Оставив мусор на столе, подошел к женщине в чепчике, спросил пиво. Та рассчитала его, вынесла три бутылки немецкого темного.
По дороге назад, в свое купе, он не думал ни о чем, лишь вспоминал улыбающееся лицо Полины, и по телу разливалось тепло. Его клонило в сон. Состав покачивался, несясь вперед, в столицу.
3
– Спасибо, Толян! – обрадовались студенты, увидев пиво, поставленное им на стол.
– Завсегда пожалуйста, – ответил он. – Вы меня очень насмешили, настроение подняли.
– Так, может, дернешь с нами? – предложил «Пузо» с изрядно помутневшим взором.
– Нет, пацаны, – отрицательно мотнул головой мужчина. – Я спать хочу, если по правде. Не возражаете, если верхнюю полку займу?..
– Без базара, – встал и качнулся «Очки». – Я сейчас у себя все приберу.
– Я только подушку свою возьму, – добавил дизайнер, посмотрев, как вдали за окном проплывает лес.
– Ты спи, а мы тихонько посидим поокаем, – ляпнул «Еж», выглядевший самым трезвым из всей компании.
Сдерживая смех, Толик залез на полку «Очков», подложил под подбородок подушку, уставился в окно. Наблюдая за однообразным пейзажем, слушая разговор студентов, он заснул. Ничего ему не снилось. Просто тьма вокруг и безмыслие. На самом-то деле за время отдыха он видел не один сон, просто ничего не запомнил, а в памяти осталась лишь чернота да стук колес по рельсам: «ты-дых», «ты-дых».
Проснулся он тоже в темноте. Даже подумал, открыв глаза, что продолжает спать. Но голоса, доносившиеся снизу, редкие смешки убедили его в том, что происходящее явь. Судя по звукам, к студентам присоединились девицы. Позже Толя понял, что их две, они тоже молоды и едут с Москву отдыхать. Все переговаривались тихо, видимо, не желая будить спонсора стола.
– Вообще в нашем мире много странного происходит, – почти шепотом рассказывала девушка с приятным, чуть хриплым голосом. – Я иногда не верю в то, что слышу, хотя точно знаю, что мне не врут. Вот, например, сглаз!
– Меня в детстве сглазили, – перебил ее «Еж», но после непродолжительного шума и просьбы второй девчонки «Не перебивай, пожалуйста» он замолчал.
– Так вот. Сглаз с точки зрения православное религии – нонсенс, но он есть! Даже Саша на собственном опыте знает. Но как такое возможно?
– Так же, как и целители всякие! – «вышел на сцену» «Пузо», еле ворочающий языком. – Вот моя двоюродная сестра ездит к бабке лечиться, а в больницу ни ногой. Она говорит, что там людей только калечат, а старуха, мол, умеет и знает.
– Она за деньги лечит? – спросила девчонка с хриплыми нотками в голосе, все больше нравившимися Толику. Он подумал, что так горькая травка в сладкой настойке лишь придает напитку остроту.
– Нет, – ответил «Пивной животик». – Ей еду оставляют, да и то не явно, а на веранде. У нее на веранде корзина стоит большая, сам видел, и там все желающие поблагодарить целительницу оставляют еду или деньги…
– Ты же сказал, что она денег не берет?! – подначила вторая девчонка с писклявым голосом, резавшим уши.
– Она сама лично не берет, кто хочет, тот оставит. Она не должна знать, кто и что преподнес!
– Почему? – подал голос «Еж».
– Если она будет брать деньги у людей напрямую, то, значит, она продает свой дар, который от Бога. А если она его продает, значит, он должен уменьшаться, – пояснил «Очки».
– Точно! – подтвердила «Хрипотча». – Я тоже слышала, что продавать свою силу нельзя, это все равно что душу продавать, дар Божий!
– Чушь! – бросил «Пузо» и звякнул стаканом.
Поезд мчался к рассвету, трясясь и поскрипывая.
– Пойдем покурим? – предложила «Хрипотца».
– Давай, – поддержала инициативу подруга.
– Мы с вами, – два голоса: «Еж» и «Очки».
– Ну и валите, но помните, что капля никотина хомячка разрывает на куски, – отозвался «Пузо», а затем громко рыгнул, явно впоказную.
– Свинья ты, Леха! – отодвигая дверь в сторону и пропуская вертикальную полоску света в купе, бросила «Хрипотца».
Толик слушал, как четверо уходят. Потом слушал, как возится внизу пьяный студент. За окном пролетали огни. Мужчина сомкнул глаза. Его баюкал поезд: «ты-дых», «ты-дых», «ты-дых». Снизу раздался тихий храп, в воздухе чувствовался запах перегара и селедки. Вагон качнулся. На Толика наползал сон. Он повернулся на другой бок, согнул ноги в коленях, зажал между ними руки. В такой позе он окончательно уснул.
4
Состав резко остановился. Моментально проснувшись, Толик успел зацепиться руками за прикрепленную к стене вешалку и не слетел. Зато «Еж», спавший на полке напротив, вскрикнув, полетел вниз, ударившись руками о столешницу. Коленом он подбил храпящего «Пузо», и тот скрючился от боли пополам, с шумом выдохнув. «Очки» не упал и не был задет, но его очки, лежавшие на столе, подлетели в воздух и, сделав несколько акробатических переворотов, упали на голову «Ежа», стонавшего на полу. Тот с перепугу смахнул их с себя в сторону двери, отлетев к которой одно стекло очков разбилось. В соседних купе тоже что-то падало, состав наполнился скрипящим скрежетом, ударами и отборной бранью. Толик услышал плач, доносившийся или из коридора, или из окружавшей поезд снаружи тьмы. «Кто-то дернул стоп-кран», – подумал он, четко представив, как бесформенная рука, срывая свинцовую пломбу и «контрольную» проволоку, дергает книзу красный рычаг.
– Что за хренотня! – вставая, буркнул «Еж». Он дотронулся до подбородка, сжал указательным и большим пальцами челюсть и простонал от полыхнувшей боли.
– Мы встали! – привстав на локтях, провозгласил «Очки». – Где мои окуляры?
– Они пали смертью храбрых, – ответил «Ежик», поворачиваясь к двери. Он включил верхний свет, затем нагнулся и поднял с пола поврежденные очки друга.
– Осталось одно стекло, – сказал он, передавая их ему.
«Пузо» что-то нечленораздельно промычал. За дверью пробежал кто-то в тяжелой обуви, раздались крики непонятного смысла. Толик свесил ноги с полки, сказав:
– Осторожнее, я спущусь.
«Еж» посторонился. Мужчина спрыгнул вниз.
– Ме-ня стош-нит, – внятно, по слогам произнес «Пузо». Его мягкий одутловатый живот дрожал, лицо его казалось зеленоватым.
– Погоди! – встрепенулся «Очки». Он сел, обыскав пространство под столом, достал целлофановый пакет для хранения пищевых продуктов.
– Сюда! – скомандовал он, протягивая его другу. – Нечего было столько пить!
– Я выйду, – легонько пододвинув «Ежа» в сторону и проходя к двери, сказал Толик.
Он потянул ручку вбок, полотно отъехало в сторону, пропуская внутрь более яркий свет из коридора вагона. Мимо пробежала растрепанная девушка в халате. Одной рукой она зажимала кровоточащий нос. Если бы Толик вышел, то она налетела бы на него, но он был предупредителен.
Посмотрев внимательно, не бежит ли кто-нибудь еще, и убедившись, что нет, он вышел, закрыв за собой дверь. Вагон гудел, словно улей. Во всех купе, будто в ячейках сот, шумели пассажиры. Большая очередь их собралась у обоих туалетов. Девушка с разбитым носом стояла последней у одного из них.
Толик пошел в направлении головы состава. Ему приходилось распихивать пострадавших людей, ругающихся за место в очереди, его самого пихали спешащие то в одном, то в другом направлении пассажиры, проводники. Он не обращал на это внимания, желая дойти до локомотива и узнать причину резкой остановки. Он чувствовал, что она напрямую связана с ним. И чем дальше он удалялся от своего купе, чем ближе была его цель, тем острее ощущалась эта связь. Он даже медленнее стал идти, потому что ноги отяжелели. Каждым шагом он будто растягивал тугой жгут, обмотанный вокруг щиколоток, снова и снова. Он даже перестал слышать звуки вокруг. Кольцо тишины обручем сжало голову, неспособную рассуждать. В этой немоте окружающего пространства он дошел до первого вагона, тамбур которого был заполнен людьми. Их было так много, что протиснуться было невозможно. Стоя около этой людской стены, притесняемый сзади другими интересующимися пассажирами, он ощутил страх. Чувство сковало его, и толпа вокруг сгрудилась плотнее, лишая конечности свободы. Толик задыхался, понимая, что не узнает никогда причину, остановившую поезд, а посему останется непредупрежденным о чем-то, что ждет его впереди, в пункте назначения. Он попытался вырваться, кричать, но тишина стала настолько плотной, что он осязал ее. Толя даже увидел себя со стороны – зажатый в человеческой массе, с широко открытым ртом, вылезшими из орбит глазами. Казалось, закричи он сейчас, и толпа распадется на молекулы, пропуская его к тайне, преградившей дорогу поезду. Он силился, аж лицо покраснело, у висков вздулись вены. Толик закричал и проснулся вместе со спасительным криком, полным страха и желания жить.
Когда он понял, что кричит, лежа на верхней полке купе, то закрыл рот. Что ему снилось, он не помнил. Открыв глаза, лежа на боку, Толик увидел в сумраке два огромных зрачка, находившиеся за стеклами. От этого вида и неожиданности, он резко поднял голову, стукнувшись о багажную полку.
– Ты чего, Толян? – спросил человек, смотревший на него сквозь очки.
Мужчина потер ушибленную макушку и сел. Свесив ноги вниз, ответил:
– С тобой инфаркт заработать можно.
– А с тобой? – съязвил «Очки». – Ты орешь как резаный.
Состав стоял. Толик посмотрел в окно. Перрон был ярко освещен. По нему прохаживались пассажиры. С лотками или ведрами, наполненными снедью, бегали как ошалелые торговцы – местные жители.
– Давно стоим? – спросил Толик у студента в очках, присевшего на нижней полке, напротив него.
– Нет, скоро тронемся, – ответил «Очки» и зевнул, выпустив перегоревший воздух.
– А где твои товарищи? – поинтересовался Анатолий, спрыгнув вниз.
– Санек с телками тусуется, а Леха блюет, наверное.
– Ты не думаешь, что он может попасть в беду?
– Вряд ли, пьяному море по колено.
Толик осмотрелся. Стол был заставлен остатками ужина.
– Хорошо посидели? – спросил он, потянувшись и зевнув.
– Так! – махнул рукой «Очки». – Притащили баб, а они начали пороть чушь, а та лежала и повизгивала…
«Не может обойтись без цитат из анекдотов, клоун», – подумал Анатолий, наклонив голову влево, вправо, вперед, назад, еще раз в той же последовательности, а потом круговое движение.
– …Потом еще байки про покойников рассказывать стали. О, извини, я только вспомнил, что у тебя…
– Не стоит, – прервал его невнятные объяснения мужчина и завел руки за спину, сцепил ладони, потянул вверх, растягивая мышцы.
– Знаешь, а смешно звучит, только ты не обижайся…
– Говори, – потянул он сцепленные руки влево, затем вправо и снова круговое движение головой.
– Вот слушай, только Толька, – произнес «Очки», и лицо его сделалось лицом человека, совершившего великое открытие, – Только Толька!
– Есть такая загадка: «Все в автобусе спали, Толька водитель не спал, как зовут водителя?» – начав делать круговые движения плечами, сказал мужчина.
– Водителя зовут Толя! Прикольно…
Тут «Очки» осекся. Привстав, он посмотрел за стекло, на людей, расходящихся по вагонам. В приоткрытое окно проник обрывок голоса диспетчера, испражненного через динамик. Он призывал провожающих покинуть вагоны.
– …Я Леху пойду поищу, – сказал «Очки», встал и вышел из купе.
Толик продолжал разминать затекшие мышцы. В животе булькнуло. Он спустился с полки. Взяв со стола последний бутерброд с икрой, казавшейся в темноте не оранжево-красной, а бордовой, он откусил кусочек, распробовал и тут же выплюнул в раскрытую ладонь. Хлеб был пропитан водкой.
Стряхнув мокрые крошки в предусмотрительно подготовленный студентами пакетик для не и пищевых отходов, отправив туда же испорченный бутерброд, Толик нашел на столе недоеденную плитку шоколада.
Перекусив, он забрался на полку и, отвернувшись к стене лицом, заснул. Разбудили его за два часа до прибытия в Москву.
– Толян, пива будешь? – спросил помятый «Пузо», окатив изо рта зловонием, словно водой из ушата.
Глава 16
Письмо, которое запоздало
1
Он объяснил парням, как добраться с вокзала до Красной площади, посоветовал купить небольшую карту Москвы, объяснил, как пользоваться метро.
– Это и впрямь боль-ша-я ло-те-ре-я, – выдохнул «Еж», стоя перед ступенями, ведущими вниз, к платформе метро.
– Пойдемте, – позвал Толик. – Я объясню, где садиться, как ориентироваться. Вообще-то все легко. Нужно только следовать по стрелкам и схемам. Москва переполнена схемами, потому что она так велика, что коренные москвичи в ней сами блуждают.
– Дааа, – выдохнул «Очки», не успевая вертеть головой туда-сюда. Он хотел увидеть и запомнить все: людей, передвигавшихся быстро-быстро, запах, как выглядят стены, киоски.
– Вот мой телефон, на всякий случай, – протянув землякам бумажку с написанным номером, сказал Толик. – А вот ваш состав! Станцию помните?
– Да! – ответили все трое хором и исчезли в зеве автоматической двери вагона, затянутые туда потоком людей.
– А вот и мой, – прошептал себе под нос мужчина и направился в противоположную сторону.
Он встал у окна, механический голос сказал: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» «Началось», – подумал Толик, сжав пальцы правой руки в левой. Он старался не думать, чтобы размышления преждевременно не увлекли его в дебри сомнений и переживаний. Он превратился в зрение, в слух, отринув способность делать выводы, рассуждать. «Какой у пацана стильный брелок», – думал он, а затем принимался разглядывать другого пассажира.
Выйдя из метро, Толик быстрым шагом направился к дому.
Войдя в квартиру, он снял ее с сигнализации. Огляделся.
Все без изменений. Разве что на полках заметнее стал слой пыли, да и зеркало покрылось серо-землистой пелериной. Проведя пальцами правой руки по ней, он оставил чистый след, казавшийся на общем фоне пыльного зеркала грязным пятном. В этом пятне Анатолий увидел себя, отражение человека, не решающегося сделать то, что необходимо сделать.
Он вошел в спальню. Тиканье часов было единственным звуком, сопровождавшим его. Кровать была застелена, на покрывале ни складочки. Он вспомнил, с каким усердием Полина выполняла эту работу, как она подтыкала ткань под матрац. Он улыбнулся, представив ее, стоящей у окна на кухне в Оренбурге, потом решительно подошел к шкафу, приоткрыл дверцу.
Неожиданно сзади, из коридора, грянула музыка. Она обрушилась на него всеми аккордами, ля-мажорами, до-минорами, заставив резко обернуться, отчего правая рука, до этого безвольно свисавшая, описав дугу в воздухе, ударилась о дверцу шкафа.
– Бли! – выругался Толик и поспешил в коридор.
На одной из полок всею возможностью своего полифонического голоса призывал ответить на звонок сотовый. Войдя в квартиру, Толик, не задумываясь, отстегнул его вместе с кожухом и оставил тут.
– Алло! – взяв телефон, ответил он. – Я домой зашел… С вокзала… Я скучал и собирался набрать тебя… Да… Как мама?.. Это и понятно. Пройдет… Я сильно-сильно скучал… Как твое?.. Я объяснил им, как проехать к Красной площади, а они назвали Москву большой лотереей, как в оскароносном фильме Меньшова… Сейчас переоденусь и пойду на работу… Убрали где?.. А зачем так тщательно?.. Положено… Маме передавай привет, обними ее от меня. Она сейчас где?.. Понятно… Я вечером перезвоню, а может, и раньше… Давай… Я тебя еще сильнее… Очень-очень сильно! Целую.
Он отключился, с улыбкой посмотрел на телефон, мигавший в ладони. Ненадолго задумался, затем нажал на кнопку, выключающую мобильник. На дисплее появилась прощальная надпись, после чего он потух. Положив сотовый на полку к кожуху, Толик вернулся в спальню.
Вытащив вешалку с брюками из шкафа, он присел на кровать. Рука подрагивала. Уголок конверта выглядывал из заднего кармана. Толик достал его, бросив брюки к ногам. Часы тикали, на улице кипела жизнь. Он смотрел на конверт, держа его за края, слушая биение своего сердца, шипящий свист дыхания, ход секундных стрелок. Зажмурившись, он вспомнил, как получил письмо. «Вовремя я вас поймал! Мой сын просил передать вам конверт, вот он», – сказал охранник и протянул белый прямоугольный пакет. «Ого! Мне пишут письма», – бросил Толик в ответ без особой радости. Наверное, угадав его чувства, охранник предупредил: «Сын сказал, что это важно и поможет вашему делу. Больше я ничего не знаю».
– Это необходимо, – произнес вслух мужчина, но так и не надорвал конверт.
Он продолжал вертеть его в руках без всяких мыслей. На улице визгливо закричала какая-то женщина. Вопль длился всего пару секунд, но его отголосок еще долго звенел в голове Толика. Поддев ступней брюки с вешалкой, лежавшие у ног, он откинул их в сторону шкафа. Пластмассовый крючок стукнулся о дерево, напомнив мужчине, как Артем достал из принесенной с собой коробочки плоский серебряный амулет, положил свободную руку на его, Толика, плечо и тихо-тихо проговорил в самое ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
По дороге назад, в свое купе, он не думал ни о чем, лишь вспоминал улыбающееся лицо Полины, и по телу разливалось тепло. Его клонило в сон. Состав покачивался, несясь вперед, в столицу.
3
– Спасибо, Толян! – обрадовались студенты, увидев пиво, поставленное им на стол.
– Завсегда пожалуйста, – ответил он. – Вы меня очень насмешили, настроение подняли.
– Так, может, дернешь с нами? – предложил «Пузо» с изрядно помутневшим взором.
– Нет, пацаны, – отрицательно мотнул головой мужчина. – Я спать хочу, если по правде. Не возражаете, если верхнюю полку займу?..
– Без базара, – встал и качнулся «Очки». – Я сейчас у себя все приберу.
– Я только подушку свою возьму, – добавил дизайнер, посмотрев, как вдали за окном проплывает лес.
– Ты спи, а мы тихонько посидим поокаем, – ляпнул «Еж», выглядевший самым трезвым из всей компании.
Сдерживая смех, Толик залез на полку «Очков», подложил под подбородок подушку, уставился в окно. Наблюдая за однообразным пейзажем, слушая разговор студентов, он заснул. Ничего ему не снилось. Просто тьма вокруг и безмыслие. На самом-то деле за время отдыха он видел не один сон, просто ничего не запомнил, а в памяти осталась лишь чернота да стук колес по рельсам: «ты-дых», «ты-дых».
Проснулся он тоже в темноте. Даже подумал, открыв глаза, что продолжает спать. Но голоса, доносившиеся снизу, редкие смешки убедили его в том, что происходящее явь. Судя по звукам, к студентам присоединились девицы. Позже Толя понял, что их две, они тоже молоды и едут с Москву отдыхать. Все переговаривались тихо, видимо, не желая будить спонсора стола.
– Вообще в нашем мире много странного происходит, – почти шепотом рассказывала девушка с приятным, чуть хриплым голосом. – Я иногда не верю в то, что слышу, хотя точно знаю, что мне не врут. Вот, например, сглаз!
– Меня в детстве сглазили, – перебил ее «Еж», но после непродолжительного шума и просьбы второй девчонки «Не перебивай, пожалуйста» он замолчал.
– Так вот. Сглаз с точки зрения православное религии – нонсенс, но он есть! Даже Саша на собственном опыте знает. Но как такое возможно?
– Так же, как и целители всякие! – «вышел на сцену» «Пузо», еле ворочающий языком. – Вот моя двоюродная сестра ездит к бабке лечиться, а в больницу ни ногой. Она говорит, что там людей только калечат, а старуха, мол, умеет и знает.
– Она за деньги лечит? – спросила девчонка с хриплыми нотками в голосе, все больше нравившимися Толику. Он подумал, что так горькая травка в сладкой настойке лишь придает напитку остроту.
– Нет, – ответил «Пивной животик». – Ей еду оставляют, да и то не явно, а на веранде. У нее на веранде корзина стоит большая, сам видел, и там все желающие поблагодарить целительницу оставляют еду или деньги…
– Ты же сказал, что она денег не берет?! – подначила вторая девчонка с писклявым голосом, резавшим уши.
– Она сама лично не берет, кто хочет, тот оставит. Она не должна знать, кто и что преподнес!
– Почему? – подал голос «Еж».
– Если она будет брать деньги у людей напрямую, то, значит, она продает свой дар, который от Бога. А если она его продает, значит, он должен уменьшаться, – пояснил «Очки».
– Точно! – подтвердила «Хрипотча». – Я тоже слышала, что продавать свою силу нельзя, это все равно что душу продавать, дар Божий!
– Чушь! – бросил «Пузо» и звякнул стаканом.
Поезд мчался к рассвету, трясясь и поскрипывая.
– Пойдем покурим? – предложила «Хрипотца».
– Давай, – поддержала инициативу подруга.
– Мы с вами, – два голоса: «Еж» и «Очки».
– Ну и валите, но помните, что капля никотина хомячка разрывает на куски, – отозвался «Пузо», а затем громко рыгнул, явно впоказную.
– Свинья ты, Леха! – отодвигая дверь в сторону и пропуская вертикальную полоску света в купе, бросила «Хрипотца».
Толик слушал, как четверо уходят. Потом слушал, как возится внизу пьяный студент. За окном пролетали огни. Мужчина сомкнул глаза. Его баюкал поезд: «ты-дых», «ты-дых», «ты-дых». Снизу раздался тихий храп, в воздухе чувствовался запах перегара и селедки. Вагон качнулся. На Толика наползал сон. Он повернулся на другой бок, согнул ноги в коленях, зажал между ними руки. В такой позе он окончательно уснул.
4
Состав резко остановился. Моментально проснувшись, Толик успел зацепиться руками за прикрепленную к стене вешалку и не слетел. Зато «Еж», спавший на полке напротив, вскрикнув, полетел вниз, ударившись руками о столешницу. Коленом он подбил храпящего «Пузо», и тот скрючился от боли пополам, с шумом выдохнув. «Очки» не упал и не был задет, но его очки, лежавшие на столе, подлетели в воздух и, сделав несколько акробатических переворотов, упали на голову «Ежа», стонавшего на полу. Тот с перепугу смахнул их с себя в сторону двери, отлетев к которой одно стекло очков разбилось. В соседних купе тоже что-то падало, состав наполнился скрипящим скрежетом, ударами и отборной бранью. Толик услышал плач, доносившийся или из коридора, или из окружавшей поезд снаружи тьмы. «Кто-то дернул стоп-кран», – подумал он, четко представив, как бесформенная рука, срывая свинцовую пломбу и «контрольную» проволоку, дергает книзу красный рычаг.
– Что за хренотня! – вставая, буркнул «Еж». Он дотронулся до подбородка, сжал указательным и большим пальцами челюсть и простонал от полыхнувшей боли.
– Мы встали! – привстав на локтях, провозгласил «Очки». – Где мои окуляры?
– Они пали смертью храбрых, – ответил «Ежик», поворачиваясь к двери. Он включил верхний свет, затем нагнулся и поднял с пола поврежденные очки друга.
– Осталось одно стекло, – сказал он, передавая их ему.
«Пузо» что-то нечленораздельно промычал. За дверью пробежал кто-то в тяжелой обуви, раздались крики непонятного смысла. Толик свесил ноги с полки, сказав:
– Осторожнее, я спущусь.
«Еж» посторонился. Мужчина спрыгнул вниз.
– Ме-ня стош-нит, – внятно, по слогам произнес «Пузо». Его мягкий одутловатый живот дрожал, лицо его казалось зеленоватым.
– Погоди! – встрепенулся «Очки». Он сел, обыскав пространство под столом, достал целлофановый пакет для хранения пищевых продуктов.
– Сюда! – скомандовал он, протягивая его другу. – Нечего было столько пить!
– Я выйду, – легонько пододвинув «Ежа» в сторону и проходя к двери, сказал Толик.
Он потянул ручку вбок, полотно отъехало в сторону, пропуская внутрь более яркий свет из коридора вагона. Мимо пробежала растрепанная девушка в халате. Одной рукой она зажимала кровоточащий нос. Если бы Толик вышел, то она налетела бы на него, но он был предупредителен.
Посмотрев внимательно, не бежит ли кто-нибудь еще, и убедившись, что нет, он вышел, закрыв за собой дверь. Вагон гудел, словно улей. Во всех купе, будто в ячейках сот, шумели пассажиры. Большая очередь их собралась у обоих туалетов. Девушка с разбитым носом стояла последней у одного из них.
Толик пошел в направлении головы состава. Ему приходилось распихивать пострадавших людей, ругающихся за место в очереди, его самого пихали спешащие то в одном, то в другом направлении пассажиры, проводники. Он не обращал на это внимания, желая дойти до локомотива и узнать причину резкой остановки. Он чувствовал, что она напрямую связана с ним. И чем дальше он удалялся от своего купе, чем ближе была его цель, тем острее ощущалась эта связь. Он даже медленнее стал идти, потому что ноги отяжелели. Каждым шагом он будто растягивал тугой жгут, обмотанный вокруг щиколоток, снова и снова. Он даже перестал слышать звуки вокруг. Кольцо тишины обручем сжало голову, неспособную рассуждать. В этой немоте окружающего пространства он дошел до первого вагона, тамбур которого был заполнен людьми. Их было так много, что протиснуться было невозможно. Стоя около этой людской стены, притесняемый сзади другими интересующимися пассажирами, он ощутил страх. Чувство сковало его, и толпа вокруг сгрудилась плотнее, лишая конечности свободы. Толик задыхался, понимая, что не узнает никогда причину, остановившую поезд, а посему останется непредупрежденным о чем-то, что ждет его впереди, в пункте назначения. Он попытался вырваться, кричать, но тишина стала настолько плотной, что он осязал ее. Толя даже увидел себя со стороны – зажатый в человеческой массе, с широко открытым ртом, вылезшими из орбит глазами. Казалось, закричи он сейчас, и толпа распадется на молекулы, пропуская его к тайне, преградившей дорогу поезду. Он силился, аж лицо покраснело, у висков вздулись вены. Толик закричал и проснулся вместе со спасительным криком, полным страха и желания жить.
Когда он понял, что кричит, лежа на верхней полке купе, то закрыл рот. Что ему снилось, он не помнил. Открыв глаза, лежа на боку, Толик увидел в сумраке два огромных зрачка, находившиеся за стеклами. От этого вида и неожиданности, он резко поднял голову, стукнувшись о багажную полку.
– Ты чего, Толян? – спросил человек, смотревший на него сквозь очки.
Мужчина потер ушибленную макушку и сел. Свесив ноги вниз, ответил:
– С тобой инфаркт заработать можно.
– А с тобой? – съязвил «Очки». – Ты орешь как резаный.
Состав стоял. Толик посмотрел в окно. Перрон был ярко освещен. По нему прохаживались пассажиры. С лотками или ведрами, наполненными снедью, бегали как ошалелые торговцы – местные жители.
– Давно стоим? – спросил Толик у студента в очках, присевшего на нижней полке, напротив него.
– Нет, скоро тронемся, – ответил «Очки» и зевнул, выпустив перегоревший воздух.
– А где твои товарищи? – поинтересовался Анатолий, спрыгнув вниз.
– Санек с телками тусуется, а Леха блюет, наверное.
– Ты не думаешь, что он может попасть в беду?
– Вряд ли, пьяному море по колено.
Толик осмотрелся. Стол был заставлен остатками ужина.
– Хорошо посидели? – спросил он, потянувшись и зевнув.
– Так! – махнул рукой «Очки». – Притащили баб, а они начали пороть чушь, а та лежала и повизгивала…
«Не может обойтись без цитат из анекдотов, клоун», – подумал Анатолий, наклонив голову влево, вправо, вперед, назад, еще раз в той же последовательности, а потом круговое движение.
– …Потом еще байки про покойников рассказывать стали. О, извини, я только вспомнил, что у тебя…
– Не стоит, – прервал его невнятные объяснения мужчина и завел руки за спину, сцепил ладони, потянул вверх, растягивая мышцы.
– Знаешь, а смешно звучит, только ты не обижайся…
– Говори, – потянул он сцепленные руки влево, затем вправо и снова круговое движение головой.
– Вот слушай, только Толька, – произнес «Очки», и лицо его сделалось лицом человека, совершившего великое открытие, – Только Толька!
– Есть такая загадка: «Все в автобусе спали, Толька водитель не спал, как зовут водителя?» – начав делать круговые движения плечами, сказал мужчина.
– Водителя зовут Толя! Прикольно…
Тут «Очки» осекся. Привстав, он посмотрел за стекло, на людей, расходящихся по вагонам. В приоткрытое окно проник обрывок голоса диспетчера, испражненного через динамик. Он призывал провожающих покинуть вагоны.
– …Я Леху пойду поищу, – сказал «Очки», встал и вышел из купе.
Толик продолжал разминать затекшие мышцы. В животе булькнуло. Он спустился с полки. Взяв со стола последний бутерброд с икрой, казавшейся в темноте не оранжево-красной, а бордовой, он откусил кусочек, распробовал и тут же выплюнул в раскрытую ладонь. Хлеб был пропитан водкой.
Стряхнув мокрые крошки в предусмотрительно подготовленный студентами пакетик для не и пищевых отходов, отправив туда же испорченный бутерброд, Толик нашел на столе недоеденную плитку шоколада.
Перекусив, он забрался на полку и, отвернувшись к стене лицом, заснул. Разбудили его за два часа до прибытия в Москву.
– Толян, пива будешь? – спросил помятый «Пузо», окатив изо рта зловонием, словно водой из ушата.
Глава 16
Письмо, которое запоздало
1
Он объяснил парням, как добраться с вокзала до Красной площади, посоветовал купить небольшую карту Москвы, объяснил, как пользоваться метро.
– Это и впрямь боль-ша-я ло-те-ре-я, – выдохнул «Еж», стоя перед ступенями, ведущими вниз, к платформе метро.
– Пойдемте, – позвал Толик. – Я объясню, где садиться, как ориентироваться. Вообще-то все легко. Нужно только следовать по стрелкам и схемам. Москва переполнена схемами, потому что она так велика, что коренные москвичи в ней сами блуждают.
– Дааа, – выдохнул «Очки», не успевая вертеть головой туда-сюда. Он хотел увидеть и запомнить все: людей, передвигавшихся быстро-быстро, запах, как выглядят стены, киоски.
– Вот мой телефон, на всякий случай, – протянув землякам бумажку с написанным номером, сказал Толик. – А вот ваш состав! Станцию помните?
– Да! – ответили все трое хором и исчезли в зеве автоматической двери вагона, затянутые туда потоком людей.
– А вот и мой, – прошептал себе под нос мужчина и направился в противоположную сторону.
Он встал у окна, механический голос сказал: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» «Началось», – подумал Толик, сжав пальцы правой руки в левой. Он старался не думать, чтобы размышления преждевременно не увлекли его в дебри сомнений и переживаний. Он превратился в зрение, в слух, отринув способность делать выводы, рассуждать. «Какой у пацана стильный брелок», – думал он, а затем принимался разглядывать другого пассажира.
Выйдя из метро, Толик быстрым шагом направился к дому.
Войдя в квартиру, он снял ее с сигнализации. Огляделся.
Все без изменений. Разве что на полках заметнее стал слой пыли, да и зеркало покрылось серо-землистой пелериной. Проведя пальцами правой руки по ней, он оставил чистый след, казавшийся на общем фоне пыльного зеркала грязным пятном. В этом пятне Анатолий увидел себя, отражение человека, не решающегося сделать то, что необходимо сделать.
Он вошел в спальню. Тиканье часов было единственным звуком, сопровождавшим его. Кровать была застелена, на покрывале ни складочки. Он вспомнил, с каким усердием Полина выполняла эту работу, как она подтыкала ткань под матрац. Он улыбнулся, представив ее, стоящей у окна на кухне в Оренбурге, потом решительно подошел к шкафу, приоткрыл дверцу.
Неожиданно сзади, из коридора, грянула музыка. Она обрушилась на него всеми аккордами, ля-мажорами, до-минорами, заставив резко обернуться, отчего правая рука, до этого безвольно свисавшая, описав дугу в воздухе, ударилась о дверцу шкафа.
– Бли! – выругался Толик и поспешил в коридор.
На одной из полок всею возможностью своего полифонического голоса призывал ответить на звонок сотовый. Войдя в квартиру, Толик, не задумываясь, отстегнул его вместе с кожухом и оставил тут.
– Алло! – взяв телефон, ответил он. – Я домой зашел… С вокзала… Я скучал и собирался набрать тебя… Да… Как мама?.. Это и понятно. Пройдет… Я сильно-сильно скучал… Как твое?.. Я объяснил им, как проехать к Красной площади, а они назвали Москву большой лотереей, как в оскароносном фильме Меньшова… Сейчас переоденусь и пойду на работу… Убрали где?.. А зачем так тщательно?.. Положено… Маме передавай привет, обними ее от меня. Она сейчас где?.. Понятно… Я вечером перезвоню, а может, и раньше… Давай… Я тебя еще сильнее… Очень-очень сильно! Целую.
Он отключился, с улыбкой посмотрел на телефон, мигавший в ладони. Ненадолго задумался, затем нажал на кнопку, выключающую мобильник. На дисплее появилась прощальная надпись, после чего он потух. Положив сотовый на полку к кожуху, Толик вернулся в спальню.
Вытащив вешалку с брюками из шкафа, он присел на кровать. Рука подрагивала. Уголок конверта выглядывал из заднего кармана. Толик достал его, бросив брюки к ногам. Часы тикали, на улице кипела жизнь. Он смотрел на конверт, держа его за края, слушая биение своего сердца, шипящий свист дыхания, ход секундных стрелок. Зажмурившись, он вспомнил, как получил письмо. «Вовремя я вас поймал! Мой сын просил передать вам конверт, вот он», – сказал охранник и протянул белый прямоугольный пакет. «Ого! Мне пишут письма», – бросил Толик в ответ без особой радости. Наверное, угадав его чувства, охранник предупредил: «Сын сказал, что это важно и поможет вашему делу. Больше я ничего не знаю».
– Это необходимо, – произнес вслух мужчина, но так и не надорвал конверт.
Он продолжал вертеть его в руках без всяких мыслей. На улице визгливо закричала какая-то женщина. Вопль длился всего пару секунд, но его отголосок еще долго звенел в голове Толика. Поддев ступней брюки с вешалкой, лежавшие у ног, он откинул их в сторону шкафа. Пластмассовый крючок стукнулся о дерево, напомнив мужчине, как Артем достал из принесенной с собой коробочки плоский серебряный амулет, положил свободную руку на его, Толика, плечо и тихо-тихо проговорил в самое ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46