть мужиков переключилась на нее…
– А чокнутому помощь кто… – влезла еще одна сотрудница. Она стояла, прислонившись к стене около окна.
– Я все расскажу!
– Давай, Жанна, – попросила Полина, пересиливая желание позвонить Олегу Викторовичу и узнать, где и как там Толя.
– Чокнутый никого к себе не подпускал. Охрана шаг, он орет и ножом у горла своего размахивает. Тому парню еще повезло, что… Полина Борисовна, вам плохо?
Лицо Полины и вправду побледнело. Она запрокинула голову, прикрыв глаза руками.
– Все нормально, продолжай, – прошептала она, и собственный голос показался ей чужим.
– Одним словом, чокнутый, а это был парень из ежевечерних телевизионных выпусков «Разыскиваются», не подпускал к себе никого, вопя: «Верните мне мою работу! Я хочу убивать! Верните! Я хочу убивать!» К нему попытался подойти мужчина в шикарном костюме и… Одним словом, лицо у него какое-то незапоминающееся было, даже я вспомнить не могу. Судя по всему, это был директор агентства. Так вот, он говорит: «Сережа, успокойся, пойдем, мы окажем тебе медицинскую помощь». А он на мужика взглянул и заплакал, как мой племянник трехлетний, когда его на улице обижают. И говорит: «Я хочу работать, я хочу убивать!» Я слышу, директор кому-то говорит: «Вот видите, он ненормален». Только он договорил, как этот чокнутый Сережа подскочил и с ножом на него бросился. Вот здесь произошла странная штука…
Жанна молча пожевала губами, словно вспоминая, потом сделала пару шагов к окну и продолжила:
– Толпа ринулась назад с визгами, писками, охрана, слышу, что-то кричит, а директор не шелохнулся и спокойно так, выставив вперед правую ладонь, говорит: «Назад!» Чокнутый остановился на месте, колени его подогнулись. Еще секунда, и он упал на спину, ударившись головой об пол, нож выронил. Слышу, что плачет, просит работу вернуть. Ну, здесь часть охраны на него налетела, врачи откуда-то взялись, другая часть охраны нас теснить в сторону начала. Мне даже какая-то дура на шпильках палец отдавила… Вроде – все.
– Да он просто сознание от потери крови потерял, – предположила одна из сотрудниц, отворачиваясь к окну.
– Скорее всего, там столько ее натекло. Но все равно, странно себя директор повел. Может, конечно, он от страха мозги последние потерял. Я вот чуть не…
– А ты назад не побежала, когда тот с ножом кинулся? – подошла старушка бухгалтер, привлеченная-таки рассказом Жанны и прослушавшая его со своего рабочего места за ширмой.
– На меня ступор нашел. Я в неожиданных ситуациях столбенею, – смутилась девушка. – Но директор явно не испугался! Я даже выражение его лица запомнила. Такое волевое, бесстрашное… злое. Злое!
– А что-нибудь еще, странное? – спросила коллега у окна.
– Требования у чокнутого очень странные. Я хочу работать и всех убивать! Если бы не знала, что он рекламой занимался, то решила бы, что он наемный убийца… Аааа, – надумав неожиданную версию случившегося, выдохнула Жанна. – А если…
И уже все женщины в бухгалтерии принялись обсуждать, предполагать, даже утверждать, что могло произойти, что случилось на самом деле. Только две сотрудницы не слушали. Одна срочно должна была закончить рассылку счетов-фактур и актов клиентам, а другая, как оглушенная, вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь. Она пошла к лифту.
В кабинке все отмыли. Пахло чистящим средством. На одном из этажей вошли трое мужчин. Они, предварительно оглядев спускавшуюся с ними женщину, занялись обсуждением произошедшего в высотке ЧП:
– Его выносили связанным. Жгутом ногу перетянули. Глаза бешеные. Он начал губы себе прокусывать, так ему рот разжали и кляп вставили…
– Ты видел?
– А то! Я как раз у информации стоял! Там новенькая девчонка работает. Залюбуешься. Ноги я еще не видел, но верх…
Мужчину, расписывающего девочку, один друг пихнул плечом и чуть кивнул в сторону Полины, забившейся в угол кабинки. Она же не обращала на них внимания. Женщина искала в сумочке визитку Олега Викторовича.
3
Полина протерла пыль с фоторамочек. Дядя Кирилл, как всегда, был серьезен, а тетя Алла улыбалась. Мама тоже улыбалась. Как она раньше этого не замечала? Толя оказался прав. В их первый вечер, рассматривая занимавшие пару полок в зале фотографии, он сказал:
– Все мужчины почему-то выглядят моложе женщин. Вот это кто? – взяв одну из рамочек, спросил он.
– Мои родители, – отставив заварной чайник, ответила Полина.
– Извини, но твой папа кажется моложе матери, – вернув фотографию на место, сказал он.
– Так и есть. И у моей тетки муж моложе, а еще у двоюродных сестер.
– Это тенденция прямо-таки, – разглядывая еще одно фото, предположил парень.
«Он прав – это тенденция», – закончив вытирать пыль с телевизора и ди-ви-ди проигрывателя, подумала она, вспомнив, что мама и тетя встретили мужчин, за которых решились выйти замуж, после тридцати лет.
Она прошла на кухню и занялась приготовлением ужина. Нарезая колбасу, она порезала указательный палец левой руки. Женщина вскрикнула, бросив нож на стол. Кровь закапала на разделочную доску. Полина прижала рану к губам, прошла к холодильнику, где на верхней полочке в дверце хранила медицинские принадлежности. Вдруг она вспомнила, а точнее, увидела, как безликий парень ползает в коридоре рекламного агентства, зажимая кровоточащую рану в ноге пальцами. Его слезы крупными каплями скатываются к подбородку и падают на ноги. Он стонет: «Верните мне право убивать!» Он взвывает, случайно запустив палец в дырку, простреленную в его плоти охранником. Парень смотрит вокруг, и черты его лица становятся яснее, различимее. Полина держится за ручку холодильника, не в силах прервать этот кошмар. Она видит, что это Толик ползает по полу, размазывая там собственную кровь. Он тоже плачет: «Я хочу вернуться на работу! Я хочу убивать!» В ярости он запускает пальцы в рану на ноге, раздирая кожу. Он делает это, а сам кричит от боли. Полина плачет, ощущая солоноватый привкус собственной крови, сочащейся из глубокого пореза на пальце. Она забывается, ведет пальцем по щеке к веку, трет его. Смешавшись с кровью, слезы, текущие из ее глаз, становятся красными. Она закусывает губы, пытаясь отогнать видение, но образ окровавленного Толика не уходит. Тогда она бьет правой ладонью себя по щеке. Сознание ее проясняется. Она понимает, что стоит на кухне, а он сейчас спит в спальне. Его привез Олег Викторович и еще двое крупных мужчин. Толе прописан постельный режим, покой. Он сейчас спит.
Полина достала пластырь и зеленку. Обработала рану. Убрав все на место, доварила суп-пюре для Толика. Стоило ей снять кастрюлю с плиты, она услышала:
– Поляяя!
Она пошла в спальню. Он проснулся и улыбался. В комнате было сумрачно из-за тяжелой цвета темной охры шторы, поэтому Толя не сразу заметил, а заметив, спросил:
– Что за красные потеки у тебя на лице? Кровь?
– Ой, – вспомнила она. – Я палец порезала да о щеку вытерла, кажется.
– Поэтому ножи в доме должны быть тупыми, да? – слабым голосом пошутил он.
– Ну что ты, – махнула рукой Полина. – Я сейчас умоюсь и приду. Ты лежи. Кушать хочешь?
– Пока вроде нет, – поправляя подушку, ответил он.
– Голова болит?
– Есть немного, но больше челюсть. Мне по ней заехали ботинком.
– Я знаю, Толя. Ну, я умоюсь, а ты пока отдохни.
Она пошла в ванную. Увидев себя в зеркало с кровавой дорожкой, спускавшейся от уголка левого глаза к губам, вспомнила фото с альбома Милен Фармер. Набрав воды в ладони, умылась. Попыталась улыбнуться своему отражению, но тут на миг вспомнила образ плачущего Толика. Он говорил: «Я хочу вернуться на работу! Я хочу убивать!»
Усилием воли она «прогнала» эту картину. Вернувшись в спальню, обнаружила, что Толя снова уснул. Тогда она вернулась на кухню и завершила начатые дела, потом выключила там свет и прошла в спальню. Толик спал, под глазами синяки, губы местами почернели. Полина осторожно, чтобы не шуметь, присела в кресло. Закрыла глаза. Сон сразу же одолел ее. Два человека спали в пять часов вечера в квартире номер 56 дома 14 по улице Большой Полежаевской.
4
Полине было неприятно то, как этот мужчина поглядывал на нее, а факт присутствия его в ее доме не радовал вовсе. Эта неприязнь была рождена не только его отталкивающей внешностью, тошнотворным мятным запахом изо рта и постоянными намеками на ее с Толей отношения, но и интуитивным чувством страха.
Полина вместе с Олегом Викторовичем подошла к двери.
– Спасибо, что так заботитесь о Толике, – сказала она, опасаясь, что мужчина догадается о страхе, живущем в ней.
– Это политика нашей фирмы. Мы никогда не бросаем работников в трудные минуты. К тому же случай произошел на производстве и тесно связан с нормами об охране труда. Толя отличный дизайнер, у него много нужных идей, что делает его еще более ценным для агентства, – произнес Олег Викторович. Он надевал обувь при помощи пластмассовой ложечки.
– Это хорошо, – ответила Полина.
Олег Викторович выпрямился и протянул ей ложечку. Стоило Полине дотронуться до нее, толстяк схватил женщину за руку. Она высвободила ее, при этом ложечка упала на пол.
– Не пугайтесь так, – зашептал тучный мужчина, наклоняясь вниз. Его взгляд скользил по фигуре Полины, по не прикрытым халатом ногам. – Я не думал, что мой жест так неожидан для вас. Наоборот, мне показалось, что вы будете рады продолжить знакомство. Например, в ресторане? – договорил Олег Викторович.
Он поднял ложечку и повесил ее на гвоздик, вбитый в стену.
– Вы неправильно меня поняли. У меня есть личная жизнь, я ей довольна и приключений на стороне не ищу, – ответила женщина твердо, но тихо. Она не хотела, чтобы разговор услышал Толя.
– Вы уже нашли свое приключение, – сказал Олег Викторович, кивнув в сторону спальни. Он улыбнулся и медленно облизал нижнюю губу.
– Вы умный человек, все сами понимаете, – изобразив улыбку, произнесла она, открывая дверной замок.
– Именно потому, что я умный, еще раз предлагаю вам поужинать в ресторане. Чего вам дался этот мальчишка? – прошептал он.
– Не ваше дело! – ответила Полина резко, но негромко. Она отворила дверь: – До свидания!
– Вы правильно мыслите, – выходя и многозначительно улыбаясь, сказал мужчина. – До свидания! До свидания!
Полина закрыла за ним дверь, заперла замки. Судьба давила на нее, заставляя отступить. Она почувствовала, словно против обретаемого ее счастья началась война. Даже этот случай с побегом ненормального сотрудника агентства из психушки и избиением Толи расценивались ею как коварство судьбы, разыгрывающей свою шахматную партию на черно-белых клетках ее жизни.
Полина прошла в спальню. Толя закрыл конверт и поднял на нее взгляд.
– Ушел? – поинтересовался он.
– Да, – ложась рядом с ним на мягкий плед, ответила она.
– Все, что он рассказал о произошедшем, – это правда?
– Именно так мне рассказала наша сотрудница, Жанна, – сказала Полина.
– Надо же. Я вот подумал… А если бы он нож…
– Замолчи, прошу тебя, замолчи. – Она приложила свои пальцы к его губам.
Он отложил конверт с деньгами в сторону, обнял ее, поцеловал. Полина закрыла глаза, ее губы сомкнулись на его нижней губе, а язык… Он застонал, и она прекратила, поняв, что ему больно.
– После будем целоваться, Толенька, – опустив голову на подушку, произнесла она.
– Извини, десны трещат.
Он снова взял конверт и открыл его. Все еще не верил, что можно получить столько денег в качестве компенсации за то, что его избили на работе.
– Ты доволен, – видя выражение его лица, поняла женщина.
– Если бы это не было болезненно, то я выбрал бы такой способ заколачивать деньги, – сознался он.
– Дурачок. Сейчас я принесу тебе суп, да и себе тоже. Мы проспали…
Она встала и посмотрела на настенные электронные часы.
– …Два часа.
– Если бы не Олег, то спали бы до сих пор, – пересчитывая купюры, пробормотал Толя.
Полина вышла. Почему-то ей не нравилось, с какой страстью он смотрит на деньги. «Хотя для меня это целое состояние, – подумала она, вспомнив о размере своего оклада. – Неужели разработчикам рекламы так много платят? Странно». Через минуту она подогревала суп. Перелив густое ароматное пюре в глубокие тарелки, отнесла в спальню на подносе, расписанном под хохлому.
– Что это? Пахнет потрясающе, – спросил Толик, нехотя откладывая в сторону конверт с компенсацией.
– Суп-пюре. Давай я уберу деньги на стол, – ответила она и протянула руку.
Всего секунду ей казалось, будто он боится отдавать ей пакет. Кажется, у него в глазах промелькнул испуг. Такое выражение лица она раз заметила у маленькой племянницы, когда ту попросили дать посмотреть новую игрушку. Но Толя передал ей конверт, и Полина тут же забыла о его первой реакции на ее предложение.
Они поели, поговорили о его городе, стоящем на Урале где-то в степях. Она так и не поняла, где это. Зато вспомнила «Капитанскую дочку» Пушкина да строчку песни: «Пусть тебя, моя мама, согреет оренбургский пуховый платок».
Позже, сложив грязную посуду в раковину, она услышала его оклик:
– Полиночка!
– Что? – входя в комнату, спросила она.
– Ты не заметила, я был с мобильником в лифте или без? – спросил Толик. Лицо его иногда передергивало от боли.
– Кажется, ты был без него, – ответила она, напрягая память.
– Жалко, если потерял, – вздохнул Толя.
Он перевел взгляд на конверт, лежащий на столе под зеркалом. На его лице засияла улыбка. Он посмотрел на Полину, сказав:
– Куплю новый, теперь могу.
Она улыбнулась, подспудно ощущая тревогу.
– Полиночка, – попросил он, – а мы можем купить вина и конфет, как будто у нас романтическое свидание? Правда, я уже полуголый, но это не важно.
– У меня есть чинзано, полбутылки. Ты любишь?
– Не пробовал, только песню слышал про сыто-пьяно и чинзано.
Последние слова он пропел, подражая кавказскому акценту, рассмешив женщину. Она сбегала за бутылкой, полгода томящейся на нижней полке холодильника. Именно полгода назад, после просмотра кинофильма «Амели», ей стало так жалко себя, что она решила напиться и съесть кучу заварных пирожных. Пирожные она осилила, а спиртное нет.
5
Вот и нужный отдел. Как Толик и предрекал, внутри было пустынно. Она быстро нашла кабинку, в которой он работал. Ключом открыла замок. На столе беспорядок. Рисунки, на одном из которых карандашные наброски с надписью: «ПРИХОДИ, МЫ ДАДИМ ТЕБЕ АВТОМАТ!» Сотовый телефон лежал справа от монитора. Полина сразу его увидела. Большая, бывшая в ходу года четыре назад трубка. Ее внимание привлек фотоальбом, обтянутый черной кожей. Она прикрыла дверцу рабочей клетушки и присела на стул, взявшись за изучение содержания заинтересовавшей ее вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46